Неприкаянные
А сотни этих гребаных насекомых готовы были жалить и жалить до смерти, в то время как ублюдок-Глен поднялся с королевским видом. Он развел руками и, словно дирижер, начал плавно махать. И этот поганый осиный оркестр в унисон его движениям прожужжал: «У-у-у! Сначала похудей! По-худ-де-е-ей!» Под вибрации, что шли по полу от молотящих подошв кед и кроссовок. Эти мрази изображали свиней, громко хрюкая и взвизгивая.
И я расплакалась лишь тогда, когда захлопнулась дверь, что отделяла меня от обитателей самого ужасного лагеря во всем мире!
А потом соседка объяснила, что эта такая лагерная традиция – выбрать новенькую девочку, мягко скажем, не вписывающуюся в понятие «красивая», а затем унизить ее публично, пока двое-трое ребят отвлекают вожатых. Это у них называлось «Завтрак с уродиной».
Уродина! «Человека ценят и любят не за красоту» – те слова Дарена… Черт, да окажись Дарен рядом, он точно бы защитил бы мою попранную честь, кинувшись набить треклятому Глену смазливую морду.
– Почему никто не прекратит это? – спросила в жуткой досаде у той девчонки, которая пояснила про «душевные» лагерные традиции.
– Да ты что, Мэйси, большинству это нравится. А кто против – те молчат. Не хотят проблем. – Она пожала плечами, и меня просто ошарашила такая ее подчинительная позиция.
Не только ее, точнее, а такой уклад и порядочки в принципе.
– Прелесть какая, мать твою! – хмыкнула я, стиснув зубы. – Прямо замкнутый круг какой-то.
Мои сжатые в ярости кулаки и никаких слёз. Мое решение, которым двигал внутренний протест. Порвать чертов круг в клочки! Вспороть острым ножом, чтобы оттуда со свистом вышел весь смердящий гнилой воздух. Показать всем!
Доказать!
Еда? Да она не лезла всю гребаную смену. Никаких там булок, конфет, макарон и жареной картошки. Яблоки, ненавистные паровые брокколи и брюссельская капуста – вот мой новый рацион питания. Точка!
«Мэй, а ты немножко похудела», – сухо заключила мама, пробежавшись холодным критическим взглядом при встрече после трех недель моей каторги в драном «Томагавке». Вообще-то, блин, и на деле мне удалось сбросить целых десять фунтов. Прилично, учитывая тогдашний невысокий мой рост. Махнула вверх я позже, через полгодика где-то, и довольно стремительно…
По возвращении в родной город торговый центр встретил меня с распростертыми объятиями, а не привычным: «Купи что-нибудь объемное и проваливай, толстуха!» И я испытала крайне приятное удивление, когда встала перед большим зеркалом в примерочной.
Стройные ноги, выпирающие коленки. Почти плоский живот, который точно надо подкачать до идеала. Красиво торчащие ключицы. А моя шея будто бы длиннее стала… Ну и никакого двойного подбородка и круглых щек. Короче, вполне себе нормальная такая девчуля. Даже очень ничего. Плюс ко всему – выцветшие пряди волос оттенка блонд, ну и загар летний, очень естественный, натуральный. Ко всему прочему, у меня и еле заметная грудь появилась. «Полгода-год, и надо будет покупать бюстгальтер», – сделала волнующий вывод. А еще подумала о том, что, может, купить юбку или шорты покороче?
Пришел конец сентября… Мой день рождения. Дядя Эдди и папа заперлись в кабинете, а мама и тетя Лиза делали последние приготовления. А в это время Колокольчик примеряла в комнате мои новые нарядные платья и клянчила в конце праздника отрезать ей самый большой кусок кремового торта. Мне было немного не до нее, ведь маман, даже не посоветовавшись, пригласила на праздник Надин, Кимми, Сару, Алексу и Риту. Избалованные и драгоценнейшие дочурки ее подруг из женского клуба. Они заявились все из себя такие манерные, с постными скучающими физиономиями и нулем дружелюбия в мою сторону.
