– Они наивны как дети, – пробормотал Борис. – Разве можно верить эсэсовцу?!
Коба понимал, что Борис прав, и после собрания прошептал ему на ухо:
– Следи за эсэсовцем. Когда его отпустят, последуй за ним и…
Вскоре немца развязали, накормили похлёбкой и проводили до выхода из подземелья. Хигерт, обретя свободу, обрадовался и поспешил в лагерь. Второпях он не замечал преследования: Борис шёл за ним попятам и держал в руке верёвку, которой прежде был связан немец…
За деревьями, наконец-то, показалась дорога.
– Я на свободе! – возликовал Хигерт, но тотчас свет в глазах его померк, а шею больно стянула удавка. Он попытался вырваться. Однако все было тщетно…
Немец захрипел. Силы покидали его; вскоре он уже не мог сопротивляться и через мгновение обмяк. Убийца отпустил верёвку, и мёртвое тело грянулось наземь…
– Ну, как всё прошло? – спросил Коба, когда парень вернулся в подземную обитель.
– Прекрасно, – отвечал Борис с улыбкой на губах. – Теперь ни нам, ни им ничто не угрожает. Но неужели ты хочешь тут остаться? А как же наше святое дело?!
– Борис, я стар и устал… – отвечал Коба. – Пришло твоё время! Ты лидер от природы и многому научился за последние месяцы. Я верю – у тебя всё получится! Но не допускай моих ошибок. Никогда не иди на сделки с нацистами…
В тот же вечер Борис покинул подземелье, где он нашел временное пристанище, и двинулся по знакомой тропинке. Труп лежал на том же месте, где он его оставил. Тогда, преодолевая брезгливость, Борис надел нацистскую форму, что оказалась ему в пору, достал из кармана удостоверение офицера СС и вышел на дорогу, спрятав руку с пистолетом за спиной.
Вскоре возле человека в черном мундире остановилась машина. Прозвучал выстрел…
Спустя неделю Борис прибыл в оккупированный японцами Екатеринбург.
***
Борис ехал в Гитлербург на автомобиле с двумя трупами в багажнике, а Коба, тем временем, сидел в келье старца.
– Вы знаете, кто я?! – удивился он, услышав своё имя.
– Юноша, который был с вами… – вздохнул старец. – Мне известно, что он сделал сегодня… по вашему приказу, товарищ Сталин. Смертоубийство – тяжкий грех! Вы ведь когда-то учились в семинарии. Стало быть, знаете это не хуже меня…
– Вижу, правду о вас говорят, – задумчиво промолвил Сталин. – Вы способны видеть прошлое и будущее! Скажите – Россия обретёт свободу?
– Мне дано видеть больше, нежели другим, – печально сказал старец. – Но всё будущее открыто одному лишь Г-ду!
– Откуда вам известно о приближении конца света?
Старец слабо улыбнулся.
– Сию тайну поведал мне голос.
– О чём это вы?
– Он часто звучит в моей голове… – начал старец, но Сталин перебил его:
– Вы хотите сказать, голос Бога или Ангела?
Лик старца просветлел.
– Не знаю. Это просто голос. Добрый ласковый голос…
«Да, старик не в своём уме!» – усмехнулся про себя Сталин и проговорил вслух:
– От него вы узнали о скором конце света?
– Да, – отвечал старец.
Сталин раскатисто засмеялся.
– Вы услышали некий голос и вот уже десять лет живёте под землёй?! И сколько ещё будете ждать наступления конца света?
– Когда надлежит прийти концу мира сего, решать не нам с вами, – сухо заметил старец. – Но он неизбежен, а явление Господа нашего надлежит встретить в чистоте, – плотской и духовной.
– Стало быть, жизнь в миру для вас – мерзость, грязь и порок, от которых вы укрылись под землёй. А как же братская любовь? – парировал Сталин. – Вы представляете, что творится в том мире? А я вам расскажу. Пока вы со своей братией отсиживаетесь в тёплой обители, миллионы узников гибнут в бесчисленных лагерях. За кусок хлеба в поте лица трудятся они на рудниках и каменоломнях, прикованные к станкам на заводах и фабриках, и плеть служит им единственной наградой. Вы знаете, сколько людей замучено до смерти в застенках гестапо, а сколько заперто в сибирских гетто и резервациях? И вот я спрашиваю вас: разве истинные христиане отворачиваются от братьев своих?!
