Застывший шедевр

– Думал, что помогу Расмусу, но… придется отступить…

– Так что мне делать? Собирать информацию или нет?

– Не надо. Расмус вернется и сам все уладит.

Полковник махнул рукой, красноречиво давая понять, что тема закрыта, но Кира не успокаивалась:

– Вчера вы подозревали его в убийстве, а сегодня снова защищаете.

Лимонов заерзал, подобных выпадов он не прощал. Но винить кроме самого себя было некого. Не обдумав план, он открылся сотруднице и теперь не отмахнется одним заверением, что все уладится.

– Поначалу я вспылил, – признался полковник, – все выглядело так логично, но потом… Оглядись вокруг. Что ты видишь? – Лимонов подошел к стеклянной перегородке.

– Офис, – коротко ответила Кира.

– Помещение, оборудование, компьютерные программы – все это Расмус Бирк. Он годами лелеял идею открытия в России отдела бихевиоризма. Не думаю, что он пойдет на такой риск, как убийство Стачука. Тем более учитывая тот факт, какое это было громкое дело.

Кира обвела взглядом офис и подумала, что полковник прав, Бирк рисковать не будет.

– Пусть Расмус сам все уладит, – повторил полковник и вернулся в рабочее кресло. – Звонил ему вчера, вернее, Сото, сам он ни по одному телефону не доступен. Расмус сейчас в пещере, но как только экспедиция поднимется наверх, Сото передаст ему, что мы взяли новое дело.

– А мы взяли это дело? – удивилась Кира. – Я думала, мы просто консультируем Рязань.

– С твоими выводами я полностью согласен: отверженный художник снова убьет, а это будет третий случай, и попадет под нашу юрисдикцию. Ты вообще меня сегодня приятно удивила, Митяева.

Кира смутилась, понимая, что услышать такое от полковника дорогого стоит.

– Не думал, что ты так преуспеешь в учебе. На больничном ты зря времени не теряла. Расмус тоже молодец и, как всегда, оказался прав.

Кира подняла глаза на полковника, он пояснил:

– Из всех сотрудников именно тебя он выбрал в ученики, а потом рекомендовал на курсы повышения квалификации в школу ФБР в Будапеште. Занятия начинаются через две недели. Надеюсь, к этому времени мы поймаем Отверженного.

От волнения у Киры запершило в горле, даже в самых смелых мечтах она не могла представить, что сможет попасть на курсы ФБР.

– На твое направление осталось поставить две подписи: мою и замминистра. Это официальное собеседование. Если убедишь меня, что достойна, то к трем часам поедем в министерство, и вопрос будет решен.

Потеряв дар речи, Кира не сводила с полковника глаз. Казалось, прошла вечность, прежде чем она смогла заговорить:

– Я… не знаю даже, что сказать… это так неожиданно…

– Не стесняйся, – жестко произнес Лимонов. – Ты должна знать, что меня ждет, когда дашь согласие. Ты скажешь в министерстве то, что позволит понять логику Бирка при выборе твоей кандидатуры, особенно учитывая слухи о вашем романе. Так ты готова?

Киру сотрясала дрожь, но внешне она не выдала своих эмоций. Если она не закончит обучение в Будапеште, а такое нередко бывало с предыдущими кандидатами, в ее случае этого не забудут. Не потому что она женщина, а потому что протеже Бирка. Она разлепила пересохшие губы и произнесла:

– Я вас не подведу, Андрон Маркович…

– Этого мало! – крикнул полковник и стукнул кулаком по столу: – Аргументируй! Покажи, в чем твоя особенность.

– Не могу себя нахваливать.

– И не надо! Похвалю я в своей рекомендации. Скажи, почему ты хочешь работать в отделе профайлинга и поехать на курсы. Тебя будут рассматривать под микроскопом, будет учитываться все: стаж, раскрытые дела, развод, травма в последнем деле и даже то, что живешь у Бирка. Вдобавок Вадим на каждом углу разглагольствует о твоем желании уйти из отдела, мол, своими глазами видел заявление о переводе.

