Ошибка разбойника
– Кто вы? – тихим дрожащим голосом спросила девушка, тщетно пытаясь в темноте разглядеть незваного гостя.
– Я пришёл поговорить с вами о непорочности, – произнёс дон Стефано.
Занятый тем, как незаметно проникнуть в дом, кабальеро как-то не подумал, с чего начнёт разговор и станет ли вообще разговаривать, а теперь сам удивился нелепости своих слов.
От изумления бывшая пансионерка, кажется, успокоилась, села на постели и вновь вгляделась в гостя. Опытный разбойник держался спиной к окну, поэтому лунный свет не помогал девушке рассмотреть лицо мужчины.
Дон Стефано тем временем приступил к исполнению своего плана. Он быстро протянул руку к лицу девушки и погладил её по щеке. Сеньорита дёрнулась, отстраняясь.
– Прошу вас, меня нельзя трогать!
Подумав, что, может быть, в словах о пользе монастырского воспитания и вправду что-то есть, вслух дон Стефано самым мягким тоном продолжил:
– Не бойтесь меня, сеньорита. Я всего лишь раздумываю, стоит ли отправлять сестру на воспитание в монастырь, и хотел откровенно поговорить с пансионеркой. Вы понимаете, днём подобный случай не представится. Хорошо ли с вами там обращались, каким правилам обучали?
Девица то ли была достаточно наивна, что поверила тайком забравшемуся в её комнату человеку, то ли понадеялась, что не спорить с ним будет лучше, но стала отвечать.
Усыпив её бдительность, кабальеро быстро коснулся рукой девичьей груди. Пансионерка замерла, смолкла, попыталась отбросить мужские пальцы и, защищаясь от прикосновения к груди, пропустила, что вторая рука кабальеро задрала подол её рубашки. Россказни, что воспитанницы монастыря понятия не имеют, где в их телах расположена честь, вполне себе подтвердились. Скорее раздосадованный, чем предвкушающий удовольствие, дон Стефано собирался раздвинуть колени девушки, но сеньорита прижалась спиной к стене, подобрала ноги и пробормотала:
– Так нельзя, вы же не священник.
– А… в монастыре вас ощупывал священник?
– Мой исповедник сказал, что я очень грешна, и поэтому у меня каждый месяц течёт кровь. Он назначил мне епитимью – носить верёвку на голое тело, а потом сам одел на меня подходящий жгут.
– Вы позволили ему одеть вам верёвку на голое тело?
– Нам всегда говорили, что мы должны слушаться исповедников. Я сомневалась, но он спросил, из какой я семьи, – девушка очень смутилась, но почти шёпотом продолжала. – Потом сказал, что раз я бедная сирота, то некому сделать пожертвование монастырю во искупление моих грехов, я не должна сметь спорить с ним.
– Как он это сделал? Как одел на вас эту верёвку?
– Не знаю. Велел мне лечь и закрыть глаза.
– А… потом? – Дон Стефано уже догадался, что исповедник сотворил с пансионеркой, воспользовавшись её бедностью и невежеством.
– Мне было больно… Я не знала, что верёвку надевают так странно.
– Текла кровь?
– Простите, сеньор… – бедная девушка заметно смутилась. – Но раз у вас есть сестра, то вы, наверное, знаете, как её избавлять от грехов.
– Когда это произошло?
– Когда дядя и тётя сказали, что через несколько дней заберут меня, это было… Два месяца назад.
– Кровь больше не шла?
– Нет, сеньор… эти два месяца у меня больше не шла кровь. Наверное, я очистилась от греха, за который мне была назначена епитимья.
Дон Стефано отодвинулся от горе-невесты своего приятеля и прикрыл её одеялом. Больше ему здесь ничего не было нужно. Пора было выбираться, оставив беременную дурочку её судьбе, но кабальеро медлил, хотя не имел никаких резонов задерживаться в этом доме.
Почему-то он вспоминал перегар, которым искатель непорочности дышал ему в лицо на попойке в борделе, и как приятель несколько дней назад представил невесту – зашуганную серую мышку, опекуны который разве что руки не потирали, подыскав бедной родственнице некрасивого, неумного и с не лучшей репутацией, зато состоятельного жениха.
Кабальеро пробормотал:
– Совращение чада духовного во время исповеди… Такое случается.
– О чём вы, сеньор?
– Ваш исповедник вам сделал ребёнка.
