Генезис

– Ты, как никто другой, понимаешь его поступки и стремления. Так что спроси себя. Я давно ничего не понимаю. Такое ощущение, что с момента нашего побега из башни моя жизнь мне больше не принадлежит.

– Не заговаривай мне зубы, Алекс.

Она забирается на кровать и накрывается одеялом. Я сажусь в кресло и терпеливо жду объяснений.

– Я не знаю, почему он поднял вопрос о мотивации. Да и какая разница, почему и что я делаю.

– Для него есть.

– Мне плевать, о чем он думает, меня больше заботит, что думаешь ты, – Алекс смотрит на меня, будто я покусился на самое святое. – Ты ведь знаешь, насколько я уязвлена, но ведешь себя как абьюзер. Насилие, унижения и третирования я ожидала от него, но не от тебя.

Сколько можно ей повторять? У меня скоро мозоль на языке натрется. Я – суррогат Вернера!

– Когда надо, ты прикрываешься легендами или подготовкой к предстоящим испытаниям, но на деле тебе нужно мое подчинение, и к работе это не имеет никакого отношения. Ты хочешь…

– Завтра видеоконференция с группой. У Норы есть новости, – прерываю я ее излияния. Тон сдержанный, отстраненный. – На связь выйдем утром из другого города. Новости ты читала, так что примерно понимаешь расклад сил. Воюющие группировки перешли от слов к действиям. Ты, кстати, им помогла. Трижды, не считая Пензы, нарушила протокол безопасности. Так что Стелла оказала нам услугу. Сорвала с места и заставила уйти в укрытие как раз тогда, когда твои оппоненты установили наше местоположение.

– При случае ее поблагодарю, – язвит Алекс и отводит взгляд. Глаза на мокром месте. – Ты как-то сказал, что мы два одиночества…

– Алекс, выспись, завтра трудный день, – уже второй раз я даю ей понять, чтобы заткнулась, но пока она не выскажет, что задумала, не успокоится.

Звонок Вернера я расценил как прямую угрозу. Так он дал понять, что моя миссия постельной грелки закончена.

– Икар, ты самый дорогой мне человек, – слышу извинительные нотки.

Не понимает она моих намеков. Не на моей волне.

– Я для тебя никто. Расходный материал, – со злобой говорю сквозь зубы и иду к двери. – Вернер хочет, чтобы ты прошла тренинги. Я не в курсе всей программы, инструкторы сами тебе расскажут. К работе приступят завтра.

– Отложи на пару дней. Мне нужно настроиться и привести мысли в порядок. Сейчас я разбита на части.

– К началу тренингов постарайся избавиться от Нины. А то из тебя до сих пор курсы пикапа прут, агрессивность и придирчивость.

– А ты? – спрашивает она, вскакивает с кровати и тоже подходит к двери.

– Что я?

– Вернешься в личину Руслана?

– Я уже в ней. Разве не видишь? – тянусь к дверной ручке.

– Икар? – ее руки ложатся мне на спину.

Я отстраняюсь и чеканю:

– Спокойной ночи, Алекс.

Хлопаю дверью нарочито громко. Знаю, не следовало. Вспоминаю слова Вернера и усмехаюсь. Эмоционализм! Впервые за свою карьеру я проявляю к подопечной повышенные эмоциональные реакции. Я так не страдал и не обижался даже в подростковом возрасте.

В Димитровград выезжаем еще затемно. Оба не горим желанием общаться. Алекс лишь попросила на обратном пути заехать в продуктовый супермаркет. Место выхода на связь я держу в секрете даже от нее. Привожу в девятиэтажку на проспект Автостроителей за десять минут до видеоконференции и быстро подключаю оборудование. Алекс садится рядом, тела соприкасаются, и я размякаю.

– Как спала?

– Плохо. Хочу в Липецкую квартиру, – выдает она и зевает. – Там был ортопедический матрас и функциональная кухня.

Так она намекает на секс и наши полуночные разговоры. Мы трепались не останавливаясь, а после секса вырубались, переплетая руки и ноги как морские узлы.

– Мы здесь по твоей вине, так что кори только себя.

– Знаю, прости, это все образ Нины, она ведь хулиганистая. Не знаю, как ее сбросить.

До сих пор я не находил объяснений поведению Алекс. Втолковывая ситуацию куратору, напрочь забыл про легенду, не учитывал ее характер. Для Нины было логично нарушать правила и установленные запреты.