По сути, моя маман устроила смотрины с оцениванием: достойна ли приобщившаяся я наконец-таки получить пригласительный билетик в компанию. Эти фифы принесли примерно одинаковые подарочные наборы косметики.
Почему же я в итоге согласилась общаться с ними? Первое – корысть. Мое желание понять, как устроен их мир. Я нуждалась в инструментарии этих популярных цыпочек. Это точно не лишнее в новой жизни. Второе – я вступила в их клуб от скуки. Но лишь одно тянущее, неприятное чувство не давало покоя при общении с ними. Их гребаное высокомерие от богатства. Они все – маленькие копии родителей-снобов. Поверхностные во всем и с вечной пустой болтовней ни о чем. В общем, при общении с ними я приняла скуку как данность, но по-прежнему чувствовала полное одиночество…
Год пролетел стремительно. Еще восемь фунтов долой благодаря водному поло в полюбившемся школьном бассейне. Ну и разумеется, новая наука с изучением привычек и повадок подружек. Я на удивление быстро привыкла к заинтересованным взглядам парней, часть из которых нещадно лупила в детстве за издевки по поводу лишнего веса. И все эти приятные бонусы вовсе не случайный выигрыш, а ежедневная, изнурительная работа над собой с болью от молочной кислоты, что забивала мышцы. А еще этот вечный голод, особенно донимавший по ночам…
Да, я уяснила важные вещи. Первое – никого нельзя подпускать слишком близко, чтобы не обмануться и не потерять с болью в сердце. Второе – люди, в основном, так себе, они любят быть частью общей управляемой массы. Внушаемые и трусливые они. Третье – никакого доверия. Особенно к парням. Уж тем более к красивым парням. И, раз так вышло, что я – ничего такая, да еще и с новым инструментарием, то не стоит ждать, когда тебя размажут по стенке. Наносить удар первой. Всегда!
Мда, в те годы я была куда умнее…
Успешное культивирование в себе нужных качеств. И план мщения! Да-да, я не забыла ублюдка-Глен. По приезде из лагеря на эмоциях даже думала отравить его. А чтобы сделать это, как говорится, с умом, в кои-то веки пошла в школьную библиотеку. Я попросила у очкастой хмурой тетки какую-нибудь книжку про ядовитые растения и тут же словила подозрительный взгляд. А затем – настойчивое предложение немедленно отправиться к школьному психологу. Еле отвертелась тогда, блин.
В общем, пришлось хорошенько пошевелить мозгами. Включить логическое мышление. И я сделала вывод, что далеко не дура. Просто надо анализировать и больше читать. А не дура я потому, что сообразила отправиться в местный центр поддержки ветеранов войск. Тамошняя тетка оказалась куда сговорчивее. Я наплела ей, мол, хочу стать «машиной для убийств врагов государства». Она рассмеялась. И одолжила-таки «Пособие по выживанию армии США» со списком особо опасных растений. «Болиголов пятнистый» – классное название, мне оно сразу понравилось! Я тут же представила, как утырок Глен покрывается зелеными пятнами, закатывает глаза, а из его гнусного рта идет пена. Он недолго бьется в предсмертных судорогах, а затем его голова взрывается от боли и мозги брызжут в разные стороны. И разумеется, всё это происходит на «Завтраке с уродиной». Гениально, мать его!
Но очень скоро во мне взыграли логика и здравомыслие… Ну нет, отравление «Болиголовом пятнистым» не катит вообще. Ведь копы точно начнут вынюхивать, разных там свидетелей опрашивать. А в итоге составят список всех «уродин». И если я попаду на полиграф, то всё, хана. К тому же школьная библиотекарша и тетка из центра ветеранов могут спокойно заложить странную девчонку… Нет уж, сесть на пожизненное из-за мудака-Глена в тюрягу – точно не входит в планы.