– Что? Как… как так можно?
– Можете мне не верить.
Девушка – точнее, молодая женщина – всхлипнула и закрыла лицо руками.
Жалость была дону Стефано совершенно несвойственна, но нелепое приключение он завершил лишённым смысла поступком.
– Есть у вас какая-нибудь знакомая, которой вы можете доверять? Если не опекунша, то хотя бы няня или кормилица.
– Кормилица… она и няней была… Сейчас она здесь кухаркой.
– Расскажите ей всё, тайно, конечно. Вот, возьмите… – он положил рядом с будущей матерью несколько золотых. – За эти деньги ваша кухарка отыщет в городе повитуху, а та найдёт способ помочь вам. Прощайте.
– Сеньор, кто вы? За кого мне молиться?
– За себя вам лучше молиться, – проворчал дон Стефано и покинул комнату тем же путём, каким явился.
Больше кабальеро не принимал участия в судьбе монастырской воспитанницы. Он знал, что свадьба состоялась через неделю после его визита к невесте, а потом молодожён выглядел вполне довольным новоиспечённой половиной, которую вскоре увёз в своё поместье. Как жениха удалось провести и появился ли на свет зачатый безбожным обманом ребёнок, дон Стефано не интересовался. Разбойник старался не вспоминать происшествие, решив для себя: девушку, воспитанную в монастыре, он ни при каких обстоятельствах не возьмёт в жёны.
Рядом с цифрой два он написал несколько имён девиц на выданье, которых знал в Сегилье, затем, сильно нажимая на перо, перечеркнул их жирными линиями, и второй листок отправился в камин вслед за первым.
4. Камеристка
Кабальеро потребовал немного вина в изысканном хрустальном бокале, сделал первый оценивающий глоток и добавил воды. Он предпочитал растягивать всякое удовольствие, сохраняя при этом ясность ума. С полчаса, делая глоток за глотком, дон Стефано перебирал в памяти интрижки, вносившие в его жизнь приятность и разнообразие, но по большей части мимолётные и бесполезные для поиска невесты.
Наконец, осушив бокал, мужчина вывел на очередном листе крупную тройку и, плотоядно ухмыльнувшись, неплохо нарисовал силуэт обнажённого женского тела. Имя её светлости герцогини де Медина он не хотел писать даже на клочке бумаги, предназначенном для камина.
Донья Мария оказалась воистину совершенной любовницей. Золотоволосая, жадная до постельных утех красавица отвергала и порой высмеивала отваживавшихся открыто ухаживать за ней поклонников, чем усыпила подозрительность мужа и высшего общества.
Не повторив ошибок незадачливых искателей благосклонности первой дамы Сегильи, дон Стефано предпочёл рискнуть и повёл себя крайне нахально. На официальном приёме поцеловав точёные пальчики её светлости, кабальеро слегка пожал их и с ловкостью карточного шулера прицепил к роскошному кружевному манжету дамы незаметную на фоне расшитого платья золотую булавку. Прощаясь, он вновь поцеловал и пожал изящную ручку, удостоившись еле заметного ответного движения.
Дальше дорожка казалась проторенной, но осторожный кабальеро опасался ловушки. Он заранее разузнал, когда и по каким делам личная служанка герцогини выходит из дворца, и встретился с ней у портнихи. Лучшей в городе мастерице кабальеро давно платил за комнату для свиданий, предварительно сдав ей этаж в доме, который приобрёл на подставное лицо. Разумеется, любовная встреча со знатными дамами, если и выезжавшими из своих особняков, то в сопровождении охраны, и не расстававшимися с дуэньями и парой служанок, была в мастерской слишком рискованна, но для ведения переговоров с женской прислугой комната с потайной дверью оказалась чрезвычайно удобна. Здесь дон Стефано и встретился с Кончитой – камеристкой её светлости.
Первым делом кабальеро протянул девушке кошелёк, который она приняла с видом полнейшей невозмутимости. Мужчина начал без околичностей.
– Герцог, конечно, щедр с тобой, но ведь неплохо, когда щедра также и герцогиня.
Кончита благосклонно улыбнулась.
– Ещё лучше, если к знатной даме щедр не только законный супруг, особенно когда эта дама не имеет собственных средств.
Всей Сегилье было известно, что жену без гроша за душой губернатор взял за редкостную красоту.
