Падальщики. Книга 2. Восстание

Моя сокровищница идей уже скоблила лопатой по дну сундука, перебирая последние причины, но все больше интуиция мне подсказывала, что ответ мы найдем в оставшейся нерасшифрованной части вирусной ДНК.

– Переливания продолжаете?

– Каждый день! В том то и дело, Кейн! Не потребность в крови ими руководит! Они сыты! Но все равно пытаются напасть, укусить, цапнуть, как беднягу Майло.

Неделю назад при попытке взять анализы у одного из зараженных, наш коллега Фридрих Майло, с которым Кристина была в далеких родственных связях, был укушен зараженным в предплечье. Мы закрыли его в карантине тотчас же. Это первый случай заражения среди ученых.

– Как он, кстати?

Кристина замотала головой.

– Плохо.

И тут ее голос сорвался. Кристина заплакала и закрыла лицо руками. Я понимал ее ощущения: из бесстрастных надзирателей, следящих за процессом заражения за надежными стеклами, мы превратились в изрешеченную крепостную стену, которая вот-вот развалится в песок. Всего полгода назад вирус был так далек от нас, он был примитивен, посредственен и даже глуповат на фоне человеческой цивилизации, которая расщепляла атомы и управляла реками. А теперь…

Теперь же он вырос из котенка в голодного свирепого льва и уже начал кидаться на своего дрессировщика. Иронично. Я всегда знал, что попытки приручить природную дикость терпят крах перед глобальностью, величием и монументальностью мира. Человек не бог. Он возомнившая о себе невесть что букашка под ботинком мироздателя, который прожил в этом мире целый час, а человек – всего секунду.

Я подошел к жене и обнял ее крепко-крепко, мысленно заставляя поверить, что мы справимся. Хотя сам я тоже отчаянно нуждался в ком-то, кто заставил бы меня поверить в то же самое.

Но в следующую секунду мой и без того проблемный мир установил новый уровень кошмарности. Коридор вдруг осветился мигающим красным светом.

– Что это? – тут же очнулась Кристина.

Мы уставились на настенные лампы, заливающие коридор красным светом, создавая атмосферу нарастающей тревоги. Лампа мигала не хаотично. Она передавала сигнал тревоги из определенного исследовательского блока. Сопровождающий ламповое мигание характерный писк, повторяющийся азбукой Морзе короткий-короткий-длинный, дал ясно понять, где активировали кнопку зова на помощь.

– Это из карантинного блока! Бежим скорее! – сообразил я.

Мы поспешили в стерильный блок. Мы наизусть знаем тревожные коды, которые передают визуальные и звуковые сигналы по всему зданию, а код, обозначающий нарушение карантинных мер, здесь самый знаменитый, непопулярный и в то же время редкий.

Мы держали зараженных в отдельных прозрачных стеклянных и плексигласовых клетках три на три метра в карантинном блоке, который связывается с основным зданием центра коридором, где мы и столкнулись с Кристин. Тяжелые двери блока, казались стали весить еще больше, когда мы вдвоем пытались их открыть – паника ускоряла работу мозга, и оттого секунды стали тянуться очень долго. Мы сбежали по металлической лестнице вниз в карантинный блок, представляющий собой просторный ангар, в котором ровными рядами располагались индивидуальные герметичные боксы, в которых безумные пациенты лежали, привязанные к кроватям.

Мы пробежали несколько рядов, пытаясь разыскать источник угрозы. Сейчас здесь работало шестнадцать исследователей, которые попадались нам то тут, то там, но по их растерянным лицам было ясно, что они сами не понимали, кто активировал кнопку тревоги. Это неудивительно, потому что ангар занимает площадь около десяти тысяч метров, а между боксовыми рядами можно блуждать целый день.

Но тут вдруг прямо из-за угла перед нами на пол повалилась куча тел в белых халатах. Мы тут же бросились в ее гущу.

– Держи его!

– Вот же черт, крепкий какой!

– Хватай по рукам!

– Ноги держи!

Группа ученых пыталась совладать с выбежавшим из бокса зараженным. Посреди кучи в халатах кто-то истошно вопил. Кристина кинула мне шприц с транквилизатором, которым мы вырубаем пациентов, когда хотим взять анализы. К сожалению, он действует не больше десяти минут. Зараженные отличаются небывалой скоростью регенерации тканей, а потому наркоз на них действует недолго.

