Кто убил Ксению Шумейко?

Она улыбнулась. Я продолжил развивать мысль.

– Ксюша, давай я сделаю тебе пару комплиментов, надеюсь, они тебе понравятся. У тебя красивые ноги, которые я сегодня очень подробно рассмотрел. Когда ты перекидывала их, я оценил твои прекрасные белые трусики. И мне очень трудно оторвать взгляд от этой чудесной ложбинки между прекрасных холмиков твоей груди. Я не знаю, чем ты шантажировала Инну Андреевну, чтобы она помогла тебе быть сегодня настолько прекрасной. Но знай, коварная, я кремень, и у тебя ничего не выйдет. Считай, что это теперь дело чести, и я все сделаю, чтобы победить.

Я вернулся к доске и забрал пешку на c5 своей центральной пешкой. Уступил инициативу в центре. А пафосу-то было.

– Ты что, контратакуешь? Огрызаешься? Я прямо чувствую, что ты как скала… такой твердый и жесткий, – ухмыльнулась она. – Но они бежевые.

– Кто бежевые?

– Мои трусики. Ты плохо разглядел. Они не белые, они бежевые.

Я заерзал на стуле.

– Ксюша, ты даже не представляешь, насколько ужасно, возмутительно вульгарна.

– Спасибо за комплимент, – лукаво улыбнулась она.

– Это не комплимент.

– Комплимент. Ладно, Максим, где-то ты прав, я не буду спорить. Однако поскольку мы хорошие друзья, я дам тебе нечто взамен. Относись к этой ситуации, как к уникальной возможности. Мы никогда не обсуждали нашу сексуальную жизнь. Твою понятно, почему, но ты ведь и у меня ничего не спрашивал, специально избегал таких вопросов. Держу пари, тебе это должно быть интересно. Сегодня можешь спрашивать все, что хочешь. И даю тебе слово, что буду отвечать максимально честно, если не смогу ответить по каким-то причинам – скажу. Но врать не буду.

Она говорила об этом, как о какой-то уступке, но так было только хуже. Искушение продолжить этот разговор было очень сильным. Потому что Ксюша попала в точку, мне действительно было интересно.

– Спрашивай, Максим. Беру твою пешку на c5, своей пешкой с b6.

А чего не чернопольным слоном, Ксюша? Ее ход тормозил развитие и затягивал короткую рокировку. Удивительно, но несмотря на пылающее лицо и спутанные мысли, я еще мог оценивать позицию на доске.

– Хорошо, – сказал я. – Расскажи, когда у тебя был первый раз. Слон f4.

Закончил развитие легких фигур.

– Фи, как это банально, Макс. Ты разочаровываешь меня своей предсказуемостью.

– Так трудно ответить?

– Отчего же? Просто я надеялась, ты будешь более оригинальным. Мне было пятнадцать.

– И как прошло?

– Парень был достаточно опытный, так что все было хорошо. И оргазм был, да и в целом понравилось. Слон на d6.

– Рад за тебя. И сколько их у тебя было?

– Парней или девчонок?

Я изо всех сил постарался сохранить невозмутимое выражение лица, пока Ксюша с улыбкой изучала мою реакцию. Ну а что я, собственно, ожидал?

– Да, я бисексуальна. Это абсолютно естественно, – с гордостью произнесла она.

– Ты не бисексуальна, Ксения. Ты испорчена. У тебя есть список больших и маленьких дел, которые тебе нужно успеть сделать, и очевидно, что лесбийский секс есть в списке. Конь e5.

Все-таки я дрогнул, ход был плохой. Конь в центре доски пока никому не угрожал, но здорово ограничил прикрывающего его слона. Если бы Ксюша поставила следующим ходом коня в край, на h5, мне пришлось бы идти на размен слона на коня, с потерей темпа и нормальной пешечной структуры.

– Сначала про парней, – сказал я.

Она отвлеклась от доски и задумалась, пересчитывая.

– Ну… думаю, десятка три… – Ксюша взяла театральную паузу. – Ладно, Максим, шучу, я обещала быть честной. Их было одиннадцать – недостаточно много, чтобы кого-то забыть.

Мне что «одиннадцать», что «три десятка» – просто слова, за которыми стоят какие-то неизвестные числа. Но уточнять это количество я не стал. Больше десяти, короче.

– Среди них есть наши одноклассники?

– Есть. Но кто, я тебе не скажу. Это неправильно.

Ого. Оказывается, для нее все-таки существовало слово «неправильно». Я невольно улыбнулся.

– А теперь шокируй меня – сколько невинных девушек ты соблазнила?

– Невинных – одну. А всего было две.

– Одна из них – Шестакова?

А вдруг угадал?

