Инволюция
– Уильям…
Ее единственный друг. Однажды она спросила его: «Как ты меня терпишь?» Он ответил: «Тебя нужно не терпеть, а любить». Они потом долго смеялись над этой шуткой. Уилл был единственным, кто понимал Агату. Никто, даже родители. Не настолько.
Противные пальцы сгибаются и разгибаются. Словно чужие. Не ее. С выступающими костяшками, натянутой белой кожей и черной кровью. Руки мертвеца. Руки убийцы. Агата всем сердце хочет верить, что с Уильямом все хорошо. Внутренности сжимаются от фантомной боли при мысли о страшном. «Не стоило его втягивать в это», – нашептывает разум. Но что сделано, то сделано.
– Уилл… выжил.
Голос звучит предательски слабо и неуверенно.
Все, даже самые незначительные, проекты отправились на проверку комиссии. Кроме одного. Цена сохраненной тайны оказалась намного больше, чем Агата могла себе представить. Ее руки. Его тело. Но лишиться многолетних трудов было куда страшнее. «Жертва Уильяма не была напрасной», – в очередной раз убеждает себя Агата.
Сейчас препарат у нее. Спрятан в надежном месте. Но что, если инспекторы догадались? Нашли улики в учиненном ею погроме или документы, не успевшие попасть под шредер. Один волосок, отпечаток пальца или высохшая капля слюны, и ее искаженная на тот момент ДНК станет решающим доказательством в деле запрещенных Нюрнбергским процессом экспериментов. Мать точно пойдет с ней за решетку, ведь она предоставляла материал для опытов. Отец с его «убийственными» темными делишками – туда же. Больше никакой науки. Вся семья МакГрегори дружно отправится отбывать пожизненный срок.
Нет. Нельзя дать подобным мыслям взять верх. Может быть, сейчас настал именно тот момент, когда она бессильна против надвигающейся судьбы. Но это не значит, что нужно опускать руки. Уилл выздоровеет. Они вернутся в лабораторию и снова будут работать. Как раньше. Вместе.
Он не простит.
Агата подрывается в кровати. Чужой голос разносится за окном. Отражаясь от стен и пустых улиц, он растворяется в сгущающихся сумерках. Она снова в своей комнате. В родительском доме. Здесь прошла половина ее жизни. Вторая – в лабораторных помещениях. Нередко ей приходилось там ночевать. Знакомые полки с книгами, зеркало в углу, ковер, пианино. Почему же у нее такое тревожное чувство?
Нет пути назад.
Вечный друг человека – солнце, скрываясь за облачными стенами, в последний раз осыпает город лучами света. Но вместо нежной пастели небосвод застилает густой красный оттенок. Он стекает по стенам, тянется по тротуарам, стучится в двери. Навстречу ему из домов выползают массы слепленных друг с другом трупов. Птицы, звери, люди. Их препарированные тела срослись в единую массу. Страдающие от боли и отчаянья, они тащатся по мостовым, сплетаются с другими бесформенными телами. Уродливые. Жалкие.
Как много крови ты пролила?
Снова этот голос. Не переставая вертеть головой в поисках источника, Агата нервно восклицает:
– Это цена науки. Нельзя добиться высоких результатов, ничем не жертвуя! Уильям это понимал. Мы с ним посвятили свои жизни открытиям. Когда он вернется, мы снова…
Хватит оправдываться!
В углу комнаты стоит фигура. Не узнать ее невозможно. Коротко остриженные волосы. Элегантное платье. Туфли на высокой шпильке.
– Ты… ты… Это твоя вина! Если бы ты не вмешалась, то ничего бы не произошло. Ненавижу!
Срываясь с места, Агата бросается к тени и бьет по миловидному лицу. Однако вместо нежной кожи кулак встречается с твердой поверхностью. Осколки стекла осыпают ошарашенную Агату, едва успевшую прикрыть голову. В зеркальном крошеве вместо ненавистного врага на нее взирают собственные отражения. По комнате эхом разносится противный смех. Он смешивается с воем существа, сотканного из сотни рук, лап, крыльев, зубов и глаз. Вместе образуют звучание, ужасно похожее на дребезжание скрипок. Мерзко вереща, они берут фальшивые ноты, перебивая друг друга и все громче и громче воспевая безумный хаос, невыносимо терзающий слух.
