Неприкаянные
Курок.
С отчетливым щелчком взвожу «музыкальный инструмент». Толстяк вздрагивает. Он открывает рот и часто моргает.
Не торопиться – честно дать ему шанс в пару секунд на спасение; пусть попробует метнуться за угол или… броситься на меня. А вдруг осечка выйдет, бывает же? Мда-а-а! Кто-то поотчаяннее, попроворнее мог бы попробовать так вот рискнуть. Но нет. Чувак похож на дубовый шкаф, который и вчетвером не сдвинуть с места. Его трясущиеся губы и до предела жалкий вид. Он захлебывается горлом, желая произнести что-то через приступ сильного заикания…
Скрип!
Что? Звуки со стороны сторожки? Там точно есть кто-то еще, черт! Это всё осложняет. Три патрона. Всего три!
Я четко слышу чье-то сиплое, прерывистое дыхание. Кто-то бежит в нашу сторону… Очень легко так, еле касаясь грунтовой шероховатой поверхности. Это спортивный, подтянутый человек? Тут же навожу дуло револьвера на угол сарая.
Собака!
Мелкая, безродная. С двумя асимметрично оттопыренными ушами и высунутым розовым языком. На ее короткошерстном коричневом боку выделяется белое пятно. Вместо хвоста у нее какой-то обрубок. Видимо, толстяк неплотно запер дверь, и животное просочилась в узкую щель, словно мышь. Почуяла она опасность, значит. Хоть и мелкая кнопка, а вызывает-таки уважение, что и говорить…
Псина уже рядом с хозяином. Нервно суетится, поскуливая подпрыгивает.
– У-умоляю! – жалобно скулит толстяк в унисон своему питомцу. – Забирайте всё, что х-х-хотите.
Легкое чувство жалости к ним обоим? Нет! Это иррационально. Но однозначно уже можно сказать, что данное конкретное убийство не доставит мне никакого удовольствия, факт есть факт.
– К-к-клянусь! Я буду держать рот на замке, видит Бог! – Толстяк умоляюще складывает ладони в районе солнечного сплетения.
Черт!
Как же банально и предсказуемо. Обещание держать «рот на замке» и упоминание бога. Но дело в том, что я не люблю замки, ведь они, как показывает практика, весьма ненадежны. Один точный удар или умелая работа отмычкой, и заходи кто хочет…
Дом Томпсона.
Храпящее его рыло. Ария этой свиньи. Мне опять не к месту смешно становится. Должно быть, это нервное… Толстяк замечает мою улыбку и тоже поднимает уголки губ, но как-то вымученно, через силу. Да уж, странные же, однако, бывают люди. Он думает, это розыгрыш, что ли? Или он всерьез решил, что меня тронула его мольба?
Ну, довольно!
Кольт «Питон». Направляю дуло прямо в лоб толстяка. Поскорее вышибить ему мозги, закопать тело в лесу, и концы в воду… Но вот интересно: он испытает при проникновении пули в его череп какие-то мучения или нет? Стоп-стоп! Совсем ненужные это размышления… Но мой палец на спусковом крючке похолодел, а ладонь, напротив, стала горящей и вспотела…
Стон?
Что за черт? Лицо толстяка резко бледнеет, а глаза закатываются. Он прижимает пухлые руки на груди, к району сердца…
Бах!
Толстяк падает на землю! Он неуклюже, со стоном переваливается на бок. Да что происходит? Это попытка изобразить какой-то приступ? Ну нет, не похоже, ведь у него реальные судороги, такие сложно подделать. А еще, белая вспененная слюна с хрипом выходит изо рта.
Хирургия…
Калифорнийский Университет. Украденное будущее Грэйвза. Наши с ним знания. Всё это теперь тлен! Но всё же по симптомам несложно диагностировать ишемическую болезнь сердца. Если так, то толстяку осталось жить примерно минуты три-пять… Недолгие его мучения и коронарная смерть.
Реанимационные манипуляции.