– Мы с вами говорим на разных языках, товарищ Сталин, – отвечал старец, сдерживая подступающий к сердцу гнев. – Вы, по-прежнему, одержимы мирскими делами, когда единственное, что нам остаётся – это молить Господа о прощении наших грехов, ибо в том, что этот мир гибнет, виновато само человечество…
Нет, не могли понять друг друга эти двое, будучи проводниками разных, во многом противоположных мировоззрений. Сталин, выходя из кельи старца, думал: «Старик, может, что-то и знает, но как он заблуждается! Это позиция страуса, спрятавшего голову в песок!»
– Бедный, бедный человече, – жалел его старец. – Он ходит во Тьме и не видит Света…
Сталин остался в этой обители отшельников. Он знал, что умирает – страшный диагноз был поставлен ему еще в Екатеринбурге. Спустя месяц его не стало. Говорят, перед смертью он исповедался таинственному старцу…
Глава третья. Гонения
Чёрные тучи нависли над столицей мира – Берлином. Город погрузился во тьму… Дождь застучал по стеклу. Курт Леманн глядел в окно на людей, бегущих в свете уличных фонарей. Он завидовал их свободе, как узник, взирающий с тоской из темницы своей…
Мальчишка из Гитлерюгенда восхищался фюрером и мечтал о службе в СС. Впоследствии, возмужав, Курт слишком поздно осознал, что его детские представления о рыцарях Чёрного ордена далеки от реальности. А назад пути уже не было… Он начинал солдатом охраны концлагеря, а теперь встал во главе карательной машины нацизма – гестапо. Когда Генрих Мюллер объявил ему о назначении, Курт Леманн подумал с горькой усмешкой: «Они желают моей смерти!» – но вслух своих мыслей не высказал.
После казни заговорщиков по «делу попов» Курт Леманн не мог избавиться от ощущения одиночества… Прежде он тайно посещал собор, где настоятелем был отец Гельмут: исповедовался, слушал проповеди пастыря и с благоговением внимал мудрым советам его.
– Сын мой, избегай греха, живи по заповедям Божьим, – говорил сквозь решётчатое окошко в исповедальне отец Гельмут, – и ты обретёшь покой в душе своей. Никогда не поздно встать на путь истинный!
– Я не могу оставить службу рейху… Если не я, то кто? – оправдывался Курт Леманн.
Однажды в нюрнбергское отделение гестапо поступил донос на двух священников местной церкви. Те открыли типографию и среди прихожан распространяли листовки, в которых призывали сынов человеческих вспомнить о заповедях Божьих, но священников обвинили в заговоре с целью свержения государственного строя, и в застенках гестапо они дали признательные показания. Дело о заговоре попов было взято под особый контроль шефом гестапо. Но вдруг среди сообщников заговорщиков всплыло имя отца Гельмута.
– Нет, этого не может быть! – вскричал Курт Леманн, но затем, немного подумав, отдал приказ об аресте. Допрос он вёл лично, желая докопаться до истины. Отец Гельмут не узнал в начальнике гестапо своего прихожанина, который, посещая собор, искусно маскировался. Теперь священник без сутаны с надетыми за спиной наручниками сидел на дубовом стуле, вмурованном ножками в бетонный пол камеры. Курт Леманн задавал вопросы, но отец Гельмут не отвечал, лишь бормотал про себя слова молитвы «Pater noster».
– Назовите имена сообщников, и мы пощадим вашу жизнь! – повторил своё требование Курт Леманн. – Если вы продолжите упорствовать, мы будем вынуждены применить меры воздействия…
Но священник, по-прежнему, молчал. Высокий крепкий парень по имени Фриц нетерпеливо глядел на шефа и, наконец, услышал заветные слова:
– Он в твоём распоряжении, – тяжело выдохнул Курт Леманн. И тотчас последовали глухие удары…
Шеф гестапо мрачно наблюдал, как мордоворот Фриц избивает святого отца.