Камеристка слегка приподняла брови, а дон Стефано почувствовал смешанное с азартом раздражение – очевидно, служанка была намерена в первую очередь не продешевить. Прислугу своей будущей жены подбирать придётся не менее тщательно, чем саму благоверную. Дон Армандо пригрел змею на груди.
«Впрочем, – тут же подумал дон Стефано, – какая служанка пойдёт против хозяйки? Для любой выгоднее потворствовать грехам своей госпожи, а не выдавать её мужу, который прислугу едва ли поблагодарит, а то и поверит неверной супруге».
– Дон Армандо, полагаю, навещает жену не каждую ночь.
– В благоприятные для зачатия дни, исключения редки.
– Значит, в остальные ночи донья Мария свободна.
– Вы можете спросить её лично, если посмеете навестить, – губы девушки тронула лёгкая усмешка.
– Мы с доньей Марией, разумеется, обсудим множество интересных нам дел, если встретимся в твоей спальне.
Здесь выдержка изменила Кончите, и она не смогла скрыть удивления:
– В моей?
– Конечно, в твоей.
– Её светлость никогда не снисходит до моей комнаты.
– Вы одного роста и похожи фигурой. Обменяетесь платьями в покоях твоей хозяйки, а вечером при тусклой свече никто не обратит внимания на снующую между спальней сеньоры и собственной комнатой камеристку.
– Тогда… вас сочтут моим любовником! Я дорожу своим добрым именем.
Дон Стефано догадался: его действительно хотели заманить в ловушку, которой стала бы спальня её светлости, и выставить на смех за его же деньги. А теперь от неожиданности Кончита стала всерьёз обдумывать план, как устроить свидание. Если её светлость зайдёт в комнату служанки, да ещё и в её платье, она не сможет разыгрывать неосведомлённость о визите к ней кабальеро.
– Зачем непременно меня? У вас в особняке живёт молодой человек, чьи похождения наверняка беспокоят его дядю. Дон Армандо предпочтёт, чтобы он крутил шашни в доме, не рискую подцепить дурную болезнь.
– Дон Альфонсо? – служанка посмотрела на кабальеро с большим сомнением. – Ему не нужно ни выходить, ни возвращаться ради встречи со мной.
– Но он выходит и возвращается по другим делам. Мы с ним приятели, я могу устроить его отлучки так, чтобы он уходил раньше, чем через чёрный вход войду я, и возвращался после того, как я покину ваш особняк. Для ночных похождений кабальеро одеваются одинаково, роста он лишь чуть ниже, широкий плащ скроет детали.
– Как-то странно… Зачем бы это дон Альфонсо так чудил, если вздумает встретиться со служанкой в доме, где он живёт?
– Капитан славный, но не очень сообразительный малый. Допустим, он неверно понял своего дядю и решил, что рассердит его, взяв в любовницы кого-то из женщин, состоящих в услужении в герцогском особняке.
– А вы затейник, сеньор… – протянула Кончита, ещё не решив, стоит ли ей ввязываться в такую интригу.
– Подумай. В доме герцога, конечно, порядки строгие, но дона Альфонсо наверняка любят и будут снисходительны к нему и к тебе.
– Верно, сеньор. Даже наша экономка не осудит меня, скорее обрадуется – она очень беспокоится из-за частых отлучек нашего молодого кабальеро.
Девушка улыбнулась, и дон Стефано понял, что угадал. Молодой капитан, конечно, не хватал звёзд с неба, но был хорош собой, весел и добродушен.
Кончиту привлекло предложение хорошо заработать с помощью так отлично всё продумавшего кабальеро, а он про себя отметил: не так уж она и тревожится за своё доброе имя, как хотела показать поначалу.
Неожиданно камеристка спохватилась:
– Вдруг дон Армандо навестит спальню супруги, когда донья Мария будет встречаться с вами?
– Заменишь её. Насколько я знаю привычки нашей знати, муж и жена укладываются в кровать в полутьме, а герцог не очень хорошо видит.
– Но…
Девушка вспыхнула. Возможность стать настоящей любовницей старика покоробила её гораздо сильнее, чем прослыть возлюбленной его молодого племянника.
Будущему любовнику герцогини было любопытно: заявит ли она ожидаемое в таком случае «Я честная девушка!»? Но Кончите это не пришло в голову, из чего дон Стефано сделал неудивительный для себя вывод: камеристка не девственница, и стоит выяснить, какие она хранит о себе тайны. Пока же он поспешил напомнить, что дни, когда его светлость навещает супругу, в основном предсказуемы, а плата за риск будет очень щедрой.