Непрямой массаж сердца. Дыхание рот в рот. Но это только теория. Практику Грэйвз пропустил из-за Элис Ньюман. Ну а я могу ли что-то предпринять? Нет. Клятву Гиппократу не давал…Сую револьвер в карман, наблюдая за финалом. Толстяк теперь с трудом, из последних сил переворачивается на спину… Руки и ноги толстяка обмякают, а взгляд застывает в точке на пасмурном небе…
Всё!
Конец. Сейчас он видит бога, которого упоминал? Будет ли тот добр к толстяку? Надеюсь, да, но это навряд ли.
Преданность.
Довольно ценная вещь. Далеко не все на нее способны. А вот собаки еще как способны. Вот и эта кнопка суетится, крутится у бездыханного тела хозяина. Она тыкается в небритую пухлую щеку, лижет его лицо, жалобно и как-то безысходно поскуливая. Наверное, толстяк многое позволял ей. Считал за лучшего друга, точнее, подругу…
Смерть?
Надо бы удостовериться, что она точно наступила. Я подхожу к телу, а собака отпрыгивает, типа как пытается рычать. Эх, безобидная козявка ты, свыкайся с новыми обстоятельствами. Такое бывает: живешь себе более-менее сносно, а иногда и вообще нормально так, а затем раз! И всё катится к…
Чертям собачьим.
Наклоняюсь и прикладываю два пальца к шее толстяка. Пульса нет, сто процентов. Рукавом свитера стираю отпечатки с его кожи.
Итак, цель.
Старый сарай. Один сэкономленный патрон и ноль желания напороться на кого-то еще. С немного необъяснимой опасливостью открываю скрипучую дверь… Ух и темнотища здесь. Да еще и запах гнили, плесени. Снимаю вещмешок и нащупываю фонарик. Так, чем тут можно поживиться? Мда-а, потерявшие нормальную форму коробки по углам стоят кое-как, неаккуратно. Мне точно некогда в них копаться. О! Вот и стеллаж справа, что тут, так-так… Нижняя полка. Бинго! Походные топорики и лопатки в чехлах. Штук тридцать, не меньше. Туристы и отдыхающие часто теряют такие вещи. Можно брать без опасений. Теперь… полка выше. В дальнем углу приметил пыльные ножны и роговую рукоять.
Есть!
Охотничий нож. Разжиться бы еще спичками, черт. Двух имеющихся коробков критически мало… Проклятье! Какой же я дурак! Кто ж станет хранить такое в сыром, неотапливаемом помещении?!
Газеты?
Да, целая стопка в углу. Отличная штука для розжига. Ну, и хоть что-то можно почитать на досуге. Пары изданий мне вполне достаточно…
***Так, тут, пожалуй, всё. Прикрываю дверь и делаю шаг на свежий воздух.
Труп.
Из-за увлеченных поисков я на время о нем забыл. Тело лежит на прежнем месте. Сторожка… сторожка… Не по плану, блин, это! Но спички. Они должны быть там. И к тому же эта дурацкая собака. Как долго она проведет одна, без воды и корма?
Чер-р-рт!
Ладно-ладно, новая стратегия. Но мне нужна обувь толстяка. Потому что в доме не должно остаться чужих следов. Но сперва замок, сбитый револьвером. Я кладу его покойнику в карман, опять же, при помощи рукава. Пусть копы и хозяин базы думают, что сторож не смог открыть сарай и пришлось его взламывать.
Заимствование.
Резиновые тапки с закрытыми мысами. Размер не мой. Маловаты они. Боже, носки покойника! Протертые, в дырах. Мда-а, он, наверное, и с девушками-то не спал. Если только с дешевыми проститутками.
***Сторожка…
Порог. Ступени. Дверь. Микроскопическая прихожая и одна-единственная комнатка за ней. Ну и дубак! Какой же тут колотун стоит! Толстяк явно ленивый, точнее, был очень ленивым. И неряшливым к тому же. Ну и свинарник тут, боже! Крошки от чипсов или хлеба, пустые пивные банки, ошметки грязи на полу. Замызганный старый диван. Из постельного белья – засаленная наволочка на подушке. Пара скомканных пледов. Гора одежды в углу. Жесть! Полная деградация налицо. Уважающий себя человек не смог бы прожить тут и дня.