Я приблизился к куче рук-ног, нашел ногу пациента в сорочке, вогнал иглу и быстро надавил на поршень. Через несколько секунд напряжение спало, и куча в халатах начала распадаться. Оказалось, что четверо ассистентов пытались снять с пятого ассистента зараженного мужчину. Кажется, в прежней жизни он был разносчиком газет.

– Гейл! Покажи! – я тут же подбежал к раненному ассистенту.

Это был рыжеволосый молодой парень в толстых круглых очках, недавно закончивший мою же альма матер по специальности вирусология. Он был очень одаренным малым, и сейчас я, как никогда, почувствовал ярость от того, что мы теряем столько талантливых людей.

Второй. Уже второй ученый пал жертвой заразы. Мое отчаяние становилось все громче.

Гейл стонал. Еще бы! Этот мужик ему запястные кости сломал.

– Черт! Какие же сильные у них челюсти! – поразился Генри, поправляя очки после драки и осматривая изувеченную руку Гейла.

– Как он вырвался? – спросил я в свою очередь.

– Он из старого бокса. Те, что из укрепленного стекла, – ответил мой друг.

– Хочешь сказать, он разбил стену бокса?! – удивилась Кристина.

– Да. Он вырвался из ремней, вывихнув себе запястья. А потом разбил стену бокса лбом.

Генри показал на деформированные кисти зараженного и огромный синяк на голове бессознательного пациента, вокруг которого столпились переводящие дух ассистенты.

– Это невозможно! Человек не может разбить столь толстое стекло! Сил не хватит! – поразилась Кристина.

– Честно сказать, сил у них не занимать. Мы едва одолели этого вчетвером!

– Впрыск адреналина? – предположил Уилл – генетик в годах, тоже участвующий в потасовке и почуявший неладное в резком увеличении физических сил пациента.

Я присел к зараженному и стал разглядывать его руки.

– Не похоже, – ответил я. – Посмотри, как развилась мускулатура.

Я указал на выпирающую плечелучевую мышцу, твердую двуглавую мышцу, выпуклые трицепсы. Если память мне не изменяет этот мужчина был достаточно худосочный. Когда его еще только привезли, я поразился тому, что обычно почтальоны – люди с подтянутой спортивной фигурой, ведь работа обязывает – а этот был откровенным хиляком. Сейчас же мой мозг спорил с моими воспоминаниями. Если бы этот парень не потерял рассудок, я бы подумал, что за время, проведенное здесь, он готовился стать тренером в каком-нибудь фитнес-клубе.

– Сколько крови мы им переливаем? – спросил я. Мысли уже вели меня куда-то, а интуиция подсказывала, что там меня ждет верный и очень нехороший ответ.

– По триста миллилитров три раза в неделю, – ответил Генри.

– Почему увеличили дозу?

– Эритроциты снова начали падать.

Я выпрямился. Вот и конец туннеля. Догадка, озарившая мой мозг, заставила спину пропотеть.

– Надо немедленно всех зараженных перевести в плексигласовые боксы! – произнес я.

– У нас они все заняты. Нам некуда их пихать! – возразил Уилл.

– Надо заказать новые!

– Уже заказали. Прибудут через два дня.

Я судорожно соображал.

– Хорошо. До тех пор, пока не прибудут боксы, прекратить переливания!

– Что?

– Почему?

– Эта процедура поддерживает их состояние! – непонимающие ассистенты перебивали друг друга.

– А еще неплохо кормит! Посмотрите! – остановил я их возмущения.

Я снова показал на валявшегося на полу зараженного мужчину без сознания. Невооруженным глазом было видно, как окрепли мышцы шеи и плеч под больничной сорочкой.

– Не адреналин делает их сильными! А ускоренный кислородный обмен! Чем больше эритроцитов – тем больше кислорода, тем сильнее мускулатура. Уровень эритроцитов начал падать, потому что вирус в буквальном смысле растит им мышцы.

– Черт подери! – Генри сообразил первым. – Что вирус пытается сделать с ними? Убить? Или превратить в убийц?

Мы озадаченно переглянулись. Очередной туннель с ответом в конце, и никто из нас не хотел в него вступать. Ассистенты взяли зараженного под руки и поволокли обратно в бокс. Надо придумать улучшенную систему креплений к кроватям, пока не прибудут новые боксы. Черт! Час от часу не легче! Теперь зараженные начали выпрыгивать из боксов, разбивая стекла лбами и кулаками.