Аргументы в пользу своей кандидатуры Кира сначала высказывала робко, глядя в пол и ерзая на стуле, но по ходу монолога осмелела, а в памяти всплывали все новые факты. Она рассказала, что еще в детстве составляла на друзей и знакомых психологические портреты. Подмечала то, что было скрыто от других. Что иногда даже провоцировала людей на поступки лишь для того, чтобы подтвердить тот или иной вывод. Затем поведала полковнику, что давно уже изучает приемы ФБР, и они сильно отличаются от методики Бирка. Они более системные и упорядоченные, но в то же время шаблонные, а извращенное сознание маньяка зачастую в шаблон не вписывается. Поэтому ей хотелось пройти курсы, чтобы разобраться, что из американской системы можно будет применить в их отделе, а что сразу отмести.

Разговор с шефом продлился без малого час. Когда она, вспотевшая и утомленная, вышла из кабинета, сил хватило только добраться до кулера. Она залпом выпила два стакана холодной воды и оглядела безлюдный, словно пустыня, офис. Через стеклянную перегородку Кира заметила, что Свиридов машет ей рукой, и поспешила к столу коллеги.

– Пришел отчет патологоанатома, – сообщил новость Иван, когда Кира села за свой стол. – Я сохранил его в базе.

Кира открыла базу данных и отыскала папку с новым делом, которому Свиридов присвоил кодовое имя «Художник». Открыла отчет о вскрытии Петра Довлатова, внимательно прочитала и сделала несколько заметок в блокнот. В графе «Причина смерти» было указано: «Неоднократное воздействие электрошокера в области груди привело к остановке сердца». Дата смерти – 28.06.2012. Выходит, жертва после похищения еще сутки была жива. Это подтверждало ее догадки. Окрыленная собственной правотой, она с довольным видом потерла руки и хотела выпить кофе, как услышала крик полковника.

– Митяева! Пора в министерство!

†††

Рязань, хоспис

От Свято-Иоанно-Богословского монастыря хоспис отделял высокий белокаменный забор. Громов припарковал «мицубиси аутлендер» перед невзрачным двухэтажным кирпичным зданием и выключил двигатель. Его внимание привлекла девушка, наблюдавшая за ним со второго этажа. Миловидное лицо не выражало никаких эмоций. Вадим подметил белокурые волосы, стянутые цветастым платком, и темную блузку, на фоне которой девушка казалась болезненно бледной.

«Такая молодая, а уже пациентка хосписа», – с сочувствием подумал он.

Громов стремительно поднялся по ступеням на крыльцо и бросил быстрый взгляд на табличку «Отделение паллиативной медицинской помощи». Ему навстречу вышла старшая медсестра и после стандартного приветствия пригласила пройти в ординаторскую. Пока они шли по коридору мимо вереницы больничных палат, персонал с осторожностью поглядывал на следователя. По их лицам он понял, что о его визите не знала лишь кошка, вальяжно расхаживающая по отделению.

– Проходите, – со сдержанной улыбкой пригласила его медсестра.

В заставленной письменными столами ординаторской у окна стоял мужчина в медицинском халате и говорил по телефону. Судя по ответам, он говорил с родственником умирающего больного.

Громов вынул из кармана блокнот и освежил в памяти перечень вопросов, которые накидал еще в офисе во время совещания.

Закончив разговор, врач-паллиатолог поздоровался и сказал:

– Извините, у меня мало времени, так что хватайте быка за рога.

Разговор прервал скрип двери, в ординаторскую заглянула одна из медсестер, которую Громов видел в коридоре.

– У Ковалева резко упало давление, нижнее: сорок.

– Реакция на новые препараты? – быстро отозвался врач.

– Еще не успели дать.

Девушка скрылась в коридоре, врач, ни слова не говоря, выскочил следом. Громов решил не дожидаться его в ординаторской, нагнал его в коридоре и спросил:

– Где палата Довлатова?

– Там уже лежит другой больной, – бросил через плечо доктор и заскочил за медсестрой в палату.

Громов притулился к стене и стал наблюдать за действиями персонала. Мимо него величественно прошагала та самая девушка, что наблюдала за ним из окна второго этажа. В руках она несла упаковку апельсинового сока и скрученное в валик шерстяное одеяло. Из чего следователь сделал вывод, что она не пациентка, скорее ухаживает за родственником. Он проводил девушку взглядом до лестницы и снова повернулся к врачу. Тот уже сделал осмотр и скорректировал назначения.

На вопросы о пациенте он ответить не смог, сославшись на редкое общение. Выглянул в коридор, позвал старшую медсестру и, когда она подошла, дал указание:

– Катя, проводи следователя к Наталье, а потом ответь на его вопросы.

Женщина кивнула и повела Громова назад в вестибюль.