– Вспоминай самые лучшие события из собственной жизни. Разрабатывай планы на будущее. Стратегия и аналитика выведет тебя из тени Нины.

– Только Нина может справиться с Эрхардом.

Вот оно что! Алекс сознательно держится за легенду!

– Включишь ее, когда будет нужно, как ту Анжелу. Да и… – заглядываю ей в глаза, чтобы сказанное отложилось на первые полки ее мозговых клеток. – Не исключено, что дом нашпигован прослушкой. Я все проверил, но с технологиями Вернера… – морщусь, давая понять, что при надобности он разглядит зеленую полоску на ее зубной пасте. – Больше он нашей близости не потерпит. Один шаг в мою сторону, и ты не увидишь сына. Он же не зря требует, чтобы мы больше о нем не говорили.

Алекс выпрямляется, окидывает меня опасливым взглядом, хочет что-то сказать, но на связь выходит Нора.

После стандартных приветствий и комплиментов внешности Алекс, от которых меня передергивает, напарница приступает к докладу:

– Какой-то хмырь пырнул Тополева заточкой в живот. Технично обошел охрану и добрался до предпринимателя. Операция длилась шесть часов, он выжил, правда, потерял много крови. Сейчас троица – Кравченко, Захаров и Тополев – разрабатывают план отмщения. Уверенности, что это заказ Вернера, у них нет. Вроде как мелькает третья сторона, но кто это – мы пока не поняли.

– Морозов, – уверенно заявляет Алекс.

Понятное дело, что выбор оружия многое говорит об окружении. Вернер это понимает и будет использовать как отвлекающий маневр.

– Вернер не дурак, найдет кем прикрыться и как отвести от себя удар, – я намеренно вставляю реплику, пусть Алекс знает, что меня не пробрали ее доводы о Нине. Сейчас, когда мозг переключился в фазу аналитики, мне уже кажется, что в Липецке она намеренно давала ему знать, где искать. Надеялась на звонок в обход куратора, изнывала от неведения о сыне.

– Я тоже так думаю, – поддерживает меня Нора, – силовики обложили его со всех сторон. Мы насчитали три группы наблюдения. Офис и дом нашпигован под завязку. Паша не стал устанавливать свое оборудование, перехватил их сигналы. Вернер уже неделю в Лондоне и возвращаться пока не собирается. Мы слушаем его мать. Странная женщина. В разговоре ни разу не обмолвилась с сыном о внуке. Словно его не существует. Одна из групп наблюдения докладывала начальству, что она периодически посещает колумбарий, где захоронен прах Макса.

– Что? – Алекс аж подпрыгивает.

У меня мелькает шальная мыслишка: Вернер случайно не сынок Макса? Я не видел фотографии матери, но на отца он совсем не похож. Видать, у девчонок пробегает такая же мысля. Мы переглядываемся. Раз вывод напрашивался один, я решаю подытожить:

– Если Вернер его сын, половина наследства выглядит логично.

– Макс никогда бы так со мной не поступил! – Алекс вскакивает и бежит плакать в ванную.

Я тот еще параноик и решаю воспользоваться случаем. Нора отлично умеет читать по губам, и я беззвучно отдаю распоряжение: «Копни под Алекс. В начале операции куратор намекал, что между Вернером и Алекс не все так просто. Сейчас я в этом убежден. Перетряси ее жизнь до «Протокола-17». Найди средства связи и возьми распечатки звонков. Обследуй недвижимость. Опроси соседей и родню. Ищи связь с Вернером. Она явно что-то не договаривает».

Нора не ожидала такого поворота. На лице отражается весь мыслительный процесс.

Из ванны выходит Алекс – лицо заплывшее, нос как у Деда Мороза.

– Знаете, Эрхард ненавидел Макса. Говорил, что это семейное дело. Я думала, он имеет в виду вражду Макса и его отца. Если Макс наставил рога Огареву, в следствии чего на свет появился Эрхард, то это все объясняет. Эрхард и Макс могли заказать друг друга – и конец истории, но ни тот, ни другой этого не сделали. Создавалось впечатление, что у них были связаны руки.

– Они могли обладать обоюдным компроматом, – предположила Нора.

Если Вернер – сын Макса, тогда понятно, почему Макс лег в психушку и наладил с Алекс контакт. Сынок был на ней помешан и наломал дров. Отец захотел все наладить. Не удивлюсь, если папаша и сынок все годы держали связь, обсуждали путь ее исцеления и не придумали ничего, кроме как нанять спеца. Макс подробно инструктировал меня в больничной палате.

