Орелинская сага. Книга вторая

Были и другие картины, но те уж совсем непонятные. Старик смутно догадывался, что видит что-то, происходящее далеко внизу, на земле, но понять ничего не мог. Его таинственный брат появлялся во снах совсем редко и все больше молчал. Однако Старик чувствовал – брат очень волнуется. Однажды он внятно сказал: «найдены все», и, проснувшись, Старик ощутил, что не может больше сидеть в бездействии. Сон этот покинул его слишком рано, за окном гнездовины еще висела ночь, но, несмотря на это, Старик вышел на улицу, где расправил крылья и взлетел.

Странное дело – полет его совсем не утомил! Даже наоборот – появились силы, о которых столетний орель и не подозревал. И это, странное на первый взгляд, обстоятельство, еще раз подтвердило, что грядут события, к которым нужно быть готовым.

Его нисколько не радовала разрастающаяся дружба между Летающими орелями и жителями поселения. С грустью смотрел Старик через окно своей гнездовины на соседей, рядящихся в сверкающие орелинские одежды и щеголяющих словечками из их речи. «Глупцы, глупцы, что вы будете делать, когда первые восторги улягутся, и станет ясно, что вы не ровня друг другу?», – размышлял он, наблюдая, как со снисходительными улыбками молодые летающие орели учили своих сверстников-поселян взлетать без травм на крышу самого низкого строения, и как легко взлетали они сами, демонстрируя, что это совсем не сложно. «Наивный Нафин, ты думал, что Гнездовище исчезнет, потому что нас всех заберут на Сверкающую Вершину? Ох, как же ты ошибался! Да кроме нас двоих там больше никто не сможет жить, без риска сорваться как-нибудь в пропасть и погибнуть. Все, кто летал туда, говорили об этом. Так что, не обольщайся, мой мальчик, ты сдвинул камень, который может покатиться только вниз!».

Старик, пожалуй, был единственным, кто увидел отголосок своих мыслей в глазах Торлифа. И понял – начало беде положено. А когда мимо его окна прошел хмурый молодой орелин, неприязненно озирающийся вокруг, надежды больше не осталось. Требовался лишь небольшой толчок, чтобы отчуждение, зреющее в этих двоих, перекинулось на окружающих. И Старин стал готовиться.

Он понимал, что предотвратить в одиночку ничего не сможет, но старался оттянуть ссору между орелями. Раз таинственный брат сказал, что все найдены, значит, Нафин скоро вернется. И вернется не один! Может быть, вместе они сумеют что-то придумать!

Для начала Старик слетал к могиле Тихтольна, чтобы проверить надежно ли она закрыта. Он также отследил путь, по которому Летающие орели спускались в Гнездовище, и с удовлетворением отметил, что проходил этот путь в достаточном удалении от опасной могилы. Ночные вылазки сделались длиннее, потому что сначала Старик обходил Гнездовище, ликвидируя все, что могло вызвать неудовольствие какой-нибудь из сторон. Убирал застывшие потеки Серебряной Воды, небрежно разлитой поселянами, возвращал на место листья, сорванные с кровель неосторожными взмахами огромных крыльев гостей, и только потом взлетал.

Конечно же, он не мог не заметить хмурого ореля, следящего за его полетами из-под раскидистых ветвей Кару.

Поначалу Старик решил, что парню просто не спится, и он вышел полюбоваться звездами. Но на следующую ночь повторилось то же самое… И на другую, и потом опять… Однажды Старик помахал орелину рукой, но, судя по тому, как резво наблюдатель скрылся в гнездовине, не ответив на приветствие, понял, что юноша следил за ним.

Несколько дней потом ломал Старик голову над тем, что могло побудить к слежке этого Летающего гостя, но ответа так и не нашел. Он всерьез решил перенести мертвого орелина куда-нибудь уж совсем подальше в горы, но побоялся, что странный парень последует за ним. Из этих же соображений отложил он и дело, давно дожидающееся на заднем дворе гнездовины. Дожди и ветры обнажили захороненные там обломки с записями Генульфа, и их следовало зарыть снова, поглубже. Но руки все не доходили. Старика почти никто не навещал, потому он сильно не тревожился. Зато теперь не переставал себя ругать: а ну, как этот любопытный тип и туда залезет! Оставалось уповать лишь на то, что он скоро улетит домой.

Из болтовни соседок Старик разобрал, что хмурый молодой орелин прибыл в поселение на постройку гнездовины для своей сестры и её жениха, и что строительство вот-вот закончится. Что Гнездовище его, похоже, тяготит, и он ждет не дождется возвращения. … От сердца немного отлегло. Может быть, в этот раз и обойдется! Недоброжелательный орелин улетит к себе и вряд ли вернется сюда еще раз… Однако до конца беспокойство не проходило.

В день пиршества Старик, как обычно, сидел у окна, терпеливо дожидаясь вечера. Сегодня он обязательно перепрячет обломки. Вот подождет, когда стемнеет как следует, и начнет. Следящий за ним парень вряд ли что-нибудь заметит – ему надлежит сидеть за пиршественным столом, рядом с сестрой… Но, почему же он все-таки следит? Какой такой интерес мог вызвать древний поселянин у юноши со Сверкающей Вершины? Непонятно!…

Вдруг Старик напрягся. Мимо его окна брела к чаше с водой Метафта. Бессильно опущенные руки еле держали пустой сосуд, а помертвевшие глаза не выражали ничего. Недавняя веселая хозяйка Гнездовища превратилась в старуху, безразличную ко всему. Старик тяжело вздохнул. Как же давно они с ней не общались! После исчезновения Нафина Метафта заходила сюда, в его гнездовину, считая, что именно он виноват в бегстве её мальчика. Пришлось подробно пересказать весь разговор, и несчастная женщина, кажется, все поняла правильно. Но после визита Великого Иглона её словно подменили. На следующее утро, когда все Гнездовище Взволнованно обсуждало неожиданное появление новых родичей, Старик пошел к Метафте с твердым намерением рассказать ей всю правду о себе и о страшной находке в горах. Конечно, он объяснит, что не считает Нафина убийцей, что, скорей всего, произошел несчастный случай, но, сходившая с ума от беспокойства Метафта должна была узнать, что её сыну прочитали самый опасный текст из Генульфовой пещеры, и теперь он наверняка ищет детей Дормата где-нибудь далеко на земле.

Однако благие намерения старика закончились ничем. Метафта неожиданно зло захлопнула дверь перед самым его носом и не захотела разговаривать.

Несколько раз после этого пытался Старик с ней объясниться, но ничего не получалось. Теперь же, наблюдая за бредущей в унынии женщиной, он решил попытаться еще раз.

Метафта как раз доставала из чаши наполненный сосуд, когда Старик остановился рядом. Он тихо поприветствовал женщину, но она не ответила.

– Метафта, мне необходимо поговорить с тобой. Очнись, не будь такой безучастной. Беда совсем рядом, а мне даже опереться не на кого. Я знаю, что Нафин нашел детей Дормата и скоро вернется, но опасаюсь, не случилось бы это слишком поздно. Здесь, в Гнездовище может произойти нечто такое, что всех нас погубит!… Метафта! Да слышишь ли ты меня? Неужели даже имя сына не способно вернуть тебя к жизни?!

Орелина подняла на него пустые глаза, и вдруг в них загорелось злое отчаяние.

– Не лги мне, Старик! – прошипела Метафта. – И не смей поминать Нафина! Уж не знаю, для чего тебе вздумалось меня пугать, но дети Дормата не найдены! Во всяком случае, один из них! Мой бедный мальчик еще долго будет рыскать по свету в поисках его следов, но ничего не найдет. Думаешь, я не знаю, чей ты сын на самом деле? Знаю! Слышала, как тебя так называл молодой предводитель Летающих! Я многое передумала с тех пор, пыталась хоть что-то понять и, знаешь, что поняла? Что ты нарочно отправил Нафина на верную смерть! Ты видел, – мой мальчик еще очень юн, неопытен и страшно упрям. Ты знал, без последнего сына Дормата он ни за что сюда не вернется! Потому и не открылся ему, хотя должен был бы лететь и искать своих братьев вместе с Нафином! Но зачем тебе это? Куда как лучше отсидеться здесь, в тиши и покое, а дурачок Нафин пусть себе рыщет по свету, продляя твою никому не нужную жизнь! Я не так глупа и тоже догадалась – ты ведь потому и живешь так долго, что предсказание еще не исполнилось. И остальные, видимо, тоже живы. Но когда сыновья Дормата соберутся все вместе, жизнь ваша закончится. А ты не хочешь умирать, Старик, верно? И не лезь ко мне с разговорами! Мне не о чем с тобой говорить!

Женщина перехватила сосуд покрепче и собралась, было уйти, но Старик её удержал.

– Ты о многом догадалась верно, Метафта, но только не о том, что мной руководило. Да, я не хотел, чтобы предсказание сбылось, но только потому, что не хотел гибели Гнездовища. Мне всегда были дороги и это место, и те, кто тут живет. Поверь, я, не колеблясь, распрощался бы с жизнью, ради их спасения! Но конец уже близок. Не спрашивай, откуда я это знаю – я и сам не смог бы тебе ответить вразумительно – просто знаю наверняка, что Нафин всех нашел и догадался о том, кем я на самом деле являюсь. Думаю, он уже спешит сюда, но может не успеть. Повторяю, что-то произойдет в Гнездовище.., что-то, от чего мы все погибнем!…

– Мы, но не ты! – перебила Метафта. – Уж ты-то здесь останешься, даже если все поселение сметет новая гроза, вроде той, после которой появился Обвал! А что до остальных, то им своей судьбы все равно не избежать. Что будет, то и будет! Жаль, если я больше никогда не увижусь с Нафином, но… Неужели ты еще не понял, что изменить мы ничего не сможем?!

– Но ведь речь идет о наших близких! Об их детях! Я не верю, что их участь настолько тебе безразлична! Ты можешь набирать воду в этой чаше и не замечать, что она стала совсем иной, но не замечать того, что назревает в Гнездовище, не имеешь права! Как не имеешь права смиряться и опускать руки перед надвигающейся бедой, если есть хоть малейшая возможность её избежать, или, по крайней мере, свести потери к минимуму! Торлиф – твой брат. Он ненавидит летающих орелей и ждет малейшего повода, чтобы развязать ссору. Поговори с ним, убеди не делать этого! В конце концов, расскажи ему все, и про меня, и про вторую часть предсказания!…

Метафта снова подняла на Старика глаза, и они словно заглянули ему в самую душу.

– А сам-то ты веришь, что этим можно что-то предотвратить?… Вижу, не веришь. Я тоже. Потому ничего не скажу ни Торлифу, ни кому-либо еще. И ты не запугивай орелей без толку. Не Торлиф, так кто-нибудь из Летающих затеет ссору. От Судьбы не уйдешь. Пусть уж Гнездовище доживет последние дни в мире, покое и незнании…

– Мира и покоя скоро не будет.

– Ну и пусть! Я всегда думала, что неправ был мой Нафин, но, может быть ошибки совершал именно ты? Так что не лезь в это дело. Не совершай последней ошибки – роковой.

С этими словами Метафта ушла, и Старик её больше не останавливал. Последний брошенный упрек пригвоздил его к месту. Став прозорливой в своем горе несчастная мать увидела все в новом и, кто знает, может быть, в истинном свете. Уж не права ли она в том, что ему, Старику, следовало лететь вместе с Нафином? Разве не увидел он во время последнего разговора, что мальчишка ни за что не отступится от своего?! Видел, конечно, и понимал, что рано или поздно Нафин улетит на поиски. Но, куда бы они полетели? В каком направлении следовало искать? Нет, видимо было нужно, чтобы появился этот Летающий орелин, который прочитал надпись на плите, и все произошло так, а не иначе… Метафта права – с Судьбой не поспоришь. Возможно, не стоит суетиться и перезакапывать обломки на заднем дворе?… Но укоренившееся за долгие годы убеждение, что записи Генульфа никто не должен видеть никак не хотело отступать. «Сделаю, как решил, – подумал Старик, – а там разберемся, во благо это было или во вред!».

И потому, когда над Гнездовищем повисла луна, он взял в руки некое подобие лопаты, выточенное в незапамятные времена еще Генульфом, и пошел на задний двор.

Возился Старик недолго. Но, когда закончил, желания, как обычно, облетать поселение почему-то не было. Без особой надежды он решил пойти заснуть и, как ни странно, заснул почти сразу.

Беспорядочный и малопонятный поначалу сон скоро сменился четкими видениями, пугающими своей реальностью. Старику привиделось, что хмурый Летающий орелин открывает могилу своего мертвого сородича, а потом, в великом гневе, бросает закрывавший её обломок Генульфовой пещеры вниз, прямо на Гнездовище. В жутковато-медленном полете, плита стала увеличиваться в размерах, и в самый последний момент Старик обреченно понял, что сейчас она накроет поселение целиком.

Ужас заставил старого ореля немедленно проснуться. Он сел на своем ложе, опасаясь хоть на миг снова закрыть глаза, чтобы страшная картина не повторилась. Но дрожь во всем теле никак не унималась. Чтобы немного успокоиться, Старик взялся навести в гнездовине порядок, и некоторое время сосредоточенно переставлял с места на место сосуды и миски, стряхивая пыль с каменных выступов под ними. У самого порога он заметил островок разросшегося лишайника, который необходимо было соскоблить, но вспомнил, что каменная лопатка осталась на заднем дворе. И Старик решил за ней сходить.

Он сразу увидел хмурого орелина, роющегося в земле. Парень доставал из его нового захоронения обломок за обломком и отбрасывал их в стороны. Словно в лихорадке он пробегал глазами текст, а потом снова начинал рыть, как будто искал что-то совсем другое.

Старик ощутил, как в одно мгновение его покинули и жизненная сила, и воля. Помертвев, он наблюдал за происходящим, не в силах отвести глаза. Недавний кошмарный сон оборачивался явью!

Безжизненно, почти машинально, отвечал он на расспросы взбешенного орелина, при этом голос его делался все слабее и тише. Беда пришла! И, хотя была давно ожидаема, все равно застала врасплох. Поэтому, когда Летающий пробежал мимо него на улицу, Старик только и смог, что прошептать:

– Судьба…

И бессильно привалиться к стене гнездовины.

* * *

Лоренхольд в гневе шагал по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды поселян. Текущие слезы он размазывал грязными от земли руками, так что скоро его лицо стало совершенно ужасным. Ненависть душила ореля! Проклятый Старик все знал и говорил об этом так спокойно, словно не видел в убийстве Тихтольна ничего ужасного! Но ничего, он еще поймет, как все это страшно, когда против него обернется гнев всех жителей Шести Городов…

Неожиданно на плечо юноши легла чья-то рука.

– Лоренхольд, что с тобой? Ты ужасно выглядишь! Уж не перебрал ли ты вчера с непривычки сока Кару?

Говоривший оказался Клиндоргом – старинным знакомцем из Южного Города. Когда-то он жил по соседству с Тихтольном, и Лоренхольд, навещая брата, коротко с ним сошелся… До чего же давно все это было! А теперь Клиндорг жил в Гнездовище. Около месяца назад была его свадьба, и Лоренхольда тогда тоже звали, но он не полетел. Сейчас же, глядя на веселое лицо Клиндорга, юноша горько об этом пожалел. Полети он тогда, может быть, все случилось бы раньше, и возмездие уже свершилось бы, и Геста не связала свою судьбу с поселянином!