В приемной выяснилось, что Довлатова никто не навещал и не звонил. Тот же, напротив, много раз звонил из хосписа, так как своего мобильного у него не было, но итог этих разговоров всегда был один: он со злостью бросал трубку. За что персонал неоднократно делал ему замечания. В конце беседы регистратор поведала, что характер у Довлатова был задиристый и вспыльчивый. Он часто грубил персоналу, а однажды, не получив вовремя дозу обезболивающего, швырнул в медсестру ботинком.

Следователь поблагодарил за информацию и присоединился к старшей медсестре, которая с недовольным видом все это время ожидала его в коридоре.

– Я бы хотел осмотреть палату, в которой лежал Довлатов. – Громов потер травмированное на тренировке плечо.

Медсестра закатила глаза, давая понять, как ее нервирует его присутствие, затем качнула головой в сторону лестницы и пошла вперед.

– Как я понял, руководство просило вас провести опрос больных на предмет свидетелей похищения? – спросил он медсестру, чеканившую шаг, словно солдат.

Она обернулась вполоборота и закивала.

– Что удалось узнать?

– Никто ничего не видел. – Она развела руками, как бы извиняясь, и добавила: – Вы, наверное, это часто слышите.

Громов оставил ее догадку без комментария. Выезжая из Москвы, он предполагал, что обычный опрос свидетелей в таком учреждении невозможен – большая часть пациентов находится под воздействием обезболивающих препаратов.

Они поднялись на второй этаж, зашли в крайнюю дверь и оказались в палате с двумя койками. У окна стояла та самая блондинка в платке. Он проследил за ее взглядом и понял, что она смотрит на церковные купола. На койках лежали двое мужчин, один из них, примерно шестидесяти лет, был накрыт тем самым одеялом, которое только что принесла девушка. Больного бил озноб, на лбу выступила испарина. Его худощавое лицо имело серо-зеленый оттенок. Второй пациент спал, отвернувшись к стене.

– Как видите, это обычная палата, – вполголоса сказала медсестра, стараясь не разбудить спящего больного.

Громов осмотрелся. На окне решетка, через широкий дверной проем с легкостью проедет каталка. Рядом с палатой пост медсестры.

– А кто дежурил в тот день?

– Валентина.

– Могу я с ней поговорить?

– Она на больничном.

– Дадите ее адрес?

Медсестра кивком показала в сторону коридора.

– А лифт у вас есть? – спросил следователь, выходя из палаты.

– Лифт включается очень громко и перебудил бы всех больных. С полной уверенностью можно утверждать, что им не пользовались.

Заполучив номер телефона медсестры, Громов позвонил ей и в нетерпении переминался с ноги на ногу. Шли гудки, но на звонок не отвечали. Тогда он спустился в регистратуру и попросил ее домашний телефон. Опять потерпел неудачу и вернулся в отделение.

Следующий час он опрашивал персонал и больных, которые самостоятельно передвигались по коридору, и, не добившись от них новой информации, решил вернуться в Москву.

Громов вышел на крыльцо, вдохнул свежего воздуха и обнаружил, что рядом с его машиной стоит та самая блондинка.

– Вам здесь правду никто не скажет, – быстро произнесла она и двинулась вдоль дороги.

Девушка сняла платок и тряхнула головой. Пряди густых длинных волос рассыпались по спине. Она обернулась и убедилась, что он смотрит ей вслед.

– А ты?

– Не здесь… – отозвалась она и скрылась за поворотом.

Громов сел в машину и завел двигатель. Когда повернул за угол здания, девушка стояла у обочины. Он остановил машину и открыл перед ней дверь.

– Как тебя зовут?

– Никак… – отрезала блондинка, садясь на переднее сиденье. – Мой отец умирает в этом хосписе, не хочу, чтобы он пострадал от моего длинного языка. Езжайте на заправку, я сойду перед трассой.

Машина медленно покатила, держась ближе к обочине.

– Вам никто правду не скажет, потому что в хосписе принято ограждать больных от проблем извне. Им и так остались считанные дни, многие не доживут и до следующей недели, лишние переживания им не нужны.

Девушка перевела дыхание, с опаской оглянулась, осмотрела дорогу. Затем ее взгляд скользнул по окнам хосписа. Убедившись, что их никто не видит, она снова повернулась к следователю:

– За день до исчезновения Петра я видела, как в хоспис приходил странный парень. Вел себя ужасно, врывался в палаты к больным, забирал еду, оскорблял всех, кто пытался его вразумить. Он ушел, как только персонал вернулся с планерки.

– Ты лицо его запомнила?

– Нет. Он прятал лицо под бейсболкой. Синяя такая… на ней была вышита надпись, что-то… – ее лоб прорезали тонкие морщины, – не помню, короче…

– Во что он был одет?

– В черные узкие джинсы и разноцветную футболку.

– Телосложение?

– Худой… даже слишком… высокий…

– Что он говорил?

– Кричал, что все цепляются за никчемную жизнь, что они ничего для бога не значат, что они жуки навозные. Думала, он снова заявится, зачем-то же он туда приперся, сами понимаете, нормальный человек хоспис будет стороной обходить, но нет, больше я его не видела.

Громов почувствовал, что она чего-то недоговаривает.

– Что еще? – спросил он и припарковался у автозаправки.

– Пациенты видели, как он выскочил из первой палаты весь в слезах. Сначала рыдал, сидя на полу, его начало штормить. Вырвало на линолеум, потом он наглотался каких-то таблеток, и его понесло. Мы думали, он нарик, таких тут много крутится в надежде поживиться.

Следователь прожег незнакомку проницательным взглядом.

– Ладно, вылезай, я поеду обратно. – Вадим хотел открыть пассажирскую дверь, но девушка запротестовала:

– Вы что?! Вам нельзя возвращаться, тогда они поймут, что это я вам рассказала.

– Слушай, я тут с тобой в игры играть не буду, я веду расследование убийства, так что ты мне под руку не лезь! – грозно выпалил Громов.

– Дайте мне слово, что не вернетесь, я вам все расскажу, а чего не знаю, так позже узнаю, – взмолилась девушка.

– Как тебя зовут? – снова спросил Громов.

– Вика, – еле слышно произнесла она и отвела взгляд.

– Так вот, Вика, говори, что знаешь, или я вернусь, и весь этот хоспис на ноги поставлю. – Вадим жестом показал в сторону кирпичного здания.

Оставалось загадкой, зачем она с ним сама заговорила. Могла бы промолчать, раз так переживала за отца. Но нет, она настойчиво привлекала к себе внимание с первых минут его появления.

– Первая палата – мужская, туда попадают больные, которых только перевели из больниц. Это своего рода приемный покой. Там лежат несколько дней, а потом их переводят в другие палаты. Так вот, в первой палате в тот день лежали двое: старичок, который умер на следующий день, и Артур, которого потом перевели на место Довлатова в палату к отцу.

Громов пытался вспомнить парня, который спал лицом к стене. Обесцвеченные на концах пряди волос, клетчатая рубашка, трикотажные черные спортивные бриджи, в ухе прокол от серьги.

– После исчезновения соседа отец сказал, что у него пропали куртка и пакет с фруктами. Я подумала, что их мог взять тот самый парень. Он ведь отнимал еду у больных.

– В ночь, когда пропал Довлатов, ты была в палате?

Она покачала головой:

– Нет, я пришла к обеду.

– Твой отец что-нибудь видел?

– Его боли сильно мучили, не спал несколько дней, поэтому еще с вечера ему дали большую дозу снотворного, он проспал всю ночь. Ничего не слышал.

Он сунул визитку Виктории, попросил глаз не спускать с нового пациента и докладывать обо всех посетителях.

– Попытайся его разговорить, но не усердствуй. Если он причастен к похищению Довлатова, то насторожится и замкнется. Будь осторожна. Поняла?

Девушка распахнула пассажирскую дверь и пулей выскочила из машины. Громов не трогался с места, наблюдал, как она вышла на трассу и пошла к остановке. Он так и не понял ее мотивации. Подобное поведение не укладывалось в общую картину и дико раздражало.

†††

г. Тула, Центральный парк

Паренек плотного телосложения, запыхавшись после пробежки, опустился на скамейку у пруда и со стоном облегчения вытянул ноги. Летний ветерок теребил мокрые от пота волосы. Обтерев лицо подолом майки необъятного размера, он пытался восстановить сбившееся дыхание. Сердце, словно птица, запертая в клетке, готово было вырваться из груди. Сегодня он с трудом выполнил половину намеченной нагрузки. За последние недели он стремительно набирал вес, ни диета, ни чудо-чай для похудения, который купила ему мать, не помогали.

Он снял кроссовки, помассировал отяжелевшие ноги и огляделся по сторонам. Тусклый рассеянный свет фонарей еле освещал тротуар и береговую линию пруда. Вдоль берега плыла пара белоснежных лебедей, рождая в сознании определенные ассоциации. В памяти мелькнул образ девушки, с которой он месяц назад расстался, но телефонный звонок не дал ему погрузиться в мучительные воспоминания. На дисплее он прочитал: «Жандармерия» и ответил:

– Мама, я еще не закончил, осталось полкруга.

– Не слышу, чтобы ты бежал, – усомнилась мать.

– Я устал, присел на лавочку, – с раздражением возразил парень.

– Хорошо-хорошо, я просто хотела удостовериться, что с тобой все в порядке. Я приготовила ужин.

– Мама, ну какой ужин?! Я худею.

– Это легкий салатик: зелень, помидоры и огурцы, от него не поправишься. Ешь хоть целый таз. – Звонкий смех матери заставил его улыбнуться.

– Только лук не добавляй! Скоро буду, мам.

– Я без тебя не сажусь за стол. Так что не рассиживайся там на скамейке.

Он спрятал телефон в карман спортивных брюк.

Со стороны дороги послышался приглушенный стук и чье-то чертыханье. Паренек оглянулся и увидел молодого мужчину с костылями, пытающегося поднять с асфальта упавшие книги. Одна его нога была в гипсе. Он поднимал книги, а другие тут же падали.

Недолго думая бегун втиснул распухшие ноги в кроссовки и побежал навстречу незнакомцу.

– Давайте, я помогу, – услужливо предложил он и начал поднимать книгу за книгой.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил незнакомец и, опираясь на костыль, проковылял к синему фургону.

Бегуну ничего не оставалось, как последовать за ним. Незнакомец открыл нараспашку двери.

– Если вам не сложно, положите книги ближе к сиденью.

Бегун запрыгнул в фургон. Складывая книги стопкой, он невольно принюхался к устойчивому запаху химикатов и брезгливо сморщил нос.

– Как же вы поедете, если у вас нога в гипсе?

Ответа он не услышал. Разряд электрошокера встряхнул тело, от чего оно, словно мячик, подпрыгнуло в воздухе и распласталось в фургоне поверх книг. Один кроссовок спал с ноги и отлетел на обочину. Отбросив костыль, мужчина проворно запрыгнул в фургон и захлопнул двери. Тщательно обыскал карманы доверчивой жертвы и изъял мобильный телефон, ключи от квартиры и упаковку жвачки. С большим трудом он перевернул обездвиженное грузное тело на спину, аккуратно разрезал портняжными ножницами промокшую от пота футболку и осмотрел лицо и плечи.

– Хм… Так-сяк… не идеально, но приемлемо, – произнес, потирая взмокшие от перевозбуждения ладони, похититель.

Он перелез на водительское сиденье. Сняв накладной гипс с ноги, небрежно закинул его в салон и завел мотор. Фургон вырулил на дорогу и перестроился в крайний левый ряд. Одну руку водитель держал на руле, второй разобрал телефон жертвы и извлек сим-карту.

†††

За окном, словно клонированные копии, мелькали типовые пятиэтажки – серо-бетонное наследие советского времени. Сквозь приоткрытое окно на Токарева накатывал шум встречных машин. Рингтон «стрельба» на мобильном телефоне отвлек следователя от унылой урбанистики.

– Токарев, – отозвался он, зажимая телефон между щекой и плечом.

– Похоже, я вылетел, – с досадой констатировал напарник.

– Не может быть!

– Говорю тебе, Санек! Помимо заявленных вопросов на меня вылили кучу дерьма! Черт! Обидно! Батя говорит, кто-то явно сыграл на опережение: мне всучили дополнительные тесты. Дали какие-то карточки со схемами мест преступлений, нужно было по уликам дать оценку произошедшего. Кажется, там я и прокололся.

– А Кира?

– Не знаю. Мне сказали, что она уже покинула здание, хотя они с Лимоном приехали позже. Видать, результат еще хуже.

– Жаль, что из наших никто не поедет на стажировку, – искренне посетовал Токарев.

– Блин, я так настроился. Обидно. Накатить бы сейчас. Ты где?

– Во Владимире. Подъезжаю к похоронному бюро.

– Чего так поздно?

– Директор бальзамировал покойничка. Пришлось отсиживаться в убойном.