– Если так, зачем Макс заключил со мной брак?

– Фиктивный, – напоминаю я.

– Все равно. Что мы скажем сыну? Твой дедушка был женат на маме?

– Только Вернер даст тебе объяснения. Они точно что-то мутили.

Алекс мотает головой, не веря в такой расклад, а я не настаиваю.

– Надо проверить эту информацию, – я киваю Норе.

– Еще новости… – Нора делает глубокий вдох и выдает очередную сенсацию: – Мы пошли по денежному следу Морозова и нашли его зазнобу. Это некая Ализа Шульман.

Мы с Алекс переглядываемся и пожимаем плечами – первый раз слышим.

– Постоянно проживает в Тель-Авиве, но часто навещает родственников в Москве. У них сын и дочь. Оба зарегистрированы на фамилию Мовросс. Мы выяснили, что Мовросс фамилия бабушки Морозова по матери.

– Да что б тебя! – я хлопаю себя по коленям.

Мы дергаем за ниточки, а общей картины до сих пор не видим. Перед нами детально проработанный план Макса. Алекс называла его гением. Он все продумал, все предусмотрел. Что-то выглядит нелогичным, но это только на первый взгляд. В конце концов мы свяжем все ниточки в единый клубок. Вот только когда? Нужно что-то предпринять, выйти за рамки установленных полномочий и при этом постараться не вызвать на себя гнев Конторы и Вернера.

– И последнее… – Нора с сожалением переводит взгляд на Алекс. – Мы изучили звонки Шульман и заинтересовались одним контактом. Оказалось, Ализа – двоюродная сестра Яфы Гликман.

– Что?! – в два голоса орем мы с Алекс и вскакиваем как ошпаренные.

Минуту приходим в себя, а потом я вспоминаю доклад Норы, когда мы были с Алекс под Нижним Новгородом, и выдаю:

– Не было никакой Алены Козловой! Морозов и Гликман выдумали ее, чтобы установить местоположение Алекс!

Все, кого я считала близкими людьми на деле оказались пройдохами, преследующими свои интересы. Лиза – вот как называли в семье Яфы жену Морозова. Подруга мне о ней не раз говорила. В Израиль уехала пятнадцать лет назад, но приезжала в Москву каждое лето и на Новый год. О ее муже толком никто не знал, говорили, что он бизнесмен, что они живут на два дома, но по факту, Морозов ни разу не навещал ее родственников. Он очень постарался, чтобы никто не узнал о его семье. В СМИ не раз упоминали, что он холостяк, значит, жена была согласна с такой трактовкой.

Нора считает, что Морозов попросил Яфу со мной подружиться, чтобы выудить сведения и при случае помочь установить местоположение. У меня разбито сердце! Я считала Яфу своей подругой! Предполагать, что это случайная родственная связь – даже не берусь.

С этой новостью я еще как-то справлюсь, но гипотеза Икара, что Эрхард – сын Макса, граничила с маразмом.

По возвращению в Москву я займусь этим вопросом вплотную. В квартире остались кое-какие вещи Макса, его зубная щетка и расческа – надеюсь, смогу получить ДНК. Но как заполучить ДНК Эрхарда?

Какая может быть еще причина посещения его матерью колумбария? Может, у нее был роман с Максом уже после рождения Эрхарда? Гертруда ни за что на свете не признала бы внука от еврея. В этом вопросе она проявляла арийскую щепетильность и гордилась родословной. Как Икар этого не понимает? Зацепился за эту версию и не хочет слышать никаких доводов.

Мать Эрхарда после бурного романа могла вернуться в семью в первую очередь из-за сына. Он обожал отца и не ушел бы с матерью – Огарев был для него небожителем. В случае с моим изнасилованием он горевал только по одному поводу: расстроил папу. Хотел оставить свое пристрастие в тайне, но мое заявление в полицию вызвало резонанс. Хоть они и замяли дело, но отец приходил ко мне в больницу, добился посещения и заставил рассказать все в подробностях.

Выезжая из города, я думаю о том, как родство Макса и Вернера может повлиять на операцию. Вернер против Макса, даже покойного, не пойдет. Он уже дал согласие на базирование группы, а значит, осознавал, что Контора вцепится в девять из семнадцати и будет крутить, пока не сошьет дело.