Спички.
Есть! Вот она, черная печка и куча упаковок рядом. Пропажи одной упаковки с дюжиной коробков точно никто не заметит…
Теперь собака.
Собачий корм нужен. Иду к шкафчику у плиты. Ого-ого! Да тут консервы, чай в пакетиках, сахар-рафинад, чипсы, банки с арахисовой пастой. Ну, как бы, с таким питанием толстяк точно не протянул бы до пенсии. Но ему теперь еда уже не нужна, а мне – еще как. Набрать бы побольше, но, опять же, рискованно… Эх, ладно, черт подери! Снова развязываю вещмешок. Наскоро пихаю туда три супа «Кэмбелл», несколько пакетиков чая и чуток сахара. Который раз использую рукав свитера, чтобы протереть поверхности. Но где же этот чертов корм?
Ага, есть!
Замечаю миску возле дивана. Рядом – довольно дорогая плюшевая лежанка с бортиками. На боковой части надпись: «Люси». Вот как, значит, зовут эту козявку. Ага, мешок корма почему-то хранится на подоконнике. Нелогично совершенно, но в этой хибаре нет смысла искать здравого смысла и упорядоченности. Главное – насыпать жратвы с запасом. Ну и воды подлить…
***Отлично!
Дела сделаны.
Вот и коридор… Стоп-стоп, что это там, в углу? Довольно большая коробка с…
Черт!
Там бутылки с алкоголем. Бурбоном? Водкой? Я сглатываю. Сколько дней я не прикасался к выпивке? Два или три дня?
Взять – не взять?
Черт с ним! Толстяк, походу, тоже был пьяницей или продавал алкоголь туристам. Не тратя время на разглядывание бухла, отправляю в мешок, который прилично так потяжелел за это короткое время.
Выход.
Оставляю щелку в двери для Люси-козявки.
***Покойник.
Он будто бы стал белее и меньше, скукожился как-то. Надо вернуть ему обувь…
Лай!
Что за черт?! Рычание движка тачки, доносящееся с парковки? Чьи-то голоса, точно!
Чер-р-р-рт!
Сука! Меня всего колошматит, пока пытаюсь засунуть ноги мертвеца в обувь. Да налезете вы на вонючие ноги или нет?! Фух, готово!
Спешно натягиваю унты. Ес-с-сть! А мелкая Люси-предательница настойчиво требует тявканьем прийти сюда быстрее.
– Берни! – развязный тон какого-то мужика.
– Эй, Бернард, детка, ты где? – доносится следом скрипучий бабий голос.
Шарканье и стук каблуков. Они, эти двое, уже близко. Что делать? Убить обоих? Нет, бежать!
Я подрываюсь с места под бешеный стук сердца…
– Берни, твоя подруга с цепи, что ли, сорвалась? – игриво и бодро произносит мужик.
Вот уже и пролесок с кустами и деревьями. Еще немного… Чуть-чуть. С прыжком ныряю в заросли… Канава. Черт! Ледяная грязь обрызгивает лицо. Дубленка, джинсы – испачканы сзади.
Да и хрен с ним!
Это всё мелочи… А вот есть ли преследование? Осторожно выглядываю из укрытия. Нет, слава богу, обошлось… Лишь лай собаки непрерывным фоном продолжает звучать. Но кто же те двое? Ага. Появляются. Боже, как я же вовремя слинял! Пузатый рыжий мужик средних лет топает, а с ним рядом… стопроцентная шлюха. На ней дешевый белый парик, куцая шуба, мини-юбка, колготки в сетку и блестящие сапоги до колена. Они увлечены беседой и не замечают лежащего перед ними покойника.
– Мамочки! – вопит шлюха, дернувшись.
Заметили. Она первой заметила и тут же закрыла руками лицо от ужаса, а мужика парализовало. Стоит как вкопанный. А предательница-Люси наматывает круги, прося помощи у этих двоих.
Слишком поздно!
Мужик наконец приходит в чувства. Хватает бабу и с силой тащит ее за собой в сторону парковки.
– Заткнись! Поняла? Чтобы никому, или прибью тебя! – громко и зло цедит он.
