Стихотворения. Поэмы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Стихотворения. Поэмы
Вихорь-конь
В диком месте в лесу…Из соломы был низкий построен шалаш.Частым хворостом вход осторожно покрыт,Мертвый конь на траве перед входом лежит.И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.Вот уж месяц с небес на чернеющий лесСмотрит, длинные тени рисуя древес,И туман над землей тихо всходит седой,Под воздушной скрывает он лес пеленой.Ни куста, ни листа не шатнет ветерок,В шалаше притаясь, молча смотрит стрелок,Терпеливо он ждет, месяц тихо плывет,И как будто бы времени слышен полет.Чу! Не шорох ли вдруг по кустам пробежал?Отчего близ коня старый пень задрожал?Что-то там забелело, туман не туман,В чаще что-то шумит, будто дальний буран,И внезапно стрелка странный холод потряс,В шуме листьев сухих дивный слышит он глас:«Вихорь-конь мой, вставай, я уж боле не пень,Вихорь-конь, торопися, Иванов уж день!»И как озера плеск и как полымя треск,Между пней и кустов, словно угольев блеск,Что-то ближе спешит, и хрустит, и трещит,И от тысячи ног вся земля дребезжит.«Встань, мой конь, я не пень, брось, мой конь, свою лень!Конь, проворней, проворней, в лесу дребедень!»Страшен чудный был голос, конь мертвый вскочил,Кто-то прыг на него, конь копытом забил,Поднялся на дыбы, задрожал, захрапелИ как вихорь сквозь бор с седоком полетел,И за ним между пнёв, и кустов, и бугровПолетела, шумя, стая гладных волков.Долго видел стрелок, как чудесным огнемИх мелькали глаза в буераке лесномИ как далей и далей в чернеющий лесИх неистовый бег, углубляясь, исчез.И опять воцарилась кругом тишина,Мирно сумрачный лес освещает луна,Расстилаясь туман над сырою землей,Под таинственной чащу сокрыл пеленой.И, о виденном диве мечтая, стрелокДо зари в шалаше просидел одинок.И едва на востоке заря занялась,Слышен топот в лесу, и внимает он глас:«Конь, недолго уж нам по кустам и буграмОстается бежать, не догнать нас волкам!»И как озера плеск и как полымя треск,Между пнев и кустов, словно угольев блеск,И шумит, и спешит, и хрустит, и трещит,И от тысячи ног вся земля дребезжит.«Конь, не долго бежать, нас волкам не догнать.Сладко будешь, мой конь, на траве отдыхать!»И, весь пеной покрыт, конь летит и пыхтит,И за ним по пятам волчья стая бежит.Вот на хуторе дальнем петух прокричал,Вихорь-конь добежал, без дыханья упал,Седока не видать, унялась дребедень,И в тумане по-прежнему виден лишь пень.У стрелка ж голова закружилась, и онПал на землю, и слуха и зренья лишен.И тогда он очнулся, как полдень уж был,И чернеющий лес он покинуть спешил.до 1840Телескоп
Баллада
Умен и учен монах Артамон,И оптик, и физик, и врач он,Но вот уж три года бежит его сон,Три года покой им утрачен.Глаза его впалы, ужасен их вид,И как-то он странно на братий глядит.Вот братья по кельям пошли толковать:«С ума, знать, сошел наш ученый!Не может он есть, не может он спать,Всю ночь он стоит пред иконой.Ужели (Господь, отпусти ему грех!)Он сделаться хочет святее нас всех?»И вот до игумена толки дошли,Игумен был строгого нрава:Отца Гавриила моли не моли, —Ты грешен, с тобой и расправа!«Монах, – говорит он, – сейчас мне открой,Что твой отравляет так долго покой?»И инок в ответ: «Отец Гавриил,Твоей покоряюсь я воле.Три года я страшную тайну хранил,Нет силы хранить ее доле!Хоть тяжко мне будет, но так уж и быть,Я стану открыто при всех говорить.