Реинкарнация. Роман

Но, как известно на Земле, все хорошее имеет начало и конец. Здесь эта аксиома тоже действовала.

Впереди, возникла черная дыра, закрывая собой все пространство.

О наличии таких в Космосе, я знал из научных публикаций, которые гласили: «Черная дыра, есть область в пространстве – времени, гравитационное притяжение которой настолько велико, что покинуть ее не могут даже объекты, движущиеся со скоростью света, в том числе кванты самого цвета». Это явление предрек еще Эйнштейн, который, как известно, был гением.

Затем его теорию развили другие ученые мужи, обосновав математическими выкладками на основе наблюдений, откуда следовало, что эти «дыры» по сути – пустое пространство. Горизонт событий очерчивает собой границы их гравитационного влияния.

В центре нашей Галактики находится самая большая Черная дыра в семь миллионов раз массивнее Солнца, соответственно на планете, вращающейся вокруг звезды, которая находится близко к этому объекту, она будет выглядеть как большой черный круг.

Ядром Черной дыры является сингулярность – область размером с атом с бесконечной плотностью и массой.

На данный момент зафиксировано, что некоторые звезды могут приближаться к горизонту событий центральной Черной дыры на расстояние один световой день – в пять раз дальше, чем Нептун находится от Солнца.

Черная дыра является этапом в жизни звезд. Наше Солнце не сможет стать Черной дырой, в конце своего существования оно станет Белым карликом – сверх плотным объектом размером с Землю. Более массивные звезды превращаются в пульсары или в нейтронные звезды – их плотность на порядок выше, а размеры сопоставимы с размерами небольшого города – десять километров в диаметре.

Кубический сантиметр вещества нейтронной звезды будет весить миллиарды тон. Звезды, чья масса в три и более раз превышает массу Солнца, в конце своей жизни становятся Черными дырами, когда происходит разрушительной силы взрыв сверхновой и выбрасываются внешние слои звезды, а ядро под действием силы гравитации сжимается до размеров атома.

Эти монстры пока обнаружены косвенно, наблюдать их можно только с близкого расстояния. Сверхмассивные Черные дыры находятся в центрах многих галактик. А число небольших, по оценкам в нашей, может быть несколько миллиардов.

– Где-то косвенно, а у нас наяву, – с опаской подумал я, чувствуя: при наличии пяток, душа бы ушла туда. Однако, таких, в наличии не имелось.

А Дыра меж тем стала еще апокалиптичней, превратившись в Глаза. Огромные, пронзительные и живые. Ставшие наполнять собой Галактику.

Я почувствовал земное присутствие мурашек на оболочке и тихо вякнул «мама». Краем же зрения уловил, что другие души тоже заволновались. Их облака сбились теснее и завибрировали, а многие шарахнулись по сторонам, пытаясь улизнуть. Но не тут-то было.

Глаза, пронзая, охватили всех, гипнотизируя и парализуя волю, что-то подсказало мне, что это ОН, и я затрепетал в священном ужасе.

– Здравствуй, сын мой, – во вселенской тишине уставились в меня глаза. Приблизившись почти вплотную. – Ты знаешь, кто перед тобой? Ой-ой-ой! – громом раскатилось по Космосу

– Кажется, – пролепетал я. – Т-ты Творец? – и попытался изобразить почтение.

– Не дурак, – чуть дрогнули веки. – А кто будешь ты?

– Вроде как душа, – сглотнул я слюну. – Без тела.

– Истину глаголишь, – увидел свое отражение в бездонных зрачках. Словно отблеск в зеркале.

Между тем, вокруг, попискивая, тряслась масса других душ. По видимому одновременно разборка шла со многими. Типа коллективного сеанса. Одни (таких были единицы) искрами периодически взмывали вверх, большинство рушились вниз, в сторону стратосферы*, а некоторых Глаза растворяли в себе. Подобно крупинкам сахара в чае.

Не иначе отправляет в рай с адом и обращает в пыль, – шевельнулось мозгу. – Мне светит только два последних.

– Точно, – изрек Творец. – Воздаю по заслугам вашим. Почему не веришь в Господа?! (повысил голос)

– Я считаю, его придумали хитрецы. Из древнего мира, – вякнул я, подумав «пропадать, так с музыкой».

– Всему свое время, не спеши, – прочли Глаза мои мысли. – Зачем им это?