И новый план, который вынашивала весь учебный год. Готовилась к часу «Х». Долгие уговоры предков, чтобы ехали в Доминикану без меня, в итоге увенчались успехом. Потому что нужная мне смена, как назло, совпадала с этой дурацкой поездкой. Перед отъездом я походила в солярий, а для еще большей конспирации сделала другую прическу. И почти не жалела укороченных наполовину волос. Новые летние наряды прикупила с кайфом и в предвкушении того, как буду в них щеголять по убогому «Томагавку».
Приезд в голимый лагерь. Ублюдок-Глен, конечно же, не узнал меня из-за полного преображения. Гордый цокот каблуков моих босоножек. Дребезжание колесиков маминого чемодана Луи Виттон, взятого без разрешения… Я с жадным упоением вслушивалась в присвисты парней и ловила на себе их заинтересованные взгляды.
Вот вам и уродина!
Первый вечер. Первая дискотека. И бесперебойные приглашения парней на танцы. Я дала всем им от ворот поворот, желая полностью погрузиться в шпионство и тайные наблюдения… Кого же теперь Глен позовет на медляк?
Его «избранницей» оказалась невзрачная девчонка с тощей косичкой на затылке и двумя огромными, как у зайца, передними зубами. Она так широко улыбалась этому утырку, что ее зубы аж в темноте светились.
Ранним утром я разыскала ту девчонку. Вывела из домика под каким-то предлогом. Довольно бойкая она, кстати, оказалась. Мириам – так ее звали. Когда она услышала горькую правду про предстоящий «Завтрак с уродиной», то ужасно обиделась… нет, в такой ярости прибывала, так материла Глена, что даже у меня, любительницы лихого словца, уши горели.
Столовая, долгожданный, мать его, завтрак. Я чувствовала невероятное возбуждение от предвкушения финала. От того, что хорошенько подпорчу злой розыгрыш тупых подростков. И я намеренно села так, чтобы Мириам видела меня. Видела поддержку и не струсила в час Х, а внутри покалывало от дичайшего волнения и… Азарта!
Глен заявился. И меня чуть не блевануло от его смазливой рожи и притворно-добродушной гримасы. Он, весьма ожидаемо, подсел к Мириам и зашептал ей в ухо про озеро или, может, какое-то другое место, в которое в любом случае не собирался ее вести. Но, в общем и целом, сцена точь-в-точь как со мной год назад. Никакой, мать его, фантазии!
Щелчок пальцев. Моих пальцев! Раскрасневшаяся Мириам подскочила так резко, что Глен дернулся. Она расставила руки, словно дирижер, махнула кистями и срывающимся, писклявым голосом выпалила: «Сначала отрасти член!» В помещении застыла тишина… Я затопала ногами и начала гудеть, сложив руки в трубочку. У-у-у! Мириам повторила за мной.
– Глен – маленький член! – крикнула я, испытав полнейшее ликование!
Зал тут же взорвался от неистового ржача! И порочный, замкнутый круг разорвался навсегда! То была наша с Мириам общая победа. А ублюдок-Глен стремглав удирал, да-да. Пулей вылетел из столовой с пунцовой харей. Ну а на следующий день он испарился. Вот так! Король-то голым оказался, да к тому же еще и без яиц. Настоящий трус, ссыкло конченое – вот кто он на поверку.
А мы с Мириам неплохо общались всю смену. Жаль, что жила она в штате Юта…
Какой-то шум? Точно. Кто-то идет по коридору.
«Девочки, отбой всем!» – доносится до моих ушей.
Отлично! Скоро получу наслаждение от вишневой колы в палате Джины.
Роб
Температура.