Я чаю, то знаете все вы, друзья,Что, сидя один в своей келье,Давно занимался механикой яИ разные варивал зелья,Что силою дивных стеко́л и зеркалВ сосуды я солнца лучи собирал.К несчастью я раз, недостойный холоп,В угодность познаний кумиру,Затеял составить большой телескоп,Всему в удивление миру.Двух братьев себе попросил я помочь,И стали работать мы целую ночь.И множество так мы ночей провели,Вперед подвигалося дело,Я лил, и точил, и железо пилил,Работа не шла, а кипела.Так ма́хина наша, честнейший отец,Поспела, но ах, не на добрый конец.Чтоб видеть, как силен мой дивный снаряд,Трубу я направил на гору,Где башни и стены, белеясь, стоят,Простому чуть зримые взору.Обитель святой Анаста́сии там.И что же моим показалось очам?С трудом по утесам крутым на конеВзбирается витязь усталом,Он в тяжких доспехах, в железной броне,Шелом с опушенным забралом,И, стоя с поникшей главой у ворот,Отшельница юная витязя ждет.И зрел я (хоть слышать речей их не мог),Как обнял свою он подругу,И ясно мне было, что шепчет упрекОна запоздалому другу.Но вместо ответа железным перстомНа наш указал он отшельнице дом.И кудри вилися его по плечам,Он поднял забрало стальное,И ясно узрел я на лбу его шрам,Добытый средь грозного боя.Взирая ж на грешницу, думал я, ах,Зачем я не витязь, а только монах!В ту пору дни на три с мощами к больнымТы, честный отец, отлучился,Отсутствием я ободренный твоимВо храме три дня не молился,Но до ночи самой на гору смотрел,Где с юной отшельницей витязь сидел.Помощников двух я своих подозвал,Мы сменивать стали друг друга.Такого, каким я в то время сгорал,Не знал никогда я недуга.Когда ж возвратился ты в наш монастырь,По-прежнему начал читать я псалтырь.Но всё мне отшельницы чудился лик,Я чувствовал сердца терзанье,Товарищей двух ты тогда же расстригЗа малое к службе вниманье,И я себе той же судьбы ожидал,Но, знать, я смущенье удачней скрывал.И вот уж три года, лишь только взойдетНа небо дневное светило,Из церкви меня к телескопу влечетКакая-то страшная сила.Увы, уж ничто не поможет мне ныне,Одно лишь осталось: спасаться в пустыне».Так рек Артамон, и торжественно ждетВ молчанье глубоком собранье,Какому игумен его обречетВ пример для других наказанью.Но, брови нахмурив, игумен молчит,Он то на монаха, то в землю глядит.Вдруг снял он клобук, и рассеченный лобСобранью всему показался.«Хорош твой, монах, – он сказал, – телескоп,Я в вражии сети попался!Отныне игуменом будет другой,Я ж должен в пустыне спасаться с тобой».до 1840Прости
Ты помнишь ли вечер, когда мы с тобойШли молча чрез лес одинокой тропой,И солнышко нам, готовясь уйти,Сквозь ветви шептало: «Прости, прости!»Нам весело было, не слышали мы,Как ветер шумел, предвестник зимы,Как листья хрустели на нашем путиИ лето шептало: «Прости, прости!»Зима пролетела, в весенних цветахПрирода, красуясь, пестреет, но ах,Далёко, далёко я должен идти,Подруга, надолго прости, прости!Ты плачешь? Утешься! Мы встретимся там,Где радость и счастье готовятся нам,Судьба нам позволит друг друга найти,Тогда, когда жизни мы скажем «прости!»до 1840Молитва стрелков
Великий Губертус, могучий стрелок,К тебе мы прибегнуть дерзнули!К тебе мы взываем, чтоб нам ты помогИ к цели направил бы пули!Тебя и отцы призывали и деды,Губертус, Губертус, податель победы!Пусть дерзкий безбожник волшебный свинецВ дремучем лесу растопляет,Ужасен безбожнику будет конец,Нас счастье его не прельщает:Он в трепете вечном и в страхе живет,Покуда час смерти его не пробьет.Пусть Гакельберг ночью шумит и трубитИ грозно над бором несется,Охотника доброго он не страшит,Виновный пред ним лишь трясется,И слышит, чуть жив, над главою своейЛай псов, и взыванья, и ржанье коней..Пусть яростный вепрь иль сердитый медведьЛихого стрелка одолеет,Уж если ему суждено умереть,Он с верой погибнуть умеет.Чья верой душа в провиденье полна,Тому не бывает погибель страшна.Великий Губертус, могучий стрелок,К тебе мы прибегнуть дерзнули!К тебе мы взываем, чтоб нам ты помогИ к цели направил бы пули!Тебя кто забудет на помощь призвать,Какого успеха тому ожидать!до 18401840-е годы
«Как филин поймал летучую мышь…»
Как филин поймал летучую мышь,Когтями сжал ее кости,Как рыцарь Амвросий с толпой удальцовК соседу сбирается в гости.Хоть много цепей и замков у ворот,Ворота хозяйка гостям отопрет.«Что ж, Марфа, веди нас, где спит твой старик?Зачем ты так побледнела?Под замком кипит и клубится Дунай,Ночь скроет кровавое дело.Не бойся, из гроба мертвец не встает,Что будет, то будет, – веди нас вперед!»Под замком бежит и клубится Дунай,Бегут облака полосою;Уж кончено дело, зарезан старик,Амвросий пирует с толпою.В кровавые воды глядится луна,С Амвросьем пирует злодейка жена.Под замком бежит и клубится Дунай,Над замком пламя пожара.Амвросий своим удальцам говорит:«Всех резать – от мала до стара!Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!»Сверкая, клубясь, отражает ДунайВесь замок, пожаром объятый;Амвросий своим удальцам говорит:«Пора уж домой нам, ребята!Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!»Над Марфой проклятие мужа гремит,Он проклял ее, умирая:«Чтоб сгинула ты и чтоб сгинул твой род,Сто раз я тебя проклинаю!Пусть вечно иссякнет меж вами любовь,Пусть бабушка внучкину высосет кровь!И род твой проклятье мое да гнетет,И места ему да не станетДотоль, пока замуж портрет не пойдет,Невеста из гроба не встанетИ, череп разбивши, не ляжет в кровиПоследняя жертва преступной любви!»Как филин поймал летучую мышь,Когтями сжал ее кости,Как рыцарь Амвросий с толпой удальцовК соседу нахлынули в гости.Не сетуй, хозяйка, и будь веселей,Сама ж ты впустила веселых гостей!1841«Бор сосновый в стране одинокой стоит…»
Бор сосновый в стране одинокой стоит;В нем ручей меж деревьев бежит и журчитЯ люблю тот ручей, я люблю ту страну.Я люблю в том лесу вспоминать старину.«Приходи вечерком в бор дремучий тайком,На зеленом садись берегу ты моем!Много лет я бегу, рассказать я могу,Что случилось когда на моем берегу;Из сокрытой страны я сюда прибежал,Я чудесного много дорогой узнал!Когда солнце зайдет, когда месяц взойдетИ звезда средь моих закачается вод,Приходи ты тайком, ты узнаешь о том,Что бывает порой здесь в тумане ночном!»Так шептал, и журчал, и бежал ручеек;На ружье опершись, я стоял, одинок,И лишь говор струи тишину прерывал,И о прежних я грустно годах вспоминал.до середины октября 1843Волки
Когда в сёлах пустеет,Смолкнут песни селянИ седой забелеетНад болотом туман,Из лесов тихомолкомПо полям волк за волкомОтправляются все на добычу.Семь волков идут смело,Впереди их идетВолк осьмой, шерсти белой,А таинственный ходЗаключает девятый;С окровавленной пятойОн за ними идет и хромает.Их ничто не пугает:На село ли им путь,Пес на них и не лает,А мужик и дохнуть,Видя их, не посмеет;Он от страха бледнеетИ читает тихонько молитву.Волки церковь обходятОсторожно кругом,В двор поповский заходятИ шевелят хвостом;Близ корчмы водят ухомИ внимают всем слухом:Не ведутся ль там грешные речи?Их глаза словно свечи.Зубы шила острей;Ты тринадцать картечейКозьей шерстью забейИ стреляй по ним смело!Прежде рухнет волк белый,А за ним упадут и другие.На селе ж, когда спящихВсех разбудит петух,Ты увидишь лежащихДевять мертвых старух:Впереди их седая,Позади их хромая,Все в крови – с нами сила Господня!первая половина 1840-х
«Ты помнишь ли, Мария…»
Ты помнишь ли, Мария,Один старинный домИ липы вековыеНад дремлющим прудом?Безмолвные аллеи,Заглохший, старый сад,В высокой галерееПортретов длинный ряд?Ты помнишь ли, Мария,Вечерний небосклон,Равнины полевые,Села далекий звон?За садом берег чистый,Спокойный бег реки,На ниве золотистойСтепные васильки?И рощу, где впервыеБродили мы одни?Ты помнишь ли, Мария,Утраченные дни?1848, лето или позднее
Пустой дом
Стоит опустелый над сонным прудом, Где ивы поникли главой,На славу Растреллием строенный дом, И герб на щите вековой.Окрестность молчит среди мертвого сна,На окнах разбитых играет луна.Сокрытый кустами, в забытом саду Тот дом одиноко стоит;Печально глядится в зацветшем пруду С короною дедовский щит…Никто поклониться ему не придет —Забыли потомки свой доблестный род!В блестящей столице иные из них С ничтожной смешались толпой;Поветрие моды умчало других Из родины в мир, им чужой.Там русский от русского края отвык,Забыл свою веру, забыл свой язык!Крестьян его бедных наемник гнетет, Он властвует ими один;Его не пугают роптанья сирот — Услышит ли их господин?А если услышит – рукою махнет…Забыли потомки свой доблестный род!Лишь старый служитель, тоской удручен, Младого владетеля ждет,И ловит вдали колокольчика звон, И ночью с одра привстает…Напрасно! Всё тихо средь мертвого сна,Сквозь окна разбитые смотрит луна,Сквозь окна разбитые мирно глядит На древние стены палат;Там в рамах узорчатых чинно висит Напудренных прадедов ряд.Их пыль покрывает, и червь их грызет…Забыли потомки свой доблестный род!1849 (?)Богатырь
По русскому славному царствуНа кляче разбитой верхомОдин богатырь разъезжаетИ взад, и вперед, и кругом.Покрыт он дырявой рогожей,Мочалы вокруг сапогов,На брови надвинута шапка,За пазухой пеннику штоф.«Ко мне, горемычные люди,Ко мне, молодцы, поскорей!Ко мне, молодицы и девки, —Отведайте водки моей!»Он потчует всех без разбору,Гроша ни с кого не берет,Встречает его с хлебом-солью,Честит его русский народ.Красив ли он, стар или молод —Никто не заметил того;Но ссоры, болезни и голодПлетутся за клячей его.И кто его водки отведал,От ней не отстанет никак,И всадник его провожаетУслужливо в ближний кабак.Стучат и расходятся чарки,Трехпробное льется вино,В кабак, до последней рубахи,Добро мужика снесено.Стучат и расходятся чарки,Питейное дело растет,Жиды богатеют, жиреют,Беднеет, худеет народ.Со службы домой воротилсяВ деревню усталый солдат;Его угощают родные,Вкруг штофа горелки сидят.Приходу его они рады,Но вот уж играет вино,По жилам бежит и струитсяИ головы кружит оно.«Да что, – говорят ему братья, —Уж нешто ты нам и старшой?Ведь мы-то трудились, пахали,Не станем делиться с тобой!»И ссора меж них закипела,И подняли бабы содом;Солдат их ружейным прикладом,А братья его топором!Сидел над картиной художник,Он Божию Матерь писал,Любил как дитя он картину,Он ею и жил и дышал;Вперед подвигалося дело,Порой на него с полотнаС улыбкой Святая глядела,Его ободряла Она.Сгрустнулося раз живописцу,Он с горя горелки хватил —Забыл он свою мастерскую,Свою Богоматерь забыл.