– Я не хотела, слышишь! Уйди! Оставь меня в покое!
Сердце бешено отсчитывает удары в груди, в голове пусто, в ушах звенит монотонное эхо крика, полного отчаяния и бессилия. Крик терзает тело и разум, в который раз вороша пыльные полки воспоминаний. Не в силах его терпеть, Агата закрывает уши руками. Под дьявольскую какофонию с потолка и стен, из окон и дверей, внутрь врываются кровавые потоки воды. Они вмиг наполняют собой комнату. Мощное течение сбивает Агату с ног. Легкие не успевают набрать воздух. Над головой смыкается кровавое месиво. Вязкая жидкость сковывает тело. Горы трупов, рвущихся внутрь, оказываются в комнате. Они хватают своими конечностями Агату и тянут на дно. Обрубки животных, сшитые воедино, с одинаковыми кошачьими мордами.
Агата в ужасе открывает рот. Крик отчаянья вырывается из груди. Но его, вместе с вязкой мутной водой, насильно заталкивают обратно в глотку. Заставляют давиться, захлебываться собственным безумием. Легкие сжимаются, из последних сил стараясь вытолкнуть воду. Глупое сердце ворочает кровь, не осознавая, что мозг почти умер. Тело погружается все глубже и глубже. На дно, вместе со своими творениями. В пучины отчаянья, страха и мерзлой тьмы.
* * *– Агата, тебе снятся кошмары?
– Похоже на то, что у меня есть время спать?
– Я серьезно.
– Возможно. Почему ты спрашиваешь?
– Недавно я видел сон, как потерял тебя. Ты превратилась в венерину мухоловку[7]. Руки стали листьями, а голова – соцветием.
– Ужасная смерть. Всю жизнь питаться одними насекомыми. Уилл, ты ведь будешь меня подкармливать жареным беконом?
– Смейся сколько хочешь. Тогда я и вправду перепугался. Внутри все так сжалось. Окаменело. Я, наверное, должен был заплакать. Но не смог. Словно в сердце не осталось ничего, кроме пустоты. Будто ты была моими эмоциями. Моими страхом и радостью. Вместе с тобой умерли и они.
– Не понимаю, почему ты так беспокоишься. Это всего лишь сон. В конце концов, не тебе превращаться в растение.
– Знаю. Но это и страшно. Хуже, чем самому умереть – это созерцать смерть дорогого тебе человека, не в силах что либо сделать.
– Понятно…
– Агата, я не смогу вечно быть рядом с тобой. Поэтому пообещай унять излишнее любопытство и не влезать в истории. И не надо на меня так смотреть. Я прекрасно осведомлен о том, как ты сунула голову в пасть к крокодилу только потому, что тебе стало интересно, какая у него микрофлора глотки.
– Хорошо хорошо. Сегодня же куплю каску. Вдруг кирпич упадет с неба.
– Агата!
– Что, уже и пошутить нельзя? Ладно. Обещаю… Правда.
Глава 6
Чтобы черепа не повредились, когда закипит вода, Терри О’Малли плотно заворачивает их в марлю. Остатки мяса, кожи и шерсти уберегут драгоценные косточки от трещин, но не стоит надеяться только на них. Сваренные волокна мышц станут очень мягкими и податливыми. Закинув последний мешочек, Терри с раздражением поворачивается к окну. Вот уже пять минут когти большой серой кошки скребут по стеклу, издавая душераздирающие звуки. Терри кое как отмывает руки в самодельной мойке, даже не думая вычистить грязь из под ногтей. Затем проверяет кастрюлю с варящимися черепушками. Удостоверившись, что вода начинает понемногу закипать, Терри натягивает болотники – резиновые сапоги выше колена. Царапанье за окном стихает. Кошка спешно спрыгивает с поста. Она дождалась своего.