Где-то глубоко в груди поселился жуткий страх, который мое сознание противилось признать. Древний страх, животный. Тот, который испытывает добыча, когда хищник несется за ней по пятам. Я огляделся и вдруг понял, что мы здесь в лаборатории окружены этими машинами для убийств, которых один-на-один одолеть не в силах. У нас здесь сорок шесть боксов: двадцать четыре из них из укрепленного стекла – хрупкого для зараженных, как оказалось, и это стекло – единственная преграда между людьми и чудовищами.

На лицах Кристины и Генри я прочитал схожие эмоции. Мы втроем представляли собой исключительную систему группового мышления, точно научились читать мысли друг друга. Кристина и Генри тоже проигрывали сценарий наперед. Но ни один из нас не желал произносить эти опасения вслух.

За нас это сделала судьба.

Резкий и внезапный звон разбитого стекла заставил нас дернуться и обратить взоры туда, откуда раздался звук побега. Нашим жутчайшим страхам суждено сбыться сегодня. Мы переглянулись с Генри. Честно сказать, наверное, благодаря тому что внутренне мы уже были готовы к подобному исходу событий, мы среагировали молниеносно.

– Хватай транквилизаторы! – крикнул он мне.

Мы тут же бросились вразнобой к ящикам со шприцами в медицинских шкафах, стоящих вдоль коридора между блоками, на ходу анализируя, из какой клетки выбралось очередное чудовище. Клетки стоят в пять рядов, но стеклянные находятся в конце зала в южной части.

– Кристина, жми вызов охраны! – приказал я, понимая, что сейчас нам пригодится тяжелое вооружение – центр охранялся силами федеральной полиции, имеющей в кобурах пистолеты.

Но не успели мы собраться, как откуда-то из южной части послышался еще один взрыв стекла. Это новая клетка взорвалась осколками, выпуская из своих недр монстра? Или же первый продолжает рушить свой дом родной, чтобы вырваться на свободу? Мы снова переглянулись, и Генри, недолго думая, вытащил целый ящик с заряженными шприцами, пихая их по карманам, как солдат – патроны.

Но дальше стало еще хуже. Где-то в заднем конце зала разбили еще один бокс.

Что за чертовщина?

На этот раз мы смотрели друг на друга с растущим ужасом в глазах, снова противясь признать ужасающий реальный факт. Но это был не предел кошмаров. В следующую секунду раздался новый стеклянный взрыв. А потом четвертый, и пятый, и шестой. Словно по рядам боксов медленно протекала звуковая волна, взрывающая один за другим.

Мы затаили дыхание, слушая эту нескончаемую и такую равномерную музыку звонких ударов, оканчивающихся легким бряцаньем осыпающихся на бетонный пол осколков, словно затихание оркестровой симфонии, которой руководил кровожадный инфицированный пациент, выбирающийся на свободу.

– Они как будто научились… как будто копируют друг друга, – прошептала Кристина.

Мое сердце замерло. Она описала абсолютно те же мысли, что посетили мою гениальную голову: забывшие речь и потерявшие самоопределение, зараженные, тем не менее, демонстрировали способность учиться, подражая друг другу. Это возможно? Значит, они еще способны мыслить аналитически?

Мне не удалось погрузиться в сокровищницу, которая снова начала сверкать идеями, выбравшимися из недр интеллекта подобно забившим из земли фонтанам в такт взорванных боксов, потому что на моих глазах Генри потянул стоящую перед ним Кристину за рукав, роняя шприцы на пол.

– Уходим отсюда. Надо звать охрану, – повторил я.

И тут раздался первый крик. Мы тут же напряглись. Спина сразу закостенела, сердце впрыснуло адреналин в кровь, дыхание сбилось, а жар пробежался от ушей до пяток. Мозг же в это время судорожно соображал: в данный момент здесь находятся порядка шестнадцати ученых – наших коллег, бросить которых нам не позволила этика, ни научная, ни корпоративная. А потому мы втроем рванули на помощь, точно определив, откуда послышался первый крик жертвы пациента.

Мы бежали, казалось, целую вечность, рассекая воздух между рядами боксов, пока наконец не достигли зоны со стеклянными. Трагедия развернулась перед нашими глазами почти тотчас же: посреди последних рядов один зараженный сидел на нашем лаборанте Берни и рвал тому шею в клочья.