Весь день он валяется пьяныйИ в руки кистей не берет —Меж тем под рогожею всадникНа кляче плетется вперед.Работают в поле ребята,И градом с них катится пот,И им, в умилении, всадникОрленый свой штоф отдает.Пошла между ними потеха!Трехпробное льется вино,По жилам бежит, и струится,И головы кружит оно.Бросают они свои сохи,Готовят себе кистени,Идут на большую дорогу,Купцов поджидают они.Был сын у родителей бедных;Любовью к науке влеком,Семью он свою оставляетИ в город приходит пешком.Он трудится денно и нощно,Покою себе не дает,Он терпит и голод и холод,Но движется быстро вперед.Однажды, в дождливую осень,В одном переулке глухом,Ему попадается всадникНа кляче разбитой верхом.«Здорово, товарищ, дай руку!Никак, ты, бедняга, продрог?Что ж, выпьем за Русь и науку!Я сам им служу, видит Бог!»От стужи иль от голодухиПрельстился на водку и ты —И вот потонули в сивухеРодные, святые мечты!За пьянство из судной управыПовытчика выгнали раз;Теперь он крестьянам на сходкеЧитает подложный указ.Лукаво толкует свободуИ бочками водку сулит:«Нет боле оброков, ни барщин;Того-де закон не велит.Теперь, вишь, другие порядки.Знай пей, молодец, не тужи!А лучше чтоб спорилось дело,На то топоры и ножи!»А всадник на кляче не дремлет,Он едет и свищет в кулак;Где кляча ударит копытом,Там тотчас стоит и кабак.За двести мильонов РоссияЖидами на откуп взята —За тридцать серебряных денегОни же купили Христа.И много Понтийских Пилатов,И много лукавых ИудОтчизну свою распинают,Христа своего продают.Стучат и расходятся чарки,Рекою бушует вино,Уносит деревни и селаИ Русь затопляет оно.Дерутся и режутся братья,И мать дочерей продает,Плач, песни, и вой, и проклятья —Питейное дело растет!И гордо на кляче гарцуетТеперь богатырь удалой;Уж сбросил с себя он рогожу,Он шапку сымает долой:Гарцует оглоданный остов,Венец на плешивом челе,Венец из разбитых бутылокБлестит и сверкает во мгле,И череп безглазый смеется:«Призванье мое свершено!Недаром же им достаетсяМое даровое вино!»1849 (?)
Курган
В степи на равнине открытойКурган одинокий стоит;Под ним богатырь знаменитыйВ минувшие веки зарыт.В честь витязя тризну свершали,Дружина дралася три дня,Жрецы ему разом заклалиВсех жен и любимца коня.Когда же его схоронилиИ шум на могиле затих,Певцы ему славу сулили,На гуслях гремя золотых:«О витязь, делами твоимиГордится великий народ!Твое громоносное имяСтолетия все перейдет!И если курган твой высокийСровнялся бы с полем пустым,То слава, разлившись далеко,Была бы курганом твоим!»И вот миновалися годы,Столетия вслед протекли,Народы сменили народы,Лицо изменилось земли;Курган же с высокой главою,Где витязь могучий зарыт,Еще не сравнялся с землею,По-прежнему гордо стоит;А витязя славное имяДо наших времен не дошло.Кто был он? Венцами какимиСвое он украсил чело?Чью кровь проливал он рекою?Какие он жег города?И смертью погиб он какою?И в землю опущен когда?Безмолвен курган одинокий,Наездник державный забыт,И тризны в пустыне широкойНикто уж ему не свершит.Лишь мимо кургана мелькаетСайгак, через поле скача,Иль вдруг на него налетает,Крилами треща, саранча;Порой журавлиная стая,Окончив подоблачный путь,К кургану шумит, подлетая,Садится на нем отдохнуть;Тушканчик порою проскачетПо нём при мерцании дня,Иль всадник высоко маячитНа нём удалого коня;А слезы прольют разве тучи,Над степью плывя в небесах,Да ветер лишь свеет летучийС кургана забытого прах.1840-е
Князь Ростислав
Уношу князю Ростиславу
затвори Днепр темне березе.
