– А нужны ли тебе, вот лично тебе, Эндрю, три яхты или пятьдесят собственных гольф-полей? Вот я считаю – нет! Одной яхты, Эндрю, вполне достаточно для счастливой жизни. А если их будет три или пять одновременно, то ты просто не сумеешь, физически не сможешь ими всеми качественно наслаждаться. Так и будут они одиноко стоять на причале. А ведь они могли бы принести счастье кому-то еще. Вот у тебя сколько полей для гольфа?
Эндрю поднял взгляд к потолку, как бы вспоминая, сколько у него полей для гольфа.
– Не важно, – оборвал его размышления Миша, подкрепляя слова картинным жестом ладони. – А нужны ли они тебе все в качестве собственности? Нет, не нужны. Ну захотел поиграть – приехал, взял клюшечку, погонял шары и уехал восвояси, – Миша протер пальцы мягким полотенцем и отложил его в сторону. – При коммунизме, Эндрю, все гольф-поля мира будут общей собственностью трудящихся, и каждый работяга в любое время сможет свободно приехать и поиграть на них в гольф.
Эндрю, конечно же не воспринимал всерьез ничего из сказанного Майклом, но волей-неволей оказался втянут в сети его творческих изысканий. Понемногу он и сам стал неплохо разбираться в идейной философии марксизма. Постепенно Эндрю начал получать удовольствие от пассивных дискуссий. Ему нравилось ставить собеседника в тупик неожиданными каверзными вопросами и наблюдать, как тот выпутывается из сложных ситуаций. Вот и сейчас Эндрю слегка прищурил глаза. Это означало, что в его голове возникла очередная оригинальная мысль.
– Майкл, скажи, сколько стоит галлон керосина для твоей яхты?
– Не знаю, – Миша пристально посмотрел на друга, чувствуя подвох.
– А сколько ты платишь за аренду причала в Монтерей?
– Не помню. Наверно что-то около…
– Не суть, Майкл. Ты можешь назвать сумму кэша, которая у тебя сейчас на карточке?
– Нет. Боже, да какая разница, Эндрю, к чему ты это? – Миша был слегка смущен. Он не понимал, куда клонит хитрый собеседник.
– Погоди, Майкл. Скажи, сколько стоит крабовый салат, который мы только что заказали?
– Не знаю. А сколько?
– Это не важно, Майкл. Главное то, что ни ты, ни я этого не знаем. Мы вообще не знаем, сколько чего стоит. Майкл, ты понимаешь, что это значит?
– То, что мы с тобой два оборзевших сынка богатых родителей?
Миша, конечно, понимал, что Эндрю имеет в виду что-то иное, но пока не мог догадаться, что конкретно, и бросил свою фразу скорее на автомате.
– Нет, не то. Это значит, Майкл, что мы с тобой по сути достигли светлого будущего и живём при коммунизме в полном достатке и вообще не загоняемся по деньгам. Строители коммунизма мечтали, строили, а живем мы. Это ли не чудо, Майкл?
В лице Эндрю играло деланное торжество. Ему было приятно смотреть, как напрягается лоб его друга в поисках ответа.
– Нет, никакое это не чудо. Во-первых, никто из нас ничего не приложил для достижения этого буржуйского коммунизма для избранных. Материальное благополучие досталось нам совершенно случайно в результате генетической лотереи, и мы никак не причастны к ее результатам. А значит, никто из нас не заслуживает этих благ и владеет ими несправедливо. Во-вторых, капиталов наших семей хватит на много жизней вперёд. Сколько лично у тебя жизней, Эндрю? Одна, как у любого человека. Мы похожи на персонажа из русской сказки по имени Кощей. Мы так же, как он, сидим на деньгах, которые физически не можем потратить за время, отведенное нам биологией. Получается, что мы украли у кого-то его коммунизм, его жизнь, его возможности. При этом самим нам потратить украденный ресурс не хватит и тысячи лет.
Официант принес бутылочку Кьянти, элегантно откупорил ее штопором и разлил чудесную рубиновую жидкость по бокалам в качестве аперитива к салату. Миша посмотрел на бутылку. Его цепкий взгляд привлекла надпись с информацией о крепости напитка: «9-12%».
