– Быть может. И это, пожалуй, самое сладкое, самое волшебное безумие из всех возможных. Именно ради таких безумий стоит жить, а если надо – то и умереть. Чую, ждет меня Россия-матушка, зовет меня, нужен я ей. И я нисколько не сомневаюсь, что это будет удивительное, невероятное путешествие.
– Но ведь это опасно… – в глазах Эндрю читалась искренняя тревога.
– Может быть и так. Но я не могу сидеть сложа руки. Я сам себе не прощу, если останусь здесь и ничего не сделаю для своей Отчизны. Вот представь, Эндрю, сижу я старенький с внуками у себя на яхте, а они спрашивают у меня: «Дедушка, а почему наша Родина – Россия в такой жопе? Где ты был и что делал, когда погибала твоя страна?» И что же я им отвечу, Эндрю, как посмотрю им в глаза? А может и не будет уже к тому времени нашей Россиюшки…
– Но в России действительно небезопасно.
– Ну да-да, там по улицам ходят медведи, зомби и казаки с нагайками. И все пьяные.
– Может быть, но это не главное. Там реально высокая преступность, коррумпированная власть и очень неблагополучное общество.
– А я считаю, что мою Родину оклеветали и оболгали. Нас, русских, пытаются выставить бандитами и дураками, но я возвращаюсь в страну добрых, умных и талантливых людей. И я это докажу и тебе, и себе, а если понадобится, то и черту с дьяволом. И знаешь, не от того в России плохо, что в ней преступность и коррупция, а плохо русскому человеку, оттого и преступность с коррупцией. В общем, я должен хотя бы попытаться что-то исправить, внести хоть какую-то лепту в революцию духа, которая так нужна моей стране и народу. И если я ничего не сделаю, то не смогу уважать сам себя.
Некоторое время Эндрю ошарашенно смотрел перед собой, перебирая пальцами по коктейльному бокалу. Потом заказал два шота текилы, потому что запить такое нужно было чем-то покрепче. Выпив залпом один шот и облизнув соль, он взглянул на товарища.
– Майкл, ты хороший парень и очень мне дорог. Я смотрю на тебя и понимаю, что ты наивен как Губка Боб. Но Губке Бобу это простительно, он ведь живет в ананасе под водой, и вообще он не настоящий, с ним ничего не случится. Даже если ему оторвут руку или ногу, или зажарят в печи, ему ничего не будет, его просто заново нарисуют. Но ведь ты не Губка Боб, ты живой. И если с тобой что-нибудь случится, тебя никто заново не нарисует.
Но Миша только посмеивался. Эндрю выпил вторую рюмашку и поднял взгляд. В его глазах теплилась робкая надежда отговорить друга от сумасшедшей затеи:
– Майкл, может не надо. Может оно в России как-то само собой обойдется, без твоего участия. Ты ведь недавно высказал отличную мысль, что капитализм сам себя изживет, как бактерии в вине. Так может не стоит мешать русским бактериям изживать самих себя?
– Ну, во-первых, если бы бактерии умели читать и знали, что их ожидает, то они бы скорее всего предприняли бы что-нибудь, чтобы избежать гибели, а мы с тобой не получили бы чудесного Кьянти. Но бактерии читать не умеют, а буржуи умеют, и они прочитали Карла Маркса и усвоили его уроки. Теперь они постоянно предпринимают меры, чтобы критический социальный градус никогда не был достигнут, а их кончина постоянно отодвигалась. А значит градус этот нужно поднять искусственно. И если каждый решит, что все обойдется без него, то не видать нам исцеления. А во-вторых, бро, – Миша сделал паузу, – нет в России никакого капитализма. То, что сегодня там происходит, – это не капитализм, а ужасный мутант, выросший на теле некогда здорового и чистого советского общества. Но это уже другой разговор, болезненный для русского человека.
На последних словах Миша погрустнел, давая понять, что для него, как для русского человека, постсоветский капитализм – тема очень личная, и он не расположен ее обсуждать.
В тот же вечер Миша написал Николаю Валентиновичу видеообращение, в котором изложил свои намерения вернуться на Родину. Спустя несколько дней позвонил отец, но у Миши уже был иной план. Теперь он не стал брать трубку. После нескольких попыток дозвониться, Болодин-старший прислал гневное видео, в котором обещал оставить сына без денег и отправить на Таймыр «лопатой нефтешламы убирать». После некоторой паузы от отца пришло еще одно видео, записанное в совсем иной тональности.