– Твою мать! – выругался Генри.

Толстощекий низкого роста Берни, всегда напоминавший мне султана из детского мультфильма про вора и принцессу, истошно вопя, пытался скинуть мужика, который прежде работал терапевтом и прибыл по вызову на дом на скорой помощи. По иронии судьбы на этой же скорой помощи его доставили в больницу с рваными ранами от укуса на руке. Вскоре после этого он очутился в нашем центре.

Мы в один прыжок оказались возле кровавой драки и стали стаскивать бешенного фельдшера с Берни. Мужик вцепился крепко. Берни ревел, как раненный лев, а мы продолжали тянуть фельдшера за ноги и плечи. Но, черт возьми! Сколько же в них сил! Мы рисковали тем, что оторвем фельдшера вместе с куском мясистой шеи Берни, потому что мужик и не рассматривал возможность раскрыть пасть, чтобы выпустить добычу.

– Кристин! Неси чем разжать челюсти! – крикнул я, пока вводил уже вторую дозу снотворного в ногу свирепого фельдшера.

Моя жена тотчас же побежала к шкафам с медицинскими инструментами. Как бы я ни хотел хорошенько вмазать этому пациенту, я понимал, что эффекта это не возымеет – ввиду ускоренных темпов регенерации болевой порог зараженных возрос в несколько раз.

Но тут прямо на моих глазах путь Кристины подрезал неизвестно откуда взявшийся зараженный в больничной сорочке с русыми волосами до плеч и повалил ее с ног. Все мое человеколюбие в этот момент смыло ураганом страха.

– Кристина! – завопил я.

Я вскочил, как ужаленный, забыв про истекающего кровью Берни подо мной. Мои ноги несли меня к жене, а мозги работали наперед, выстраивая ужасающие прогнозы.

Я услышал крик. Был ли он женский? Принадлежал ли моей жене? Куча рук и ног на полу не давала точно определить, навредил ли пациент Кристине.

И снова судьба решила хлестануть меня в этот день.

Да! Это кричала Кристина! Зараженный парень – продавец цветов в бывшей жизни – вцепился в плечо моей жены и рвал его из стороны в сторону, как собака – плюшевую игрушку.

Я навалился на него сверху, схватил за волосы и потянул, что есть мочи, пытаясь оторвать от моей жены! Но вот же черт! Как крепко они вонзаются в плоть! У них ведь зубы обычные – человеческие, не предназначенные для пережевывания сырого мяса, и уж тем более у них нет широко раскрывающихся пастей хищников! Зато вирус укрепил жевательные мышцы, и теперь их челюсти обрели способность мертвой хватки! Я остервенело избивал пациента, дергал за шею, даже пытался душить, засовывал пальцы ему в рот, пытаясь разжать зубы вручную, одновременно осознавая, что сам рискую заразиться таким образом, поранившись о его резцы. Но я себя не контролировал! Меня охватило лишь одно желание – спасти мою жену!

– Кейн! Отойди! – крикнул Генри откуда-то сзади.

Я взглянул в сторону. Мои глаза вспыхнули огоньком глубокого облегчения, несмотря на внутренний протест ученого. Я отпрыгнул.

К черту человеколюбие! Прикончи его, Генри!

В ту же секунду на спину парню упал топор.

– Давай еще! – крикнул я, осознав, что первый удар зараженный даже не почувствовал!

Генри снова замахнулся топором, который еще минуту назад последние пятьдесят лет спокойно висел себе в шкафчике рядом с пожарным шлангом, не представляя, какую роль ему придется сыграть в один ужасный день. Второй удар топора разрубил парню позвоночник, и снова – он едва ли это почувствовал. Кровь захлестала в разные стороны. Мы закрыли лица рукавами халатов, чья белизна так резко и быстро окрасилась в яркий алый цвет. Тело парня обмякло, и мы вытащили Кристину из-под мертвеца. Она рыдала, ее трясло.

– Зажми! – крикнул я, не обращая внимания на ее шок.

И только сейчас я понял, что кричу, потому что пока я пытался спасти свою жену, в карантинном блоке начался ад. Вокруг стоял такой невообразимый гам из криков людей, что поначалу я подумал, будто нахожусь где-то на ярмарке с кучей детей, визжащих на аттракционах. Но если бы это были дети! Пациенты, выбравшиеся из клеток, нападали на ученых по всему блоку. И я, изначально залезший в самый эпицентр ангара, уже не мог им помочь, потому что оказался в том же дерьме.

