– Спасибо, сынок, – благодарит мама и медленно проходит мимо меня.
И сейчас видится мне её усталая фигура с мешком на спине, бредущая по снегу к нашей избе.
Прости меня, мама.
А ВЛАСТЬ СОВЕТСКАЯ БЫЛА…
В день Победы колхозникам продавали двухнедельных поросят. После войны правление впервые решилось на такое.
– Не всё государству. И нам надо, – вполголоса говорила маме тётка Наташа, одобряя это дело правления колхоза.
Мы с Санькой, моим дружком, вертимся возле свинарника, внутрь заглядываем. Ждём, ч т о будет и как.
Вначале стали брать мужики, что пошустрее да поближе к начальству. Кладовщик Митроха Сычёв, сборщик молока Кирюшка Столбов, Стёпка-водовоз. Тот тоже вроде правленца. Дело не дело – крутится на колхозном дворе. Заглядывал в дверь и скотник дед Захар, человек мягкий и безвредный, ещё в первую мировую воевавший то ли с турками, то ли с другими чёрными.
Надумала взять и Санькина мать, тётка Наташа, звеньевая свекловичниц. «Конечно, сто рублей – деньги, но разве плохо откормить к зиме кабанчика. Допустим, к Рождеству заколоть. И себе мясца будет, а коль в еде удачным окажется, кое-что и продать останется. Деньги вот как нужны. Ребятишки школьники обызносились все. Опять же кое-какую обнову для праздника справить. На себя, считай, года три копейки не потратила».
Деньжонок на поросёнка тётка Наташа немного скопила. Сметанки на базар в райцентр раза два носила, пол-литровую банку маслица учительнице продала, да десятка, другая собралась от сдачи государству сельхозналога.
Расплачивались наличными прямо в свинарнике. Хромой счетовод дядя Петя Машкин вёл список и тут же принимал деньги. В поросячий загон тётка Наташа вошла вместе с подругой Нюрой – розой, тоже вдовой, занужённой работой женщиной.
– Господи, благослави, – прошептала тётка Наташа и, изловчившись, цапнула за ногу чуть приотставшую хрюшку.
Ничего с виду поросёночек. Толстенький, уши лопушком и ножки короткие. Одно не так, поросёнок свинкой оказался. Заменять не разрешалось: кому что достанется.
– Мы ня можем удовлетворить все хряками, – хмыкнул Машкин.
Нельзя так нельзя. Утишая визг поросёнка, тётка Наташа, довольная, отправилась домой. Прикидывала, как и чем будет кормить его. А подрастёт к осени, придётся в катушке закуток ему отгородить.
Утром заметила неладное. Поросёнок отказался есть. Спинка дугой, колючим волосом ощетинилась, кожа на брюшке гармошкой.
– Отнеси, Митя, тётке Наташе молочка. У неё поросёнок, – попросила мама.
Тётка Наташа была дома. Потемневшая лицом, она стояла посреди избы, притулившись плечом к столбу, подпиравшему среднюю матицу, и смотрела куда-то мимо меня.
– Нет, Митя, нашего поросёнка, – чуть не плача, выдохнула наша соседка. – На двор не х о д и л. Запор у него.
Такой убитой Санькину мать я ещё не видел. Надо же. Ни у кого не сдох, а у неё вот он. Не везёт ей. Не одно, так другое. В прошлом году надумала она гусей завести. Не раз я их пас вместе с Санькой. Одного гусёнка коршун на наших глазах уволок, другого собака придушила. С десяток всё же до зимы дотянуло. Тётка Наташа уже подумывала разделаться с ними, наволочки приготовила для пуха и перьев. А они возьми в один день да неизвестно куда улети. За углом избы во главе с гусаком сидели. В полдник кагакнул гусак, разбежался против ветра и взмахнул крыльями. За ним остальные. Ни одного не нашла. И уж этой весной Стёпки-водовоза корова поддела рогом её Зорьку, вымя разнесло с лоханку. Второй месяц Зорька пасётся возле дома, нагоняя тоску. Теперь вот поросёнок…
В деревне уважают тётку Наташу.
– Это как в роду поведётся, – уверяет мама. – Отец с матерью путёвые, и дети хорошие.
По её рассказам, родители тётки Наташи были добрые да работящие. В них дочь, ухватистая да додельная. Что еду приготовить, что хозяйство соблюсти. И собою видная. В девках плясунья была да игрунья. Стёпка-водовоз смолоду прилабунивался к ней. Отшила его. Потом война. Когда мужа провожала, Санькой х о д и л а. Тот отца так и не увидел.
– Колхозные мужики, молодые и что в годах, стесняются её. Стёпка-водовоз во время перекура о чём только не ведёт разговор с анекдотами да матом. Но лишь окажется поблизости тётка Наташа, заканчиваются байки:
– Тихо, мужики. Наталья.
И рассказчик лезет без охоты в карман за куревом.