– Чтобы окучивать паству, возвеличивать себя и вкушать мирские блага, – ответил я. – По Святому писанию Бог во всех его проявлениях сир и наг. Его же наместники на земле, которыми они нарекли себя – в золоте и гордыне.

– Дальше.

– Практически все религии погрязли во лжи, ханжестве и стяжательстве.

– Тому есть примеры?

– Ты сам все знаешь.

– Я спрашиваю! Отвечай! – вновь раскатилось по Вселенной эхом.

– Взять христианство, – переждав, пока оно затихнет, – смиренно продолжил я. – Ссылаясь на Тебя, Папы Римские учинили множество крестовых походов «за гроб Господень», а фактически братоубийственных войн против других народов.

Они же, прикрываясь твоим именем, жгли на кострах инквизиции лучших людей своего времени. Тех же Джордано Бруно, Яна Гуса, Галилея и Коперника.

Иудеи, о чем сами признались в Библии, распяли твоего Сына на земле, а потом стали ему ханжески поклоняться; отняли «землю обетованную» у народов пустынь, где избивают их поныне.

Недалеко ушли и последователи Пророка на Востоке, объявив священный джихад «неверным», учиняя теракты по всему миру и строя на крови Исламское государство.

– Все не по тебе, – хмыкнул Творец. – Святотатствуешь! А что имелось в виду под словом «практически?»

– Буддизм, – без колебаний ответил исповедуемый. – Древнейшая из религий.

– И что ты о ней знаешь?

– Многое, – ответил я.

– Излагай, – приказал Творец. – Послушаю.

Я, было, снова хотел сказать, что Он сам все знает, но не стал. Когда еще побеседую с самим Творцом? И начал.

– Буддизм зародился в середине первого тысячелетия до нашей эры на севере Индии как течение, оппозиционное господствовавшему в то время брахманизму.

К середине шестого века до нашей эры индийское общество переживало социально-экономический и культурный кризис. Распадались родовая организация и традиционные связи, происходило становление классовых отношений.

В это время в Индии было немало бродячих аскетов, они предлагали свое видение мира. Их противостояние существующим порядкам вызывало симпатии народа. Среди учений подобного рода был и буддизм, который приобрел наибольшее влияние в обществе.

– Не все точно, но, в принципе верно, – прогудел Творец. – Давай, излагай дальше.

– Большинство исследователей считают, – воодушевился я, – что основатель буддизма был реальной личностью. Он являлся сыном главы племени шакьев, родившимся в 560 году до нашей эры на северо-востоке Индии.

Предание гласит, что индийский царевич Сиддхартха Гаутама после беспечной и счастливой молодости остро ощутил бренность и безысходность жизни, ужас перед идеей о бесконечной череде перевоплощений. Он ушел из дому, для того чтобы, общаясь с мудрецами, найти ответ на вопрос: как можно человеку освободиться от страданий.

Семь лет путешествовал царевич и однажды, когда он сидел под деревом Боддхи, на него снизошло озарение. Он нашел ответ на свой вопрос.

Имя Будда означает «просветленный». Потрясенный своим открытием, юноша просидел под этим деревом несколько дней, а затем спустился в долину, к людям, которым начал проповедовать новое учение.

Первую свою проповедь он прочел в Бенаресе. Сначала к нему примкнули пять его бывших учеников, которые отошли от него, когда Будда отказался от аскетизма. Впоследствии у него появилось множество последователей. Идеи были близки многим. В течение сорока лет Будда проповедовал в Северной и Центральной Индии.

– И что же он проповедовал, этот самый Будда? – смежил веки Творец. – Что тебе так понравилось.

– Основные истины, о, Великий, – почему-то сказал я высоким штилем. Наверное, сказывалось присутствие духовного.

– Какие?

«Вся жизнь человека – страдания» – назвал я первую. – Она основана (продолжил) на признании непостоянства и преходимости всех вещей.

Все возникает, чтобы быть уничтоженным. Существование лишено субстанции, оно само себя пожирает, поэтому в буддизме обозначается в виде пламени. А из пламени можно вынести только скорбь и страдание.

– Резонно, – изрек Творец. – Продолжай.

– Истина вторая «Причина страдания – наше желание». Страдание возникает, потому что человек привязан к жизни, он жаждет существования. Поскольку существование наполнено скорбью, страдание будет существовать до тех пор, пока человек будет жаждать жизни.