Я достал из кармана свой носовой платок, который Кристина вышила моими инициалами, потому что считала, что каждый джентльмен должен иметь в кармане платок для нуждающейся женщины, а эта метка всегда обозначит тот факт, что сам он занят. Я приложил его к кровоточащей ране на плече Кристин. Мой ученый мозг, характеризующийся высокоразвитой наблюдательностью, всегда бесил Кристину, которая, знай бы, что я разглядываю вышитые инициалы на платке, пока вокруг люди умирают мучительными смертями, точно наградила бы меня оплеухой.

– Надо уходить! – повторил я уже в третий раз.

– Смотри! Кто-то все же сумел вызвать охрану!

Генри указал пальцем на синий мигающий огонек на потолке, означающий, что военный пост, охраняющий наш объект, оповещен о чрезвычайной ситуации, разразившейся в карантинном блоке. У них есть целая инструкция на этот случай. Вот только вряд ли они готовились к массовому восстанию пациентов. Надеюсь, у них нет недостатка в патронах.

Я подставил плечо жене, Генри вытащил топор из спины мертвеца – за его практичность я его всегда обожал – и мы побежали к дверям, ведущим из карантинного блока в медицинский центр.

Пока мы бежали обратно, беглые взоры по сторонам рисовали нам удручающие жуткие картины с телами в белых халатах, лежащих в коридорах между боксами. Вдруг справа от нас зараженный вцепился в ногу бегущего прочь ассистента, оба тут же повалились на пол. Генри хотел подбежать, ведомый инстинктом помочь коллеге, но я резко остановил его. Мы не можем помочь всем. Нам нужна артиллерия! Пусть разберутся люди, вооруженные автоматами, потому что мы с транквилизаторами перед зараженными пациентами – как дети с леденцами.

Я старался не смотреть в коридоры между боксами, в которых творилась кровавая драма. Я и по раздающимся отовсюду крикам понимал, что здесь происходит массовая гибель выдающихся людей. Кошмар, который я наблюдал в новостных сюжетах, добрался и до моей обители. Этот факт ярче остальных подчеркивал, что зараза одерживает верх. Подчеркивал ярким красным маркером с металлическим запахом крови.

Я продолжал бежать, отвернувшись в очередной раз от жестокой кровавой сцены: сразу трое зараженных рвали зубами неподвижное тело нашей ассистентки Наташи, работающей тут всего два дня. Умерла ли она? Потеряла сознание от потери крови? От боли? А ведь у нее есть маленький сын трех лет, которого она воспитывает одна. Что случится с ним, когда его мама не вернется домой? Я выкинул эти мысли из головы. Они мешали мне выбраться отсюда невредимым.

– Главное – не выпустить их отсюда! – сказал я Генри на ходу, пытаясь отвлечься от чужих судеб и сконцентрироваться на собственной.

Я знал, что охрана выстроит пост в коридоре между блоком и центром, который зараженные пациенты не пересекут. Так было написано в инструкции. Но в ней не учитывался тот факт, что пациенты стали проявлять невероятные физические задатки, одолевая сразу пятерых человек за раз и не чувствуя ударов топора в спину.

Не успел я закончить мысль, как судьба снова свалила меня на землю. В буквальном смысле – зараженная женщина прыгнула на нас со спины и повалила на пол. Теперь я на себе испытал, как стремительно возросла их сила. Генри снова замахал топором, точно наш ангел-хранитель, кровавые брызги уже второй раз за день окропили наши халаты – из разрубленной шеи мертвой женщины кровь била фонтаном.

А тем временем в коридорах между соседними боксами ученые с истошными воплями боролись с полуголыми пациентами врукопашную, но проигрывали перед их варварской жестокостью. Пациенты превратились в неуправляемых убийц с повадками диких зверей. Они скалились, пускали слюни, даже передвигались на четырех конечностях, придавая своим прыжкам больше мощности! Нет, мы определенно недооценили вирус! Наш ум проигрывает их физической силе и свирепости!

Пациенты четко знали, куда целиться, чтобы попасть в артерии – ведь именно там текла жидкость, утоляющая их свирепость. Почему? Почему им не хватает той крови, что мы переливаем им? Чем они движимы? Что заставляет их напасть на человека, будучи удовлетворенными во всех потребностях?