***
Свидание с герцогиней состоялось довольно скоро. Донья Мария была впечатлена изобретательностью кабальеро, оценила его щедрость, а также интерес к добрым отношениям с её мужем, ради которых, как женщина рассудила, дон Стефано не станет хвастаться, что наставил рога самому губернатору. Любовники получили большое удовольствие друг от друга, но подлинным сокровищем сеньор дель Соль вскоре стал считать не блистательную возлюбленную, а камеристку Кончиту.
***
Первая слежка за личной служанкой доньи Марии не выявила ничего особенного. В доме герцога камеристка работала с шестнадцати лет, сразу как приехала из деревни, шашни ни с кем не водила, и строгая экономка была расположена к девушке за её усердие. Если госпожа награждала Кончиту свободным временем, то камеристка навещала семью родной сестры, переехавшую в Сегилью несколько лет назад.
Парень, докладывавший о служанке дону Стефано, с уважением отметил:
– Сеньор, она хорошая девушка. Так любит племянников, особенно старшего, мальчишку десяти лет. Говорят, всегда с ним возилась, дарит подарки, платит учителю…
– Интересно… – протянул дон Стефано и приказал одному из своих людей съездить в селение, откуда Кончита родом, и разузнать о ней там.
Добытые сведения стоили уплаченных за них денег. Главарь разбойников как смог скоро вызвал Кончиту в известную им обоим комнату в мастерской, и разговор начал мягко:
– Милочка, не мне, конечно, беспокоиться, что герцогине служит обманщица, но как ловко же тебе удалось скрыть незаконного ребёнка! Не спорь, я знаю, кем тебе приходится твой как бы племянник.
– Сеньор… – женщина задрожала. – Поверьте, я ничего дурного не делаю своей госпоже, разве есть ей какой-то убыток от моего мальчика?
Дон Стефано ухмыльнулся:
– Убытка-то нет, но герцогиня, тем более герцог, не говоря уж о вашей экономке, наверняка заботятся о высокой нравственности слуг и не потерпят, чтобы строгие правила были нарушены без хозяйского ведома и одобрения.
– Знаю, сеньор, – по щекам Кончиты катились слёзы. – Клянусь, я была в этом не виновата! Наш молодой сеньор встретил меня возле речки, я одна полоскала бельё и нисколько не завлекала его, даже осмелилась оттолкнуть, а он рассердился, взял меня силой… – бедная женщина перевела дыхание.
Дон Стефано успел рассудить: «Юный болван не позаботился о мерах предосторожности, и вот, пожалуйста – бастард дворянина».
Кончита, не заметив задумчивости кабальеро, горько продолжила:
– …Потом он отдал меня лакеям…
На это слушавший её дворянин про себя лениво отметил: «Другое дело. Наверное, мальчишка всё-таки сообразил, что нечего благородной крови делать среди простонародья, а то чернь потом слишком много о себе думает».
Осмелившись поднять на дона Стефано глаза, камеристка заговорила с неожиданной твёрдостью:
– …Я не знаю, кто отец моего мальчика, и не хочу вовсе знать этого мерзавца. Я чуть не умерла и когда это случилось, и когда я рожала, но я всё равно люблю сына и всё сделаю ради него.
– И твоя сестра прикрыла тебя?
– Да, дон Стефано. Меня все жалели, все знали о проделках нашего молодого сеньора, я не первой была, наверное, и не последней. Сестра как раз замуж вышла, и священник в книгу моё дитя записал как её, а старый сеньор… он незлой человек, разрешил мне уйти в город.
Дальнейшие подробности были излишни. Дон Стефано жестом оборвал продолжение рассказ Кончиты о том, как она попала в услужение герцогу и накопила на переезд в Сегилью сестры, и так же мягко сказал ей:
– Тронут. Вот, возьми… – и протянул ей золотой. Камеристка благодарно улыбнулась, а кабальеро, не меняя благодушного тона, продолжил: – Твой сын сможет многое получить стараниями своей матери, – взгляд Кончиты наполнился обожанием, но дон Стефано не верил в долгую благодарность: – Конечно, ты не будешь спорить, что за неблагоразумие своей матери ему тоже придётся ответить.