А вот Стёпкина Фроська недолюбливает тётку Наташу. То в разговоре с бабами не ко времени упомянет Наталью, то пустит по деревне какую-нибудь сплетню о ней. Будто Наталья в пруду подолом рыбу ловила да чуть не утонула. И многое такое.
И у нас, пацанов, тётка Наташа на особом счету. Если, например, затевался набег в иной сад или огород, то по общему молчаливому согласию поместье тётки Наташи исключалось из этих планов.
Я запросто хожу к ней в дом. С Санькой я дружу. Со мной тётка Наташа разговаривает как со взрослым. Вот и сейчас, видя моё огорчённое лицо, успокаивает:
– Что поделаешь, Митя. Раз на раз не приходится.
Не кстати вспоминается похабная прибаутка Стёпки-водовоза «Раз не повезёт, от родной сестры заболеешь», и я смущённо выхожу на улицу. Следом за мной плетётся Санька. Играть Саньке ни в «пристенку», ни в «ножичка» не хочется. Даже о предстоящих каникулах разговор не заводим. Мы приваливаемся к прогретой солнцем саманной стене, долго молчим, думая, наверное, об одном и том же.
Несправедливо в жизни. И обидно за хороших людей, таких, как Санькина мать. Худого слова никому не сказала, а поди ж ты. Все шишки на неё.
Начались каникулы. За день успеваем с Санькой и на рыбалку с плетушком сбегать, и накупаться вдосталь. Не забываем и свои ежедневные обязанности: воды наносить, столько-то грядок на огороде прополоть, вечером скотину встретить. Санька встречает лишь овцу с яркой. Корову в стадо тётка Наташа ещё не пускает.
Но каникулы лишь вначале кажутся бесконечными. Неделя прошла, другая. И вот уж наши матери пропололи колхозную свёклу. Подошёл яблочный Спас, а тут и Ильин день, после которого вроде купаться нельзя.
– Громушко прогремел, воду остудил, – предупреждает тётка Наташа.
Мы с Санькой и не рвёмся к воде. Школьные заботы подступили. Тетрадками, книжками запасаемся. Да и не станет Санька огорчать свою мать непослушанием. За лето она отошла немного, приутихли её боль и обида. Дела колхозные, домашние не оставляют время для грусти да переживаний. Как-никак звеньевая. Невелика должность, а забот прибавляет.
Только что поделили между подругами свёклу на участки. Весной пололи всё подряд, сообща, а копать будет каждая свою делянку. Пришлось канаться. Чтоб безобидно каждой. Всё равно Фроська пустила слух:
– Наташка себе получше выбрала. На Купчем бугре. Гляди, огребёт сахару.
Спорить, доказывать тётка Наташа не умеет. А Фроське сказала: «Язык без костей. Мели, сколько хочешь».
К копке свёклы готовится вся деревня. Отыскиваются забытые с прошлой осени двухрожковые копачи. Оттачивают наши матери ножи для очистки. Подбирают чистые тряпочки да сумочки, чтоб заворачивать в них и носить в поле еду. Пустеет на это время деревня. Все на свёкле, дома лишь старики да дети малые.
Кинув в угол сумку с учебниками и наскоро поев молока с хлебом, спешу к Саньке. Он уже поджидает меня. Вместе идём на свекловичное воле.
– Помощнички пришли, – радуется тётка Наташа.
Её участок рядом с маминым.
Свёкла на Купчем бугре и впрямь хороша. Глыбастая да белобокая. Сочные тёмно-зелёные листья приятно холодят натёртые копачом ладони. Выдернутые из земли сладкие корни стаскиваю в кучу. Один вихор в руку, другой в другую (больше не ухватишь!). Тукаю «лбами», чтоб обить комья и облегчить маме очистку. Сухие крошки шуршат по разлапистым листьям, распугивая жирных длинноногих кузнечиков.
Не отстаёт и Санька. Он цепкий. Снуёт туда-сюда, от грядки к кучке, от кучки к грядке. Носит свёклу охапкой. Пока он натаскивает, тётка Наташа, распластав на ботве старую фуфайку, присаживается полудновать. Достаёт из мешочка ломоть хлеба.
– С сахаром? – интересуется мама.
– Добре ты, с сахаром. Так, – виновато отвечает тётка Наташа, с трудом глотая сухой кусок.
Сахар-песок за свёклу женщинам выдадут нескоро, в конце зимы, а хотя бы воды с собой тётка Наташа могла прихватить. Жалко смотреть, как она ест, давясь.
Вода на поле прибывает в пузатой деревянной бочке. Стёпка остановился напротив, и тётка Наташа, не спеша, пошла к двуколке.
Заканчивалось бабье лето, тихое, с паутинками. Ни один дождик не поторопил женщин с поля. Работают они споро, стараются управиться до осенней слякоти. С каждым часом убывают свекольные полоски. Тётка Наташа, увидев поросший лебедой край своего участка, не выдержала, прошла в конец, попутно пересчитав оставшиеся грядки. Работы было на неделю.
