Личная жизнь шпиона. Книга вторая

Глава 5

Бестужев выпил большую чашку воды и пришел в себя после нокаута. Он увидел темные пятна на полу, но не сразу сообразил, что это его кровь. Только сейчас почему-то почувствовал во рту ее вкус. Кровь сочилась из разбитой губы и носа, попадала в рот. Он подумал, что спасение только одно – выбраться из комнаты, выскочив в коридор, а там дверь рядом. Тут квартира, а не пыточное подземелье, наверняка замок не слишком сложный. Главное, – внезапность, неожиданность. Можно оказаться на лестнице, когда его мучители еще опомниться не успеют, не зря же он всю жизнь занимается физкультурой…

– Не буду канителиться до утра, – пообещал Колодный. – Давай все кончим поскорее. У тебя минута, чтобы вспомнить человека, который передал анонимку. Я хочу знать его имя.

– В объяснительной изложено все, как было, – Бестужеву больше не хотелось спорить, но оговаривать себя он не смог. – Поверьте, анонимка была в папке, куда обычно попадают письма с мест. Пельше любит читать…

– Я приехал сюда поговорить с тобой по-хорошему. Как с нормальным человеком. А ты, тварь, дым в жопу гонишь…

Колодный высоко поднял ногу и пнул Бестужева подметкой ботинка в грудь. Тот, не ожидавший такого поворота, опрокинулся спиной назад, больно ударился затылком о доски пола. Но тут же вскочил, словно подброшенный пружиной, еще плохо соображая, бросился вперед, плечом влетел в Колодного, столкнув его с дороги. Пинком ноги распахнул дверь. Выскочив в полутемный пустой коридор, ринулся вперед, наткнулся на вешалку с пальто и куртками, стоявшую на дороге, повалил ее, чуть не упал, запутавшись ногами в одежде.

Он чуть не лбом въехал во входную дверь, обитую изнутри дерматином, сбросил цепочку и, повернув замок, потянул на себя ручку, но открыть почему-то не получилось. Он снова повернул замок, но не успел дернуть дверь, кто-то, подскочив сзади, ударил кулаком по шее, подсек ноги. Бестужев, растянувшись на полу, попытался встать в отчаянной попытке все-таки добраться до двери, но кто-то склонился над ним, тяжелые удары справа и слева оглушили, не дали разглядеть, что происходит. Кто-то крикнул: дайте наручники. Его перевернули лицом вниз, вывернули руки, щелкнули браслеты.

Когда загорелся верхний свет, он почему-то опять оказался возле поваленной вешалки с одеждой, стал хвататься за вещи, когда его за ноги поволокли обратно в комнату. Начальник, в рубашке с засученными рукавами, стоял в стороне, рядом были два молодых оперативника, которые дотащили его до темного угла, второй парой наручников пристегнули к трубе отопления. Он закричал, что есть силы, но захлебнулся в своем крике, когда его ударили по лицу.

Колодный, серьезный и мрачный, сидел на кухне, глядя через оконное стекло на двор и темные окна. Временами ему казалось, что он один человек во всем городе, который не спит. Тогда он делал глоток воды из стакана и прикуривал сигарету. Тишина была обманчива, она наступала лишь на минуту, но вскоре становилось слышно, как в комнате в противоположном конце коридора громко говорит, почти кричит майор Орлов, а вот ответы отсюда не расслышать. Так и подмывало ворваться в комнату и тряхнуть этого референта так, чтобы из штанов выскочил и сказал хотя бы пару слов правды.

В комнате что-то загремело. Потом наступила тишина, дверь открылась, в коридор выволокли Бестужева, дотащили его до туалета, там долго возились, наручниками пристегивали его к длинной трубе между чугунным бачком, закрепленными где-то под потолком, и унитазом. В кухню вошел Орлов, сел у стола и закурил.

– Он хоть что-то сказал? – спросил Колодный.

– Он назвал имя. Маргарита Докучаева.

Колодный привстал и снова сел.

– Не ожидал, – сказал он. – На днях к ней в гости заехал. Планировал у нее прослушку установить. Значит, не напрасно. Кстати, ее покойный муж работал вместе со мной. С этой дамой Разин в теплых отношениях. Скоро мы ей займемся. Спросите у него: кто и по какой причине пытался сжечь письмо?

Орлов поднялся и вышел. Колодный не смог усидеть на месте, он задыхался от нетерпения и злости на референта. Кажется, этот червяк верит в свою безнаказанность, валяет дурака и получает удовольствие. Но на все вопросы придется ответить. Колодный прошелся по кухне. Затем остановился, засунул руки в карманы брюк, закрыл глаза и стал раскачиваться на месте, переносил вес тела с пяток на носки и обратно, стараясь успокоиться, но без толку.

Чтобы отвлечься, он снова сел и стал думать о жене. По телефону медсестра сказала, что супруге лучше, она сама вставала в уборную и поела без посторонней помощи. А потом продиктовала длинный список мелочей, который хочет получить не сегодня, так завтра. Кажется, он все собрал и передал водителю. Но, видимо, массажную щетку забыл положить. Нет, щетку положил. Шампунь забыл. Черт, какая досада.

Возня в туалете затихла. Два оперативника, получив десятиминутный отдых, вышли покурить на лестницу. Еще одного оперативника Орлов отпустил домой, а сам вошел на кухню, и молча попил воды. Вернулся в туалет и задал референту какой-то вопрос, но, тот промолчал.

Колодный вышел в коридор, остановился пред туалетом и попросил Орлова отойти в сторону. Референт, в заляпанном кровью желтом свитере, смотрел на него пустыми темными глазами, какие бывают у сумасшедших.

– Ну, что ты уперся, как баран? – спросил Колодный и не получил ответа. – Чего ты уперся, сукин сын? Я тебя спрашиваю…

Колодный отступил назад и, задрав ногу, ударил Бестужева каблуком ботинка в грудь. Отступил и снова ударил в то же место, отступил и снова ударил. Бестужев плюнул кровью и захрипел.

– Ну, хватит, – сказал Колодный.

Орлов отстегнул наручники, перетащил Бестужева в коридор, он тяжело со свистом дышал, плевал кровью, из полуоткрытого рта шла розовая пена. Вернувшиеся с перекура оперативники попытались сделать массаж сердца, но стало только хуже. Минут через пять дыхание остановилось. Орлов приказал оперативникам привести себя в порядок, спуститься к машине и подождать там.

Раздевшись до пояса, Орлов умылся в ванной. На кухне он поставил чайник на огонь, достал с полки заварку и сахар.

– Сейчас позвоню в контору и сообщу дежурному офицеру, что во время допроса скончался свидетель, – сказал Орлов. – Они пришлют судмедэксперта из Лефортовского морга. Но сначала нам надо решить, при каких обстоятельствах это случилось. Нужны две версии. Одна для родных и близких покойного. Вторая для внутреннего пользования, для начальства. Ну, по поводу второй версии и думать нечего. Иногда так выходит, что люди умирают во время допросов. Стресс, волнение… Тут все понятно. Мы сидели в комнате, разговаривали. Бестужев отвечал на вопросы, потом вдруг заволновался, пытался бежать, но был задержан в коридоре. Горлом пошла кровь. Он мог при падении нанести себе травмы. С судмедэкспертом я поговорю. Вот, собственно, и все…

– Все правильно. Так и было. Тут и мудрить нечего. Если возникнут какие-то вопросы, генерал Деев вмешается.

– С этим ясно. А что для родных и близких?

Колодный задумался на минуту:

– На кого записана квартира? – спросил он.

– Прописан некий Нифонтов, бывший охранник из нашей лесной школы. Сейчас на пенсии. Проживает на площади жены где-то под Москвой. Жена, кажется, тоже пенсионерка.

– Надо ему объяснить… Ну, что квартиру он сдавал Бестужеву. А тот использовал жилплощадь для встреч с любовницей. И прочих, так сказать, увеселительных мероприятий. В день смерти, то есть в субботу, он повздорил с этой самой любовницей… Кстати, надо ведь найти подходящую кандидатуру. Чтобы был конкретный человек, который может дать показания милиции.

– Это не проблема, – сказал Орлов. – Есть одна дамочка из нештатной агентуры. Можно с ней поговорить, премию ей выписать. За труды.

– Похоже, тут случилась типичная городская драма, – продолжил Колодный. – Женщина нервничала, изводила его упреками: когда ты уйдешь из семьи, мне нужен законный брак… Ты тряпка, ты хочешь, чтобы я все сама решила. А я покончу с собой, я отравлюсь и так далее. Любовники серьезно повздорили, она ушла. Бестужев с горя отправился за бутылкой. На улице его избили неизвестные. Просто из хулиганских побуждений.

– Да, в этом районе такое случается, – кивнул Орлов. – Хулиганья много.

– Отсюда у потерпевшего следы побоев, кровоизлияния, – Колодный первый раз позволил себе что-то похожее на улыбку, представив, как уличные хулиганы метелят беднягу Бестужева. – После инцидента он вернулся в съемное жилье. И, так сказать, свел счеты… Сделал из бельевой веревки удавку. Один конец закрепил на трубе в туалете, накинул скользящую петлю на шею, сел на унитаз. И всех дел… Или лучше так: скончался от побоев, которые нанесли ему граждане, неустановленные следствием. Тут одно из двух, на выбор. Надо с судмедэкспертом осторожно обсудить эту тему.

Они выпили чаю с сахаром, Орлов позвонил дежурному офицеру и сообщил, что свидетель внезапно скончался на допросе. Затем, отказавшись от помощи Колодного, стал копаться в коридоре, снял с тела Бестужева рваную майку, протер грудь, шею и лицо мокрым полотенцем, смывая следы крови. Натянул через голову желтый свитер, затем брюки и ботинки. Расчесал волосы и остался доволен. Колодный вышел посмотреть и сказал, что мертвый референт выглядит гораздо симпатичнее живого.

После приезда судмедэксперта и лаборанта, Колодный пригласил Орлова посидеть в своей «волге» и выпить по глотку. Спустились вниз, Колодный достал из багажника бутылку импортного рома и сухое печенье. Они устроились в салоне, послушали выпуск ночных новостей, выпили по сто пятьдесят, потом добавили еще немного. Прошел уже час, как судебный эксперт с лаборантом поднялись в квартиру, но обратно не выходили. Стало заметно, как темнота ночи меняет цвет, небо становится темно-серым, скоро появятся первые прохожие. Колодный мог ехать домой, ему было нечего тут делать, но спешить не хотелось. В это утро он пребывал в самом мрачном настроении, но ром сделал свое дело, морщины на лбу разгладились, а голос сделался спокойным.

– Наша контора из боевой машины незаметно превращается в бумажную пирамиду, – изрек он. – Мы обросли целой армией бюрократов, золотыми мальчиками, которые идут к нам, чтобы поехать за границу, в богатую капиталистическую страну. Теперь чихнуть нельзя, не согласовав этот чих у десяти разный начальников. Результат нашей работы не конкретные дела, а рапорты, донесения стукачей, расшифровки допросов и телефонных разговоров. Эту макулатуру никто не читает, хотя мы наняли тысячу аналитиков, бывших оперативников или агентов из заграничных резидентур в звании полковников, даже генералов. Но для них аналитика – темный лес, а по деньгам – добрая прибавка к персональной пенсии. Они просиживают на работе свои восемь часов и не понимают, чем заняться. От скуки отвечают на телефонные звонки или выносят мусор. И всех это устраивает.

– Ну, не всех… Есть же Андропов. Пока он жив, КГБ будет развиваться. Говорят, если умрет Брежнев, Андропов займет его место.

– У Андропова и сейчас реальной власти больше, чем у Брежнева. Зачем ему лишняя канитель со стариками из Политбюро? Он полгода проводит в больнице. В обнимку с аппаратом гемодиализа.

– Иван Андреевич, вы знаете, кто написал письмо? – спросил Орлов.

– Скажу… Только не забывай: ты об этом не спрашивал, а я не отвечал. Итак, ты хочешь знать: Разин написал или не он? Мой ответ – не он. Разин не мог знать того, что знает автор письма. Я догадываюсь, почти уверен, кто автор. Это один американец, долгое время он работал на нас. Но загвоздка в том, что этот парень, по официальной информации, пару-тройку месяцев назад погиб. Разбился на машине. А потом, после катастрофы, целый месяц в речке плавал. Разин того человека не знал, никогда с ним не встречался. Значит, существует еще один человек, который привез письмо в Москву и пытался выйти на Пельше. Мы его найдем. Надеюсь, Маргарита нам поможет.

– Автор анонимки и вас оговаривает, и генерала Деева…

Колодный плеснул в стаканчик рома и протянул Орлову, тот выпил и захрустел сухим печеньем.

– В анонимке нет обвинений в мой адрес, – сказал Колодный. – Я не увидел там ни своей фамилии, ни генерала Деева. А то, что наговорил этот клерк, – просто бред нездорового человека. Видимо, этот малый злоупотреблял алкоголем. Дело зашло так далеко, что наметились необратимые изменения психики. Всерьез эту анонимку никто не воспримет. Какой-то огарок из печки без начала и конца. Просмотрят по диагонали и спишут в архив. Да, во время допроса я представился и показал Бестужеву удостоверение. Он запомнил фамилию и стал склонять ее на разные лады, проклиная и обвиняя меня во всех смертных грехах… А потом бросился с кулаками. Пытался бежать. Трое оперативников едва остановили. Ведь так было дело?

– Да, именно так.

Они сидели до тех пор, пока из арки не вышел пожилой мужчина в длинном пальто и молодой человек с чемоданчиком. Орлов подошел к ним, коротко переговорил и вернулся.

– Все в порядке, – сказал он. – Можно по домам. Скоро пришлют машину, увезут тело. И свяжутся с семьей покойного.

– Чего он сказал по делу?

– Судя по первичному осмотру, смерть ненасильственная. Видимо, сердце было слабое.

Обыск в квартире Маргариты Докучаевой провели спустя четыре дня после смерти референта Бестужева. Колодный приехал, когда техники уже вскрыли замок и обыскали полквартиры. Он прошелся по комнатам и кухне, надеясь наткнуться на пишущую машинку. Заглянул в шкафы, тумбочки, залез на антресоли, но ничего интересного не нашел. Только ненадолго задержал взгляд на книжном шкафу, где стояли «Доктор Живаго» Пастернака, «Лолита» Набокова или еще какая-то запрещенная литература.

Он вышел на балкон с сигаретой, стоял и думал. Вот уже две недели, как его докладная записка, где он просит установить прослушку квартиры Докучаевой, лежит на столе начальника соответствующей группы. И будет там лежать еще пару недель, хоть до Нового года. Получив эту бумагу, из главка позвонили Колодному и сказали, что телефон будет поставлен на прослушку в течении трех дней. А вот квартира… Чтобы выполнить операцию, техникам нужна верхняя квартира, а там, как на зло ремонт, работают маляры, и хозяева все время дома.

А ведь все могло сложиться иначе, если бы не ремонт, не эти хозяева… Он еще постоял на балконе и уехал, решив не дожидаться Виктора Орлова. Все равно сегодняшний обыск – это пустая потеря времени.

Глава 6

К ночи раздался звонок из первого главного управления КГБ, офицер сказал, что завтра в первой половине Разина хочет видеть генерал Павел Ильич Деев. Разин записал незнакомый адрес на пачке сигарет и положил трубку.

На следующее утро он доехал на метро до станции Площадь Ногина, прошел вниз по Старой площади, проехал пару остановок на троллейбусе. Поплутав по лабиринтам переулков, сбился с дороги и, сделав лишний крюк, все-таки оказался перед старым домом, на подъезде которого висела неприметная табличка с золотыми буквами Трансэнергоэкспорт, под ней – решетка переговорного устройства и кнопка, похожая на квартирный звонок.

Переулок оказался тихим, движения почти не было. В десяти метрах от подъезда стояли «жигули» девятой модели, в салоне скучали два крепких парня. Загудел зуммер, огромная дверь приоткрылась. Разин оказался в полумраке подъезда, лестница наверх загорожена деревянными щитами так, что ей нельзя пользоваться. Налево деревянная дверь, пыльная, будто ее не открывали уже полвека, без ручки и без номера. Направо дверь новая, обитая дерматином, на стене такое же переговорное устройством с кнопкой.

Открыл мужчина в скромном костюме, он пропустил гостя в прихожую, полутемную, с высоким потолком. Сел за стол, проверил паспорт и служебное удостоверение, что-то записал в журнале с пустыми незаполненными страницами и протянул самописку, расписаться. Если судить по этой амбарной книге, Разин тут второй посетитель за неделю. Появился другой мужчина, он попросил гостя поднять руки, быстро провел личный обыск и попросил оставить здесь на вахте ручку фирмы «Вотерман», похожую на холодное оружие.

Они прошли по коридору с дверями направо и налево. Наверное, когда-то здесь размещался доходный дом или гостиница, апартаменты для купцов первой и второй гильдии, не ниже. Кабинет генерала Деева напоминал жилую комнату, здесь был эркерный балкон с армированными стеклами, двойные портьеры. Кроме рабочего стола и стола для посетителей японский телевизор, мягкая мебель с диваном и даже бар, стилизованный под деревянный глобус на колесиках.

Генерал, моложавый и стройный, легко поднялся из-за стола, раскрыл объятья, словно целый век ждал блудного сына из заграницы и вот момент настал. От Деева пахло французским одеколоном и американскими сигаретами. Он был одет в темно-серый сшитый на заказ костюм, замшевые мокасины, белую рубашку и бордовый галстук. Он отступил на шаг, посмотрел в глаза гостя и выдохнул:

– Ты не меняешься. Даже помолодел. Сбросил вес и вообще… Цветешь.

Разин в ответ выдавил из себя такой же убогий комплимент.

– Но до вас мне далеко.

Деев вернулся к столу, нажал кнопку переговорного устройства, попросил принести кофе. Усадил Разина не за стол для посетителей, а на диван вроде того, что стоял в кабинете Колодного, только побольше и помягче, сам сел напротив в кресло с прямой спинкой и деревянными подлокотниками и стал разглядывать Разина, будто и вправду соскучился. Потом, насмотревшись, сказал, что после известной потасовки Разин выглядит мужественным парнем, потому что пара лишних шрамов мужчину не испортят.

– Да, слышал о твоих ресторанных похождениях, – Деев на минуту нахмурился. – Вот тебе один совет. За него даже десяти копеек не возьму. В Москве полтора десятка приличных ресторанов. И ты хорошо знаешь, как они называются. Все остальное – ниже ватерлинии. У меня правило простое: или я хожу в нормальное заведение, или сижу дома.

– Теперь это станет и моим правилом, – улыбнулся Разин.

Деев помолчал и перешел к лирической части разговора. Сказал, что вечно ждет из-за границы разведчика-нелегала, как, наверное, отцы ждали с фронта своих сыновей. Но нелегальная работа опаснее фронта, потому что никогда не знаешь, где враги, а где друзья. Собственно, нет и самой линии фронта, а окопы холодной войны ничем не лучше настоящих фронтовых промерзших окопов полного профиля, в которых дрались и умирали фронтовики, наши отцы. При упоминании отцов, войны и окопов, он вытащил носовой платок, промокнул сухие веки, высморкался и долго кашлял. Казалось, его закаленную душу вот-вот разорвут рыдания, но генерал с усилием сдержался.

– Я, вообще-то, хотел дождаться первого настоящего тепла и вытащить тебя на дачу, на шашлыки. Там бы мы поболтали, как друзья. Помнишь, как последний раз посидели? Вечер, костер в лесу. Сосны, ветерок. Но до тепла еще далеко. Ладно, давай к делу. Случилась серьезная история. Один гражданин, референт или помощник, – точно не помню, – председателя Комитета партийного контроля, принес к нам в общественную приемную гнусную анонимку. Он утверждал, что это письмо нашел на столе председателя КПК Арвида Яновича Пельше. Короче, там написано, что сотрудники ПГУ КГБ через своих агентов продают за границей произведения искусства из Гохрана. И большую часть выручки присваивают. Аноним подкрепляет выводы примерами. Восемь страниц этого опуса занимает перечень драгоценностей, которые мы якобы вывезли и продали. По мнению анонима, – за гроши…

– В том списке есть вещи, которые проходили через меня?

– Твоих там нет.

Деев смотрел в глаза Разину, будто хотел прочитать в них нечто важное.

– Написал анонимку матерый враг, – продолжил он. – Он точно знал, куда ударить побольнее. Если на самом верху решат начать проверку, нам придется долго отписываться. Правда на нашей стороне. Но вся эта возня, эти кухонные дрязги бросят тень на многих агентов-нелегалов. Это же им, как нож в спину. С этими ювелирными безделушками, цена которых точно никому не известна, легко придраться к мелочам. И раздуть целую историю.

– Автор кто-то из наших?

– Не знаю. Кто писал, пока не установили. Но знаем, кто подсунул письмо Пельше. Ты не поверишь. Наша общая знакомая Маргарита Докучаева.

– Маргарита? – Разин широко раскрыл глаза. – Она на такое не способна.

– Это установлено следствием. Ее покойный муж Костя в гробу перевернется от стыда. Некогда она работала в аппарате КПК. И иногда заходила поболтать со старыми подружками.

Деев подался вперед, наклонился, даже шею вытянул и прошипел:

– Вот же сучка.