– Пальцем в небо, – ответила она после едва заметной паузы. Как по мне, слишком длинной паузы. – Про фамилии больше не спрашивай, Максим, я не буду говорить о других людях у них за спиной. Ферзь c7.

Оказывается, ее можно чем-то пронять. Этот ход был явно ошибочный, Ксюша упустила шанс на инициативу. Я тут же подключил второго коня и поставил его на b5, атакуя ферзя и чернопольного слона.

– Ты совершенно права. Я тоже не люблю сплетничать. А ты любила кого-нибудь из своих… партнеров?

– Я пообещала тебе откровенный разговор о сексе. Прости, но любовь – это слишком личное.

– Ты абсолютно разделяешь секс и любовь?

– Конечно. Может быть секс без любви и любовь без секса.

– Разве не лучше, когда есть и то, и то?

– Конечно… Но у меня так не бывало. Ферзь e7.

Я уловил в ее тоне резкие нотки. Конечно, она любила. Но вряд ли признается. Уже достаточно того, что на вопрос о любви я не услышал гордый ответ «нет, я никогда не любила, ты переоцениваешь это чувство», или что-то в этом роде.

Я рассеяно подкрепил коня пешкой на c4 и понял, что проспал возможность выиграть фигуру. Позиция все равно была в мою пользу… но я начал терять интерес к игре.

– А другие тебя любили?

– Слон e5.

Я молча забрал ее чернопольника своим, обменяв таким образом, своего коня на ее слона. В центре доски стало свободнее. Читалась угроза вилки с последующей потерей ладьи. Ксения могла делать рокировку, но у пока еще страдал правый неразвитый фланг, конь уже давно просился на волю, да и ладью она хотела сохранить.

– Конь a6.

Она замолчала, делая вид, что думает над позицией, явно не хотела отвечать. Я все-таки решился повторить вопрос.

– Нет? Не любили?

– Я не знаю, Максим.

– Никто не говорил?

– Почему, говорили. Я не хочу об этом.

Я взял центральную пешку с c4 на d5.

– А когда был твой первый поцелуй? Настоящий, не детский.

Я понял, что на самом деле мне ничего не хочется у нее спрашивать. На самом деле, мне было все равно.

Она вскинула брови.

– Я удивлена, Максим. Ты резко снижаешь накал. Ты еще не задал мне так много интересных вопросов – участвовала ли я в групповухе, и в каком составе, был ли секс со взрослыми, секс на один раз, секс по пьяни… Конь d5.

Она как будто бы сердилась. Но почему? Первая ведь начала, и я ничего такого не сделал. Женщины…

Я пожал плечами.

– Полагаю, на все вопросы – ответ «да»?

– Нет. На некоторые.

Я предположил про себя, что устроить групповуху она не успела. Пожалуй. Хотя нельзя было быть уверенным. Странно, но меня совершенно не отталкивало ее бесстыдство. Я не тяготел к подобному образу жизни, но признавал за ней право жить так, как ей хочется. Она не была злой или жестокой, она просто любила жизнь в ее самых непристойных гедонистических проявлениях. Сейчас это все уже в прошлом. Я посмотрел на ее завязанные узлами рукава… Вряд ли теперь «список дел» будет пройден до конца. Мне только сейчас пришло в голову, что этот разговор может ее на самом деле ранить – жить так бурно, как раньше, ей уже не суждено. Я поставил коня на d6. Прикрывающий слон мешал забрать его ферзем.

– Шах.

Никаких рокировок, Ксюша.

– Король на f8, – небрежно бросила она.

Наш разговор зашел в тупик. Я продолжил играть молча, она только проговаривала свои ходы. Я забрал ее белопольного слона конем на b7, конь в ответ был съеден ферзем, который расположился на главной диагонали перед ладьей. Хорошая цель для моего слона, но сперва надо расчистить центр. Я напал пешкой на коня в центре, Ксюша убрала его на e7, к королю. Я пошел ферзем на g4, угрожая ее королевскому флангу. Она закрылась конем на g6, я убрал слона на c3.

– А у тебя когда был первый поцелуй? – неожиданно спросила она.

– Я никогда не целовался с девушкой, – спокойно ответил я.

– Как?! – она изобразила удивление. – Король e7.

Смысл хода был понятен, она соединяла ладей, но это ей уже ничего не давало. Ее позиция была очевидна проигранной и не позволяла рассчитывать даже на ничью.

– Да так…

Пешка на e5. Теперь ей придется лишиться ладьи, что даст мне преимущество в качестве.

– Даже с Лизой?

– Я же говорил тебе, мы просто друзья.

– Нормальная подруга должна была бы помочь тебе с такой горестью. Я понимаю еще – в сексе отказать, но поцелуй – совсем другое дело.

– Мы говорили об этом. Она не разрешила себя целовать. Она к этому относится серьезно.