Слово о полку Игореве[18]Князь Ростислав в земле чужой Лежит на дне речном,Лежит в кольчуге боевой, С изломанным мечом.Днепра подводные красы Лобзаться любят с нимИ гребнем витязя власы Расчесывать златым.Его напрасно день и ночь Княгиня дома ждет:Ладья его умчала прочь — Назад не принесет.В глухом лесу, в земле чужой, В реке его приют.Ему попы за упокой Молитвы не поют;Но с ним подводные красы, С ним дев веселых рой,И чешет витязя власы Их гребень золотой.Когда же на берег Посвист Седые волны мчит,В лесу кружится желтый лист, Ярясь, Перун гремит,Тогда, от сна на дне речном Внезапно пробудясь,Очами мутными кругом Взирает бедный князь.Жену младую он зовет — Увы! Его жена,Прождав напрасно целый год, С другим обручена.Зовет к себе и брата он, Его обнять бы рад —Но, сонмом гридней окружен, Пирует дома брат.Зовет он киевских попов, Велит себя отпеть,Но до отчизны слабый зов Не может долететь;И он, склонясь на ржавый щит, Опять тяжелым сномВ кругу русалок юных спит Один на дне речном.1840-еВасилий Шибанов
Князь Михайло Репнин
Без отдыха пирует с дружиной удалойИван Васильич Грозный под матушкой-Москвой.Ковшами золотыми столов блистает ряд,Разгульные за ними опричники сидят.С вечерни льются вины на царские ковры,Поют ему с полночи лихие гусляры;Поют потехи брани, дела былых времен,И взятие Казани, и Астрахани плен.Но голос прежней славы царя не веселит,Подать себе личину он кравчему велит.«Да здравствуют тиуны, опричники мои!Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!Себе личину, други, пусть каждый изберет —Я первый открываю веселый хоровод!За мной, мои тиуны, опричники мои!Вы ж громче бейте в струны, баяны-соловьи!»И все подъяли кубки. Не поднял лишь один,Один не поднял кубка Михайло князь Репнин.«О царь, забыл ты Бога! Свой сан ты, царь, забыл!Опричниной на горе престол свой окружил!Рассыпь державным словом детей бесовских рать!Тебе ли, властелину, здесь в ма шкере плясать!»Но царь, нахмуря брови: «В уме ты, знать, ослаб,Или хмелен не в меру? Молчи, строптивый раб!Не возражай ни слова и ма шкеру надень —Или клянусь, что прожил ты свой последний день!»Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь:«Опричнина да сгинет! – он рек, перекрестясь, —Да здравствует вовеки наш православный царь!Да правит человеки, как правил ими встарь!Да презрит, как измену, бесстыдной лести глас!Личины ж не надену я в мой последний час!»Он молвил и ногами личину растоптал,Из рук его на землю звенящий кубок пал…«Умри же, дерзновенный!» – царь вскрикнул, разъярясь,И пал, жезлом пронзенный, Репнин, правдивый князь.И вновь подъяты кубки, ковши опять звучат,За длинными столами опричники шумят,И смех их раздается, и пир опять кипит —Но звон ковшей и кубков царя не веселит:«Убил, убил напрасно я верного слугу!Вкушать веселье ныне я боле не могу!»Напрасно льются вины на царские ковры,Поют царю напрасно лихие гусляры,Поют потехи брани, дела былых времен,И взятие Казани, и Астрахани плен.1840-еАвторизация