– Нет, конечно.
– Тогда зачем мне что-то говорить?
– Чтобы мне понять, ты будешь её помощь принимать добровольно или вмешательство палача прямо сейчас необходимо.
– Конечно, приму. Кто может отказать такой красотке? – на лице Миранды появилась обворожительная улыбка.
– Я очень рад, Марта, что она тебе понравилась, – губы Илиаса тоже дрогнули в слащавой улыбке, за которой было не больше искренности, чем у неё. – Тогда Ларгус тебя сейчас развяжет, и она тебя покормит. Только учти, если тебя опять, как обычно после этого, стошнит, она будет очень сильно наказана.
– Как я могу влиять на то, тошнит меня или нет? И при чём тут она? Физиология многих жизненных процессов не подвластна разуму, святой отец. Тем более разуму заблудшей женщины, которую Господь давно оставил своим благоволением. Это не моя прихоть, что еда отторгается моим организмом, а Его наказание. И как за это может нести ответственность совершенно посторонняя девица? Вы вместо того, чтобы пугать меня её наказанием, святой отец, лучше бы помолились, чтобы Господь меня призрел и не наказывал так, лишая возможности вкушать хлеб насущный.
– Я помолюсь, конечно, помолюсь, Марта, но если это не окажет нужного эффекта, она будет наказана очень жёстко. Поняла? Поскольку я уверен, что не наказание это Господне, а лично твоё нежелание принимать еду.
– То есть если Господь не внемлет вашей молитве, вы хотите её сделать ответственной за это?
– Именно. Господь, Он милосерден, и если это Его наказание, обязательно смилостивится, а вот если это твоё решение, ожидать милости Кире придётся лишь от тебя. Поэтому учти это, когда будешь есть.
– То есть ожидать милосердия от вас, святой отец, ни мне, ни Кире не следует?
– А в чём я не милосерден? В том, что хочу прекратить твои попытки любым способом с жизнью распрощаться? Так я не могу в этом потакать тебе. Это прерогатива лишь Господа да Его Святейшества решать, кому какой век на роду отмерен. Поэтому прекращай пререкаться и пообещай нормально поесть, тогда никто Киру наказывать не станет.
– Вы, святой отец, обвиняете меня в том, что я с роду не делала… Я, конечно, всегда знала, что глупой женщине тягаться в философских дискуссиях с богословами не резон, всё равно виноватой останешься, но вот так открыто говорить мне, что подозреваете меня в желании грех самоубийства совершить это как-то некорректно с вашей стороны. Какие у вас есть доказательства тому? Что ваш охранник меня с лестницы уронил, а потом другой на меня с ножом кинулся, это я в этом виновата?
– Марта, давай оставим пустые дискуссии. Я тебя ни в чём не обвиняю. Я исключительно предупреждаю: если сейчас что-то сделаешь, что мне не понравится, пострадает Кира.
– А вам, святой отец, в моём поведении ничего не нравится. Как я говорю, ем и даже дышу. Вы мной постоянно недовольны. И наказывать за это эту молодую особу по меньшей мере нелогично. Проще убить сразу меня, поскольку вести себя по-другому я не умею.
– Всё ты умеешь, не придумывай, а если разучилась, будешь учиться заново адекватно себя вести. И хватит об этом, а то для того, чтобы тебе показать, что шутить я не намерен, Ларгус её с самого начала хорошенько накажет, в упреждение, так сказать, твоих возможных выкрутасов. Хочешь?
– Нет, – холодно проронила Миранда, отводя взгляд и замолкая. Поскольку аргумент Илиаса был на редкость весомым.
– Вот и прекрасно. Если сейчас нормально поешь и не станешь меня злить, её никто не тронет. Обещаешь, что сделаешь это?
– Да.
– Вот и молодец. Ларгус, развяжи её и встань сзади, чтобы помочь сесть и потом поддержать.
Тот тут же вставил факел в держатель на стене, шагнул к ней и начал развязывать ремни. Затем осторожно помог сесть и встал позади неё, придерживая за плечи.
Велев тем временем Кире взять тарелку, Илиас осенил её крестным знамением и нарочито торжественно прочёл молитву о благословении пищи и ниспослании здоровья и благодати вкушающим её чадам Господним, после чего приказал начать кормить.
Явно волнуясь, та приблизилась к Миранде и дрожащей рукой поднесла ложку к губам. Приоткрыв рот, Миранда взяла в него ложку и сглотнула попавшую в рот жидкую похлебку.
– Прекрасно, умница, – прокомментировал Илиас, – продолжай в том же духе, и всё будет хорошо.
Миранде до ужаса захотелось в ответ сказать ему какую-нибудь гадость, но она сдержалась и молча проглотила ещё несколько ложек, которые влила ей в рот Кира.
– Великолепно. На первый раз достаточно, через час продолжим. Ты слишком долго голодала, поэтому есть будешь маленькими порциями, но часто. Этот час в обществе Киры и Ларгуса проведёшь, он разомнет тебе мышцы, и можешь походить. Через час я вернусь и по результатам твоего поведения либо Кира продолжит тебя кормить, либо будет наказана. Поэтому постарайся вести себя так, чтобы у Ларгуса не было причин на тебя жаловаться. Ясно?
Миранда отвела взгляд, ничего не отвечая.
– Я задал тебе вопрос. Чтобы ты ответила, надо наказать Киру или обойдёмся без этого?
– Ясно.
– Вот и прекрасно. Ведь можешь вести себя нормально, когда захочешь. Ладно, пойду я, через час вернусь.
Как только он вышел, Кира, поставив тарелку на стол, негромко спросила, не желает ли что-то госпожа, и, не дождавшись ответа, отошла в угол и села на пол, подтянув и плотно прижав к себе колени.
Ларгус тем временем стал осторожными движениями разминать ей плечи, потом, обойдя вокруг кровати, опустился перед ней на колени и, глядя прямо в глаза, тихо спросил: «Могу мышцы ног растереть?»
Не в силах больше сдерживаться, она зло сузила глаза, выдохнув: «Зачем спрашиваешь? Хочешь получить повод её наказать?», кивком указала на Киру, сжавшуюся в углу.
– Нет, – он выдержал её взгляд. – Хочу, чтобы мышцы вы расслабили, я так лучше помочь сумею.
– Так прикажи, я не посмею отказать.
– Я здесь не приказываю, Вы не можете этого не знать, госпожа. Я сам лишь выполняю приказания. Поэтому сейчас могу только просить.
– Давно тут работаешь? – не удержалась от вопроса она.
– Больше десяти лет на этой должности, – проговорил он, и на Миранду тут же накатило неудержимое желание немедленно его прикончить, причём совсем не так безболезненно как Эрбила.
Он явно почувствовал угрозу в её взгляде, но взгляд не отвёл и абсолютно спокойным тоном выдохнул:
– Кто-то должен делать и грязную работу. Лучше если делать её будут те, кто имеет опыт, чем те, кто не имеет его.
Он не понял причины накатившей на неё злости, но его ответ помог ей с ней справиться. Даже если именно он допрашивал Вальда, он это делал не по собственной воле. Не он, так кто-то другой. Она сумела простить того, кто отдал приказ, так что теперь глупо размениваться на исполнителей и пытаться выяснить, как всё это было. Она лишь растревожит давно затянувшуюся душевную рану, и больше ничего. Поэтому, пересилив себя, вымучила на губах улыбку и здоровой рукой коснулась его плеча:
– Грязную работу делаешь не ты, а те, кто отдаёт приказ, я оценила твоё мастерство и что сумел не озлобиться при этом.
– Не хотите пожелать чего-то? – настороженно и с явной опаской поинтересовался он.
– Ты сам творец своей судьбы. Зачем мне тебе что-то желать? – иронично хмыкнув, повела она плечами. – Не держи зла на сердце, и всё у тебя будет хорошо.
– Вы необыкновенная. Не приведи Господь, чтобы вы на стол ко мне попали…
– На всё воля Его святая, – достаточно равнодушно откликнулась она. – Попаду, так, значит, так тому и быть. Не бери в голову и выполняй долг. В любом случае зла желать не стану, не бойся.
– Да я и не боюсь, просто очень не хочу вред вам причинять.
– Мы все много чего не хотим, а приходится, – с усмешкой проговорила она и, помолчав немного, решительно выдохнула: – Ладно, что ты там хотел? Говори, сделаю.
Глава 14
Через три дня Альфред вызвал к себе Илиаса и, как только тот явился, задал вопрос:
– Как она?
