– Но он стоял в тамбуре, противоположном тому, где выход!
– Значит – хотел перейти в соседний вагон! Мало ли что может прийти в голову пассажиру! Сколько пассажиров – столько голов! – снова посмотрел папа на мамино достояние.
А мама вдруг медленно провела пальцем по поверхности лежащего на полке одеяла.
– И эта его накидка… Она действительно очень напоминает наше одеяло. Очччень напоминает… – и в голосе мамы вдруг прозвучали какие-то знакомые интонации: слышали они уже где-то эту растянутую букву «ч».
– Знаешь что, дорогая… Давай-ка ты лучше попей чайку, а мы все за тобой поухаживаем!
Папа осторожно придвигал маму ближе к столику, впервые не спеша забраться туда сам, первым.
– Ну его, этого клетчатого! Стоит из-за него так волноваться, головы ломать!
Следуя папиному примеру, все наперебой принялись ухаживать за мамой. Аришка добровольно сбегала за кипятком, Ромка даже собственноручно размешал чай в мамином стакане, а папа…
Тот вообще целых полчаса просидел рядом, забыв про все свои книги и журналы. И все просил маму «сделать еще глоточек, от которого ей должно стать еще лучше», пока она не заявила, что «чай у нее сейчас польется прямо из ушей».
После основательно растянувшегося чаепития на процедуру мытья стаканов командировали Ромку. На это задание, как на задание особой важности, было решено отправить мужчину. А так как папа неотлучно находился при маме – то единственным оставшимся мужчиной и был Роман.
– Все равно лучше, чем у тебя, это ни у кого не получится! – вручил ему стаканы папа.
Ромка вздохнул и, пронеся над Аришкой свое обреченно-недоступное лицо, обозначавшее «не мужчинское это дело», гордо удалился.
– Привет клетчатому! – не смогла удержаться Аришка.
Итак, брат ушел, Аришка же принялась думать. На этот раз о том, что сказала мама.
«Верить или не верить?»
С одной стороны, мама действительно могла принять за мага какого-нибудь пассажира в клетчатой одежде. С другой… Аришка тоже ночью видела в их купе двух странных типов и, если бы о них решилась рассказать, – еще неизвестно, поверили ли бы ей. Брат, например, не поверил.
Странно, прошло уже больше четверти часа, а Ромка все не возвращался.
– Провалился он там, что ли? – папа, поглядывая на маму, старался говорить ровным голосом.
– Наверное, он там стаканы просто очень тщательно моет, – предположила Аришка.
– Мылом, – нервно кивнула мама.
– И мочалкой.
И все принялись гипнотизировать дверь. Призрак клетчатого мага снова неуловимо проплыл в воздухе.
Прошло еще минут пять. Папа понял, что наступило время действовать ему. Как бы этого не хотелось – он оторвался от мамы, и…
Но в этот момент дверь затряслась, словно в приступе сенной лихорадки. В распахнутом проеме появился брат Рома с блистающими от чистоты стаканами. Живой и невредимый.
– Вот видишь! – радостно воскликнул папа. – А мы уж грешным делом подумали, что и тебя… – но, сдержался.
А мама, убедившись, что это ее собственный родной сын, целый и невредимый, вздохнула:
– Каждый раз при виде тебя я вспоминаю знаменитый анекдот про черепаху…
Аришке очень нравился анекдот про черепаху. Черепаху отправили в магазин. И долго ждали. Наконец, когда терпенье ожидающих лопнуло, ее увидели. Естественно, что выразили возмущение по поводу ее долгого отсутствия. На что невозмутимая черепаха сказала: «Будете ругаться – совсем не пойду».
Анекдот Аришке нравился еще и потому, что к брату он очень подходил. Но сейчас она, не слушая, молча за ним наблюдала.
Она видела, как он невозмутимо поставил стаканы на стол. В этой его невозмутимости, возможно, и было кое-что, на что следовало бы обратить внимание. Но родители, обрадованные возвращением сына и чистой нелетающей посуды, – ничего не заметили.
Зато Аришка даже очень заметила, как долго и таинственно брат вытирал ладони о полотенце. Как потом долго и таинственно махал ими в воздухе. И только после этого, не спеша, забрался на верхнюю полку.
И вместе с ним перекочевал туда и его таинственный свет.
Глава четырнадцатая
В которой брат превращается в маску из «Музея масок»
А поезд неумолимо приближался к Арамасу. Еще минут пятнадцать ехали по городу. Колеса вращались все медленней, будто поезд получил подвывих суставов, и, наконец, почти лизнув край платформы, – остановились.
Родители засуетились, натягивая одежду. На улице мороз, как-никак едут на Урал. Стоянка более получаса – можно пойти размять ноги.
– Ну что, кто с нами?
– Я! – Аришка уже собралась спрыгнуть с верхней полки, как вдруг почувствовала: та ее не отпускает. Она оглянулась…
Оказывается, это не полка, а нежное рукопожатье брата гвоздит ее к месту.
– Тебе что, делать больше нече… – договорить она не смогла: увидела лицо. При виде этого «лица» она и сама чуть не скатилась с полки.
Лицо все кривилось в гримасах: брат с такой силой манипулировал мышцами, что, казалось, у него сейчас что-нибудь где-нибудь лопнет. Маски ужаса не шли с ним ни в какое сравнение.
Особенно он старался подмигивать ей глазами, причем обоими сразу. Губы дергались, и, кажется, даже шевелились уши. И всего его потряхивало, словно он был подключен к сети высокого напряжения. Или вытанцовывал на полке танец какого-нибудь африканского племени мумбо-юмбо.
Все это многообразие подавало Аришке знаки, объективно оценив которые, она поняла: уходить ей сейчас не стоит.
Честно говоря, она совсем не горела желаньем выполнять никакие его просьбы, но уж…
Но уж так и быть!
– Ма, мне чего-то не хочется, – убрала она обратно уже готовые спрыгнуть ноги.
– Неужели еще не належалась? – удивилась мама. – А ты, Рома?
– Я… Да… – брат едва успел придать своей физиономии более пристойное выражение. – Я лучше на город из окна посмотрю. Так он как-то лучше выглядит.
– Ну и ладно, раз вы такие ленивые! – и родители, помахав, а вернее, махнув на них рукой, поспешили: брать оптом и в розницу журнальные и едальные ларьки города Арамаса.
– Да, – окликнула их Аришка. – Если захотите купить мне мороженое – лично я не возражаю!