На комоде стоит зеркало, у которого откололась верхняя часть стекла, и отражает мальчика десяти лет.
Старый комбинезон и полосатая кофта с растянутым воротником век не видели ни утюга, ни стирки. Рваные, с пятнами грязи в некоторых местах, они идеально сочетаются с прической, больше похожей на несуразное гнездо или поношенный парик. Темно шоколадные всклокоченные волосы местами спутались в колтуны и крупными прядями спадают на уродливое лицо, заставляя Терри нервно убирать их за оттопыренные уши. Лишь пара металлических заколок с облупившейся краской пытаются удержать густой волосяной покров. Разноцветные браслеты с вплетенными в них искусственными камешками, кусочками битого стекла, каждый раз цепляются за спутанные патлы, яростно выдирая их.
Терри проверяет, крепко ли сидят сапоги. Пара капель слюны из уголка рта падает на резиновую поверхность. Выругавшись, он вытирает рукавом рот. Неправильный прикус постоянно доставляет ему проблемы. Вот и сейчас вязаная ткань цепляется за желтый клык, заметно выступающий из пухлых губ. Раздается треск рвущейся шерсти, и Терри в который раз произносит бранные слова, услышанные из уст мужиков на Площади Пяти Столпов. Требовательное мяуканье за дверью не прибавляет терпения. Сплюнув на пол скопившуюся слюну, он рывком распахивает дверь.
– Чего глотку лвешь, Шанель? Сказал выйду, значит, выйду. Я вон из за тебя кофту полвал.
– Смиренно прошу прощения, Дитя Вечного, но нам и вправду стоит поторопиться.
Терри лишь фыркает, смерив толстушку раздраженным взглядом желтых, будто чеширский сыр, глаз.
Помятое платьишко и чепчик с лентами делают ее похожей на симпатичную куклу с кошачьей мордой.
– Может, для начала объяснишься?
– Поручение сэра Джедедии, да славится его имя во всех мирах, чрезвычайно важно. Вам вверено позаботиться об одной мисс. Под этим я имею в виду: сопроводить ее к вашему убежищу и помочь прийти в себя.
– Че е его? – Терри ошарашенно смотрит на кошку и в негодовании раздувает ноздри. Быстро справившись с шоком, он протестующе складывает руки на груди. – Ты хочешь сказать, что я должен плитащить в свой дом какую то сомнительную тетку?!
– Несколько некорректная формулировка… но думаю, суть вы уловили.
Ошалев от подобной наглости, Терри с размаху бьет кулаком в дверь. Контроль эмоций никогда не был его сильной стороной.
– Плевать, плевать, плевать! Пусть хоть подохнет там. Я ее даже не знаю.
– Мы лишь выполняем приказ. Что и вам настоятельно советуем. Понимаете, у сэра Джедедии, да будет его душа черна, как ночь, есть весомые основания нарушить ваше уединение. Тут вот какое дело произошло…
Торопливо пересказывая события первой половины ночи, кошка переминается с лапы на лапу, едва сдерживая волнение. Но, как и ожидалось, тревожный рассказ мало трогает Терри. Даже когда Шанель доходит до наиболее значимого момента, заставившего самого Джедедию призвать ее на службу, Терри продолжает презрительно фыркать, подобно коту, нюхнувшему перца. Как бы сильно ему ни хотелось связываться с незнакомкой, он понимает, что дедуля никогда даже внуков не тревожит по малозначимым поводам, предпочитая со всем разбираться своими силами, – что уже говорить про верховного адепта кошачьего культа.
– Ну, и ночевала бы на болоте. Ладно. Дам я ей койко место на палу часов. Но не более. У меня тоже свои дела есть.
– Мудрое решение, Дитя Первопроходца. Следуйте за мной.
Довольно цокая коготками, кошка убегает по дорожке, сколоченной из больших дубовых досок. Терри, сплюнув скопившуюся слюну, устремляется следом.
