На лице Арджуна проступило разочарование. Ему не нужна больная самка.
Увидев выражение его лица, в глазах женщины зажглись искорки ярости.
– Больные не должны жить? – прошипела она. – А я вот живу. И буду жить. И ни ты, ни Яго мне не помешают.
Она круто развернула своё кресло так, что чуть не опрокинулась вместе с ним, и как могла быстро поехала к по траве к дому. Герберт не сделал попытки помочь или догнать её. Глядя ей вслед, он тихо сказал:
– Как жена эта женщина пустое место. Но её ещё можно приручить.
Он повернулся к Арджуну:
– Она умеет нравиться, да? На твоём лице написано, что ты бы схватил её и утащил в лес, если бы она была здорова. Но она бы ни за что не ушла бы с тобой в джунгли, даже, если бы могла ходить. Она слишком любит независимость и книги, что для женщины совершенно лишнее. А теперь – иди, откуда пришёл, пока я не проучил тебя.
Арджун смотрел вслед женщины, которая медленно ехала в своём кресле. Почему она разозлилась? Ведь больные действительно не должны мешать жить другим – больных зайцев ловят волки, слабых антилоп догоняют тигры. Выживает сильный, здоровый и ловкий. Зачем тратить силы и бесценную еду на того, кто не приносит пользы? И всё же… Хоть эта женщина и оказалась беспомощнее червя, она не испугалась его. Более того, она предложила ему дружбу. Что-то в ней задело Арджуна. Вспоминая её лицо, оказывается вблизи моложе и привлекательнее, её улыбку и странные зелёные глаза, на душе у Арджуна становилось теплее. Не глядя на Герберта, Арджун повернулся и пошёл обратно вдоль ручья.
– Ещё один Ромео, чёрт бы побрал этих индусов, – прошипел Герберт, когда Арджун достаточно удалился. – Почему они не знают своего места?
Он спрятал кинжал и быстро нагнал кресло Джулии. Несмотря на её яростные протесты, он взялся сзади за ручки и быстро покатил его к дому.
На другой день Арджун снова пошёл к пещере. Белые люди называли это нагромождение камней гротом. На этот раз Джулия была одна. Она читала в том же кресле какую-то толстую книгу. На плетёном столике рядом с ней лежал карандаш и пачка исписанных листов. Время от времени она отрывалась от чтения, чтобы что-то записать.
Заметив Арджуна, она не прервала своего занятия. Скользнув по нему холодным взглядом, она вернулась к книге.
– Что ты делаешь? – спросил Арджун.
– Читаю книгу, – не поднимая головы, ответила Джулия.
– Зачем?
– Чтобы знать самой и поделиться знаниями с другими.
Арджун подошёл ближе. Непонятные значки на белой бумаге были похожи на рой мух.
– Ты много прочитала?
Джулия подняла голову и внимательно посмотрела на Арджуна.
– Что ты имеешь в виду? Сегодня или вообще?
– Сегодня. И вообще, – Арджун сел у ног Джулии.
Она задумчиво посмотрела на него и произнесла:
– Мужчины считают, что я читаю слишком много. А я думаю – очень мало. В мире так много интересного.
– Расскажи.
Джулия удивилась:
– А что ты хочешь знать?
– В прошлый раз ты говорила, что твой отец занимается ар… хи… логи… ей…
– Археологией.
– Да. Что это?
Джулия задумалась. Как дикому человеку природы объяснить, что есть история человечества, которая скрыта от человеческих глаз? Как объяснить свою тягу к знаниям тому, у кого других дел, кроме как поймать добычу, поесть, поспать, продолжить род, нет? Как ему объяснить, что в человеческом мире ум и хитрость, изворотливость и лукавство значат не меньше, чем сила и ловкость? Она попыталась. Она объясняла, что люди жили давным-давно, и есть те, которым интересно знать, как это было. Но по глазам Арджуна она проняла – для него это неясно. Зачем копаться в земле, чтобы узнать прошлое тех, кто уже умер? И умер давно? Джулия замолчала.