Ксюша недоуменно фыркнула и попросила отодвинуть ферзя на c7. Я забрал ладью на a8.

– Ты в курсе, что уже проиграла?

– Да. Но в конце концов, в игре, как и сексе, главное процесс.

– Согласен. Однако играть и не выиграть – это как трахаться и не кончить.

Грубовато получилось, но Ксюше понравилось.

– В точку.

– Будешь ли ты ощущать себя победительницей, если я в этой позиции сдамся?

– Конечно, нет. Ты ведешь игру, твой король отлично защищен, слон крепко держится, пешками его не согнать. Размен без потери качества приближает твою победу, вариантов у меня нет. Так что если ты сдашься, это не настоящая победа.

– Я согласен и… сдаюсь. Потому что не хочу побеждать. Мне не нужно ничего взамен, я сдаюсь просто так.

Я глубоко вдохнул.

– Я хочу поцеловать тебя, Ксюша. Разреши мне. Разумеется, я приму отказ, если что.

Она улыбалась. Боже, какая долгая пауза.

Наконец, Ксюша закатила глаза и облегченно выдохнула.

– Слава богу! Конечно, вежливо попросить о поцелуе – это, наверное, самый беспомощный и жалкий способ его получить, но на лучшее, очевидно, не стоит и рассчитывать. Я уж боялась, мне придется самой тебя уговаривать. Максим, иди уже ко мне. Я очень хочу научить тебя целоваться…

Ксюша кивком головы указала на кровать. Я сел рядом, она подвинулась, прижавшись ко мне.

Я до конца не верил, что это происходит.

– Так… Для начала положи руки мне на талию и поцелуй сперва нежно и аккуратно.

В первый раз жизни я почувствовал своими губами чужие губы. Они были мягкими и податливыми. Постепенно волнение стало проходить. Я покрывал нежными поцелуями и верхнюю, и нижнюю губу, и уголки рта, и щеки, и носик…

– А теперь чуть приоткрой рот и попробуй соединить наши губы.

Она склонила голову чуть набок и закрыла глаза. Это был уже совсем другого рода поцелуй. Я совсем не удивился, когда ощутил прикосновения ее языка. Дразня меня, она провела им по губам и скользнула внутрь. Это было чертовски приятно, и я сразу захотел ответить ей тем же, проникнув в нее в ответ. Одной рукой я прижал ее спину, а вторую положил на щеку, чтобы ограничить ее движения. Возможно, это было чересчур жестко. Но ей, похоже, понравилось. Она обмякла и, выдохнув, смогла от меня отстраниться.

– Хочешь прикоснуться к моей груди? – шепотом спросила она.

Какой смысл спрашивать, если ответ очевиден. Это было разрешение. Я аккуратно коснулся ладонью ее мягкой, но упругой, груди, ощущая тепло ее тела через шелк. Почувствовал, как затвердел ее сосок, который оттягивал ткань красивым бугорком.

– Знай, Максим-дорогой, только очень бесстыжие девушки позволяют такое сразу. Я-то тебе разрешаю, но с другой будь осторожен, не торопи события…

Не нужны мне были никакие другие девушки. Хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Я целовал ее, шептал ей, как она прекрасна и наслаждался каждым мгновением, каждым прикосновением и вдохом. Почувствовал, как потяжелело ее дыхание, каким оно стало неровным и прерывистым. Я понял, что она также наслаждается нашей близостью.

– Не похоже, что ты меня учишь, – сказал я.

– А я и не учу, – прошептала она. – Я просто с тобой целуюсь.

Ксения улыбнулась.

– Здесь и учиться нечему. Просто надо целовать так, как хотел бы, чтобы целовали тебя. Можешь быть уверен в себе, ты прекрасно целуешься. Пожалуй, – улыбнулась она, – мне нечему тебя учить.

Ксюша игриво отстранилась от меня. Я с трудом подавил свое желание последовать за ней. Я знал, что так она играет со мной, но не мог и предположить, что будет дальше.

– Я кое-что подготовила для тебя, посмотри в верхнем ящике комода, за тетрадками.

Я выдвинул ящик и, чуть покопавшись там, выудил свежую упаковку презервативов.

Первой мыслью, которая пришла мне в голову – а как она их приобрела и спрятала в тайне от родителей?

– Инна Андреевна? – спросил я.

– Святая женщина, – кивнула Ксюша в ответ, подтверждая мою догадку. – Иди ко мне, Максим. Я тебя ещё многому научу…

***

– Почему прекратил вспоминать? Стесняешься секса с безрукой девочкой? – высокомерно спрашивает Лиза.

– Просто не хочу об этом думать.

Я бросаю ей упаковку презервативов, которую она ловко ловит одной рукой. Костер погас, и еле тлеющие угли бросали на ее лицо красный отсвет.