Ужасная слабость… Тянущая боль в пояснице и внизу живота. Еще примерно одна миля, и надо повернуть в лес…
– Эй, Берни? Что это ты не интересуешься моим самочувствием? А-а-а… Мы с тобой не друзья, ясен перец. Знаешь, мне и правда херово. Померить бы сейчас температуру… Я реально горю, приятель. М-м-м, так что насчет того света? Как он выглядит, а? Ну раскрой ты чертову тайну. Ладно, не надо… Грэйвз, кстати, был атеистом. И я придерживаюсь тех же взглядов. Но есть такие моменты, ну вот как сейчас, когда хочется порассуждать о потустороннем, неведомом… Так ты католик, Берни?
Вера.
Знаешь, из всех религиозных культов мне наиболее симпатично язычество скандинавов. Наверное, это генетическое. Ты, конечно, ничего о северных богах не знаешь, приятель. И ты не воин, павший в бою, чтобы пить с богом Одином15.
Вальхалла16.
Местечко, куда попадают настоящие бойцы. На вечный пир за столом с убийцами, революционерами и прочими отчаянными типами… А хочешь, спою тебе что-нибудь? О! Песня чилийских партизан. М-м-м, сейчас… Берни, слова вылетели из башки. Наверное, от температуры. Погоди-погоди… ага.
De pie cantar, que el pueblo va a triunfar17.
Millones ya imponen la verdad;
Знаешь песню? Нет? Ну как же…
de acero son, ardiente batallón,
sus manos van llevando la justicia y la razón.
Mujer, con fuego y con valor
ya estás aquí junto al trabajador18.
Ну ты даешь, Бернард! Не слышал такую известную песню. Что-что? У меня недурной испанский? Спасибо, приятель. Я для тебя переведу слова. Этот куплет о том, что народ победит, так как миллионы требуют справедливости, честного правосудия и всего такого прочего… Ну, и как же без женщин. Женщины поддерживают левое движение.
Mujer19.
Девушка, женщина. Красивое слово, правда? Интересно, когда Ортега сочинял этот свой гимн, он представлял кого-то конкретного? Может, какую-нибудь смуглую даму с шикарными бедрами и пышными буферами. «Женщину с огнем и решимостью»20.
Франк.
Огонь и решимость. Наверное, из нее могла бы выйти неплохая партизанка. Хитрая, изворотливая, как сам бес. Она могла бы стать Грэйвзу боевой подругой… Но не в этой жизни. Ей просто не повезло родиться в исторический период, где нет приключений. Нечего открывать, не с кем бороться. Некого побеждать… Одна сплошная пресыщенность и праздность. Мда-а-а. В песнях женщины всегда музы. Какими стервами они бы ни были при жизни.
Грэйвз.
Поведаю тебе про него, Бернард… Это был парень с хреновой кучей проблем. После смерти матери он совсем закрылся. Глупец. Он вполне бы мог выглядеть лучше, подстроиться под общество. Но Лузер сильно недолюбливал людей, впрочем, как и я. А еще он был высокомерным, чересчур гордым, впрочем, как и я, опять же… Ах да, забыл рассказать тебе кое-что… После потрясения из-за кончины мамы он начал сильно заикаться. Никакие врачи не помогли недуг побороть. И тогда он придумал вычленять слова или короткие словосочетания. Так сказать, находить главное смысловое значение и фокусироваться на нем. Это реально помогает… Ладно, проехали. Теперь про Mujer… Берни, ты не знаешь, но Грэйвз нравился девушкам. Конечно, может, и не самым смазливым, но некоторые были очень даже ничего…
Олимпиада.
Штат Колорадо. Два года назад… Анья Миллер. Одна из его главных соперниц. Симпатичная девчонка с копной кудрявых каштановых волос. Лузер пялился на ее выпуклую попу, когда Анья стояла перед ним в очереди на стойке регистрации. Эта девчонка отлично знала, что задроты пускают на нее слюни. Выездная олимпиада по математике – небольшой мирок, где всё устроено иначе. Место, где появляются разные возможности. Умникам, приятель, знаешь ли, нечасто предоставляется относительная свобода. Родители таких подростков и детей, как правило, жесткие психи. Они круглосуточно держат отпрысков в ежовых рукавицах.