– Так что с тобой случилось, Лоренхольд? – Клиндорг потряс задумавшегося приятеля за плечо.

– Лучше ты скажи, что случилось с тобой…

Лоренхольд выдавил эти слова с трудом, хрипло… Он хотел продолжить и спросить: «что случилось, раз ты решил остаться жить в этом проклятом месте», но запнулся. Последние слова застряли в горле вместе со сдерживаемым рыданием, а Клиндорг понял недосказанный вопрос по-своему.

– Со мной? Так тебе уже кто-то рассказал? Я бы, конечно, не назвал это «случилось», но ситуация вышла действительно забавная. Представляешь, моя жена и её мать боятся отпускать меня летать в горы, потому что считают, что это опасно.

Клиндорг беззаботно рассмеялся, но Лоренхольда словно обожгло лавой.

– Боятся! – крикнул он со всей силой своего отчаяния, прорвавшегося наружу. – Думаешь, они этого боятся?! Не-ет, Клиндорг, они боятся совсем другого! Им нужно сравнять тебя с собой и заставить забыть великолепие Сверкающей Вершины, чтобы ты не знал другой радости в жизни, кроме как возиться в земле и сушить их проклятые листья!…

– Что ты несешь, Лоренхольд?! Опомнись! – опешил Клиндорг. – Не кричи так, тебя же слышат!

Побелев лицом он обернулся вокруг, на поселян, замерших в изумлении, но Лоренхольда было уже не остановить.

– Беги со мной, друг! Беги отсюда! Что общего может быть у тебя с твоей бескрылой женой?!…

– Замолчи! Ты с ума сошел! Я люблю её!

– Это сейчас! А что будет потом, когда тебе запретят сначала летать в эти горы, потом на Сверкающую Вершину и, наконец, ты не сможешь даже расправить крылья?! О чем ты будешь говорить с ней, не знающей восторгов полета в бескрайнем небе, когда ты на равных с Солнцем и Луной, а горы под ногами кажутся мягкими, словно легкое облако! Не зарыдаешь ли ты, глядя на своих детей, ползающих по камням, подобно гардам? Какие истории будешь им рассказывать? Про высокие города на вулканах? Про мудрых Иглонов и их народ? Про тайны, которыми наполнено розовое облако на рассвете?… Или предоставишь своей жене право поведать поучительную историю о предке-убийце?…

Толпа вокруг постепенно росла. Привлеченные криками Лоренхольда из своих гнездовин повыходили поселяне. Кое-кто из них еще натянуто улыбался, считая все происходящее лишь неудачной шуткой. Но большинство разобралось, в чем дело и так уже не считало. Их знания языка орелей вполне хватало, чтобы понять, о чем Лоренхольд говорил, и это им совсем не нравилось. Лица поселян делались все суровее, и все чаще начали они недоброжелательно поглядывать на группу молодых Летающих орелей, жмущихся к ограде ближайшей гнездовины. Не зная в чем дело, те поначалу были страшно напуганы странным поведением своего сородича. Но, по мере того, как Лоренхольд говорил, испуг на их лицах начал сменяться пониманием. Парень, конечно, не в себе и, пожалуй, слишком резок, но в словах его, несомненно, была доля правды.

Клиндорг тоже выглядел смущенным, однако, последняя фраза приятеля о прародителе-убийце совершенно его возмутила.

– Помилуй, Лоренхольд, это-то тут причем?!