До сознания молодой женщины не сразу дошёл смысл слов спокойно глядевшего ей в лицо и негромко говорившего кабальеро, но, осознав, какая бездна таится в глубине его полуприкрытых веками глаз, служанка герцогини похолодела, затем её бросило в жар, она упала на колени перед доном Стефано и обняла его ноги:
– Клянусь, сеньор, я буду делать всё, что прикажете!
– Встань, – брезгливо произнёс кабальеро. – Пока я доволен тобой. Я щедр с теми, кем доволен, но… вижу, мне не нужно объяснять тебе, что случается с теми, кем я недоволен. – Кончита вскочила и стала быстро кивать, рассердив сеньора. – Хватит изображать китайского болванчика! Пошла прочь!
Женщине это и было нужно.
Дон Стефано встретился с камеристкой через два дня, когда она смогла разговаривать с ним без дрожи, и стал расспрашивать о знатных сегильских семьях. Здесь Кончита приятно удивила его – женщина оказалась наблюдательной и умеющей разговорить собеседника, держа собственный язык за зубами. Если сведений ей не хватало, она сразу же объясняла сеньору, как и когда сможет узнать всё, что ему интересно. Прислугу дам и господ, составляющих высший свет города, камеристка знала отлично и пользовалась в своём кругу уважением.
Ценность Кончиты в глазах разбойника стала весьма высока. Он одновременно поощрял деньгами её стремление угодить и следил, чтобы служанка герцогини не перестала бояться его. Контролировать женщину надёжнее всего, дон Стефано считал, через постель, тем более что Кончита была недурна. С этой целью он исполнил данное герцогине шуточное обещание проверить схожесть служанки и госпожи. Камеристка не посмела перечить и исполняла всё, что сеньору приходило в голову потребовать от неё на свиданиях. Вызванные страхом старания и заискивающий взгляд портили дону Стефано удовольствие от обладания молодой хорошо сложенной женщиной, однако он иногда требовал от Кончиты отдаваться ему, убеждаясь каждый раз – по-прежнему внушает ей нужный ужас, и камеристка даже помыслить не смеет избавиться от его власти над ней.
5. Выбор невесты
Получив в своё распоряжение служанку доньи Марии, разбойник смог подробнее выяснить подноготную сегильской знати. Многие открытия его поразили. Измены с виду добронравных сеньор, ссоры между супругами, рукоприкладство, не говоря уж о мотовстве, долгах и обмане с приданым, затронули высший свет гораздо сильнее, чем дон Стефано предполагал. Число порядочных семей оказалось не так велико, а девиц на выданье среди них – ещё меньше. По своему обыкновению составив таблицу, расписав семейные связи и достоверность объявленного приданого, вычеркнув дурнушек и учтя воспитание, сеньор дель Соль выявил всего четырёх подходящих ему сеньорит. Затем он задумался о том, какое приданое будет для него наилучшим. Богатой невестой считалась девица, за которой давали не меньше двадцати тысяч дукатов, но стоит ли гнаться за большими деньгами, которыми жена вздумает попрекать, требуя новых нарядов и драгоценностей? Конечно, дон Стефано не сомневался в своих способностях приструнить благоверную, однако такая необходимость его удручала.
Далее – знатность. Родство с графской, а то и герцогской семьёй, может оказаться головной болью куда в большей степени, чем полезной для получения должности.
Итогом размышлений кабальеро стал круг, которым он обвёл всего лишь одно имя – сеньорита Лусия Альмейда, единственная дочь коменданта крепости Сегильи полковника дона Бернардо Альмейды.
Коменданта нельзя было назвать выдающимся человеком, но он добросовестно относился к своим обязанностям и имел большой опыт. Младший сын почтенного кабальеро, выходец из соседней провинции, дон Бернардо всю жизнь тянул лямку военной службы. В карьере его не было ни быстрых взлётов, ни провалов, но, год за годом командуя вверенными ему подразделениями, старательно изучая военную науку (в первую очередь артиллерию), офицер достиг должности, которая сделала бы честь и титулованному дворянину. За глаза полковника называли: «честный служака», что, при некоторой фамильярности, свидетельствовало о заслуженном уважении горожан.
Семья коменданта по праву слыла в Сегилье образцом супружеской верности и достойного воспитания детей. Молодой сеньор Альмейда, уже офицер, служил где-то на севере, а на добром имени дочери дона Бернардо, не особенно красивой, но и не дурной собой двадцатидвухлетней девицы, не было ни единого пятнышка.