Вокруг, насколько хватает глаз, растянулась топь. Пространство с мутной водой, подернутой зловонной пленкой. Редко где можно увидеть рощицы белых кривых деревьев, чьи безлистные высохшие ветки распарывают плотный воздух, а стволы сточены гнилью и жуками. Часто встречаются группы болотных кочек, поросшие осотом. Маленькие красные ягоды, будто кровавый бисер, подмигивают из полутьмы. Далеко на горизонте виднеется Утес Молний, самая высокая скала на побережье. Ниже темнеет пятно Проклятого Леса. А над ним ярко пылает красное зарево. Свет разливается по небосводу цвета металла и, не доходя до болота, смешивается с пеленой тьмы.
Ступая по неустойчивым бревнам, Терри ловко огибает провалы и подгнившие места. Его желтые глаза горят в ночи, будто мифические огоньки в таежных лесах. Уши и нос чутко улавливают каждый звук или движение притихшего болота. Нет настойчивого жужжания мошек – убитые ядовитыми миазмами топи, они питают собой торфяной слой глубоко на дне. Ни одна живность не решается подходить близко к этому месту. Даже монстры из леса стараются не приближаться к границе болота. Зато в таких условиях прекрасно могут существовать нелюди, вроде Терри О’Малли.
Наконец Шанель останавливается.
– С вашего позволения, я удаляюсь. В свете последних событий попрошу вас быть предельно мягким с мисс Агатой.
– Угу. Может, мне еще поклон отвесить и пледложить двойной коттэ? – Криво ухмыльнувшись, Терри подхватывает испещренную ходами жуков корягу. – Возвлащайся на службу, Шанель. Сегодня я помолюсь дедушке за твою душу.
Кошка молча отвешивает поклон, согнув передние лапы, и шустро убегает в сторону Парка.
Дождавшись, пока фигура Шанель скроется, Терри вздыхает и поудобнее обхватывает палку. Нащупывая топкие места, он спускается в болото. Мутная жижа доходит до колен. Гумусовые отложения засасывают ноги, растительные остатки оплетают лодыжки, не давая и шагу ступить без борьбы. Благо телосложение Терри довольно крепкое. Нещадно вырывая сфагнум, он прокладывает собственную дорогу. Со временем идти становится легче. Вода спускается до лодыжек. То тут, то там появляются кочки и вскоре полностью закрывают собой импровизированный путь. Чем дольше идет Терри, тем чаще встречаются сбившиеся в тесные кучки трупы. Основная их часть – скелеты, облепленные тиной, но есть и совсем недавние экземпляры.
Это место – нечто сродни кладбищу. После происшествия на фабрике кошачьего корма, мертвых начали опускать в болото, а не закапывать, как раньше. Когда убитые горем родственники скидывают черные холщовые мешки на дно, они скрывают в глубине души радость, что больше не придется лицезреть, во что превратились их члены семьи на смертном одре.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Тератология – наука, изучающая уродства на базе сравнительной, патологической анатомии, эмбриологии и генетики (здесь и далее – прим. авт.).
2
Миндалевидное тело – область мозга миндалевидной формы, находящаяся в белом веществе височной доли полушария. Играет ключевую роль в образовании эмоций, в частности страха.
3
Арахнодактилия – патология, при которой пальцы рук удлинены, значительно уменьшены в диаметре, имеют своеобразное искривление. Вторым названием этого состояния является синдром паучьих пальцев.
4
Пеньковый галстук – выражение, обозначающее удавку, петлю на шее. Использовали во время казни в Средние века, надевая осужденному на шею веревку из пеньки и сбрасывая с платформы.
5
Польское выражение «когда совиный хвост зацветет» по смыслу эквивалентно нашему «когда рак на горе свистнет».
6
Шпинель – редкий драгоценный минерал.
7
Венерина мухоловка – вид хищных растений. Ловит своих жертв с помощью специального аппарата, образованного из краевых частей листьев.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги