Крайняя необходимость при угрозе морских аварий
Для второго вида характерно так называемое познание абсолюта: речь идет не о полном знании, охватывающем собой все, что существует в универсуме[40], но о познании высшего, о познании, в процессе которого мыслящий человек отождествляет себя с тем, что уже не является им самим (с бытием). Именно в этом смысле Г. Гегель и определяет абсолютное знание как тождество бытия и мышления. Любое человеческое действие, любое прочувствованное открытие в сфере мысли несут в себе, с одной стороны, субъективное творчество, с другой – объективное проявление, причем так, что первое исходит от нас самих, а второе – от бытия. Абсолют присутствует в каждом реальном действии, в том счастливом состоянии, когда мы действуем или открываем что-то новое. Но лишь философская рефлексия дает нам знание об этих счастливых моментах[41]. В связи с этим несомненно, что действия в состоянии крайней необходимости – это не только достижение конкретного результата – устранения опасности, но и одновременно открытие чего-то нового.
От абсолютной необходимости следует отличать моральную необходимость, выражающуюся в чувстве того, что нужно и что не нужно делать: хотя мы знаем, что нужно делать, но от нашей свободы (свободного произвола) зависит, будем ли мы действовать морально или нет. Моральная необходимость, следовательно, – это долг, который встает перед нашей свободой, но который не может принуждать нас или утверждать себя абсолютным образом.
Вполне очевидно, что моральная необходимость в силу ее особого характера и признания конкретных моральных устоев определенными группами людей, а также зависимостью ее от условий бытия и производности от суждений и действий самих людей (принцип эволюционной изменчивости), не может служить универсальным оценочным критерием мыслей и действий, в том числе и в состоянии крайней необходимости.
Иначе говоря, философские понятия абсолютной, относительной и моральной необходимости, глубоко и всесторонне раскрывающие в своей совокупности разные грани категории необходимости, тем не менее не позволяют утверждать, что существует единое и внутренне не противоречивое философское понятие необходимости, которое охватывало и объясняло бы основные особенности правового понятия «крайняя необходимость». Вместе с тем из трех указанных философских видов понятия необходимости наиболее близкой к правовому понятию «крайней необходимости» является «относительная необходимость».
Главная причина некоторого несовпадения философских и правовых трактовок понятия «необходимости» заключается в том, что право оперирует абстракциями (нормами), зависящими от воли людей, сколь бы объективными они ни казались, а философия имеет дело с категориями, зависящими не от воли людей, а от их рефлексии и степени развитости интеллекта и условий бытия. Кроме того, право имеет дело с конструкцией «крайней» необходимости, с ее отчетливо выраженной практической направленностью, а философия – с категорией «необходимости», когда объектом исследования является глубинное и предельно обобщенное содержание этой категории, а не степень необходимости совершения каких-то действий, зависящих от частных и конкретных обстоятельств морского происшествия.
§ 2. Понятие крайней необходимости в уголовном праве
Первоначально, когда правовая конструкция «действий в состоянии крайней необходимости» еще только формировалась, она применялась как в уголовном, так и в гражданском праве, точнее сказать, применялась в основном в гражданском праве. Об этом, в частности, свидетельствует одна из известных кодификаций римского права – Дигесты византийского императора Юстиниана I (V–VI века нашей эры)[42], которая называлась «Корпус юрис цивилис». В частности, действиями в состоянии крайней необходимости являлись действия, вызванные страхом перед опасностью, грозящей людям или имуществу[43].
По мере развития права конструкция «действий в состоянии крайней необходимости» обрела свои специфические черты как в гражданском, так и в уголовном праве.
Отечественные юристы еще в прошлом неоднократно давали определения понятию «крайней необходимости». Например, русский ученый, специалист в области уголовного права, Николай Спепанович Таганцев[44] еще в XIX веке дал такое определение: «Под состоянием крайней необходимости понимается нарушение кем-либо правоохраняемого интереса, или неисполнение какой-либо правовой обязанности, или общее посягательство на правовую норму ради защиты также правоохраняемого интереса, грозящей ему и другими средствами неотвратимой опасности»[45].
Сходное, хотя и более развернутое определение «крайней необходимости» дает российский академик Владимир Николаевич Кудрявцев[46]: крайняя необходимость – это положение, при котором можно устранить опасность только путем совершения действия, признаки которого предусмотрены уголовным законом. Крайняя необходимость – это одно из обстоятельств, исключающих уголовную ответственность. Примером может служить: завладение автомашиной вопреки воле водителя для перевозки раненого; разрушение чужого дома для предотвращения распространения пожара и пр.
Опасность, устраняемая при крайней необходимости, может грозить интересам государства, общественным интересам, личности или правам конкретных лиц или лица. При этом необходимо, чтобы опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена никакими другими средствами. Уголовная ответственность исключается, если причиненный вред менее значителен, чем вред предотвращенный (например, лишение жизни человека для спасения собственной жизни не создает состояния крайней необходимости).
При наличии состояния крайней необходимости уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит прекращению за отсутствием состава преступления. Ответственность за превышение пределов крайней необходимости специально в законе не предусмотрена, она наступает на общих основаниях за действие, причинившее более значительный вред, чем предотвращенный (то есть за повреждение имущества – умышленное или неосторожное, самоуправство, телесное повреждение и т. п.)[47].
Крайняя необходимость несколько похожа на «необходимую оборону». Так, в ст. 37 УК РФ[48] указано: «1. Не является преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, то есть при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства от общественно опасного посягательства, если при этом не было допущено превышение пределов необходимой обороны… 3. Превышением пределов необходимой обороны признаются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и степени общественной опасности посягательства»[49].
Состояние крайней необходимости отличается от необходимой обороны[50] тем, что: а) при необходимой обороне всегда имеет место общественно опасное посягательство, а при крайней необходимости возможны стихийное бедствие (например, пожар), несчастный случай (например, авария транспорта) либо какая-нибудь иная опасность (например, нападение животного); б) при необходимой обороне опасность устраняется путем причинения вреда нападающему, а при крайней необходимости вред может причиняться другим лицам (например, собственнику чужого здания); в) условием правомерности необходимой обороны является ее соответствие характеру и опасности посягательства, а крайней необходимости – невозможность устранения опасности другими средствами и причинение менее значительного вреда, чем предотвращенный вред[51].
Согласно ст. 39 УК РФ, под крайней необходимостью понимается следующее:
«1. Не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или иных лиц, охраняемым законом интересам общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и при этом не было допущено превышения пределов крайней необходимости.
2. Превышением пределов крайней необходимости признается причинение вреда, явно не соответствующего характеру и степени угрожающей опасности и обстоятельствам, при которых опасность устранялась, когда указанным интересам был причинен вред равный или более значительный, чем предотвращенный. Такое превышение влечет за собой уголовную ответственность только в случаях умышленного причинения вреда»[52].
Сходные по своему содержанию правовые конструкции можно встретить и в законодательстве других стран. Так, в США, Великобритании и других странах англо-американской системы права они встречаются под разными названиями: необходимость, крайняя необходимость, выбор из нескольких зол, психологическое принуждение и пр. Как разъяснил Верховный Суд Нидерландов, анализируя эти положения англо-американского права, они означают, что субъект деяния в ситуации, когда ему приходится выбирать между противоречивыми обстоятельствами, подчиняется самой важной из причин[53]. При этом в определенных обстоятельствах умерщвление врачом безнадежно больных может быть оправдано на основании крайней необходимости[54]. В законодательстве Нидерландов, в отличие от Великобритании и других стран американских юрисдикций, можно прибегать к освобождению от ответственности при любых преступлениях в состоянии крайней необходимости[55]. Статья 41 Уголовного кодекса Нидерландов 1886/97 гг. содержит своеобразный симбиоз положений о необходимой обороне и крайней необходимости. При этом основное внимание в ст. 41 уделено необходимой обороне, в то время как крайняя необходимость представлена лишь отдельными элементами этого правового феномена, которые оказываются как бы включенными в конструкцию необходимой обороны.
Кодекс точно не определяет, при каких обстоятельствах применение насилия как при необходимой обороне, так и при крайней необходимости, приведшее к смерти, может быть оправдано, а также не указывает на обстоятельства, которые могли бы способствовать освобождению от ответственности.
Элемент, определяющий, что вынужденное насилие было совершено в состоянии крайней необходимости и одновременно необходимой обороны, включает в себя два общих требования: субсидиарности и пропорциональности. В каждом случае нужно оценить, были ли обоснованными в данных обстоятельствах используемые средства для защиты от опасности.
Для решения правовых проблем в подобных случаях Верховный суд Нидерландов нашел два возможных пути: во-первых, предложил толковать соответствующие нормы закона ограничительно, если чувствуется, что определенные ситуации должны быть исключены из рамок уголовного закона; во-вторых, расширить рамки крайней необходимости в качестве оправдывающего обстоятельства, что он и сделал в случаях умерщвления безнадежно больных (эвтаназии), испытывающих невыносимые страдания, не поддающиеся блокаде медицинскими средствами[56].
На основе изложенного можно сделать вывод о том, что в зарубежном уголовном законодательстве правовая конструкция «крайней необходимости» применяется не только в случаях возникновения опасности от воздействия стихии или чего-либо подобного, но и от преступных действий людей. При этом конструкция «крайней необходимости» носит как бы вспомогательный, подчиненный характер по отношению к правовой конструкции «необходимой обороны».
§ 3. Понятие крайней необходимости в гражданском праве
Для гражданского права РФ характерно использование так называемого генерального деликта, согласно которому причинение вреда одним лицом другому само по себе признается противоправным и влечет обязанность возместить этот вред, если иное не установлено законом.
В различных системах зарубежного гражданского права нет единства в отношении использования конструкции «генерального деликта». Так, во Франции, гражданское право которой основывается на Кодексе Наполеона, есть определение генерального деликта (ст. 1382 ГК), в соответствии с которым «какое бы то ни было действие человека, которое причиняет другому ущерб, обязывает того, по вине которого ущерб произошел, к возмещению ущерба». При этом имеются в виду все виды ущерба: от легкой обиды до убийства человека. Сходные положения содержатся и в ст. 823 Германского гражданского уложения.
В системе англо-американского права действует не общий деликт, а английское деликтное право, которое представляет собой замкнутый круг сингулярных (частных) деликтов, выработанных многовековой судебной практикой, основанной на судебных прецедентах. В связи с появлением новых правонарушений круг этот постепенно расширяется путем конструирования новых частных деликтов – прецедентов[57].
Внедоговорная ответственность возлагается на причинителя вреда при наличии определенного юридического состава: 1) наличие вреда; 2) противоправное поведение лица, причинившего вред; 3) наличие причинной связи между противоправным поведением и причиненным вредом; 4) вина причинителя вреда (ст. 1064 ГК РФ)[58].
Перечисленные условия называются общими, поскольку они необходимы при всех случаях возникновения деликтных обязательств, если иное не установлено законом.
Важнейшим среди перечисленных элементов юридического состава является наличие вреда, так как вне его вопрос об ответственности не возникает. Под вредом понимается всякое умаление охраняемого законом материального или нематериального блага (жизни и здоровья человека).
На основе деликтного обязательства возмещается вред, вызванный гибелью или повреждением имущества, а также вред личности потерпевшего. Но под последним понимается прежде всего вред имущественного характера, то есть возмещаемый в деньгах (утрата заработка вследствие повреждения здоровья; отсутствие возможности получать средства к существованию, которые представляло лицо, умершее из-за причиненного ему телесного повреждения; расходы, связанные с лечением граждан, пострадавших от преступных действий, и пр.).
Вред, причиненный имуществу, выражается в стоимости утраченного или поврежденного имущества, а также в доходах, которые можно было бы получить, если бы оно не было повреждено или утрачено (ст. 1084–1094 ГК РФ)[59].
Наряду с имущественным возможно возмещение и морального вреда (ст. 1099–1101 ГК РФ). Под последним понимаются физические или нравственные страдания, понесенные вследствие противоправных и виновных действий другого лица. Моральный вред может быть, например, причинен гражданину в результате распространения средством массовой информации не соответствующих действительности сведений, порочащих его честь и достоинство либо причиняющих иной неимущественный ущерб.
Если понесен моральный вред, то размер возмещения определяется по усмотрению суда и не зависит от размера подлежащего возмещению имущественного вреда.
Некоторые особенности возмещения морального вреда есть в зарубежной судебной практике и в иностранном праве. Так, в ГК Франции понятие «моральный вред» сформулировано без указания на его имущественный характер, вследствие чего возмещение морального вреда присуждается и в случаях посягательства на честь и достоинство человека, на его религиозные и иные убеждения, за испытанные душевные страдания, связанные с телесным повреждением и пр. Размер возмещения морального вреда обычно определяет сам суд, а не истец[60].
Важным условием деликтной ответственности является противоправность поведения причинителя вреда. Противоправность заключается в нарушении норм закона, иных нормативных актов и даже, в отдельных случаях, условий договора.
Противоправным может быть как действие, так и бездействие. Так, если поведение лица состоит в нарушении запрета, установленного нормой права, то налицо неправомерное действие. Если лицо не совершило действие, которое обязано было совершить, то речь идет о неправомерном бездействии.
Вместе с тем в гражданском праве России есть нормы, которыми предусмотрено возникновение деликтных обязательств не только в результате противоправных, но и в результате правомерных действий. Например, правомерен снос строений при изъятии земельного участка для общественных и государственных надобностей. Правомерно и причинение вреда в силу исполнения обязанности, установленной законом (например, пожарные, чтобы потушить пожар, взламывают двери, выбивают в квартире стекла; санитарные врачи принимают решение об уничтожении партии негодных консервов и пр.)[61].
Ответственность за вред, причиненный правомерными действиями, наступает лишь в случаях, прямо указанных в законе. Одна из таких ситуаций предусмотрена в ст. 1066 ГК РФ, которая гласит: «Не подлежит возмещению вред, причиненный в состоянии необходимой обороны, если при этом не были превышены ее пределы»[62].
Если правомерные действия при необходимой обороне освобождают причинителя вреда от обязанности возместить ущерб, то в отношении правомерных действий, совершенных в состоянии крайней необходимости, в гражданском праве наблюдается иной подход.
Так, в соответствии с ч. 1 ст. 1067 ГК РФ «вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей самому причинителю вреда или другим лицам, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена иными средствами, должен быть возмещен лицом, причинившим вред».
Вместе с тем в отдельных случаях такой вред все-таки может быть возложен и на кого-то другого. В ч. 2 ст. 1067 ГК РФ сказано: «Учитывая обстоятельства, при которых был причинен такой вред, суд может возложить обязанность его возмещения на третье лицо, в интересах которого действовал причинивший вред, либо освободить от возмещения вреда полностью или частично как это третье лицо, так и причинившего вред»[63].
При этом к мерам гражданско-правовой ответственности нельзя отнести обязанность возмещения вреда, причиненного правомерным действием, независимо от того, возлагается ли эта обязанность на причинителя вреда или на какое-то другое лицо. Следовательно, необходимо различать: 1) условия возникновения ответственности за причинение вреда; 2) условия возникновения обязательств из причинения вреда, не относящихся к мерам ответственности (как при крайней необходимости)[64].
Как в уголовном, так и в гражданском праве крайняя необходимость выступает как обстоятельство, освобождающее от ответственности (уголовной и гражданской). Но если уголовное право ставит на этом точку и отпускает лицо, которое действовало в состоянии крайней необходимости, с миром, то гражданское право имеет дело с неблагоприятными имущественными последствиями совершенного деяния и должно определить, на кого следует возложить эти последствия.
Состояние крайней необходимости характеризуется столкновением интересов, каждый из которых социально значим и заслуживает поддержки со стороны закона. Лицо, действующее в состоянии крайней необходимости, во имя спасения интереса, который, по его мнению, более социально значим, жертвует менее значимым интересом. Поэтому, по общему правилу, было бы несправедливо связанные с этим негативные последствия оставить на том лице, чьим интересом пожертвовали. Ведь даже если эти негативные последствия целиком сосредоточить в сфере лица, которое действовало в состоянии крайней необходимости, либо того лица, в интересах которого эти действия совершены, то и при таком подходе указанные последствия будут минимизированы, поскольку удалось сберечь более значимый интерес.
По общему правилу, обязанность возмещения вреда, при наличии предусмотренных законом условий, возлагается на причинителя вреда. В то же время подход законодателя к разложению вреда достаточно гибок. Учитывая обстоятельства, при которых вред причинен, суд может возложить обязанность возмещения вреда на третье лицо, в интересах которого действовал причинитель, либо освободить от возмещения вреда полностью или частично как третье лицо, так и причинителя вреда (ч. 2 ст. 1067 ГК РФ). Вред можно разложить между причинителем, третьим лицом и тем лицом, чьим интересом пришлось пожертвовать. Учету подлежат имущественное положение всех указанных лиц и конкретные обстоятельства, при которых вред был причинен[65].
§ 4. Понятие крайней необходимости в морском праве
Правовая конструкция «действий в состоянии крайней необходимости» достаточно часто используется в международном и национальном морском праве. Она встречается в большинстве их правовых институтов, но особенно в институте общей аварии, под которой понимаются убытки и расходы, понесенные вследствие произведенных намеренно и разумно чрезвычайных расходов и пожертвований в целях спасения судна, груза и фрахта от общей для них опасности[66].
В других правовых институтах «действия в состоянии крайней необходимости» регулируются не одной, а несколькими специальными нормами, применяющимися в соответствующих правовых ситуациях. При этом для каждой возможной ситуации сформулирована своя особая (по содержанию и цели) норма действий в состоянии крайней необходимости. Такого раздельного нормирования нет ни в уголовном, ни в гражданском праве.
В качестве примера правового института, в котором применяется многовариантное регулирование крайней необходимости, можно назвать институт предотвращения столкновения судов на море. Так, в Правиле 10 («e», «i») Международных правил предупреждения столкновения судов 1972 г. (МППСС-72) судну предписывается при следовании в системе разделения движения судов не входить в зону разделения движения судов или пересекать линию разделения движения, кроме «случаев крайней необходимости для избежания непосредственной опасности». Согласно Правилу 2 МППСС-72 «при толковании и применении этих Правил следует обращать должное внимание на всякого рода опасности плавания и столкновений и на все особые обстоятельства, в том числе и на недостатки самого плавучего средства, имея в виду, что все это может вызвать необходимость отступить от указанных выше Правил для избежания непосредственной опасности»[67].
Особо следует подчеркнуть, что в международном и национальном морском праве нет четкого и единого для всех правовых институтов определения понятия «крайней необходимости». В связи с этим особое значение имеет анализ судебной и арбитражной практики по морским делам и доктринальное толкование понятия «крайней необходимости» в морском праве. Кроме того, специфика морского права не позволяет использовать соответствующие нормы из других отраслей права.
Поскольку институт крайней необходимости тесно связан с институтом юридической ответственности в морском праве, то определенное значение имеют и особенности трансформации норм международного морского права в национальные законодательства. В связи с этим следует сказать, что в большинстве государств, особенно англо-американской системы права, действия в состоянии крайней необходимости рассматриваются как одно из оснований оправдания правонарушения и являются механизмом изменения объема или освобождения от ответственности за это правонарушение.
Возвращаясь к МППСС-72, следовало бы обратить внимание на то, что в результате длительного осуществления мореплавания и применения на практике МППСС выработались международные и национальные обычаи, требующие от судоводителей применения любого необходимого маневра для предотвращения столкновения[68]. Иначе говоря, если судно могло, совершив маневр, даже нарушающий Правила МППСС, уйти от столкновения, но не прибегло к этому маневру, оно считается виновным в столкновении и несет ответственность за его последствия.
Например, в английском суде рассматривалось дело о столкновении судов «Помпей Поувер» и «Вайтеби Абби». Суд установил, что 9 сентября 1959 г. пароход «Помпей Поувер» вышел из дока в Гуле и начал двигаться вдоль левого по ходу своего движения берега реки. В то же время вверх по реке и по той же стороне следовал теплоход «Вайтеби Абби». Из-за ограниченной видимости суда обнаружили друг друга, когда расстояние между ними составляло всего 1 милю. Пароход подал два длинных звуковых сигнала, которые по действующим местным правилам означали, что он идет по «чужой» стороне реки. В то же время эти сигналы, согласно Правилу 35(b) МППСС-72, означали, что подавшее их судно остановилось и не имеет хода относительно воды[69]. Поскольку теплоход «Вайтеби Абби» не ответил на сигналы, то с парохода «Помпей Поувер» вновь подали такие же сигналы, хотя ответного сигнала так и не получили.
Поскольку суда продолжали сближаться и возникла непосредственная опасность столкновения, на теплоходе руль был положен лево на борт и подано два коротких свистка. В тот же момент пароход дал полный ход назад с подачей трех коротких сигналов. Однако принятые меры оказались недостаточными и произошло столкновение судов.
Рассматривавший дело суд установил:
1) пароход «Помпей Поувер» имел под килем всего 1 фут воды, поскольку шел по узкому доковому фарватеру вдоль берега реки и поворот влево, где находилась бровка канала и берег реки, грозил ему неизбежной посадкой на мель;
2) по сообщению администрации дока, всем судам запрещалось входить в район дока, если док поднимал соответствующий сигнал. В день столкновения такой сигнал был поднят и он показывал, что какое-то судно покидает док и другим судам не следует мешать его движению;