Сеньорита Лусия Альмейда, рассудительная и с прекрасными манерами дворянка, привлекала столь же благоразумных поклонников. Однако то ли кабальеро находили невест с большим приданым, то ли сама сеньорита не торопилась с выбором, но о сделанных ей предложениях руки и сердца дон Стефано не смог узнать. Должно быть, их и не было. Возраст девушки был самый подходящий. Рано в Сегилье торопились выдавать бойких девиц, родители которых спешили возложить на супруга заботу о поведении дочки. Бесприданниц – едва подвернётся подходящая партия, как и богачек – боясь, что охотники за деньгами склонят невесту к побегу. Старыми девами незамужних дворянок называли примерно с двадцати пяти лет.
Решив, что подыскал будущую супругу и пора заняться ухаживаниями, аккуратно сворачивая разбойную деятельность, дон Стефано полюбовался на листок с записями о достоинствах сеньориты Альмейда и задумался: какие у неё есть недостатки? В голову не пришло ничего стоящего упоминания. Кабальеро представил себе облик и манеры девицы, но тут его ждал подвох – мысли о благовоспитанной дочери почтенного коменданта вызвали неодолимый приступ зевоты.
Обескураженный собственным откликом на выбранную во всех отношениях удачную партию, дон Стефано со злостью сжёг оставшиеся черновики. Нужно взять себя в руки. Брак не развлечение, знатному кабальеро нужны законные дети, уважаемый дом, добрая слава семьи и… Размышления вновь оказались прерваны окаянной зевотой.
В пасмурном расположении духа уважаемый сеньор дель Соль решил прогуляться по улице, на которую выходили окна и балкон служебной квартиры коменданта, занимавшей целый этаж солидного дома, предназначенного для офицеров гарнизона, не имевших в Сегилье собственного жилья. Ещё из-за угла кабальеро услышал звуки серенады и поморщился – этот вид ухаживания казался ему нелепым. Мысль о том, что придётся драть горло, доказывая девице серьёзность своих намерений, сильно раздражала. Дон Стефано размышлял, не обойтись ли нанятыми музыкантами, как обычно поступали тайные воздыхатели, и придумывал благопристойное объяснение такому поступку. Пока кабальеро прикидывал, кто из степенных поклонников дочери коменданта сегодня старательно перебирает струны гитары и с глупым видом выводит рулады. Подойдя ближе, он узрел герцогского племянника дона Альфонсо Альвареса, дурным голосом распевавшего:
– О, сеньорита Лусия,
Звезда в небе Андалусии!
Роза в каплях дождя,
В сердце пронзила меня!
Дон Стефано никогда не был ценителем вокала или поэзии, но нынешним вечером у него завяли изрядно оттоптанные медведем уши. Дальше кабальеро ожидало удивительное открытие. Самая рассудительная девица Сегильи, раскрасневшаяся и похорошевшая, с удовольствием слушала предназначенный для неё вздор, а под конец бросила молодому человеку цветок, который он, хотя и пошатывался, умудрился поймать и приложил к губам.
У дона Стефано полезли на лоб глаза. С одной стороны, сеньорита Лусия не такая уж снулая рыба, с другой – где её хвалёное благоразумие? И что с этим делать? Не выходя из тени, сеньор дель Cоль угрюмо смотрел, как молодой капитан, изрядно навеселе, поклонился дочери коменданта и отправился восвояси. Старший приятель подошёл к нему и сказал:
– Смотрю, дон Альфонсо, вы стали ухаживать за самой благоразумной девицей Сегильи.
– Иронизируете? – несмотря на выпитое вино, капитан почувствовал снисходительность в тоне кабальеро.
– Напротив, приятно удивлён вашим выбором.
– Ну… – вздохнул дон Альфонсо. – Одна серенада – ещё не выбор.
– Не лучшая затея – играть чувствами дочери своего командира, – хмыкнул в ответ дон Стефано.
Молодой человек, ещё не отошедший от винных паров, но способный связать свои мысли, вздохнул:
– Я проиграл пари. Но я не хотел оскорбить такую милую девушку.
– Милую? – дон Стефано запутался.
– Да. B Сегилье, конечно, полно красавиц – одна моя тётя чего стоит, но им зеркало интереснее дюжины поклонников…
«А вертопрах не так уж и глуп, – отметил про себя дон Стефано. – В постели не каждую напыщенную красотку расшевелишь, герцогиня – редкое исключение».