– На хрена тебе похоронка?

– Птичка из морга напела, что директор бюро делал снимки на мобильный телефон.

– Хм… птичка?

– Так точно. Симпатичная такая… лет двадцати…

– А патологоанатом что говорит?

– Мариновал меня два часа в коридоре, типа был на вскрытии, потом сказал, что не помнит никакой Власюк. Пошел поднимать документы, полчаса натужно вчитывался в свои записульки. Таращился на меня, как на носителя чумы. Мычал, скучал и кочевряжился. В итоге спросил: «А что вас конкретно интересует?» Короче, порожняк…

– Ты в Москву сегодня вернешься?

– Пока не знаю, все зависит от того, что я на снимках увижу.

– Ладно, звони, если чего всплывет.

– Эй! Не кисни! Не взяли, значит, тебе туда не надо, – попытался успокоить напарника Токарев, заметил нужный номер дома и включил поворотник.

– Да иди ты со своей буддийской фигней! – огрызнулся Громов и разъединил связь.

Токарев усмехнулся, напарник не умел проигрывать.

Припарковал машину перед зажатым между двумя пятиэтажками бетонным зданием с вывеской: «Похоронное бюро «Вечность». В фойе его встретил невысокий брюнет в синем костюме, лет сорока пяти, с окладистой бородкой.

– Вы следователь Токарев? – спросил он мягким баритоном и протянул руку: – Роберт Ляхтер.

Александр отметил цепкую хватку собеседника. Они прошли в маленький кабинет, заставленный мебелью. Директор показал гостю на офисное кресло с низкой спинкой и разместился рядом.

– Извините, что вам пришлось ждать…

– Ничего, я понимаю: смерть всегда вне очереди.

Ляхтер с интересом взглянул на следователя и ухмыльнулся.

– Вы совершенно правы. Эта старушка приходит без приглашения и всегда не вовремя. Так по какому поводу? По телефону вы отказались объяснить…

– Собственно, я по поводу Антонины Власюк.

Ляхтер напрягся и прочистил горло:

– А что с ней не так? Насколько я понял, голову захоронили вместе с телом.

– Нам стало известно, что смерть Власюк произошла не из-за несчастного случая, как было указано в протоколе вскрытия.

– Хм, тогда вам нужно вызвать патологоанатома на допрос и спросить. Я-то тут при чем? – парировал Ляхтер и закусил нижнюю губу.

– Разве вы не должны сообщать о подозрительных смертях? Тем более если они отличаются от официального заключения.

– Моя контора готовит тело к погребению. Я не судебный патологоанатом. Если в морге сочли смерть Власюк от несчастного случая, а следственные органы это подтвердили, кто я такой, чтобы сомневаться?

– К вам поступает тело с отрубленной головой, а вы талдычите про погребение? – Следователь склонил голову набок. – Кончайте, не вынуждайте меня цитировать вам Уголовный кодекс. Либо вы мне все рассказываете, и мы дальше решаем, что с этим делать, либо… – Токарев вынул из кармана пиджака наручники и положил их на колени, – вам придется проехать со мной.

– Никуда я с вами не поеду, – директор надменно вздернул подбородок. – Несчастные случаи на предприятиях хоть и редки, но все же бывают. А по поводу ареста… нужны веские основания.

На лице Ляхтера расползлась довольная ухмылка, от чего следователь ощетинился и брякнул наручниками.

– Но надо признать, что нервы вы мне можете сильно попортить, например, еще одним внезапным визитом в рабочее время, а это неминуемо отразится на бизнесе.

Токарев изогнул бровь и развел руками.

– Правильно мыслите, вот только куда это вас выведет?

– Вы здесь потому, что дочь моего друга, которую я, к слову сказать, сам пристроил в морг на практику, рассказала вам про фотографии. Ох, как знал, что мне это аукнется. Хорошо, я изложу вам хронологию событий. Но… – Ляхтер понизил голос, – сугубо конфиденциально.

– Я вас внимательно слушаю… – Токарев убрал наручники в карман пиджака.

– Недавно в женскую тюрьму был назначен новый начальник – родственник губернатора. Он только вступил в должность и еще не успел освоиться, а тут такое… Меня недвусмысленно попросили прикрыть, так сказать, это дело. Заверили, что был несчастный случай. Следственные органы подтвердили, а родственники торопили с погребением. Что оставалось делать?