Вечер.
Анья выгнала очкастых соседок по гостиничному номеру за порог. С Грэйвзом они пили всё подряд из бутылочек мини-бара. Такая вот недоработка горничной – и их везение…
Первый секс.
Берни, ты когда-нибудь спал с женщинами? Ладно… Можешь не отвечать. Это дело интимное, понимаю. Так вот, дружище, Анья не была девственницей. Она оказалась из тех, кто любит пожестче, так сказать… В позе спаривания животных, смекаешь? Короче, Грэйвз немного повозился с презервативом. Всё закончилось довольно быстро. Эта Анья, скажу я тебе, оказалась той еще чертовкой! Представь…
Завтрак.
Склонившись над столиком, она с упоением шептала тем двум подружкам о вечерних приключениях. Она периодически поднимала глаза и мерила Грэйвза каким-то насмешливым взглядом. А он всё больше наливался краской и желал выдрать ее прямо там, в зале ресторана. Ну а затем вырвать ее болтливый длинный язык к чертовой бабушке. В общем, Берни, ее эти подружки отклячивали широкие зады, приподнимаясь со стульев. Лишь бы расслышать все подробности. Заучки то и дело оборачивались, хихикали, кокетливо прикрывая рты ладонями. В конце сцены Анья повысила голос: «Да клянусь вам!» И отмерила невидимые дюймы. Грэйвз не видел, сколько бесстыдная девка показала. Много, мало или объективно. В любом случае соседки разом выдохнули и заверещали: «Да брехня!» Грэйвз вышел из столовой со смешанными чувствами. С одной стороны, он знал, что хорошо сложен физически и у заучек действительно есть повод удивиться, а с другой – ощущение неловкости от, так сказать, самой публичности момента.
Бетти.
Да, так звали не очень симпатичную девчонку из тех двоих любительниц сплетен. В таком возрасте всем хочется секса, гормоны играют, понимаешь, приятель? Короче, она пришла, немного помялась в дверях. Даже дураку понятно, чего ей надо было от него… Раздеваясь, Бетти сказала, что «это» было у нее один-единственный раз. С каким-то троюродным кузеном, что ли… В общем, лишняя информация для Грэйвза… Белая-пребелая ее кожа. Казалось, Бетти всю жизнь продержали в темнице без доступа света. Рыхлое тело, не знавшее физических нагрузок. Бетти лежала снизу и издавала звуки, похожие на крики раненой птицы.
Дорис.
Почти точная копия Бетти. Только волосы не русые, а темные. Она не решалась прийти, сомневалась до последнего. Девственница. Дорис очень смущалась, выдавая эту почти ненужную информацию Грэйвзу… Что, Берни? Мы с Лузером жестоки? Да, так и есть, но в данном конкретном случае ты не прав. Она знала, на что шла. Ей было охота избавиться от «постыдного знания». Дорис точно завидовала Анье и Бетти, говорю тебе. А Грэйвз вообще-то не являлся ее парнем, ничего он ей не обещал… Так вот, не отвлекай меня, черт… Он с ней не особо-то церемонился. Никаких там поцелуев, предварительных ласк, комплиментов. Дорис старалась не кричать. Зажмурившись, терпела, пока он ее долбил.
Потайной мир…
Мир умников. Он такой. Это тебе, Берни, не яростный бой олимпийских богов и титанов. Соревнование интеллектов днем и ночные тихие проделки, чтобы помнить: жизнь есть. И она идет. А Грэйвз собрал в тот год неплохой урожай в тенистом саду. Пусть даже и не из самых сочных, спелых плодов, похрен.
Элис Ньюман.
