Хачироку и три месяца лета

– Да, извини. Слишком много всего навалилось, а про номер я даже и объяснить нормально не смогу.

После этих слов мне показалось, что она готова заплакать. Повисла небольшая пауза. Один вахтёр сменил другого, мимо начали сновать студенты. Общага просыпалась.

– Ты на меня сильно сердишься?

– Нет.

Это была правда, уж чего-чего, а злости на неё не было.

– А стажировка в ресторане?

– Я оттуда ушла, пока ищу другую работу. Хочешь прогуляться?

– Да, только переоденусь.

В комнате я ещё раз взглянул в окно. Вряд ли температура сегодня поднимется хотя бы до 15 градусов. Ветер гнал тяжелые тучи с севера, а солнца и видно не было.

На улице пахло дождём, хотя тротуары были сухими. Одинокие машины плыли по пустой дороге. Мы, не сговариваясь, дошли до автобусной остановки. Аюна шла чуть впереди, а теперь застыла перед стендом с расписанием. Я проследил за её взглядом.

– Хочешь прокатиться за город?

Девушка кротко кивнула. Я побренчал мелочью в кармане ветровки и пошёл покупать билеты.

Автобус под 276 номером, натужно хрипя и исторгая клубы дыма, старательно лавировал по узким улочкам. Морально устаревшая модель, но меж тем со своими функциями справляется отлично, наверное, уже несколько поколений людей ездили в нём из пункта А, в пункт Б. Общественные автопарки обновляются стремительными темпами, и скоро 276 автобус закончит свою работу. Подобные автобусы или же станки, компьютеры, напоминают мне бодрых пенсионеров, которых отправляют на покой, а они ещё не готовы, они ещё хотят и могут работать. Однако «молодежь» уверенно сметает их со своего пути. Так они и доживают свой век, где-то в темноте на задворках «вчера».

Большинство остановок автобус проезжал мимо, на некоторых останавливался. Люди выходили и заходили. Аюна внимательно смотрела сквозь покрытое пылью стекло, я ерзал на неудобном сиденье. Пассажиров было мало, казалось, они сидят в какой-то дрёме. Женщина кондуктор пересчитывала выручку. Постепенно пейзаж за окном менялся. Исчезли высотки, продолговатые торговые центры, стекло и бетон уступал место природе: появились аккуратные частные дома, похожие как близнецы, поля, засеянные пшеницей и кукурузой, иногда мелькали рощи, состоящие в основном из молодняка.

Аюна молчала до самого выхода, иногда хмурясь и сжимая губы. Угадать её мысли было невозможно, а у меня в голове крутились какие-то глупости. Мы вышли на конечной остановке, в каких-нибудь пятидесяти километрах от города. Расстояние всего ничего, а мир совершенно другой. Будто на краю земли оказались. Дорога сужалась отсюда и до самого горизонта. По бокам от неё пролегали поля злаков и осок, ветер гулял по ним, пригибая до земли и поднимая вновь. Больше всего это напоминало море с его неспокойными волнами.

Люди, вышедшие вместе с нами, дружно потянулись по тропинке в сторону поселения, маячившего на фоне холмов. Тропинка ныряла в березовую рощу, а потом выходила сразу к первым домам. Автобус, обдав нас напоследок запахом дизельного топлива, поехал обратно в город.