На это он промолчал, и я перешел к третьей.

«Чтобы избавиться от страдания, нужно избавиться от желания». – Это возможно только в результате достижения нирваны, которая в буддизме понимается как угасание страстей, прекращение жажды. При данном состоянии освобождаются от переселения душ. В позднейшем буддизме нирвана понимается как блаженство, состоящее в свободе и одухотворении.

– Точно, – едва слышно прошептал Творец и захрапел. Как простой смертный.

– Вот это да, – прошептал я, прекратив излагать. – Умаялся, бедный.

– Давай – давай, – сонно бормотнул Всевышний. – Я все слышу.

«Чтобы избавиться от желания, нужно следовать восьмеричным путем спасения» изрек я, очередную. –  Именно определение этих ступеней на пути к нирване и является основным в учении Будды, которое называют срединным путем, позволяющим избежать двух крайностей: потакания чувственным удовольствиям и истязания плоти. Это учение называют восьмеричным путем спасения, потому что оно указывает восемь состояний, овладев которыми человек может достичь очищения ума, спокойствия и интуиции.

– Ну и что же это за состояния? – вновь открылись Глаза и послышался зевок. Галактика дрогнула, сверху сорвались несколько звезд, и, прочертив мрак, исчезли.

Вот они, – переждав сотрясение, начал я перечислять, колыхаясь в невесомости.

– правильное понимание: следует поверить Будде, что мир полон скорби и страданий;

– правильные намерения: надлежит твердо определить свой путь, ограничить свои страсти и стремления;

– правильная речь:  требуется следить за своими словами, чтобы они не вели ко злу – речь должна быть правдивой и доброжелательной;

– правильные поступки: следует избегать недобродетельных поступков, сдерживаться и совершать добрые дела;

– правильный образ жизни: надлежит вести жизнь достойную, не принося вреда живому;

– правильные усилия:  требуется следить за направлением своих мыслей, гнать все злое и настраиваться на доброе;

– правильные помыслы: необходимо уяснить, что зло – от нашей плоти;

– правильная сосредоточенность: следует постоянно и терпеливо тренироваться, достигать умения сосредоточиваться, созерцать, углубляться в поисках истины.

Первые две ступени означают достижение мудрости или праджня. Следующие три – нравственное поведение – шила. И наконец, последние три – дисциплина ума или самадха.

Однако эти состояния нельзя понимать как ступени лестницы, которую человек осваивает постепенно. Здесь все взаимосвязано. Нравственное поведение необходимо для достижения мудрости, а без дисциплины ума мы не сможем развить нравственное поведение. Мудр тот, кто поступает сострадательно; сострадателен тот, кто поступает мудро. Такое поведение невозможно без дисциплины ума.

В целом же можно сказать, что буддизм принес в религию личностный аспект, которого раннее не было в восточном мировоззрении: утверждение о том, что спасение возможно только благодаря личной решимости и готовности действовать в определенном направлении.

Кроме того, в буддизме достаточно четко прослеживается идея о необходимости сострадания ко всем живым существам – воплотившаяся впоследствии в другие, но не нашедшая там своего разрешения, – завершил я и стал ожидать реакции Творца.

Сонность Глаз перешла в задумчивость, они сказали «все так», а потом над одним вскинулась бровь, и я услышал, – да ты не атеист сын мой, а приверженец буддизма.

– Наверное, – вздохнул я. – К сожалению, поздно это понял.

– И когда?

– В своих последних командировках. В Бурятию и Монголию. Там побывал в дацанах*, имея беседы с ламами. Достойные проповедники.

– И чем они тебе глянулись?

– Живут в своих голубых степях скромно и открыто. Учат заветам Будды, пьют водку, любят женщин и поют горловые песни.

– И если бы у тебя была другая жизнь, ты, наверное, хотел бы стать ламой? – хитро прищурились Глаза.

– Другой жизни не бывает, как учит марксизм-ленинизм – убежденно сказал я. – Ну а если бы была, отправился в Тибет, где стал пророком.

– Интересно, – озадаченно протянул Творец. – И зачем тебе это надо?

– А чтобы окучивать людей, – брякнул я. – Во имя Господа, так сказать и на его славу.

– Замолчи! – посуровели Глаза. – Чи-чи-чи… – затихая, раскатилось в Космосе.

– Не поминай Меня всуе, – дыша ледяным холодом, придвинулись вплотную.