– Ага! Не прошли даром мои труды, задели-таки слова истины нужные струнки папиной души. Уже и тон у него другой и глазки бегают виновато, – делился своими впечатлениями Миша. – Мямлит что-то невнятное, извинения какие-то просит. Смотреть жалко. Как будто умоляет меня не лететь. Но я эту публику как на ладони вижу. Эти люди только о капиталах своих пекутся, о статусах, репутации. Стыдятся родители-буржуи, что сын – коммунист. Да только не им меня, а мне их стыдиться в пору. Отец – кровопийца и грабитель трудового народа, а мать – нахлебница. Сначала картинки никому не нужные за народные деньги ляпает, потом думает, кому их впарить. Отец говорил о каких-то сложностях, которые я не понимаю, да только я их не боюсь. Если мне действительно предстоит что-то понять, то лучше это сделать раньше, чем позже, чтобы не жить в иллюзиях. Ты не представляешь, брат, как это ужасно: жить в иллюзиях и не понимать устройства реального мира. Вот ты, Эндрю, когда перестал верить в Деда Мороза, то есть Санта Клауса?
– А разве в него надо верить? Это ведь сказочный персонаж.
– Вот, а мне лет до двенадцати мозг пудрили, что он реален. Я его каждый Новый год ждал, спать не ложился. А потом раз – и развенчали миф. Сколько было слез и разочарования.
*
В Россию Миша решил вернуться, окончательно порвав со своим буржуазным прошлым. Свое прощание с обеспеченной жизнью он решил отметить особенным образом. Для создания нужного фона в ресторан яхт-клуба он пригласил известную джаз-банду, а водка и блюда русской кухни были в этот вечер для всех за счет заведения.
– После тщетных попыток достучаться до отца я решил взять всю инициативу в свои руки и действовать отныне самостоятельно, – на этих словах Миша пригубил виски из стакана с кубиками льда. – Следуя зову чести и морали, я принципиально отказываюсь от какой-либо помощи и поддержки родителей. Я хочу вернуться на Родину тайно, без денег, без связей, и с этого момента всего в своей жизни добиваться самостоятельно, собственными силами. Я собираюсь доказать самому себе, родителям и всему миру, что Россия – недооцененная, уникальная страна возможностей и социальных лифтов. Страна, в который каждый может добиться всего, чего пожелает. Главное – не отчаиваться, не сидеть сложа руки и, конечно, верить в себя и свою мечту.
Миша выдавил дольку лимона в раковинку с устрицей и с легким причмоком отправил в рот нежное содержимое. Затем его взгляд устремился на сцену, где увлеченно играли свой джаз музыканты, а миниатюрная темнокожая солистка с прической-каре и изящным платочком на шее посылала в зал белозубую улыбку.
– Вслушайся, Эндрю, сколько изысканности и шарма в этой музыке, рожденной чернокожими рабами, которых твои предки не так давно жестоко эксплуатировали на своих плантациях, – Миша расслабленно подергивал головой в такт мелодии.
– Чего? Какие плантации, Майкл?! – Эндрю был возмущен неожиданным и совершенно незаслуженным выпадом в свой адрес. – Мой дед из шотландских переселенцев, всю жизнь пахал сталеваром на заводе. Бабка из Ирландии, фабричная рабочая. Они в Великую депрессию чуть с голоду не умерли. Да и отец, пока актером не стал, кучу всяких занятий перепробовал, в армии отслужил.
– Но согласись, вы, американцы – рабовладельцы по своей сути, и от этого бренда вам ближайших лет двести не отмыться.
Эндрю в упор уставился на Майкла, хаотично выискивая варианты ответа.
– Да будет, Эндрю. Расслабься. Не принимай на свой счет. Просто забавно смотреть на твою реакцию, – Майкл сделал примирительный жест рукой (в душе он был весьма доволен вызванным эффектом). – Мы с тобой буржуи по рождению. Следует понимать, что не наша вина родиться буржуями, но наша вина ими остаться. И я рад, что мы вместе движемся по пути прозрения и справедливости.
– По какому пути прозрения ты движешься, Майкл? Ты сидишь в кабаке и жрешь лобстеров с устрицами! – было видно, что Эндрю все еще задет и не собирался «расслабляться».
– Ну вообще-то, Эндрю, ты не прав. Это не лобстеры, а лангусты. Лан-гус-ты!
– Да какая, к черту, разница!?
– Очень большая, брат. У лангустов клешни совсем другие – их практически нет, но тело более вытянутое. Вот смотри… – Майкл потянулся к крупным ракообразным, разложенным на большом, со вкусом сервированном блюде.
– Хорош, Майкл! Еще недавно ты говорил, что эта буржуйская еда тебе в горло не лезет, отторгается. А теперь все? Примирился?
