Корона Суперзвезда
Когда покончили со всем этим, было уже около восьми вечера. Я сказал девушкам, санитарке и медсестре Лоле, чтоб шли в санпропускник вперёд меня. Девочки переодеваются и моются в душе обычно с девочками, мальчики с мальчиками. Лола с санитаркой не пошла.
Когда та переоделась и прошла в чистую зону, – Лола специально ходила в санпропускник проверять, когда он освободится, – мы с ней проследовали в первое помещение оного, в котором сняли с себя защитные костюмы. Она вела себя абсолютно спокойно, хотя могла бы чего-нибудь отчебучить, – на всём этаже, кроме нас, никого не было. Бросив костюмы в специальный бак, прошли в душевую, там сняли с себя хирургические костюмы, брюки и блузки, предназначенные для одного похода в грязную зону, побросали их в бак… снятое нижнее бельё положили на подоконник…
Я вспомнил слова одной песни группы Сектор Газа: «Тут мы друг друга поняли без слов, ведь у нас очень чистая любовь, на фига слова нам, мы и так поймём, кто о чём думает, ночью мы вдвоём».
Обнимались-целовались мы не больше минуты… потом она примостилась на подоконнике и мы занялись любовью.
Сделав дело, мы искупались в душе, прошли в следующее помещение, в котором была оставлена чистая одежда, оделись, и проследовали в чистую зону… ловя на себе внимательные взгляды коллег.
Мы были слишком увлечены друг другом, чтобы загоняться по поводу сотрудников, наблюдавших за парочкой, следовавшей из санпропускника, из которого по парам не выходят. Переодевшись в уличную одежду, мы отправились в супермаркет. Набрали еды, напитков, – я взял Бехеровку и лимонный Швепс, у Лолы предпочтений не было, она сказала, что немного попробует мой напиток.
По возвращению в больницу мы поднялись на второй этаж, прошли в пустующую «нашу» палату (мы обретались в палате № 12), поужинали, я накатил, Лола от алкоголя отказалась. Только понюхала налитую в стакан Бехеровку и поморщилась: «Брандахлыст какой-то!»
Потом я спустился в рабочую зону, чтобы оформить всех принятых больных в инфоклинике, Лола осталась в палате. Переделав дела, я вернулся к ней… но тут позвонил охранник и сообщил о том, что на территорию заехала «скорая помощь».
Пришлось снова идти в грязную зону. Лола пошла со мной, хоть и не должна была, она свои часы отработала, и вместо неё должна была пойти другая медсестра.
То, что я увидел в приёмке, мне не понравилось: тело мужского рода на каталке в памперсах. Дрова дровами для его 72-х лет. Подарочек из больницы № 2, в которой я поддежуриваю и не работаю с середины апреля, так как моё основное место работы превратилось в инфекционный госпиталь.
Родственники вывали «скорую», чтобы избавиться от недвижимости, фельдшер «скорой» отвёз тело в больницу № 2 с левым диагнозом «Инсульт», там его исключили, сделали томограмму лёгких, выявили, к великой своей радости, вирусную пневмонию, и перекинули тело к нам.
Ну что ж, мы оформили историю болезни, санитарка повезла валежник в отделение, и я стал подумывать, не пора ли возвращаться в чистую зону, как вдруг позвонили по местному телефону и сообщили, что нам везут по «скорой» ещё одого пациента по договорённости с начмедом.
ОК, мы стали ждать. Я оформил осмотр в инфоклинике (люблю когнитивных больных, продуктивный контакт с которыми затруднён, и они не могут рассказать анамнез и рассказать всю свою жизнь, чем они болеют, чем переболели, сколько операций было в жизни, на какие препараты аллергия, – попадаются такие профессиональные больные, которые могут часами обсуждать свои болячки, таскающие с собой тонны выписок, что самое неприятное, в этих бумагах надо ковыряться и переписывать все диагнозы и прочие данные в свой осмотр). В случае с дровами, которые, к тому же, без родственников, можно воспользоваться соответствующим шаблоном «Дрова» в программе «Инфоклиника» и скопировать оттуда следующее: «Пациент жалобы не предъявляет. Анамнез не поясняет в силу когнитивных нарушений». И ВСЁ!!! Не надо выслушивать весь этот бред, не надо анализировать тонны выписок, работа с больным занимает меньше минуты, – и туды его в отделение.