– Почему тебя не бросили? – вдруг спросил Арджун. – Почему о тебе заботится светловолосая женщина? Ты же не можешь ходить, не можешь ничем никому помочь.
При первых же его словах Джулия подняла голову. Едва сдерживаясь, она дослушала до конца и в гневе ударила кулачками по поручням кресла.
– И ещё людей называют жестокими! Да, я не могу бегать охотиться или лазить по деревьям за диким мёдом. Но я могу поделиться своими знаниями с другими. Голова у меня работает. Да, даже, если бы не работала, я жила бы в доме умалишённых, а не на кладбище. Это называется милосердием. Люди уничтожают то, что их окружает, потому что в глубине души они всё ещё животные, несмотря на паровозы, телеграф и пушки. Но не все одинаковы. Некоторые ищут лекарства от недугов, как мой.
Она внимательно посмотрела на Арджуна.
– Ты индус. В вашей религии столько богов, что никто не знает по именам всех. А ты ещё и вырос в джунглях, веришь в духов и прародительницу слониху. Или в кого там ты веришь? Но, разреши, я тебе расскажу одну историю о человеке, который за всю свою жизнь не сделал зла никому. Более того, он умер за то, что делал только добро.
Арджун удивился. Он не слышал ещё историй про добрых людей. Его обретённый отец был к нему добр, но он видел, как тот относится к солдатам, находившимся у него в подчинении, и некоторым жителям деревни, про которых он говорил непонятные слова о касте. Когда он жил в деревне, он видел, с какой любовью матери обнимали своих детей, жены мужей, а погонщики разговаривали со слонами. Но ещё он видел, как забрасывали камнями на ступенях небольшого святилища человека, который приносил жертвы какой-то тёмной богине. Он слышал рассказы о человеческих жертвоприношениях и о том, что вдова обязана сгорать на погребальном костре умершего мужа. Он впервые столкнулся с тем, что эта странная молодая женщина, не старше его самого, назвала милосердием. А Джулия тем временем, задумчиво глядя на свой большой дом, начала рассказывать историю Иисуса Христа. Её повествование так увлекло Арджуна, что он помимо своей воли прилёг у её ног как тогда, когда сказки рассказывала ему Шрикант. Он слушал, и перед его глазами вставала река, которую он никогда не видел, и страна, где он ни разу не был. Джулии долго пришлось объяснять Арджуну, почему распятие – мучительная и позорная казнь. Когда весь ужас дошел до ума Арджуна, на его глазах блеснули слёзы ярости. Рассказывая о воскрешении, лицо Джулии озарилось, словно внутри него зажглось солнце. Она продолжила повествование деяниями апостолов и становлением первой христианской церкви. Наконец её голос смолк, и Арджун ещё долго молчал.
– Этому учит твой бог? – наконец спросил он.
– Да. Но он не мой. Он просто есть. Люди все разные – злые и добрые, жестокие и милосердные, справедливые и подлые. Просто человек решил, что если он умеет писать и складывать два и два, то он владыка животных, их царь и бог. Поэтому и уничтожает природу. Но не все такие.
– Научи меня читать, – неожиданно произнёс Арджун.
– Зачем? – удивилась Джулия.
– Звери говорят о людях – и я знаю что. Теперь я хочу узнать, что люди думают о себе.
– Это сложно.
– А ты начни с простого. Ты же можешь делиться тем, что знаешь. Это твои слова.
– Ладно, – улыбнулась Джулия. – Сейчас уже поздно, приходи завтра к десяти часам.
– Как? Куда? – поднявшийся Арджун замер.
– Извини. Я всё время забываю, что ты из джунглей. Приходи, когда солнце поднимется к крыше этого большого дома. Я думаю, что смогу в это время быть здесь. Если нет – подожди.
– Я буду, – серьёзно сказал Арджун и повернулся, чтобы уйти.
– Подожди! – окликнула его Джулия. – Неужели тебе неинтересно ещё что-то узнать?
Арджун повернулся.
– Ты сказала, сейчас поздно.