– Август, не отставай! – злобный окрик Генри, как отца, заметившего исчезнувшего из поля обозрения недотепу-сына, вернул меня в реальность. Не в ту, что кровавыми красками расписывала натюрморт перед моими глазами, а в ту, в которой лично за мной гнались лютые монстры.

Я вскочил с пола и побежал за Генри, тащившего Кристин. Но тут меня сбили с ног так внезапно и резко, что я аж сознание потерял на долю секунды, совершенно не заметив, как оказался лежачим навзничь на полу. Едва поймав свой вышибленный дух обратно и увидев наконец своего без пяти секунд убийцу, я закричал. Кристина обернулась и тоже закричала. Генри уже хотел броситься ко мне, но тут судьба прочертила барьер между нами, словно не желала играть по нашему сценарию, у нее для каждого из нас уже был свой. И как оказалось, мой был не самый завидный.

Не успел Генри сделать и пару шагов, как путь ему перерезали еще трое подоспевших обезумевших людей. Генри уже рефлекторно замахал топором перед ними, разгоняя точно рой мух факелом. Но одолеть троих, пусть даже с топором на вооружении, оказалось сложнее. Генри попятился, а скалившиеся пациенты не желали упускать добычу.

И снова сокровищница идей тряслась от бурных фонтанов, которые били по всей ее территории разными догадками и гипотезами. Мне вдруг показалось, что они прекрасно осознают больший потенциал нападать группами, нежели по отдельности. Мы считали их полностью потерявшими понимание мира вокруг, но так ли это на самом деле? Ведь их нападения только с первого взгляда кажутся сумбурными, на самом деле в них есть логика! Они знают, куда целится, понимают смысл угрозы и осознают успех массовости. Вкупе с возросшей физической силой и быстротой, они действительно представляли собой профессиональных убийц!

И мой собственный убийца нависал надо мной, клацал окровавленными зубами, с которых тянулись красные вязкие слюни прямо мне на грудь. Я вцепился в его плечи и пытался скинуть, а в голове мысль горела яркой кровавой лампочкой в голове: он уже кого-то убил – вся его сорочка покрыта свежей кровью! Кристина права. Не голод движет ими, а нечто другое! Но что? Глаза его пустые, в них горит яркий голубой огонь меняющегося цвета глаз.

Мне не одолеть моего убийцу, которого я сам же кормил кровью, пока он растил себе мышцы. Я зарыдал, мыслями возвращаясь к моей красавице-жене Кристине, которую сейчас защищал Генри, продолжая пятиться по ступеням назад, не пропуская тварей дальше себя. Он разрубил топором голову одного пациента, прошелся по грудине второму, который лишь еще больше озверел от сопротивления добычи. Но третий безумец уже оказался умнее, и как только Генри замахнулся на него, тот вцепился в топор руками, перехватил его и резко вырвал из рук Генри. И снова я поразился тому, как ясно у них вдруг заработал интеллект во время охоты!

Мой скорый убийца продолжал ломать мои руки, они онемели, как если бы я тягал чересчур тяжелую штангу, которая все больше провисает под силой гравитации, которой я больше не мог сопротивляться. Мои попытки убежать от тварей вдруг показались глупыми и смехотворными, как противостояние человека и цунами.

Меня сегодня убьют.

А перед лестницей, ведущей к выходу из карантинного блока, уже собралось порядка семерых пациентов, прыжками настигающих ученых, охваченных ужасом сыграть роль добычи.

Последняя секунда, в которой мой взгляд встретился со взглядом Генри, врезалась мне в память навсегда. В эту секунду я признал, что прощаю его за то, что он бросает меня. А он поклялся мне в том, что отныне будет защищать Кристину до конца жизни.

– Уводи ее! – закричал я, когда увидел, что Кристина сбегает по лестнице обратно, осознав, что я безвозвратно отстал.

Генри без топора с жалким шприцем в руках в последний раз оценил обстановку вокруг, взглянул на меня с нескрываемым отчаянием, а потом резко пнул пациента, что отобрал топор, да пнул так сильно, что тот слетел с лестницы кубарем и свалил с ног карабкающихся по лестнице собратьев. А потом Генри схватил Кристину и потащил ее к выходу.

– Нет! Там Август! Нет! Вернись! Август! – рыдала моя жена где-то в гуще выживших белых халатов, экстренно покидающих карантинный блок.