Лола, моя идеальная помощница, дремала, сидя за рабочим столом. Я прошёл в смежное с приёмкой помещение, экстренную перевязочную, открыл окно, лёг на кушетку, подложил под голову какой-то валик, сдвинул немного в стороны респиратор и очки, чтобы можно было нормально дышать и не давило на переносицу, и задремал… и мне даже что-то успело присниться…
Говорят, человек не слышит свой храп. И я до определённого момента не верил Ирине, когда она предъявляла за мой храп, особенно после того, когда я перебарщиваю с алкоголем, и она была вынуждена уходить спать в зал… но с какого-то изменчивого часа я стал слышать свой собственный храп в момент засыпания, и, если я не успел полностью погрузиться в сон, то отчётливо слышу это «хрю-хрю». Или, когда я успеваю по-настоящему заснуть, сплю некоторое время, потом какие-то звуки прерывают мой сон, телефонный звонок, например, и при пробуждении я опять же слышу это хрюканье. В любом случае, если ты слышишь это хрюканье, значит, ты ещё (или уже) не спишь, а значит, бодрствуешь.
Именно в такой момент, когда я был разбужен голосом охранника, кричавшего в рацию: «Восток, это Камчатка! Скорая по договорённости с начмедом!», то услышал это своё хрюканье.
Рация шумела не там, где я спал в своём противозачаточном костюме, и даже не в соседнем помещении, а через помещение. Было слышно так, будто орали прямо в ухо.
Кстати, я так и не научился пользоваться этим уоки-токи, хотя там для разговора надо нажать слева на кнопку. Эту доисторическую штуковину приобрели из-за того, что мы не могли пользоваться мобильными телефонами в грязной зоне. Можно было бы засовывать их в футляр для подводного плавания, стерилизовать его при каждом переходе из грязной зоны в чистую, но лично меня, как индивидуума, живущего в энергосберегающем режиме, это слишком сильно бы напрягало, а посему я такой возможностью не воспользовался.
Названия для помещений были ещё те: приёмное отделение – Восток, чистая зона – Родина, пост охраны – Камчатка, главврач – Тайфун.
Пациент, которого нам привезли, оказался капризным восточным мужчинкой (для таких, как он, даже придуман диагноз «Синдром восточного мужчины»), и это всё объясняло: то, что договаривались за него утром, а прибыл он в час ночи; то, что он поступил по чьей-то договорённости, равно как и то, что вёл он себя, как последний мудак.
– …я от… это как его, как её зовут… – первым делом заявил он, едва попав в приёмник.
Я ответил ему настолько вежливо, насколько требовало нахождение под камерой:
– Мы давно вас ждём. Мы оформляем вас в больницу. Сейчас медсестра оформит историю болезни, и мы проводим вас в отделение.
Но капризный восточный мужчина не был бы капризным восточным мужчиной, если бы не начал каркать, обращаясь то ко мне, то к сыну, с которым разговаривал по мобильному:
– …эй, как тебя зовут?.. Рубен, он не говорит, как его зовут! Звони там, с кем ты договаривался!.. эй, куда пошёл, давай решать вопрос!.. Рубен, ты ей звонишь, что она сказала, меня сюда будут ложить?!. Эй, иди сюда, возьми трубку, говори с Рубеном!!! Вай Рубен, он ушёль, звони срочно этой, как его…
Бросив на ходу Лоле: «Я ухожу!», я демонстративно покинул приёмник, и, быстро переодевшись в санпропускнике, вернулся в чистую зону. Мне очень хотелось выпить, но я сдержался. Чем больше я выпиваю, тем громче храплю по ночам, а при Лоле не хотелось бы.
Я оформил осмотр капризного восточного мужчины в инфоклинике, заодно послушал, как дежурный администратор разговаривал по административному телефону то с одним придурком, то с другим – в половине второго ночи!!! Родственники пациентов требовали доложить о состоянии их здоровья, админ включил громкую связь, чтобы я послушал – судя по голосам, звонившие находились под действиями изменяющих сознание веществ.
Очередным дозвонившимся на административный телефон оказался сын капризного восточного мужчины, администратор передал мне трубку, чтобы я поговорил с ним. Прокурорским тоном он потребовал полный отчёт, что вообще с его папашей, как будут его обследовать и лечить, когда он выздоровеет. Это их национальная черта. Особенно мне нравится, когда они загадочно говорят в 2 часа ночи: «Знаете, может это поможет вам разобраться в данном случае… 20 лет назад у моего папы уже было что-то подобное… мы все перепугались, вызвали скорую помощь»…
Они могут сутками напролёт нести эту ахинею, такое ощущение, что у них нет работы, нет домашних дел и смысл их существования заключается в том, чтобы выклёвывать врачам мозг.