– Виноват, – съежилась душа. – Прости меня грешную. Я больше не буду.

– То-то же, – прогудело в ответ – Думай, с кем говоришь, тля. – А теперь прощай. Не поминай лихом.

В тот же момент Глаза заклубились, всасывая, и я понесся по Черной дыре, в адской какофонии чьих-то криков, смеха, плача и стенаний.

– Кирдык, – пронеслось в мозгу. Сознание угасло.

Глава 3. В новом теле

-Уа-уа-уа! – назойливо пищало где-то рядом. Я чихнул и размежил веки, возвращаясь в реальность

– Не иначе ад, – бледно всплыло в мозгу общение с Творцом, а потом напутствие и дьявольский полет в Черной дыре Космоса.

– Но почему так тесно, и кто там пищит, в размытом пятне света?

– Щелк,– лопнуло в ушах, пелена спала с глаз, и вверху возник белый квадрат потолка с тихо жужжащей в нем люминесцентной лампой. А чуть ниже квадрат стен, блестящих кафелем, с филенчатой дверью напротив.

– Непонятно – забеспокоился я, скосив глаза влево, откуда исходил неприятный звук и увидел рядом в ячейках двух запеленатых младенцев. Один, что ближе, спал, а который за ним, извивался и пищал, время от времени взбрыкивая в своей пеленке.

– Что за черт? – усилилось чувство тревоги. Я перевел взгляд вправо – там посапывали еще трое. Опустил глаза до упора вниз, пытаясь рассмотреть себя – увидел оконечность кокона.

– Я тоже младенец! – прожгла ужасная догадка. – Зачем? Не хочу! Уа-уа!! – заорал благим матом.

Через пару минут дверь открылась, на пороге возникла толстая усатая тетка в белом халате, и я поперхнулся плачем.

– Ну что? Опудырились засранцы? – хмуро взглянула на ячейки, прошаркав к ним тапками.

Через секунду у нее в руках оказался пищавший слева индивид, с которого была сдернута мокрая пеленка; толстуха ловко обернула его второй, взятой из-под ячейки, вернула на место и направилась ко мне. Явно с такими же намерениями.

– Ты смотри, сухой,– сказала сама себе, пощупав меня снизу. – Тогда чего орал? Жрать хочешь?

Я молчал и пялился на нее выпученными глазами. Еще не веря в объективную реальность.

– Лупатый какой, не иначе еврей, – сделала умозаключение тетка. – Терпи, кушать будете в двенадцать. И взглянула на мужские наручные часы. Я разглядел надпись под стеклом «Кама».

После этого она удалилась, ворочая объемной кормой. Хлопнула дверь. Все стихло.

– Пу-у, – издал во сне звук мой сосед справа. В воздухе запахло сероводородом.

– Гребаный Творец! – понял я, куда попал. Это явно был роддом. Куда меня вернули назад, к новой жизни.

И кто его просил? Жить на Земле я не хотел. Разве что в другом измерении. А теперь все начинать по новой. Ползать, затем ходить, чему-то учиться и работать. У меня выслуги тридцать пять лет. На хрена мне это надо?!

От злости и бессилия я стал кряхтеть, пытаясь вылезти из пеленок, чтоб сбежать. Не получилось.

Затем в мозгу проявился бывший чекист, дав посыл «не суетись под клиентом». Его поддержала прокурорская часть «куда ты сбежишь – дурень», а морская с шахтерской рассмеялись, – «картина Репина «Приплыли!».

– Молчите курвы, – подавил я их в себе. – Вам хорошо внутри. А какового мне, тут? Снаружи?

Далее, посчитав до десяти, успокоился, вняв советам, и подумал: – кто же теперь мои родители? Если те, что раньше, то еще ничего. Они были достойными людьми. Любили меня и я их тоже. А ну как какие алкаши, расхитители соцсобственности или что еще хуже, наркоманы?

– Ладно, подождем, – удобнее устроился в своей пеленке. – В двенадцать будут кормить, и я увижу, кто мамуля.

Когда приглушенное казенными шторами на окне, солнце повисло в зените, где-то за дверью послышался стеклянный звон, и она распахнулась.

Сначала в помещение въехала блестящая никелем тележка, с увенчанными сосками бутылочками с молоком в ячейках, а за ней, толкая сооружение вперед, с волнующими формами молодая девица. В сопровождении уже знакомой мне усатой тетки.