– Эндрю, а ты знаешь, почему крепость натурального вина не превышает 9-12%?
Эндрю не знал.
– Потому что бактерии, живущие в винограде, во время брожения выделяют спирт в качестве отходов собственной жизнедеятельности. И когда спирта становится 9-12%, он убивает бактерии, которые этот спирт создали. То есть микроорганизмы засерают свое жизненное пространство, а потом захлебываются в собственном дерьме и сдыхают.
– К чему ты это, Майкл? – Эндрю с причмоком потягивал винцо.
– К тому, что если не случится революция, то капитализм в Западном обществе изживет себя по такой же точно схеме.
Эндрю оторвал взгляд от бокала и вопросительно взглянул на Мишу, как бы приглашая его пояснить мысль.
– Капитализм обречен, Эндрю, так или иначе. Даже если с ним не расправятся восставшие массы, ему придет конец по естественным причинам. По теории Маркса, когда капитализм достигнет вершины своего расцвета, он разложится, как дохлая рыба под солнцем. И на его смену сам собой придет коммунизм!
– То есть ты утверждаешь, что термин коммунизм в принципе означает «кирдык»?
– Нет, он означает «кирдык» только миру насилия и несправедливости. – Миша начинал распаляться. – А для честного трудового народа он означает свободу и новую жизнь.
– Не, ну тогда норм. Лично меня такой расклад устраивает. Пускай капитализм достигнет совершенства, а потом спокойно уйдет на пенсию. Главное, чтобы на наш век хватило, а там пусть уже новые поколения между собой выясняют, кто кому чего должен.
– Ты мыслишь типичными эгоистичными буржуазными штампами. Типа «нам бы хватило, а после нас хоть потоп». Это преступно и безответственно. И мне очень горько, Эндрю, что безответственность и эгоизм являются твоими базовыми личностными характеристиками.
Эндрю картинно округлил глаза.
– Да-да, Эндрю, эгоизм сквозит из всех закоулков твоей буржуазной души. Ты эгоист и эксплуататор по своей сути, да еще и сексист. Посмотри на свою личную жизнь: как низменно и подло ты относишься к Джессике, как эксплуатируешь ее морально и сексуально.
Последнее время Миша любил касаться вопросов этики и легко переходил с абстрактного на бытовой уровень.
– Майкл, во-первых, я искренне не понимаю, что не так с моей личной жизнью. А во-вторых, разве не для того личную жизнь называют личной, чтобы ее не касались сторонние наблюдатели?
– А вот и нет, Эндрю. Если ты живёшь в обществе, то ты никогда не сможешь стать абсолютно от него свободным. А значит и твоя личная жизнь не может быть целиком личной, не может полностью выпасть из поля зрения и избежать моральной оценки. И я как твой друг и товарищ, как человек, который тебя давно знает и любит, скажу тебе прямо все, что думаю о твоем в высшей степени аморальном образе жизни, подлом и бесчестном отношении к Джессике и к женщинам вообще.
При обсуждении отвлеченных категорий, будь то коммунизм или справедливость, Эндрю держался подчеркнуто абстрагированно, как психоаналитик держит себя с тревожным пациентом. Ему нравилось находиться над Мишиной внутренней схваткой с фантомами, наблюдать и безобидно подтрунивать над другом. Но теперь, когда в качестве объекта обсуждения выступал он сам, ему стало сложнее придерживаться эмоционального нейтралитета.
– Майкл, кому из нас говорить о морали отношений? Мы с Джессикой – пара, встречаемся со студенчества, и ты это знаешь, – он отхлебнул вина, чтобы промочить горло и продолжил. – Я много лет в постоянных отношениях с девушкой, с которой у меня все хорошо и которой я не изменяю… почти никогда не изменяю, – уловив Мишин взгляд, поправился Эндрю. – У тебя нет серьезных отношений, ты постоянно трахаешь разных телок, с которыми тусишь максимум две недели, и любишь заказывать шлюх за деньги. Но аморален почему-то я? Как это объяснить, Майкл? – лицо Эндрю выражало нарочито гипертрофированное возмущение. Он был рад возможности поупражняться в актерском мастерстве.