Горячая Элис. Вот это реально сочный плод, о да-а! Лузеру тогда было шестнадцать. В то лето он проходил практику с группой школьников в местном госпитале, чтобы набрать дополнительные баллы для поступления в университет… Элис. На год старше него. Знаешь, Берни, есть такой тип девушек… Очень сладострастных. Они рано начинают вести половую жизнь, а вечная жажда секса – их бремя. Ньюман сразу смекнула, что Грэйвз может быть довольно неплох. Она оценила его опытным взглядом: раздела, изучила, одела и ринулась в атаку. На третий день знакомства она предложила провести вместе время. Берни, слышишь? Тебе бы она наверняка понравилась… Пышная грудь, узкая талия, широкие бедра. Фигура – песочные часы. Ноги, правда, полноваты, ну и ладно. Это не мешало ей быть гибкой, словно гимнастка.
Да-да, приятель!
Знаю, что меня плющит от температуры. Нашел, тоже, время думать о сексе. Но ты представь: закрытый изнутри кабинет. Кушетка. Стонущая Элис сверху. Ей точно нравилось, клянусь тебе чем хочешь. А еще она учила Грэйвза разным штукам. Где и как надо касаться, чтобы ей было классно, как довести ее до оргазма. Такому, знаешь ли, в школе точно не научат. А Грэйвз – неплохой ученик, и благодаря Элис у него поднялась самооценка, ведь он спал с самой вкусной, страстной девушкой, которая всем тем уродам из школы даже не снилась.
Увы.
Элис Ньюман уехала внезапно. Вроде как у нее в семье случилось что-то серьезное. Лузер мучился, скучал, а потом сообразил, что тоскует вовсе не по ней. Он ведь совсем не знал ее. Слишком мало разговоров между ними. Никаких свиданий вне госпиталя. Но Грэйвз вошел во вкус. Ему хотелось близости с девушками каждый божий день, и желательно по несколько раз… Но, как ты понимаешь, дружище, такие, как Элис Ньюман, – редкие райские пташки.
Проститутки.
Грэйвз даже хотел пойти к мотелю, где обычно дежурят жрицы любви. Но он передумал. Побоялся подцепить венерические болячки. Ладно, проехали… А знаешь ли ты, Бернард, что великому ученому-физику Льву Ландау приписывают «классификацию женщин»? Вещь, конечно, очень спорная, даже оскорбительная как бы. В общем, Элис Ньюман относилась, скорее, к «Хорошенькой», не более. По версии Ландау, женщины самой высшей категории – те, от кого «невозможно оторвать взгляд». Я, знаешь ли, не согласен, при всём уважении к его гению. Скорее, разделяю мнение почившего Грэйвза: самые притягательные девушки в душе неугомонные, переменчивые, как ветер, непредсказуемые. Вот так, дружище! И отношения с такими всегда заканчиваются крайне скверно. Из таких ведьм невозможно сделать примерных домохозяек и верных, тихих жен. Они как ураган, хоть на вид иногда и не скажешь…
Франк.
Она подошла к Грэйвзу первой. Ни с того ни с сего прилепилась. Это случилось в мае-месяце… На последней неделе учебного года. А минутой ранее его закончил метелить Томпсон под злой шепот: «Ах ты чертов лузер!» Губа разбита, бок ноет от гематомы – ничего приятного, знаешь ли, Берни… Да что уж там, тебя, наверное, тоже поколачивали… Короче, эта Франк подсела к нему на лавку. И принялась пялиться. Лузер терпел, терпел, а затем не выдержал пристального наглого взгляда и выдал на накопленных эмоциях: «Вали отсюда!» Ну а ей – хоть бы хны.
– Больно? – спросила она типа сочувственно и вкрадчиво.
Он буркнул в ответ, что не ее это собачье дело. Тогда Франк показала коленки. Да-да, Берни, представь: задрала юбку чуть ли не до трусиков.
– Видишь болячки? – деловым тоном продолжила она, не собираясь убираться и оставить его наконец в покое.
Лузер не удержался, посмотрел на эти ее болячки. Да уж, размозжила колени она знатно, что и скрывать.
– Слушай, давай залечим раны? – быстро проговорила она.
