– Да, в подстаканниках.
– С ложечками, вставленными в каждый стакан?
– Д, с ложечками, – закивали все по очереди и вместе.
– Из которых вы вчера вечером пили чай?
– Пили, пили! – семейство словно обрадовалось, что с проводницей наконец-то можно поговорить на самом простом, человеческом языке.
– Пили, несмотря на мои предупреждения?
– Да, несмотря на…
– Не забирала! – вдруг резко отрезала та, вмиг лишив их всякой надежды на потепление.
– Тогда – где же они?
– Задайте этот вопрос себе! – и, превратив лицо в маску холодной, чопорной неприступности, гордо удалилась.
– Дорогая, ты, главное, не волнуйся! Нас много, и у нас здравый рассудок, – принялся непонятно кого уговаривать папа, едва за проводницей закрылась дверь. – А скоро будет Арамас, снег прекратится…
– Что? Ты… веришь в эту чепуху? – обострился мамин взгляд, она с удивлением посмотрела на папу.
– Я? Не говори глупостей! Я не верю, просто… Я не хочу сидеть по колено в снегу! А что касается стаканов… Если они сами улетели, почему не могут сами и прилететь? – и, стоя среди купе, папа даже помахал руками.
Мама смотрела на него с чувством все больше нарастающей жалости.
– Да не смотри ты на меня так! – забыл папа выйти из полета. – На меня-то ты можешь положиться! Я-то нормальный! В полном здравом рассудке! В полнейшем! – стоя посреди купе, продолжал он помахивать крыльями.
Во время диалога родителей Аришка с Ромкой незаметно переглянулись. Им почему-то стало казаться, что нормальных людей в купе остается все меньше.
Глава одиннадцатая
В которой Ариша делится сокровенной тайной с Ромкой
– Веник, совок заказывали? – дверь задергалась, и в образовавшийся проем прорвалась небольшая двухколесная тележка, на подобии той, что используют дворники. На тележке действительно лежали совок и веник.
– Убирайте, сколько вам хочется! – отозвалось затележное пространство. – И насчет стаканов не волнуйтесь! Я пересчитала – все на месте! Так что, чай пить будем? Горячий, свежий, крепкий?
– Нет! – не сговариваясь, в один голос прокричало семейство.
– Как хотите. На вашем месте я бы не стала отказываться. В экстремальных условиях снегопада горячий чай не роскошь, а жизненная необходимость. У вас, между прочим, дети, гражданка! – сделала проводница выразительный выпад в сторону мамы.
– Они, между прочим, – у нас! – горделиво шевельнул усами папа.
– На что это вы намекаете? – не очень поняла это красочное выступление мама.
– Абсолютно ни на что. Я просто хотела сказать, что не могу топить титан по прихоти каждого пассажира. Пейте, пока горячий!
– Хорошо, – мама неожиданно согласилась. – Мы будем пить. Но только не чай – кипяток!
– И из своей посуды! – решительно буркнул папа. – Которая не летает!
Едва за проводницей закрылась дверь, Аришка, оседлав телегу, удачно встроилась между совком и веником.
Мама же продолжала сокрушенно качать головой:
– Нет, это же надо: купили, называется, билеты в купейный вагон! Сверху идет снег, под ногами – слякоть, посередине стоит какая-то телега…
– Мам, ты говори не телега, а тачка. Так круче! – Ромка тоже пристроился вслед за сестрой, освобождая себе место, преимущественно от нее самой.
– Ложки исчезают, стаканы летают, а чай вообще нельзя пить без опасности для собственной жизни… Что ж… Раз так – объявим голодовку до завтрашнего дня!
– Ну уж дудки! – папа почувствовал в маминых словах неожиданную угрозу для себя. – Мы себе этого позволить не можем! У нас дети!
Возможность остаться без пищи подействовала на папу особенным образом.
– Беру инициативу на себя! – бодро вскричал он. – Как только будет ближайшая станция – я выскочу, куплю заварку в пакетиках, или кофе в пакетиках… Из моих рук, дорогая, надеюсь, ты не откажешься их принять? А сейчас: раз-два, уберем этот снег!
– Послушай, дорогой… Тебе не кажется, что с утра ты избыточно инициативен? – смотрела на него мама. – Жаль этого нельзя сказать про тебя во второй половине дня. Вечером ты только брюзжишь, зеваешь и путаешься у всех под ногами.
– Это потому, что по природе я жаворонок! – папа даже попытался ужаться до размеров маленькой птички. – Встаю рано и радуюсь каждому новому дню!
И он принялся так жизнеутверждающе махать веником, что слякотные брызги полетели в разные стороны.
– Ну, а поскольку ты сова, то имеешь право вставать позже и принимать важные стратегические решения во второй половине дня. Держи! – вручил он веник Ромке.
– То-то я поздно встаю! Уж если жаворонок встал… – продолжать мама не стала. – Уж если я сова, то, прежде всего, по причине своей мудрости…
Пока родители выясняли, кто к какому классу птиц относится, Аришка, забравшись на верхнюю полку, рассуждала.
Все это время, пока происходили очередные странности вагона, она чувствовала, как жжет и раздирает ее тайна, свидетелем которой она стала. «Кто эти двое? Зачем приходили в купе? Случайно или…Что им было нужно»?
Казалось – если она кому-нибудь не расскажет – просто лопнет.
Но кому? Родителям? Папа за своими книгами и газетами все равно ничего не увидит, не услышит и не поймет. Живет он, как говорит мама, в силу своей профессии экскурсовода – в отрыве от жизни реальной, в мире книжном.
Мама? Она бы, конечно, могла, но с ее тонкой психикой? Если узнает, что ее любимому сокровищу грозила опасность – она с ума сойдет. Нет, родителей лучше оставить в покое.
Тогда – кто же остается? Три минус два…
Сверху Аришка изучала розоватую макушку и профиль Буратино. Веник в руках брата двигался так, словно выискивал щель, куда бы понадежней спрятаться. С гораздо большим энтузиазмом он бросал взгляды на лежащую на верхней полке сестру. «Ну, подожди, отыграюсь я на тебе за свою вынужденную трудовую терапию», – выражал его взгляд.
Да, трудненько будет расшевелить этого ленивца, а уж заставить поверить…
Аришка вздохнула: «Впрочем трудно – еще не невозможно.»
Когда родители, нагруженные тачкой, совком и лопатой, повезли все это богатство в сторону тамбура, Ромка, не долго думая, вскарабкался на противоположную верхнюю полку и тут же затерялся в ворохе постельного белья. Он отвернулся к стенке, всем видом показывая, что сестру он – не видит, не слышит и не замечает. В доказательство, что заслужил себе законное право отдыха, через секунду раздался его мощный качественный храп.
