– Д-да, – сглотнула я, – но последнюю еще не читала.
– А я вот взял и почитал! К чему привело то, что у человека землю отняли?[2 - Имеется в виду книга Панаса Мирного «Хiба ревуть воли, як ясла повнi?»] Вот почитаешь – поймешь. И не приведи Бог тебе узнать, что означает для человека никогда больше не ступить на родной порог, никогда не пройтись по родным улицам! Запомни, Снежана, твоя земля – это та, где твоя душа.
– А я думала – это та, где родился, – тихо сказала я.
Он раздраженно от меня отмахнулся и какое-то время молча сидел; мне виден был только его серебряный затылок.
– Вот ты где родилась, а живешь где? Что тебе роднее? – наконец, спросил он.
– Дед, ты опять? Во-первых, я толком и не знаю, где родилась. Разве не здесь?
Я заморгала, боясь спугнуть возможность хоть немного, как в книгах пишут, «приподнять завесу тайны», но дед встал из-за стола и ушел в комнату.
Сказать, что я была разочарована – не сказать ничего. Но через какое-то непродолжительное время он зашел в комнату, служившую нам и кухней, и столовой, и гостиной, и положил на стол небольшой, сложенный вдвое, плотный зеленоватый картон.
– Читай.
Я обратила внимание, что он дает мне этот документ и как-то странно смотрит, будто обманывает меня. «Но нет, он же официальный документ дал», – подумала я и развернула свое свидетельство о рождении, бегло пробежалась глазами по основным пунктам:
Гражданин (ка): Горькая Снежана Дмитриевна.
Родился (лась): 26 апреля 1986 г.
Место рождения: г. Киев.
Республика: УССР.
Отец: Горький Дмитрий Витальевич.
Национальность: украинец.
Мать: Иванова Анна Ростиславовна.
Национальность: русская.
Я закрыла картонку со штампом «УССР» вверху и посмотрела на деда.
– Мама русская по национальности? – спросила я.
Он кивнул.
Я какое-то время молчала; перед глазами проплывали картинки из детства: как я бегала у реки, зарывалась в белый песок, чтобы отогреться, собирала ягоды, грибы…
– Дед, – осторожно спросила я, – а можно я буду украинкой?
Он не разозлился, а мягко улыбнулся.
– Снегурка, а то как же? Ты ж она и есть. Когда ты в настроении, то даже сносно разговариваешь по-украински.
– Деда, – я хитро сощурилась, – вот как ты можешь судить? Ты ж по-украински, прости, ни бе, ни ме.
– Да не так со мной все потеряно, – он ухмыльнулся. – Мирного ж осилил. А не рано тебе еще такое читать?
– Мальчишки мне разные книжки читать дают: от «а-ба-бы-га-ла-ма-ги»[3 - Иван Франко «Грицева шкiльна наука».] до «Лесной песни» Леси Украинки, – гордо сообщила я.
– Ну, хорошо, – он похлопал меня по коленке. – А они тебя не обижают?
– Книжки? – я засмеялась.
– Парни, – объяснил он.
– Дед, мои друзья меня всегда защищают, – сухо ответила. – Не в отпетых хулиганах порой вселенское зло. Иногда нужно за ангельским нимбом искать спрятанные рога.
– Философский бред, Снежа? – он засмеялся.
– Что, знаешь, как я именую твои состояния души, окуренные трубкой? – задорно сверкнула глазами.
– Ты даже не представляешь, сколько всего я знаю, – он ухмыльнулся.
– Дед, так я в Киеве родилась? – Если он рассчитывал, что я так легко сдамся, то он глубоко ошибся. Настроение его снова превратилось в минорное.
– Угу, – буркнул он.
– А мы же живем тут?
– А ты против?
– Нет, скажу честно: я счастлива, что живу именно здесь. Тут самое настоящее детство.
Правда, я бы на «Голубой Десне» жила, – мечтательно подумала о кирпичном роскошном доме на территории базы, рядом с которым цвели катальпы.
– Тю, странная ты, – заключил дед. – Тут твой дом, а тебе базу какую-то подавай.
– Деда, там моя душа, – серьезно сказала я.
– Ну, ладно, ладно… – он снова замолчал.
– Расскажи мне о маме. Я даже не знала, что она русская. А ты тоже?
Он снова тяжело вздохнул и взял трубку.
– Не против? – спохватился он.
Я разрешающе махнула рукой и закашлялась, потому что горло все еще немного першило – пока еще голос вернется. Дедушка посмотрел на это и, не поджигая, просто сунул трубку в рот.
– Я в Сибири родился, – начал ростислав Андреевич. – Там красиво: ягоды, грибы, медведи, но и зимы суровые. Потом поехал поступать в военное училище, после окончания которого с молодой женой – твоей бабушкой, приехал обратно. – Грустно-грустно дед посмотрел на меня. – Ты чем-то очень отдаленно похожа на нее. Хотя ты явно в породу своего отца: и глаза его – ни то, ни се, волосы цыганские, хоть он и не цыган, – дед фыркнул.
– Деда, – прервала я, – ты можешь как-нибудь не так предвзято, а то я и так знаю, что ты меня не любишь, а когда смотришь и сравниваешь с отцом, появляется чувство, что ты меня ненавидишь.