В общем, чем быстрее прервёшь эту ослиную беседу, тем лучше. И я бы вообще не разговаривал с данным конкретным придурком, сказал бы, как обычно: «Всё нормально!» и положил трубку, но, был вынужден хоть что-то сказать, потому что этот пациент был от руководства.
Потом на административный телефон позвонила дама, которую я сегодня принимал вместе с мужем в приёмном отделении и требовала, чтобы их отпустили домой. Теперь она возмущалась в ночи, почему к ней и её мужу не пришёл доктор, не посмотрел их и не начал обследовать и лечить. Я объяснил ей, что осмотр и назначение терапии уже имело место быть в приёмном отделении, мол, отдыхай, спи себе спокойно.
– Как?! И это ВСЁ?! – вскричала она.
Как в том анекдоте: «А поговорить?!»
Такие смешные. Много сериалов смотрят, наверное, типа «Интернов» или «Доктора Хауса». По их понятиям, пациента в больнице должна встречать команда из 20 медработников минимум, его должны уложить на каталку, воткнуть капельницу и везти на огромной скорости по длинным коридорам, на ходу делая уколы, давая таблетки и делая прочие ритуальные действия. Ну и дальше огромное количество обследований на красивых ультрамодных аппаратах, интенсивная терапия, всё такое прочее.
А тут нате из-под кровати – скучно встретили, поместили в обычную палату, дали горсть таблеток. А поговорить?!)))
В начале третьего ночи я добрался, наконец, до палаты. Лола ждала меня…
В этот раз она громко стонала во время секса, я просил вести себя потише, в коридоре и соседних палатах всё слышно, на мои слова она не реагировала, и у меня не получалось заткнуть ей рот поцелуями, она целовалась, но продолжала издавать звуки.
– Не могу сдерживаться, – сказала она потом извиняющимся тоном.
У меня сложилось впечатление, что она это делает специально. Прошлый раз она же смогла сдержаться, причём без видимых усилий, без сжатых зубов, судорог, засосов, и царапанья моей спины. Так же, как в санпропускнике, в котором никого не было, и там можно было орать в полный голос.
Утром я спросил, храпел ли я во время сна, она ответила, что нет, вот только шибко сильно «юлтузился». Что означало «ворочался». Да, что было, то было, я не могу спокойно спать, постоянно ворочаюсь, пытаясь найти удобное положение.
Глава XXX, в коей повествуется о суточном дежурстве 7–8 июня в моём родном ковидарии, о милых чертах характера мой юной подруги Лолы, а также подводятся итоги месячной работы нашего ковидария и делаются некоторые выводы
Суточное дежурство 6–7 июня в больнице № 1 (родном ковидарии) оказалось на редкость спокойным. Меня дважды вызывали в приёмное отделение, всего я провёл в противочумном костюме около 6 часов и принял 8 больных, плюс, как невролог, осмотрел одного больного в реанимации. Ночью привезли ещё двоих, но меня не стали будить, и за меня сходил в приёмное отделение другой доктор, в обязанности которого входило ведение инфоклиники и обходы больных в отделении.
– Не стал тебя беспокоить… – многозначительно кивая головой, сказал он мне утром.
Касаемо моей юной подруги Лолы – у нас сразу сложился формат отношений, отличавшийся лёгкой развязностью и граничивший с благостным дуракавалянием. Она была из тех немногих, кто весьма непринуждённо матерится и говорит скабрезности, и кому это идёт. Кому то мат не идёт вообще, в устах Лолы это звучало вполне естественно и даже мило. Будучи нерусской, Лола использовала в своей речи всё богатство русского языка и в плане владения оным могла заткнуть за пояс иного чистокровного русского.
– Здравствуй-здравствуй, хуй мордастый, – такими словами она меня приветствовала, нараспев, своим тоненьким птичьим голоском, и я «валялся под столом» от хохота. Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы обиделся.
«Расскажи… как ебутся ежи», «Андрей Болт Конский», «Ты чего такой грустный, хуй сосал невкусный?»
Мне и до этого было известно, что язык не абсолютная вещь, что никакое слово не может быть абсолютно неправильным или абсолютно оскорбительным. Всё зависит от контекста и намерений. Особенностью Лолы было то, что она возвела всё это в абсолют. Она могла сказать: «Пошёл в пизду!», что в её устах означало «Скорей войди в меня!»
Ни с кем из бывших девушек не мог я так непринуждённо разговаривать о выделениях, выходящих из тела, об отверстиях в теле, сексуальных фантазиях, и тому подобном. Какими бы раскрепощёнными они ни были, у каждой были какие-то запреты, границы, и правила. У Лолы никаких табу не было в принципе.
Однако, несмотря на заключённую в её слова телесность, своим поведением Лола устанавливала для собеседника рамки приличий. Резонно было бы предположить, что она какая-нибудь «шалашовка», «спермобак», и постоянно должна находиться в окружении брызжущих слюной кобелей, в грубой форме предлагающих совокупиться. Но ничего такого не происходило. Да и её Медвежонок напоминал скорее домашнего пёсика, чем уличного кобеляру. Было что-то, женственность и здравомыслие, и что-то ещё неуловимое, что защищало её от прямолинейного подхода со стороны мужчин. Она заставляла их относиться к ней, как к хорошей девочке, и только последний мужлан мог быть невежливым при таком раскладе.
Что касается работы.
За месяц, что мы работаем как инфекционная больница, через нас прошло 302 пациента (сейчас находится 124, из них 100 ковид-подтверждённых, из этих 124-х – 75 пневмоний, из которых 44 ковид-подтверждённых, 10 человек в реанимации, один на ИВЛ).
Скончалось за месяц – всего 7, это 2 % от общего количества. Все пожилые, изначально тяжёлые, с кучей хронических диагнозов. Сомневаюсь, что это лично коронавирус их убил. Для сравнения: за январь похоронили больше 40 больных из около 300 прошедших лечение в стационаре, это к вопросу о тяжести ковидных пациентов и тяжести наших обычных профильных пациентов.
Большинство этих наших нынешних коронных пациентов – бессимптомные или лёгкой степени тяжести, которые, согласно рекомендациям, могут наблюдаться/лечиться амбулаторно.
Эти данные некорректно экстраполировать на все больницы города и тем более страны, потому что, возможно, нам повезло, а, скорее всего, руководство больницы взаимодействует с отделом эвакуации и «скорой помощью», и нам везут в основном нетяжёлых больных, потому что у нас нет пульмонологического отделения, и, соответственно, нет специалистов-пульмонологов. У нас нет компьютерного томографа, мало кислородных концентраторов, нет стационарного кислородного концентратора, производящего кислород в промышленных объёмах. Кислород к нам по старинке привозят в баллонах.
Таким образом, основной удар принимают на себя хорошо оснащённые больницы, в которых есть пульмонологическое отделение. Смертность у них выше.
Итого, оценивая ситуацию в целом, можно сделать вывод: перепрофилирование практически всех больниц под инфекцию и «обсервацию» оказалось ненужным, бессмысленным и даже вредным, с учётом того, что из этих больниц вышвырнули реально тяжёлых пациентов. Которые нуждались в госпитализации и желали остаться в больницах, в отличие от нынешних наших пациентов, которые практически поголовно не понимают, зачем их упекли в больницу, которые возмущаются и пишут жалобы. Что характерно, нынешняя лечебная тактика идёт вразрез с клиенто-ориентированной политикой «удовлетворения пациента», которую обозначил министр здравоохранения в начале года.
Справиться с «пандемией» могли бы инфекционные больницы и пульмонологические центры. «Обсервации» в том виде, в каком они существуют, это рассадники заразы. Того, кто это придумал, надо самого туда поместить на обсервацию, чтобы он оценил все прелести соседства с туберкулёзными бомжами и прочей швалью.
В нашей больнице закрытыми оказались отделения травматологии, хирургии, урологии, реабилитации, гастроэнтерологии и терапии, которые никогда не пустовали. Пациенты, которых насильно выписали в конце марта, оказались без необходимой им помощи. Никуда перегоспитализироваться они не смогли, потому что остальные больницы также закрылись.
Вот она, цена победы над ковидлой. Мы лечим одних за счёт других.
Глава XXXI, в коей повествуется о новогодней поездке в Сочи, злополучной, бессмысленной и беспощадной
Итак, мы взяли билеты на поезд… точнее, Ирина оплатила их моей картой… также она забронировала двухкомнатную квартиру в семиэтажном доме в центре Сочи в трёх минутах ходьбы от моря.
30-го декабря 2017 г мы выехали из N-ска, а на следующий день около часу дня прибыли в Сочи. На такси доехали до места, обустроились, расплатились за жильё, прогулялись по набережной, пообедали в кафе. Ближе к вечеру отправились в супермаркет за продуктами. Народу было не протолкнуться. Пришлось выстоять очередь за едой. Выбор, надо заметить, был огромный – салаты, закуски, мясные блюда, всё, что душе (и желудку) угодно. Набрали полную тележку и еле дотащились с пакетами продуктов до дома.
До полуночи ещё оставалось время, и мы снова пошли на море. Пешком дошли до порта, поглазели на яхты, пофотографировались, не спеша пошли обратно. Народу было очень много, почти как летом.
Я улучил момент, чтобы позвонить сыну, пока Ирина с детьми пошли к морю. Пришлось отойти подальше, чтобы не было слышно шума прибоя.
Поздравив сына с наступающим новым годом, пожелав всего самого наилучшего, приняв ответные поздравления и закончив разговор, я вернулся к своим. О которых сыну ничего не было известно. На самом деле, зачем уподобляться героям идиотских сериалов и знакомить детей с новыми сожительницами: «Вот, сынок, познакомься, это моя новая… кхм… не знаю, как назвать… а это её дети, кхм». Или рассказывать о них детям по телефону, если они живут в другом городе, как в моём случае: «Привет, сынок, звоню тебе с моря, слышишь шум прибоя… как-то так, да… я тут не один, приехал отдохнуть со своей новой… кхм… не знаю, как назвать… и её детьми, кхм… Ну как ты там? Как там твоя мама?»
А потом он приезжает к тебе в гости, ты его встречаешь на вокзале с этой, как её там, не знаю, как назвать… и он спрашивает: «Это та самая, с которой ты был на море, вместе с её детьми?» А ты такой: «Нет, сынок, это уже другая, познакомься!»
Незачем мешать солёное с кислым.
В начале двенадцатого мы вернулись в арендованные апартаменты и стали готовиться к новогоднему застолью, сервировать стол, разливать напитки.
Дом был современный. Квартира на третьем этаже, которую мы арендовали, изначально была студией без перегородок, площадью примерно 70 квадратных метров. Покупатель изменил её таким образом. Когда заходишь в квартиру, попадаешь в просторный, метров на 40, холл, без деления на прихожую, кухню и зал. Напротив входа – кухонный гарнитур с плитой, мойкой, шкафами и тумбами. По правую сторону диван-кровать, кресла и журнальный столик. По центру помещения и чуть правее – обеденный стол со стульями. Телевизор в правом углу. Стеклянная, а точнее, «стеклопакетная» стена отделяет холл от спальни. Получается, это два смежных помещения. В спальне большая кровать, две тумбочки и шкаф-купе. Окна спальни на две стороны.
Санузел находится в противоположной стороне от спальни, то есть налево от входа. В нём ванна, душевая кабинка, раковина, унитаз, стиральная машина. Есть окно на улицу, очень удобно для проветривания.
…Новый год мы встретили самым обыденным образом: шампанское, оливье, селёдка под шубой, телевизор)))
* * *Первого января, после пробуждения, мы позавтракали и вышли на прогулку. Было около полудня. Ночью шёл дождь, было свежо и сыро. Мы шли по главной улице, идущей параллельно набережной. На лавке лежал гражданин, видимо, наотмечавшийся вчера до полной отключки. Что характерно, никто к нему не подходил, не вызывал «скорую помощь». Меня это приятно удивило, – после творящейся в нашем городе вакханалии, где пьяный сброд подбирают не только в центре города, но и в таких местах, куда нормальный человек никогда не пойдёт. Всегда удивлялся, когда фельдшера «скорой помощи» рассказывали, откуда привезли очередного бомжа. Они с трудом находили место, откуда поступил вызов от очередного гражданского активиста. Что он делал в этой глухомани, которую даже бродячие собаки обегают стороной?!
Итак, мы прогуливались по центру города, когда я увидел «скорую помощь» и чисто непроизвольно выругался. Хотя я был не на работе, и не мне принимать клиента, которого везёт этот транспорт. Я проследил взглядом – машина направлялась не в ту сторону, где лежал на скамейке алкаш. И вздохнул с облегчением. Есть же нормальные города, в которых напрочь отсутствуют гражданские активисты.