– Тонкие, – едко усмехается Лиза. – О твоих ощущениях позаботились. Выходит, она все спланировала заранее?

– Разумеется. Пока я играл с ней в шахматы, она играла… во что-то другое.

– Зато ты все ходы запомнил.

– Вечером того же дня воспроизвел игру. Она поддавалась.

– Ну разумеется. И что было дальше?

– Два самых счастливых месяца в моей жизни.

Она отложила презервативы в сторонку.

– Небось, за пределами ее постели ничего не замечал?

– Уже потом, когда вспоминал и все анализировал… Как порой улыбка сходила с ее лица без видимых причин. Как иногда она замолкала, словно теряя интерес и ко мне, и к разговору. Как порой были бесконечны пусты ее глаза, смотревшие сквозь меня.

– Почему тебя это не беспокоило?

– Беспокоило. Но я не хотел об этом думать. У меня же были основания считать, что это связано с ее состоянием. Так что я посчитал, что ей просто нужно время, чтобы свыкнуться и преодолеть. Я был счастлив…

– … и был слепым дураком.

Я молчу. Лиза совершенно права.

– И как все закончилось?

Об этом я вспоминать не хочу. Но, похоже, без этого никак. Я глубоко вздыхаю.

– Начинался июль, ее мама взяла отпуск и сама сидела с Ксенией, Инна Андреевна уехала на юг на пару недель. Я не ходил тогда к Ксюше, так как она все еще не хотела знакомить меня с родителями. Прошло чуть меньше недели с последнего моего визита. И вот она набрала мой номер – уже справлялась с телефоном ногами. Легла на трубку со своей стороны и сказала мне, что ей очень жаль, что приходится звонить, но возможности поговорить лично нет. Сказала, что она срочно и надолго уезжает и не знает, когда мы увидимся вновь. Сказала, что любит меня – первый раз за все время. Поблагодарила за то, что был рядом. Сказала, что я со временем пойму ее и прощу. И попрощалась. Последние слова – сквозь слезы.

Лиза молча смотрит на меня. Она – то есть я – знает, что было дальше, но мне надо проговорить это вслух.

– Я был у ее дома через полчаса. Опоздал. Скорая у подъезда, накрытое простыней тело, кровь, растекающаяся по грязному асфальту, распахнутое окно наверху. Врачи спокойно чего-то ждали, подготовив носилки. Рядом с ними выла худая женщина, закрыв руками лицо – это была ее мать. Какой-то мужчина с черной папкой под мышкой – возможно, следователь – приподнял простыню и оценил положение тела. Я увидел копну ее волос… Еще неделю назад мы занимались любовью, и я шептал ей, как люблю ее, зарываясь в ее золотистые локоны. А теперь ее волосы были малиновыми и слиплись в отвратительные клочки. Крови было очень много – Ксюша жила высоко. Я развернулся и ушел.

– Ты не был на похоронах?

– Меня не пригласили. Да я бы и не пошел. Возненавидел ее.

– За что?

– Она любила и была любима. Я хотел разделить с ней свою жизнь. А она избрала легкий путь. Я возненавидел ее за слабость, которую она сама же и презирала.

– А теперь что чувствуешь? Все еще ненавидишь?

– Нет. Не понимаю. И ничего не чувствую. У меняя внутри выжженная земля, уж извини за такую поэтичность.

Она вздыхает.

– Это достаточно очевидно. Когда тебе предложили поездку в зону биологической опасности, где уже есть трупы, что ты сделал? Поехал без малейших возражений.

Полегче, Лиза. Что за поспешные выводы?

– Ну, мне нужно на что-то жить.

– Да, и именно поэтому ты утопил в речке «буханку» – средство своего заработка. При том, что доктор Драчев был уже мертв, а машина принадлежит твоему работодателю.

– А как же Устюгов? Милиции надо помогать.

– Ты не под присягой. Риск – это его профессиональное дело, а не твое. Ты имел полное право уехать и увезти с собой всех желающих – пока они были живы. Кстати, а когда ты шел с автоматом под пули – ты чем руководствовался? Любовью к родной милиции?

– Не знаю… Было очень страшно, и какое-то волнение, а потом радость, когда началась стрельба.

– «Радость», – передразнила она. – Не надо скромничать. Ты возбудился и кончил. Смерть – это единственная женщина, которую ты по-настоящему хочешь. Ты как бумажный кораблик в ручье – гордо несешься прямо к дождевому сливу. Без твоей Ксении – назову ее так, не по фамилии – тебе просто неинтересно жить. И вот мы подходим к решающему моменту, потому что у твоей бессмысленной жизни есть альтернатива. Оживить свою память. Наполнить ею свой последний сон. Время здесь штука относительная, так что и жениться на ней успеешь, и состариться.