Всё ясно.
Этот козел не собирается вызывать копов или скорую. Наверное, он женат или просто боится изгадить репутацию, когда все узнают, зачем и с кем он сюда приехал. Нет, ну и сволочи! Теперь лежать их приятелю Бернарду незнамо сколько. И если погода будет такой же, как сегодня, то уже на третьи сутки тело начнет гнить, синея. Да и дикое зверье, хищные птицы запросто могут обглодать ему нос и уши. Впрочем, Берни уже всё равно, а его жизнь, похоже, была полным, беспросветным дерьмом.
Свобода!
Теперь ее можно даже потрогать. Вот она – лежит грузом в вещмешке. Выдыхаю с облегчением, ложась на землю. Теперь можно и дух маленечко перевести… Рев движка? Да, эти двое слиняли. Это тоже отлично! А верхушки деревьев мерно и спокойно покачиваются на ветру… Зевок на меня нашел. Так, не время расслабляться.
Мэй
За ночь ресницы покрылись корками. Веки, наверное, теперь красные и распухшие, а губы потрескались. Сейчас бы крем и увлажняющую помаду… Мама с раннего детства призывала ухаживать за собой, следить за внешним видом.
Неподражаемая Долорес Франк. Соверши она какое-нибудь тяжкое преступление с приговором в виде электрического стула, то, уверена, первым делом потребовала бы перед казнью косметичку и лучшее вечернее платье, а вовсе не Библию и бургер с жареной картошкой…
Кто-то стучится?
Заходит медсестра с подносом. Хмурая бабенка лет тридцати. Плоская, как доска. У нее жидкие волосы, забранные в косичку. Мда уж, про таких говорят – серая мышь.
– Поднимайтесь! – зло цедит она.
Командирша хренова. Хоть бы поздоровалась для приличия. Ну и манеры, боже. Ладно, да сажусь я, сажусь! Мышь – так теперь буду ее называть. А она подходит, протягивает бумажный стаканчик. На дне – одна капсула и пять таблеток. Почему так много? Что это за колеса такие? В клинике «Спирит-Форс» нас, в основном, пичкали антидепрессантами и литием.
– Живе-е-е!– тянет Мышь, глядя на наручные часы.
Какая занятая, мать твою! Мало того что пришла так рано, да еще и воды не предложила запить. Ладно, твое здоровье, Мышь!
Блин! Оболочка капсулы предательски прилипает к нёбу. Горсть таблеток тут же застревает в горле. Во рту вкус горечи. Рвотный позыв подступает…
– Это что за фокусы? – раздражается Мышь. – Быстро глотайте!
Выплевываю слюнявые таблетки в ладонь. Сжимаю кулаки и резко кидаю на нее такой взгляд, чтобы эта сука поняла: сейчас отхватит!
Мышь вздрагивает и пятится к двери. Она явно испугалась, потому что тянет руку к кнопке экстренного вызова. С этой дамочкой всё ясно. Такие, как она, специально устраиваются на подобную работу, чтобы каждый день отыгрываться на других. Помыкать слабыми, борясь с собственными комплексами неполноценности…
– Что тут у тебя, Мэри? – На пороге появляется санитар.
Ну и скорость! Это тот самый чувак, что вчера обезвреживал таинственную Джинн. Крепкий такой, коренастый, руки – что лопаты. Деревенщина, словом. А Мэри-Мышь с самодовольным видом скрещивает тонкие бледные ручонки на груди.
– Мисс Франк не соблюдает правила и отказывается принимать лекарства. Но она сейчас всё сделает, верно? – Вроде как сучка к санитару обращается, но на деле – ко мне, ну понятно, это издевка такая.
Санитар занимает ту же выжидательную позу, что и Мышь. Черт, как же они оба надоели! Подношу ладонь ко рту, собираю губами гадкие таблетки и запрокидываю голову. Принудительный глоток… Готово. Со второй попытки получается куда лучше.
– Вот та-а-ак… – скрипит Мэри-Мышь.
Она оглядывается на санитара и с настороженным видом приближается ко мне. Правильно делает, что боится.
– Теперь скажите «А».
Открываю рот и высовываю язык. Мэри-Мышь внимательно изучает полость. Наверное, сучка подсчитывает, в какую сумму обошлись идеальные зубы богатеньким родителям пациентки.
Мда-а, вблизи Мэри-Мышь выглядит еще страшнее. Тонкая морщинистая кожа похожа на папиросную бумагу для косяков. Острый нос с выпирающей венозной горбинкой…
Всё! Шмон наконец закончен. Эти двое уходят. Господи, дышать даже стало легче!
***– Завтрак! – доносится снаружи.
Повариха зовет пациентов к столу? Проклятье, аппетита как не было, так и нет. Но это еще полбеды. Самое хреновое, что в этой поганой лечебнице не наливают кофе. Видимо, чтобы психи не стали слишком бодренькими и не начали чудить. Ладно. Можно и прогуляться до столовки…
В коридоре несколько дамочек той же, что и я, ленивой походкой двигаются в сторону столовки. Пахнет здесь гадко: химией, что начищен пол, чем-то вареным и еще – заскорузлым потом…
Вот и помещение приема пищи. «Прием пищи» – самая подходящая формулировка. Звон столовых приборов и хлопанье подносов о линию раздачи. У входа привычно дежурит деревенщина с руками-лопатами.
Выбор «изысканных» блюд тут невелик, мягко говоря. Дегустировать то, что в кастрюлях? Да ни за что. Но всё же что-то съесть надо, блин. Подсохшая булка – сойдет для дела. А еще беру стакан сока неестественно-оранжевого цвета.
Присаживаюсь на вчерашнее место. Пончик Ди тут как тут. Она покачивается взад-вперед на стуле и, склонившись над тарелкой, что-то там бурчит под нос.
Ужас, какая горечь во рту от таблеток стоит! Надо срочно перебить неприятный привкус. Отхлебываю сока. У этого напитка привкус мела и нотка лимонной кислоты какой-то. Где только ответственные за провизию закупают эту дрянь?
Рука-окорок Пончика Ди тянется к моей тарелке. Мать твою! Она снова хочет присвоить мою еду, причем на этот раз даже не спрашивая разрешения. Я отстраняюсь. Да хрен с ней, пусть ворует. Лишь бы не касалась меня. Видимо, таким, как она, вечно всего мало: еды, выпивки, секса…
Боже, со мной что-то начинает происходить. Муть, легкое головокружение. Кислота от сока и принятых натощак лекарств засели в желудке. Болезненный спазм бьет по кишкам! Блин, больно-то как!
– О, телочки! Всем доброго утречка!
Проклятье, опять тот самый звонкий голос и нахальный тон! Этот страшный сгусток энергии снова в столовой… Джинн, Джинни-Колокольчик. Боюсь ли я? Нет. Прежнего чувства страха нет. Потому что тут вовсе не ад, а мрачная реальность.
Ой-ё-ёй! Таблетки пошли в победоносную атаку. Меня штормит, а скулы сводит от металлического привкуса. Хватаюсь за край стола. Звук в ушах такой, словно идут помехи телевизора. Мелкая дрожь проходит по ледяным рукам и ногам…
– Ты опять нарываешься? – доносится какой-то приглушенный голос санитара-деревенщины.
Черт, этот приход совсем не по душе! Какая-то центрифуга. Может, засунуть два пальца в рот, чтобы избавиться от колес? Нет, за это точно будет какое-нибудь наказание, типа карцера…
Мелодия под залихватские присвисты и громыхание посудой на раздаче. Эта Джинн продолжает веселиться, баловаться, шороху наводить…
Вот и конец музыкального шоу. Слышу какую-то нечленораздельную ее болтовню с персоналом столовки.
Как же хреново, блин! Я вся в испарине, а в висках сильный стук. Что-о-о? Вдруг ветерок пробегается по взмокшему лбу и волосам. Кто-то стоит передо мной? Джинн?
Скрежет ножек стула о кафельный пол. Напротив появляется поднос и руки по его краям. Какие-то детские ручонки с россыпью конопушек…
– Эй, Ди! Тебе на диету бы сесть. Стул скоро сломаешь, – насмехается призрак.
Пончик Ди издает обиженный всхлип. Она поднимается и уходит. Всё, что оставила обжора от моей булки, это крошки на подносе. Глянуть наконец на призрака?
Нет! Вдруг он примет облик сестренки?
– Последнее предупреждение, Джинн! Не задевай других пациенток, – доносится голос санитара будто бы из глубокого подземелья.
– Ладно-ладно, отстань уже! – отвечает призрак звонким чеканным голосом, который слышно в сто раз лучше.
– Эй, э-э-эй? – бледная рука тянется к рукаву моей пижамы.
Божечки!
– Э-э-эй…
Тонкие ее пальцы легли на серую ткань.
– Как тебя зовут, новенькая? – довольно дружелюбно шепчет призрак, который совсем близко и пахнет детским яблочным шампунем. – В какой ты палате? Хочешь вишневой Колы или кофе? Или, может, закинемся?
«Закинуться». «Кола, кофе». Это какой-то бред?
– Ты глухая, что ли? – треплет меня за рукав.
Вслушиваюсь в недовольное сопение призрака, который явно раздражается.
– Мда! А с виду вроде нормальная… В чем твоя проблема? – бурчит с осуждением.
«В чем проблема?» Это уже наезд. Ну, хватит! Довольно!
Поднимаю голову…
Совсем не моя! Вовсе не Колокольчик. Какое облегчение, боже! Девчонка-подросток с прической в виде короткого каре. Копна темных прямых волос. Курносый конопатый нос, остренькие лисьи глазки. Обиженно поджатая нижняя губа. Круглое, кукольное личико. На вид ей лет пятнадцать, не больше…
– О-о-о! Походу тебя накачали, подруга. Вот звери! – не отрывая от меня взгляда, Джинн сочувственно качает головой.
Вдруг она прикасается к моей щеке холодными сухими костяшками. Машинально отстраняюсь, а она тут же придвигается ближе…
– Иди-ка, полежи, – шепчет. – А к вечеру, как отойдешь, навещу тебя, окей?
«Иди, полежи», – звучит как команда к действию. Шевелю ногами. Вроде они слушаются. Встаю и направляюсь к выходу… Деревенщина совсем близко. Пройти мимо незамеченной, чтобы не привлекать внимание, – моя укоренившаяся привычка не палиться перед предками…
Длинный, как два направленные друг на друга зеркала, коридор. Магия, гадания, зазеркалье. Множество дверей. Которая из них моя? Номер палаты. Номер палаты… Восемь. Перевернешь – и будет знак бесконечности. Бесконечность коридора и комнат.
Нескончаемое безумие…
Роб
Берни?
– Как ты там? Молчишь… Почему? Ты ведь наверняка какой-нибудь католик или баптист. Если так, то по твоей вере предполагается, что душа еще не покинула мир. Поэтому можем пообщаться… Видишь ли, я обычно малоразговорчив, но одному как-то скучновато. А-а-а! Ты, наверное, в обиде. Понимаю… Слушай, ты помнишь Люси? Думаю, тебя порадует новость, что я позаботился о ней.
Как смог, конечно…
А хочешь, открою тебе тайну? Если не тормозить, то к концу дня можно добраться до одного озерца, напоминающего по форме треугольник. Там я собираюсь заночевать… Но до главной цели далековато, если честно. Кристиновы топи. Слышал про них? Да-да. Слухи, разная там болтовня про ведьм, проклятия и темных духов. Херня всё это! Ну исчезла пара-тройка ротозеев и охотников, подумаешь. Нечего шляться в опасных местах без знаний и навыков.
Стародавние времена.
Берни, ты ведь, наверное, за жизнь ни одной книжки не прочел? Ладно, без обид, прости. Я часто бываю высокомерен. Но что интересно: когда-то в тех местах добывали торф. Вычитал об этом в одной архивной вырезке с фото… Домишко для отдыха работяг – вот куда я направляюсь. Минимальные удобства, вроде как даже печка есть. А что? Места-то там глухие. Никаких тебе вандалов и пьяной молодежи. Понимаешь, о чем я? «Л» – логика и немного везения… Мне, знаешь ли, в последнее время везет. К слову, был у меня один знакомый. Я зову его просто «Лузер» или «Грэйвз». Вот он-то был чертовски неудачлив. Напоролся на такие проблемы, что не разгрести. Ну, речь не о нем. Это уже в прошлом… Короче, если дом не сохранился, то есть план «Б». Как вариант – построить землянку. Придется, конечно, изрядно повозиться… Что?
Вещмешок?
Да, Бернард. Я – вор, признаю. Прихватил у тебя из сторожки кое-что ценное. Ты ведь не против? А вот лучше ответь: почему ты жил в таком дерьме? Как скатился до такого уровня? О-ой, да ладно-ладно, извини. Не мое это дело, ты прав… А ведь тот Лузер не лучше тебя. Тоже пошел по наклонной. Он тоже кое-что один раз украл. Так, по мелочи… Но главного ты не знаешь: мы с ним – убийцы. И если бы не сердечный приступ, то я б и тебя грохнул. Без шуток!
Рыбалка… удочки.
Ты когда-нибудь ловил рыбу, Берни? Я – ни разу. И Грэйвз, кстати, тоже. А знаешь почему? Лузер ведь даже удочку складную лет в десять купил. Типа хотел намекнуть отцу, что не мешало бы проводить больше времени вместе, на природе… Но тот сказал, что «как-нибудь в другой раз, сын». Тот «раз», кстати говоря, так и не наступил… Удочка долго валялась в чулане. И по, мать его, иронии, теперь ей воспользуюсь я, а не Лузер… В общем, Берни, недалеко от тех болот есть неплохое местечко. Два лесных озера. Там, должно быть, полно рыбы. Пробей топором прорубь и хоть голыми руками лови… Хм, я вру, говоришь? Придумываю? Эх, чувак! Ты правда мало читал. Не знаешь, что, когда лед полностью сковывает озеро, его обитатели начинают задыхаться от нехватки кислорода. Сделал отверстие, и хоп! Рыба сама начинает выпрыгивать на поверхность. Простая физиология и никаких сказок…
Урчание.
Живот сводит от голода. Съесть что-нибудь или нет? Точняк! Сахар-рафинад.
***– Ох, Берни, вкуснотища-то какая! Знаешь, а ведь меня уже, наверное, объявили в Федеральный розыск. Круто ведь? Чертовски это лестно! Беглый убийца, опасный психопат. «Libertad o Muerte»9. Свобода или смерть. Нравится тебе лозунг? Лично мне —да. Очень в тему. Потому что я выбрал свободу, а Лузер – смерть… Ох, пить хочется…
Бутылка!
Точно, черт! Дружище, ты не против, если я выпью чуток? Что-то, блин, замерз маленечко… Так, что тут у нас? Боже, вот это совпадение! Лузер тоже пил такое. «Муншайн»10. Времена «Сухого закона». Бутлегеры11. Тачки. Мощные моторы.
«NASCAR»12.
Бернард, ты знаешь, кто такой Джуниор Джонсон? Молчишь. Ну понятно! Боишься, что опять пристыжу тебя, начну умничать. Да уж, это часть говеного характера. Придется тебе какое-то время меня потерпеть, пока душа твоя еще здесь… Так вот, про Джонсона: его отец, как и многие, был бутлегером. Этим ловким дельцам требовались быстрые машины. Компания «Форд» в тридцатых создала движок V-8. Тачка – как идеальный инструмент для доставки алкоголя, смекаешь? Бойкие ребята гоняли, как проклятые, от копов и заколачивали кучу налички на подпольном алкоголе… Соревновательный дух между самими любителями больших скоростей. В итоге это вылилось в гонки «NASCAR». Представляешь? Джонсон с четырнадцати лет помогал отцу и был лихим водителем, а затем стал победителем пятидесяти этапов гонок серийных автомобилей. Он член «Зала Славы», между прочим… Вот такие причудливые вещи случаются. Алкоголь и машины. Риск и горячая кровь настоящих мужиков… Так, кажись, тост созрел!