Хочу позвонить куратору и огорошить новостью, но потом вспоминаю его коронную фразу «Не разводи базаровщину» и остываю. Это рабочая гипотеза, которую нужно сначала отработать и подтвердить, а уж потом докладывать. Тем более Петрович четко дал понять: отныне моя забота – только безопасность Гордеевой.

В машине Алекс грызет ногти, а такого я за ней никогда раньше не наблюдал. Как бы она снова не впала в ступор – я отлично помню ее реакцию во время налета на башню. По масштабу психической нагрузки сейчас такая же ситуация. Чтобы ее приободрить, решаю немного развлечься. Пусть она отвлечется, а то так мозги напрягла, что вены на лбу вздулись.

Показываю на знаки при въезде на заправку «Обязательная высадка пассажиров», «Место высадки пассажиров» и говорю:

– Тебе придется выйти и подождать пока я заправлюсь.

Алекс крутит головой, ничего не понимает.

– Но никто не выходит, – показывает на другие машины.

– Ввели штрафы. Могут придраться. Нам нужны сейчас проблемы?

– Нет, – отстегивает ремень безопасности, реально хочет выйти.

– Хотя это не безопасно: одной стоять вот так на обочине, – делаю вид, что сомневаюсь. – Нам же не нужен второй Грабарь.

– Ох, не напоминай! – Алекс передергивает плечами. – Лучше мне остаться в машине.

– С другой стороны у них тут система видеонаблюдения, – показываю на камеру.

– Точно. Не беспокойся, я постою у входа. Здесь со мной ничего не случится. Кругом народ и работники заправки.

Алекс открывает дверь, заносит ногу.

– Не вижу, чтобы хоть кто-то этот знак всерьез воспринимал.

– Вот именно, – она крутит башкой, прижимает сумочку к груди. – Замучаются всех штрафовать.

– Ладно, сиди, – глушу мотор, нащупываю кредитку в кармане.

На соседнем терминале пассажирка с ребенком выходит вместе с водителем.

– Смотри, они идут вместе.

Алекс закатывает глаза.

– Я не останусь в машине, пойду с тобой.

Оглядываюсь и вздыхаю с нарочитым драматизмом, типа достала неопределенность.

– Может, это только для мотиков? – показываю на знак «Остановка мототранспорта за 15 метров».

Алекс в смятении.

– Ты права, никто не выходит, так что прокатит.

Больше не могу терпеть, давлюсь от смеха – рожа красная, как фирменный цвет нефтекомпании. До Королевы Антарктиды наконец-таки доходит. Колошматит меня сумкой и кричит:

– Ты опять цирк на дороге устраиваешь!

Выхожу из джипа, Алекс семенит следом. О Вернере уже не думает. У кассы подмигиваю ей, она расплывается в улыбке и жмется к моему боку.

– Кофе хочешь? – показываю на кофейню с красными диванами.

Хочет. Ладно, раз атмосфера потеплела, можно запустить процесс сближения, а если повезет, то и стыковки. Я намеренно дразню Вернера, хочу пощекотать ему нервишки, заодно прощупать настрой. Такие наезды я не прощаю. Он мог бы действовать через Алекс, что было бы эффективнее, но нет, попер напрямую. Со мной так нельзя, лучше договариваться. Куратор меня знает и действует осторожно.

ГБ останавливает джип и показывает на продуктовый магазин. Сейчас я даже не вспомню, что хотела купить. Заходим в торговый центр. Он берет тележку и закидывает в нее продукты, средства гигиены и косметику, которую я предпочитала до погружения в личину Нины. Я даже растрогалась. Бредем к кассе, впереди небольшая очередь.

– Вспоминаю курицу в сливочном соусе, – он притягивает меня к себе и заглядывает в глаза. – Помнишь, в Липецке готовили?

Конечно, помню! Особенно сколько часов пришлось отмывать кухню.

– М-м-м, – закатываю глаза. – Давай, я сделаю соус, а ты пожаришь курицу, – сплетаю наши пальцы. Как же мне не хватало его близости.

– Что на гарнир? – он гладит мои волосы, поправляет шарф.

– Без гарнира. Сделаем салат.

Боковым зрением замечаю на стоянке «БМВ» и кивком показываю Икару.

– Я видела эту машину, когда мы выезжали из города.

– С самарскими номерами?