– Нет, Эндрю, ни с чем я не примирялся. Я действительно, как ты заметил, вернулся к моей любимой еде. Но не потому что, как ты выразился, «примирился», а потому, что копнул поглубже и выяснил, что никакая она не буржуйская, – Миша с хрустом разломил хвост лангуста и начал извлекать из него крупные куски белого волокнистого мяса. – Это самая простая бедняцкая еда рыбаков, прибрежных аборигенов и несчастных робинзонов, выброшенных на необитаемые острова. Это еда, которую всегда без труда можно выловить на мелководье после отлива при невозможности раздобыть чего-нибудь более существенного. И когда я это узнал, отпустило меня, рухнул внутренний барьер, вновь вернулся аппетит и настроение, – Миша макнул в соус и направил в рот очередной белый комочек. – Кстати, ты не находишь, Эндрю, что мясо лангуста мягче и приятнее, чем у лобстера?
Эндрю секунду смотрел на друга, потом усмехнулся и потянулся к столу. В самый разгар потрошения лангустов в зал вышла подтанцовка – стройные девушки в обтягивающих лосинах с тростями в руках и элегантными белыми шляпками на головах.
– Эх, красота какая, Эндрю, ты только посмотри: попочка к попочке.
Ребята наслаждались музыкой и грациозными движениями танцовщиц.
– Знаешь, Эндрю, скучать я буду там в Москве по всему этому: по морю, по «Сильвии», по клубу моему и, конечно, по тебе, дружище.
Миша задумчиво и немного грустно смотрел в зал.
– А ведь у меня для тебя подарок, пойдем-ка прогуляемся, – обратился он к другу, когда закончившие номер танцовщицы, раскланиваясь, покидали зал. – Нет, развратник, это не то, что ты подумал, – засмеялся Миша, уловив, что Эндрю как-то увязал слово «подарок» с уходом девушек. – Айда ко мне на борт, там все увидишь.
Ребята вышли из ресторана и направились к причалу, где была пришвартована Мишина яхта.
«Осторожно, ступеньки», – бросил Миша на автомате. Эту ритуальную фразу он произносил каждый раз, когда спускался в салон не один.
– Смотри, чего я через интернет заказал! – Миша подошел к столу и достал из картонной коробки шуршащий сверток. Из него он извлек меховой предмет белого цвета, встряхнул и надел себе на голову. – Ну как тебе?
На его голове красовалась белая пушистая шапка-ушанка с ярко-алой звездой.
– По-моему, шикарно! – в глазах Эндрю читалось искреннее одобрение.
– Ага, – согласился Миша, – я знал, что ты оценишь. Но я и о тебе не забыл. Держи, товарищ! – с этими словами Миша достал из коробки еще один сверток и протянул его Эндрю. Тот с интересом развернул пакет и достал оттуда такую же меховую ушанку цвета фуксии.
– Ух-ты, вот это подарок! – глаза Эндрю горели. Он периодически участвовал в фотосессиях в качестве модели и любил всякие экстравагантные вещи. – А цвет какой – просто огонь! Майкл, ты не перестаешь меня удивлять! Давай зачекинимся в этих шапках.
Эндрю весело натянул на голову ушанку. Ребята обнялись, и Эндрю сделал несколько селфи и коротких видео. Следует отметить, что шапки смотрелись на парнях невероятно стильно. Фото и видео получились яркими и выразительными. Эндрю сразу разместил их у себя в публичном аккаунте с подписью: «Провожаю друга в Москву».
Почти в то же время на его мобильный пришло сообщение. Джессика интересовалась, где он и что делает. Эндрю отправил ей селфи в шапке и сообщил о предстоящем отъезде Миши. Раньше Джес относилась к дружбе Эндрю с Мишей весьма сдержанно. Не то чтобы он ей не нравился, скорее наоборот. Но она считала его беспутным мажором и справедливо опасалась пагубного влияния на своего бойфренда. Однако, узнав о роли Миши в помолвке, Джессика прониклась к нему некоторой благодарностью. В следующем сообщении Эндрю прочел: «Он, должно быть, очень стрессует. Будь с ним рядом, поддержи его. Люблю тебя». (Понимаю возмущение Читателя приведением личной переписки. Спешу заверить, что здесь и далее это делается исключительно с целью раскрытия сюжета и характеров персонажей.)
– Ну что, пойдем в клуб публику эпатировать. Сегодня, кстати, будут еще сюрпризы, – Миша изобразил пригласительный жест, но внезапно его лицо стало серьезным и сосредоточенным.
– Эндрю, ты ведь помнишь, что мы с тобой не просто друзья, но еще и товарищи?
– Ну да, – Эндрю сделал неопределенное движение головой и плечами. Он был в приятном расположении духа и рассматривал свое отражение в зеркальном потолке.