Мы прогулялись по парку «Ривьера», выпили бодяжного кофе, и сходили на шоу с дельфинами.
Вечером Ирина пообещала, что уложит детей спать и придёт ко мне, разбудит, если я к тому времени засну, чтобы вон чего сделать… но так и не пришла и не разбудила, а осталась спать с детьми на диване в зале.
* * *2 января.
Меня бы вполне устроило времяпровождение в шезлонге на берегу моря, но у Ирины была идея фикс: показать детям все достопримечательности. И мы поехали на автобусе в Олимпийский парк.
По прибытию, не успели пройти и 500 метров, как сын Ирины Дима стал ныть и выть, по обыкновению, что он устал и не может больше идти. Меня всегда удивляло, что он таким образом пытался добиться – чтобы его понесли на руках? Или вызвали лимузин для перевозки Его Высочества!?
Меня с шести лет отец брал с собой на рыбалку и по грибы, мы проходили по 10–15 километров, с передышками, конечно, и у меня не было никаких истерик. Этому уже семь, он первоклассник.
В данном случае мы не преодолели даже 1/10 запланированного пути. О непринуждённой прогулке не могло быть и речи. Кое-как мы доковыляли до выставочного павильона, в котором проходила выставка раритетных советских машин. Заплатили за билеты, прошли внутрь. Осмотр экспонатов прошёл более менее спокойно. ЗИМы и ЗИСы, Волги и Чайки, Москвичи и Жигули, РАФы и ЗИЛы немного развлекли Диму, к тому же, мать купила ему сувенирную машинку, плюс к нескольким сотням, оставшимся дома, так что он на какое-то время успокоился.
Однако, стоило нам выйти на улицу, всё началось сначала. Завидев Луна-Парк, я предложил пойти туда, с условием, что они пойдут без меня… но Ирину такой вариант не устроил: «Мы семья и должны везде ходить вместе!»
Дима затянул свою песенку: «Я устал! Я больше не могу идти! Я хочу пить! Я хочу мороженое!»
Такие заявления меня тоже весьма и весьма удивляли. Что, по его мнению, должны были сделать окружающие? Усадить в кресло, побежать за водой и мороженым, найти требуемое чёрт знает где, купить, вернуться и подать ему угощения?
Ему объясняли, что, мол, сейчас найдём кафе, купим тебе воды, пообедаем, закажем мороженое, но всё без толку. На территории не было заведений общепита, не было ларьков, открытым оказался только сувенирный магазин. У моих спутников встал вопрос: куда идти? У моря должно быть много заведений, но где оно?
У меня таких вопросов не было. Любой нормальный человек, впервые оказавшийся в этом месте, сразу бы сообразил, что море должно находиться в стороне, противоположной горам. Ирина, Дима и Яна встали в ступор, как лебедь, рак и щука. Все показывали в разные стороны, и все эти направления были неправильными.
В итоге они все между собой переругались, Дима впал в психоз и стал бросаться с кулаками на мать с сестрой. Меня это вывело из себя и я заорал:
– Заткнись, сука!..
Это было самое вежливое из длинной тирады в его адрес. Он испуганно примолк, Яна в страхе отскочила в сторону, а Ирина попыталась меня урезонить, выбрав для этого самые неподходящие доводы:
– А своего сына ты бы так приложил?
Я рассвирепел окончательно:
– Чо ты сказала?!! При чём тут мой сын?! Разве это мой сын мне тут полдня мозги выносит??! Хули ты везде моего сына приплетаешь?!
Опять же, это было самое вежливое, что я в тот момент произнёс. Смысл моего высказывания заключался в том, что, если она ещё хоть раз упомянет моего сына, в любом контексте, то я снесу ей пустой жбан, который она по недоразумению называет своей головой.
Высказавшись, я направился в сторону моря. Трое неадекватов последовали за мной. Догнав меня, Ирина спросила: «С чего ты взял, что море там?»
– Иди молча! – огрызнулся я.
Мы прошли достаточно для того, чтобы Дима снова заскулил, а его сестра начала роптать: «Мы неправильно идём, надо было идти туда, куда Я показывала!» Мы как раз переходили дорогу, и впереди сквозь заросли виднелся бескрайний простор, который и являлся, собственно, морем. Какой же надо быть тупицей, чтобы не видеть очевидного! Видя мой настрой, Ирина цыкнула на дочь, чтоб та шла молча.