Обе-ед сиротки, просыпайтесь! – пропела она, и мои соседи зашевелились.

– Какие еще сиротки? – не понял я. Женщины, между тем, стали извлекать из ячеек корм, а по сторонам начали пыхтеть и чмокать.

Я тут же почувствовал ужасный голод (не ел с момента кончины) и громко заорал. Требуя свою долю.

– На-на, горластый, – пихнула мне в рот соску заботливая рука. – Ум-ум-ум, – стал я жадно сосать, жидкую манную кашу. Она была ничего, только сахарку маловато.

А новенький как с голодного края, – сказала пожилой напарнице молодая, наклонившись над секцией и кормя с обеих рук меня и соседнего младенца.

В вырезе халата над моим лицом колыхалась пышная грудь, и, не переставая сосать, я радостно агукнул.

– А глазки-то, глазки у него шельмовские, – снова пропела молодая, обращаясь к старшей.

– Не иначе мать была гулящая, – брякнула та в тележку очередную пустую бутылку. Вслед за чем извлекла полную.

Как только кормление закончилось, два младенца тут же отсырели (им сменили пеленки), и я тоже почувствовал, что хочу «пи-пи». Начав кряхтеть и извиваться.

– Никак, сам просится? – рассмеялась молодая нянька, после чего обнажила меня и, взяв на руки, отнесла к стоящему под умывальником в углу детскому горшку в цветочек. Куда я с облегчением пустил струйку.

– А причандалы у него ничего,– продемонстрировала меня старшей.

– Кобель будет, – скользнула усатая по ним взглядом. – Да не плюйся ты, охламон! – прикрикнула на довольно жужжащего младенца.

Потом я был возвращен на место и крепко спеленат, вслед за чем няньки ушли, бренча своей тележкой.

Мои соседи тут же засопели носами, попукивая, но мне не спалось. В мозгу роился целый сонм* мыслей.

Что значит «сиротки»? Это шутка или нет? И где наши мамы? Как мне вести себя впредь? И что делать дальше?

– Хрен проссышь, – подумал я и услышал свой голос. – Неужели умею говорить? (удивился). А потом раздельно произнес «ре-ин-кар-нация». Вышло вполне, хотя и пискляво.

– Не хило, – мелькнуло в голове. – Помню все что было, плюс умею говорить. Я, наверное, самый продвинутый младенец в мире.

Судя по разговору нянь, нахожусь в России. Вот только смущали часы «Кама» на руке старшей. Такие я видел у отца, когда был пацаном. В той, прошлой жизни.

А выпячиваться, что умею говорить и все прочее, нельзя. Чревато. Понаедут ученые, как всегда бывает в таких случаях, начнут изучать и не давать покоя. А то еще хуже – коллеги из бывшей «конторы», там всегда интересуются всем необычным. Увезут в один из своих секретный НИИ* и пиши, пропало. Точно сделают дебилом.

Затем мысли стали путаться (после еды от мозга отлила кровь, начался процесс пищеварения), я протяжно зевнул и уснул. Ужин обеда мудренее.

На следующее утро, перед завтраком, те же няньки водрузили нас на прикаченную с собой каталку, застеленную клеенкой, и вывезли из палаты.

Проехав по длинному коридору с еще несколькими, где в одних ползали малыши, а в других играли дети постарше, мы очутились в грузовом лифте, вознесшем нас этажом выше.

Там, в большом светлом кабинете, с холодно блестевшей медтехникой, нас уже ждали. Длинный мужик с бородкой, в колпаке и накрахмаленном халате (вылитый Айболит), а при нем очкастая дама, в таком же. Накрашенная и с толстым журналом в руках. Наверное, медсестра или ассистентка.

– Нутес – нутес! – прокаркал Айболит. – Как тут будущие строители коммунизма? После чего приказал нянькам распеленать доставленных (все мы радостно заболтали освобожденными конечностями) и приступил к осмотру.

Пока он делал это, начав с крайнего, я внимательно осматривался, пытаясь определить, куда попал и в какое время (возникли некоторые подозрения). Так было легче определиться с будущим, которое меня ждало.

Над столом Айболита, за которым он до этого сидел, сбоку, висел портрет Дарвина – основателя теории происхождения человека. А в простенке меж двух больших окон, против входа, второй. Товарища Сталина с ребенком на руках, и надписью «Спасибо за счастливое детство!».