Миша молчал. Он укоризненно смотрел на друга, как бы давая ему возможность самому осознать свою неправоту.
– Я жду, потрудитесь объясниться, мистер моралист, или может правильнее будет сказать, товарищ моралист, – не унимался Эндрю и сделал приглашающий жест рукой. Через несколько секунд он повторил свой жест, подкрепив его мимикой. Майкл глубоко вздохнул и, наконец, заговорил:
– Эндрю, если ты на самом деле не понимаешь таких очевидных вещей, значит ты еще более безнадежен, чем я ожидал.
Эндрю весело усмехнулся, поглядывая по сторонам, как бы в поиске поддержки невидимых зрителей.
– Хорошо, я расскажу, какая моральная пропасть лежит между нами. Ты ставишь мне в вину, что я трахаю случайных телочек и не завожу ни с кем постоянных отношений? Ты также укоряешь меня за то, что я заказываю девушек за деньги, и считаешь мои действия аморальными. И тебе невдомек, что такое мое поведение как раз и демонстрирует ответственность, любовь и уважение к женщинам. Но, пожалуй, начнем по порядку.
Миша сжал правую руку в кулак и согнул ее в локте. Со стороны могло показаться, что он угрожает своему собеседнику. Эндрю подобрался на диване. Он, наконец, снова вернулся в комфортное для него амплуа наблюдателя.
– Давай сразу обозначим, Эндрю, что мне не нужен секс для самоутверждения… давно не нужен, – поправился Миша и зачем-то потряс кулаком. – Также он мне не нужен для размножения. Для меня секс – это прежде всего самый экологичный и полезный для здоровья способ получения удовольствия. Ну и во вторую очередь – это способ сблизиться и пообщаться с понравившимся человеком. Итак, – Миша сделал паузу, – постоянные отношения я не завожу, потому что не готов к созданию семьи и воспитанию детей, – на этих словах Миша разогнул большой палец. Теперь со стороны выглядело, будто Миша показывает другу одобрительный жест. – И это, стоит заметить, характеризует меня как ответственного и рассудительного человека. Я не создаю бесплодных союзов, не отнимаю у девушек время, которое они могут направить на поиск долгосрочного партнера и материнство.
Миша взял в левую руку бокал вина и сделал небольшой глоток. Теперь со стороны могло показаться, что парень показывает собеседнику, что вино в его бокале очень вкусное (вино и впрямь было замечательным).
– Я действительно люблю случайные знакомства с интересными девушками, – продолжал Миша. И эти знакомства часто… довольно часто заканчиваются сексом. И этот секс всегда происходит на основе взаимной симпатии, даже если эта симпатия возникает по пьяни. Я всегда предохраняюсь, никогда ничего девушкам не обещаю, не обманываю и не подаю ложных надежд. Я расстаюсь быстро, чтобы девушки не успевали ко мне привязаться и не испытывали страданий от прощания, – на этих словах Миша разогнул указательный палец. Теперь его жест еще более выразительно хвалил вино в бокале. – Это говорит обо мне как о человеке порядочном, чутком и заботливом.
Миша наконец поставил бокал на стол и отодвинул его в сторону.
– Теперь о проститутках. Эндрю, мы ведь с тобой живем в капиталистическом обществе? – он вопросительно посмотрел на собеседника, как бы желая развеять сомнения насчет типа американского общества. – Так вот, в капиталистическом обществе секс за деньги – самый честный и чистый тип сексуальных отношений. Женщина берет деньги и взамен дает мужчине то, что тот любит получать от нее бесплатно или по моральному принуждению, под прикрытием вымышленного «супружеского долга».
Миша сидел с трезубцем из большого, среднего и указательного пальца.
– Как видишь, в отличие от тебя, все мои связи с женщинами, будь то по взаимной симпатии либо за деньги – всегда честны, чисты и благородны.