– Сто шестьдесят третий регион, – подтверждаю я. Похоже у меня развивается такая же паранойя, как у Икара: теперь я запоминаю мелькающие лица, машины и их номера. – Я обратила внимание потому, что у Вадика была такая же модель.

Идем на стоянку. Икар закидывает покупки в машину и открывает передо мной дверь, а такой чести я редко удостаиваюсь. Едем в Тольятти. Оба посматриваем назад.

– Кто такой Вадик?

Зачем я сказала про Вадима? Теперь не отстанет, пока все не выпытает.

– Парень, с которым я встречалась до похищения.

– Где он сейчас?

– В Штатах.

– Как вы познакомились?

– Жили на одной площадке. Встречались в старшей школе. Его отец заключил контракт с «Боингом». Вадим сказал, что они будут искать пути, как получить гражданство. После выпускного он уехал. Больше я о нем не слышала.

– Почему? У вас это было несерьезно?

– Я думала, что серьезно, а на деле он даже не сообщил, как долетел. С глаз долой – из сердца вон. Вот такие вы, мужчины.

Несколько минут мы молчим, посматривая в зеркала заднего вида.

– Кто у тебя был первым? – спрашивает Икар, не отрывая взгляда от дороги.

Зачем ему это знать?

– Вадим?

– Да, – нехотя признаюсь я.

– Это тоже повлияло на Вернера, – заключает Икар. – Я все искал причины такого зверства. Почему он столько лет наблюдал, а потом перешел к действиям, да еще таким жестоким. Ты изменила ему. Именно так он это воспринял. Отдала этому Вадиму то, что предназначалось ему.

– Они с дружками похитили и изнасиловали не только меня, – недовольно бурчу я. – Многих они даже не знали, хватали на улице первую попавшуюся девчонку.

Эрхард и его дружки любили подобные развлечения. От большинства девушек они откупались, но были и те, кто по собственной воле продолжил подобное общение. Помню, как Эрхард рассказывал о студентке архитектурного института, с которой встречался почти год. Она была активной участницей их оргий, а потом неожиданно для всех покончила с собой. Не скажу, что он сильно расстроился, скорее разозлился, ведь ему нужно все контролировать. Несанкционированное самоубийство для него – как публичная пощечина. Чтобы выглядеть крутым, дружкам он сказал, что заигрался с ее мозгами. Но мне признался, что был сильно разочарован – она его подвела.

До коттеджа доехали без приключений. Раскладываем продукты на кухне, решаем помыть руки и идем в ванную. Я открываю дверь и от ужаса начинаю вопить, как второсортная актриса в ужастике. В ванне копошится что-то мерзкое и скользкое. Приглядываюсь – раки! Полная ванна раков! Хорошо, что Икар рядом. Иначе инфаркт был бы обеспечен. Он покатывается со смеху, моет руки и выходит, а я стою, брезгливо морщась, и от ужаса не могу пошевелиться. Самые бойкие особи совершили побег, используя собратьев как лестницу. Один из них ползет в моем направлении, и я с визгом бегу на кухню.

Всем смешно, а на мне лица нет. Говорю, что теперь никогда не залезу в эту ванну, что они лишили меня средства гигиены.

Инструкторы изнывают от безделья и решают организовать раковые бега. Построили из подручного материала загоны и беговые дорожки. Каждый выбирает своего фаворита и всячески старается ему помочь. Они дразнятся, отпихивают и подначивают друг друга как дети.

– Ах ты так?! Тогда я так!

Глядя на их игры, вспоминаю любимое выражение мамы: «Первые сорок лет детства для мужчины самые тяжелые».

– Если ты не начнешь завтра тренинги, Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф разнесут дом по кирпичику, – говорит мне Икар и садится в гостиной перед телевизором.

Он зависает с пультом в руке, а это означает, что в его голове идет процесс обработки и анализа полученной от Норы информации.

К полуночи все стихает. Иду в ванную почистить зубы перед сном – сантехника и плитка сияют от чистоты. Но проходя мимо окон в коридоре, я снова испытываю шок. Кто-то нарядил чучело в спортивную куртку с капюшоном, водрузил хоккейную маску и прижал со стороны улицы к окну. Я застываю и минуту не могу понять, на что смотрю. Когда до меня доходит, что это муляж, я кричу как бешеная:

– Кому-то сильно весело и нечем заняться?! Отлично! Завтра приступаем к тренингам!