– Ну вы меня огорошили, – Разин придвинул пепельницу и закурил. – А что она сама говорит?

– Она что говорит? – Деев пожал плечами. – Что скажет женщина… Много эмоций, мало смысла.

– А что референт?

– Он ничего не знает. Честный малый. Просто передал письмо в госбезопасность. Ты же виделся с Маргаритой после возвращения?

– Она вдова моего друга. После командировок всегда к ней заезжаю. Посидели, поболтали…

– Это хорошо, что ты друзей не забываешь. Хорошо это.

– Кстати, о друзьях. В Нью-Йорке я работал с Павлом Ткачуком. Месяца четыре назад его отозвали в Москву. Перед отлетом он мне не позвонил. Хотя я должен был через него кое-что жене передать. Он не оставил записки. И в Москве в его квартире на звонки никто не отвечает. У него ведь жена и ребенок. Вы не знаете, где он сейчас?

– Ткачук? – Деев наморщил лоб, будто не мог вспомнить этого человека. – Тот связной… Его временно у нас забрали. Кажется, у него задание, как-то связанное с Турцией. И семья тоже там. Подробностей не знаю. Слышал только, что через год он вернется. С хорошим загаром и кучей сувениров.

Деев замолчал, когда без стука вошел дядька лет сорока, поздоровался, поставил на стол поднос с фарфоровым кофейником, чашками и сахарницей. Ушел и вскоре вернулся с вазочкой печенья и коробкой конфет «Мишка в шоколаде».

Деев проводил дядьку взглядом и сменил тему разговора. Сказал, что женщин больше на работе не держит, после неприятной истории с секретаршей, когда особа, не слишком интересная и совсем не молодая, каким-то образом сошлась с французским дипломатом, это сожительство продолжалось три месяца перед тем, как узнали на работе, да и то случайно. Француз поспешил срочно уехать во избежание крупных неприятностей, а с дамочкой контрразведка возилась полгода, стараясь определить, что она разболтала. Еще Деев сказал, что сидеть в каком-нибудь подставном офисе, вроде этого, значительно удобнее, чем на площади Дзержинского или в Ясенево. Во-первых, от начальства далеко, во-вторых, людям вроде Разина, нелегальным резидентам, удобнее приезжать сюда, а не светиться лишний раз в конторе. Правда, в Ясенево у него тоже есть каморка.

Деев налил кофе, гостю и себе, съел «Мишку в шоколаде» и сказал, что читал все докладные записки, составленные Разиным по поводу той заварухи, случившейся в Нью-Йорке, и может сказать только одно: молодец, что проявил мужество и, самое главное, остался в живых, потому что верный сын отечества ему, то есть этому отечеству, еще понадобится. Деев и дальше был готов болтать высокопарную чепуху, но, наверное, язык устал.

Он выдержал паузу и сказал:

– Вообще-то я тебя пригласил, чтобы извиниться за то дикое происшествие с полиграфом. Сама машина была не в порядке. А местная охрана дала волю эмоциям, затеяла эту возню, ну, сам все знаешь… Тебя несправедливо обвинили чуть ли не в государственной измене. Кстати, в ЦРУ, если сотрудник не прошел проверку на полиграфе, его увольняют. Просто и ясно. Никаких дополнительных проверок не проводит. Просто увольнение. И больше никаких санкций. Ну, ты понимаешь: даже если бы ты не прошел проверку, те парни не имели права с тобой так разговаривать, опускаться до оскорблений, тем более побоев и даже оружия. Полиграф – не истина в последней инстанции. Не прокурор и не судья. Это всего лишь коробка с полупроводниками, конденсаторами и прочими радиодеталями. Парни получили по «строгачу». На год-другой их отстранят и отправят в провинцию. Да, на перевоспитание. Может быть, там научатся вежливости.

– Я не в обиде, Павел Ильич. Может быть, на их месте я и сам бы не сдержался.

– Ну, а теперь хорошая новость. Как ты знаешь, заканчивается твоя проверка, которая была скорее обязательной формальностью. Итог простой и ясный: тебе доверяют. Так вот, есть решение представить тебя к высокой правительственной награде, – Деев сделал глоток кофе. – Считай, что Орден Боевого Красного Знамени уже твой. Это без вопросов. Никто возражать не станет, и Андропов поддержит. Не хочу тебя хвалить – в профилактических целях, ну, чтобы не зазнался. Но еще раз повторю: ты молодец…