– Неужели культ личности? – вспотел я, став лихорадочно искать глазами еще что-нибудь. В подтверждение. Оно оказалось почти рядом.

Это был настенный отрывной календарь на шкафу со скелетом, в паре метрах от каталки.

1952 год – приблизило зрение черные цифры на белом листке. И ниже – 20 мая.

– Мистика! – запульсировала кровь в ушах. В прошлой жизни я родился именно в этот год! Правда, 20 – го апреля.

От возбуждения я хаотично замахал конечностями, а затем, поймав ручкой ножку, сунул ее пальцы в рот и принялся, урча, жевать их беззубыми деснами.

– Так. А это что за каннибал? – подошел ко мне Айболит, закончив с очередным младенцем.

– Это новенький, Лев Ильич, – заглянула медсестра в свой талмуд*. Милиция нашла вчера в пять утра. Подброшенным на паперть Свято-Троицкого собора.

– Тэкс, – вздел меня руками врач и стал внимательно рассматривать.– По виду будет месяц. Вслед за чем проскрипел ботинками к окну и положил объект исследования в лоток медицинских весов. Задвигав пальцем блестящую гирьку на штативе.

– Вес четыре шестьсот, – констатировал он, а потом измерил тельце. Рост составил пятьдесят четыре сантиметра.

– Точно как в аптеке, – довольно изрек эскулап, обращаясь к сестре. – Так все и запишите Роза Марковна. А днем рождения этого бойца (пощекотал мне пятку) будем считать двадцатое апреля.

– Да, знает свое дело, – распялил я на Айболита глаза. И стал довольно пускать ртом пузыри. Приятно точно знать, когда ты родился.

После окончания осмотра нас вывезли в коридор (очкастая Роза Марковна вышла вместе с нами), и у обитой черным дерматином двери кабинета с табличкой «Заведующий», каталка остановилась.

Роза Марковна взяла меня на руки, кивнув нянькам, «едьте дальше», после чего потянула дверь на себя, и мы оказались в темном тамбуре.

Удобнее устроив меня на левой руке, она постучала костяшками пальцев правой во вторую, деревянную. За ней глухо раздалось «войдите».

Мы шагнули в интерьер начальственного кабинета, обставленного казенной мебелью. В одном углу стоял черной кожи продавленный диван с подлокотниками в виде валиков, а рядом шкаф, в другом – перистая, с волосатым стволом, пальма в кадке. Между ними, у торцевой стены с портретом «отца народов»*, находился стол с крышкой зеленого сукна, на которой чернел прошлого века телефон, и остывал подстаканник с чаем.

За столом, просматривая лежавшую на нем «Правду», сидел борцовского вида мужик, чем-то похожий на Котовского*.

– Поздравляю Роза Марковна! Заканчиваем канал Волга-Дон! – громко изрек он, подняв на нас оловянные глаза и блестя лысиной. – С очередной, так сказать, победой социализма!

После чего хлебнул из подстаканника, кивнув на один из стульев. – С чем пришли? (откинулся в мягком кресле).

– С новым его строителем, Василий Кузьмич – в унисон ответила сестра, присев. – Которого накануне доставила милиция. Вы в курсе.

– И как он в медицинском плане? – критически обозрел меня «Котовский». – Не дебил? Все в порядке?

Я обиделся, капризно надул губы и попытался в него плюнуть. Не получилось.

– Прекрати, – строго взглянула на меня Роза Марковна. И к заведующему, – надо дать ребенку имя с фамилией.

– Надо, – пробасил тот, после чего уставился в потолок. Я тоже. Искомого там не наблюдалось.

Обследовав пустоту, в которой одиноко жужжала муха, Василий Кузьмич опустил взгляд вниз, и в его поле зрения попала газета.

– Назовем младенца Лазарь, как Кагановича, – ткнул пальцем в передовицу. – А фамилия пусть будет Донской. В честь канала. Ну, как вам? – взглянул на Розу Марковну.

– Гениально! – изобразила та восторг на лице, а я надулся. Имя с фамилией мне не нравились. Но что делать, выбирать не приходилось.

Между тем заведующий извлек из ящика стола бланк, аккуратно вписал туда вечной ручкой* «Лазарь Донской», а еще дату рождения, сообщенную медсестрой, пришлепнув все гербовой печатью.

– Держите, – передал ей бланк. – В ЗАГСе получите свидетельство.