– Причем?!…

Орель на мгновение запнулся. Он не был уверен в своем праве рассказывать кому-либо об ужасной находке, прежде чем о ней узнают Иглоны. Но в памяти всплыла увиденная недавно картина – мертвый Тихтольн в тесной пещерке, его высохшее, сморщенное, как у старца лицо – и Лоренхольд не смог промолчать. Он обвел глазами толпу, усмотрел понимание в лицах своих сородичей и, обращаясь только к ним, заговорил:

– Я надеюсь, все вы помните нашу с Тихтольном выходку? Как, в обход запрета, мы тайком прилетели сюда, чтобы посмотреть на Гнездовище? И, как потом, ошибочно испугавшись того, что местные жители умеют летать, Тихтольн отправил меня домой, а сам вернулся? Он знал, чувствовал, что поселянам доверять нельзя и стал первой жертвой! Тут недалеко, на этой вот скале, есть пещерка, в которую затолкали его мертвое тело! Эти потомки убийцы недалеко ушли от своего прародителя! Они убили Тихтольна и даже не потрудились как следует скрыть его могилу!…

Толпа в ужасе отшатнулась, а лица Летающих исполнились гневом. Не обращая внимания на растерянность и замешательство среди жителей Гнездовища, они подались вперед и закричали, перебивая друг друга:

– Где это, Лоренхольд?!!!…

– Покажи нам!…

– Ты точно видел Тихтольна?…

– Ты уверен, что его убили?…

– Но за что?!!!

– Я покажу вам и объясню за что! – Лоренхольд распалялся все сильнее. – Знаете, чего они хотят больше всего? Снять проклятие Хеоморна, наложенное на весь их род! Говорят, что Генульф целую пещеру покрыл своими записями. Видимо раскаялся в конце жизни и захотел объяснить, наконец, зачем совершил свои злодеяния. Но пещера погибла в Обвале, а её обломки с остатками записей здесь тщательно скрывают. Поройтесь на заднем дворе у Старика, что живет возле чаши – там их предостаточно закопано! Тихтольн, видимо, тоже что-то нашел и поплатился за это! Его могила была завалена камнем, явно принесенным с другого места. Наверное, его там тоже прятали, потому что какие-то записи на плоской стороне были. К сожалению, я их не прочел – не до того было, да и камень раскололся при падении – но причина, по которой моего брата убили, полагаю ясна!

Смятение среди поселян достигло предела. То, в чем их обвинял этот Летающий, было чудовищно! Растерянно переглядывались они друг с другом, и только Торлиф, стоявший и слушавший в некотором отдалении, оставался спокоен.

Наконец-то!

Этот парень высказался так, что лучше не придумать!

Вот сейчас его, Торлифа, как старейшину, попросят что-нибудь ответить, и он ответит! Ответит так, чтобы никогда больше никого из Летающих орелей в Гнездовище не увидели!

– Торлиф, Торлиф! – закричали в толпе. – Скажи же что-нибудь!

Старейшина Гнездовища ласково улыбнулся.

– Конечно.

Он подошел к Лоренхольду, но разговаривать стал не с ним. Повернувшись к орелю спиной, Торлиф заговорил, обращаясь только к поселянам и, в противовес крикам Лоренхольда, голос его был мягок и вкрадчив.

– Наш гость очень возбужден. Похоже, он немного не в себе, и мы должны отнестись к этому со снисхождением. Тем более что обвинения просто смехотворны. Мы уже говорили, что не видели пропавшего орелина. Но, даже если это не точно, и кто-то из вас его все же видел, но скрыл это, то каким образом смог бы он отнести тело в горы? Никто из наших не в состоянии взлететь на дерево, не говоря уже о скале…

– А Старик! А пропавший мальчишка! – закричал Лоренхольд.

Торлиф, не оборачиваясь, снисходительно улыбнулся, словно сзади капризничал неразумный ребенок, которому не следовало потакать ради его же блага.