«Залечим раны». Грэйвзу в голову тут же полезли пошлые мысли. Он в этой фразе, точнее, в ее предложении подтекст услышал. Вспомнилась ему Элис Ньюман в белом халате, больница, кабинет и кушетка для пациентов и горяченькие их утехи, так сказать…
Ужас один!
Он и правда всё еще не мог выкинуть из головы подробности прошлого лета… Но Франк вообще-то имела в виду совсем иное, Берни. Следом она предложила «напиться вдрабадан». А еще обещала поведать тайну о том, как расквасила коленки. Грэйвз буркнул ей, что ему насрать на ее ноги… Хотя ноги у нее были что надо, охренительно-стройные, длинные. Даже с заживающими, будто поджаренными корками болячек… И Лузер припомнил ее в младшей школе. Пухлая коротышка. На концерте в День благодарения она стояла на сцене с о-очень кислой миной. Ее тогда заставили играть индейку. И на фоне других этих актеров она выглядела самой… честной, что ли. Франк даже не пыталась скрыть отношение ко всему происходящему. А Лузера тоже воротило от концерта, но в зале, с сидящим рядом его папашей. И он хотел, чтобы эта мисс-индейка громко выругалась со сцены матом, ну… или какой-нибудь поджог для эффектности устроила. Потому что от нее чего угодно можно было ожидать, а Лузер не раз видел, как она ругается и дерется. Да-да, Франк вечно колотила тех, кто дразнил ее из-за лишнего веса. Мать Франк одевала ее стильно, дорого-богато, с лоском. А сама Франк не думала о нарядах, когда боролась с обидчиками на пыльном или мокром асфальте в школьном дворе…
Заброшенный дом.
Лузер пришел в назначенное место и время, Берни. То жилье стояло на отшибе и выглядело в темноте крайне угрожающе. И Грэйвз даже подумал, а не жестокий ли это розыгрыш? Может, там, внутри, его поджидает пьяная компания отморозков? Но тут услышал голос Франк.
– Эй, это ты?
Он откашлялся, потому что у него вдруг в горле запершило, и ответил коротко: «да».
– Тогда заходи, чего телишься? Напугал до чертиков, блин! – крикнула она довольно небрежно.
Да уж, что тут скажешь, Берни, приятель… Франк подготовилась основательно. Принесла фонарь, бутылку самбуки21, дорогие коньячные бокалы и низкие стаканы, салфетки и упаковку коктейльных трубочек. Она деловито раскладывала всё это на пыльных строительных лесах, подсвечивая фонариком, который зажимала в зубах. Наконец она подняла голову, пока Лузер продолжал стоять в дверном проеме, оценивая обстановку. Как я уже говорил, Берни, она подняла голову. И нарочно ослепила его. Направила свет прямо в лицо. Грэйвз тут зажмурился и прикрыл глаза рукой.
– Фто фы фам фтоиф? – пробурчала она.
И тут же прыснула! Вынула фонарь изо рта, сплюнула по-пацански на пол.
– Грэйвз, мать твою, что ты там стоишь? Особое приглашение нужно? – теперь уже четко произнесла она.
Лузер немного опасливо еще раз глянул по сторонам и приблизился к лесам.
– Умеешь? – спросила она, протягивая ему зажигалку.
– Что? Курить? – не понял Грэйвз.
– Балда! Крутить самбуку, – хмыкнула эта дерзкая любительница вопросов с подковырками.
Лузер помотал головой и смутился.
– Ладно! Говорят, ты умник. Тогда гляди и мотай на ус.
Она сделала паузу.
– Кстати об усах: ты бреешься?
– Да-а-а… – протянул он, чувствуя себя тугодумом.
– Значит, волосы везде растут. Ясно, – бесцеремонно заключила Франк. – Люблю волосатых мужиков!
Грэйвз вспыхнул, а она ударила ладонью по строительным лесам, подняв пыль, и расхохоталась.
– Да я ж прикалываюсь! – Она попутно протирала пальцы салфеткой.