– Старик слишком стар, а Нафин – слишком юн. Где им убить молодого, здорового и, конечно же, сильного Летающего ореля! Кажется, наш обличающий гость клевещет на своих же сородичей, намекая на их слабость…

По группе Летающих пробежал возмущенный ропот, когда те, кто хорошо знал язык, перевели остальным слова Торлифа. Но жители Гнездовища, которых было намного больше, заставили их замолчать и попросили старейшину продолжить.

С трудом скрыв удовлетворение Торлиф изобразил на лице печаль и развел руками, как будто извинялся за то, что не хотел, но вынужден говорить горькую правду.

– Всем нам известно, что наш прародитель Генульф был изгнан за тяжелое преступление. Но разве он родился в Гнездовище? Нет! Он основал его, придя сюда со Сверкающей Вершины! И здесь, к счастью, никого не убивал. Поселянам подобное злодеяние не знакомо. Зато предки наших блистательных гостей, очевидно, были знакомы с ним очень хорошо, и примером тому, как ни печально, может служить именно наш прародитель. Поэтому немного странно, что родство с ним вменяют нам в доказательство того, что все мы тут склонны к убийствам! Я теряюсь в догадках – зачем это нужно, но… Страшно предположить, но, может быть, наш обвинитель измыслил все эти чудовищные вещи, чтобы прикрыть ими своё собственное злодейство!…

Клиндорг громко вскрикнул и попытался что-то возразить, но ему не дали. Поселяне угрожающе придвинулись, а малочисленные Летающие орели сочли за благо удержать его и послушать, что будет дальше.

– Ну да, конечно! – хлопнул себя по лбу Торлиф, будто его только что осенило. – Мы же все несколько мгновений назад слышали, как этот юноша говорил, что прилетел вместе со своим братом поглазеть на нашу жизнь вопреки запрету. Это очень плохо, конечно, и в Гнездовище такое вряд ли могло произойти. Но меня сейчас больше всего заботит, почему домой вернулся только один? С какой стати второй остался следить за нами? Мы много лет тихо и мирно живем своей жизнью, никому не мешая, и эта слежка выглядит как-то глупо! Я бы даже сказал – неестественно и неправдоподобно. Но, если предположить, что орели, тайком прилетевшие сюда, по какой-то причине повздорили, и один убил другого, случайно или намеренно, а потом спрятал тело, завалив тайник первым попавшимся камнем, то все становится похожим на правду и выглядит вполне логично! Поэтому убийца и не показывался у нас все это время – из-за неприятных воспоминаний, или из-за боязни выдать себя как-нибудь… Но потом он раскаялся, а может, узнал, что пропавшего ореля все-таки собираются искать, и прилетел к месту преступления. Благо повод нашелся подходящий – сестра выходила замуж. А здесь уже, пользуясь нашей открытостью и радушием, вызнал кое-какие тайны и придумал, как сделать этих ничтожных нелетающих глупцов ответственными за убийство своего брата! Причем, в ход пошло все, даже Генульфовы записи, которых мы в глаза не видели. Но даже если бы и видели, то молодой человек не принял в расчет то, что мы не умеем читать. А, чтобы скрывать так усердно какую-то тайну, нужно, по меньшей мере, знать, о чем она.

И Торлиф снова развел руками под одобрительные крики поселян.

Лоренхольд ничего не понял из речи старейшины. Язык Гнездовища был ему незнаком. С Сольвеной они общались без помех, потому что девушка прекрасно выучила орелинский, но сейчас он мог только по лицам притихших сородичей понимать, что говорится что-то ужасное. Наконец, Клиндорг, понимавший больше других, заплетающимся языком перевел ему то, что было сказано, и мир почернел в глазах Лоренхольда. Он рванулся к Торлифу, однако старейшину загородили собой поселяне. Тогда, беспомощно осмотревшись по сторонам, юноша вдруг заметил в толпе Сольвену и, радостно вскрикнув, бросился к ней. Девушка пыталась сопротивляться, но Лоренхольд все же вытащил её за руку на середину пустого пространства, образовавшегося вокруг Летающих, и закричал: