Я представила эту картину. Ольга Игнатьевна, мать Олега, точно бы нахмурилась, скривила губы, наморщила нос, рассказала бы сыну, какой он шалопай. Олег бы покивал и пошел по своим делам.
Она его жутко любила, какой-то нездоровой любовью. Порой, думаю, эти чувства на него давили. С отцом ему было легче. Тот не задавал лишних вопросов, помогал ему конструировать новые модели велосипедов или самокатов. Однажды его папа лично принес мне самокат, его Олег попросил. Сам же «друг мой сердешный» сидел и корпел над контрольной по математике в школе, которую прогулял ради такого интересного занятия, как «создание» велосипеда с огромным задним колесом и двумя маленькими передними. Я тогда очень радовалась, потому что все дети в селе имели свои средства передвижения, а я нет. А хотелось мне роликовые коньки или самокат, на крайняк велосипед. Потому что дедов был для меня слишком велик, да и не умела-то толком на нем ездить.
– Слушайте, – сказала Леся, окрыленная своей «татушкой», которую старалась выставить на всеобщее обозрение, – а за нашей базой есть еще базы, так на одной такие качели большие. Больше, чем эти у нас. Снежка ж любит качаться. Может, туда сходим?
– Да, да! – мои глаза заблестели.
Что я любила больше, чем похождения по заброшенным базам села Пуховка – это качели.
Я готова была просиживать, если была такая возможность, на них часами: взмывала на них практически до крепления, хотя «солнышко» делать боялась. В основном предпочитала сидеть и мечтать о чем-то своем, что-то придумывать, фантазировать. Потом это находило применение в моих рисунках. У меня даже есть рисунок, на котором изображены одинокие качели под цветущей вишней. Деду, кстати, этот неказистый рисунок, сотворенный мною в шестилетнем возрасте, очень нравился. Поэтому он занимал почетное место на стене в его комнате.
– Давайте, – согласился Олег, аккуратно складывая своего «змея в маминой юбке», как его назвал Женя.
– Слышь, Снеж, а о чем ты думаешь, когда на качелях качаешься? – вдруг спросила Катя.
– А? Что? – Идя по дороге, я уже погрязла в своих «воздушных замках». «Что будет, если меня допустить до качелей?» – подумала про себя.
– О, да ты уже где-то не здесь, – ухмыльнулся Руслан.
– Да нет, – запротестовала, – тут я. Просто задумалась о том, как хорошо здесь летом.
Даже начинаю верить, что люди не все злые и алчные.
– Снеж, ты от деда-философа заразилась философским бредом? – засмеялся Олег.
– Нет, просто, чего люди обижают других людей, животных обижают? – искренне спросила я.
– Животных обижают сволочи, а других людей – слабые люди, которых и людьми не назовешь, – серьезно ответил Олег.
До базы мы шли молча, наверное, каждый ударился в размышления. «И почему в головы детей иногда приходят подобные мысли?»
Позади мы оставили базы «Дельфин», «Строитель», какую-то неизвестную, и, наконец, попали на территорию нужной нам. Здесь было мало людей. Складывалось впечатление, что тут всегда малолюдно и одиноко. Многие домики пусты, но было чисто, даже трава покошена. Мы сели с девчонками на качели и весело запели «Фаину» группы «На-на», мальчишки вставляли свои пять копеек на моменте «фай-на-на», и мы каждый раз смеялись, прерывая свое «непревзойденное» исполнение.
– Тут хорошо, – сказал Женя, облокотившись на «спинку» качели, – Снежкины качели, да еще и почти заброшенная база.
– О, малинка, – я заметила чуть вдалеке от «нашей концертной сцены» разросшийся куст малины. – Идемте поедим.
– Пошли, – все согласились.
Дикая малина ведь, безусловно, вкуснее домашней. Поэтому мы с жадностью набросились на ягоды, не очень крупные, но сладкие, а потом я заметила в самой середине куста табличку желтого цвета.
– Смотрите, – обратила внимание всех. – Написано: «Радиация». Это сорт малины? – предположила я.
– Да нет, – мальчишки с серьезными и несколько озабоченными лицами потрогали табличку, – пойдемте, наверное.
– А чего? – снова спросила я. – И если это не сорт, то что это?
– Гадость, – ответил Олег.
– Да чего, вкусная ведь малина… – Я заглядывала в его лицо, немного помрачневшее.
– Да ну ее, идем домой. Я помню, что радиация – это плохо, – сказала Катя.
– Странные вы, – обиделась я.
– Ну, это, как, знаешь, когда ядами обрабатывают, так вот это так, – путанно объяснил Олег.
– Так мы что, теперь отравимся и умрем? – с ужасом спросила я.
– От таблички? – весело сказал Руслан. – Думаю, вряд ли.
Домой вернулась рано, еще и 16.00 не было. Деда где-то не было. Мама была дерганная и «напраздновавшаяся». Заметно, что она не так давно встала с постели.
– Мама, – подошла к ней ближе.
Обнимать ее не хотелось совершенно, поэтому молча протянула ей свой подарок – самодельную открытку. Я сама ее разрисовала, приклеила ленту по обе стороны сложенного листа, чтобы открытка закрывалась-открывалась, а внутрь вклеила стихотворение про маму, которое нашла в какой-то книге, и вложила засохшую розу, сорванную с соседского куста в прошлом году. Из свежих цветов подарила ей букет из флоксов.
Нехотя мать развернула послание. Ее лицо стало приобретать какой-то нездоровый вид, она отшвырнула открытку, и та с легким шелестящим движением упала на пол.
– Я ненавижу розы! – орала она. – Еще и сухие! Как моя жизнь засохшие!
Вслед за открыткой по полу рассыпались флоксы.
– Прости, мама, – быстро сказала я, едва сдерживая слезы обиды. – Я просто хотела тебя с днем рождения поздравить.
– Что? Поздравила? – тихо спросила она. – Да лучше б меня вообще не было!
И она взвыла от какой-то, казалось, нечеловеческой боли.
– Мама, а мы малину сегодня ели… – Я решила, что стоит перевести разговор в нейтральное русло. Мать меня, правда, не слушала, а начала раскачиваться вперед назад. – А в малине потом мы увидели табличку с радиацией какой-то, представляешь? – я старалась говорить быстро.
Через секунду поняла, что разговор повернул в такое русло, в которое лучше бы не поворачивал никогда. Мать вцепилась в волосы, и начала их драть на себе.
– Радиация? РАДИАЦИЯ?
Соседи уже наверняка услышали ее вопли; я замахала руками, а она схватила их и больно сжала.
– Да хоть бы тебя взяла та радиация! Почему она тебя не взяла?! Где мой сыночек? Где наш с Митенькой мальчик?! Это ты разъела меня изнутри. Митя сына хотел, а ты, тварь, родилась. Если бы не ты, он был бы со мной!
Она отшвырнула меня на пол, а потом уставилась куда-то поверх моей головы:
– Митя, я рожу тебе сына, ты только вернись ко мне!
Я с опаской обернулась на дверь, но не обнаружила никого. Вместе с тем мать умоляюще продолжала говорить что-то невидимому «Митеньке». Отцу моему, как я знала, который, по версии моей матери, бросил ее, потому что я родилась девочкой. Правильнее сказать: «Потому что я родилась». Если бы родился мальчик, все были бы счастливы.
– Митя, прости меня! Вернись ко мне. Зачем ты бросил меня? – Мать сидела на полу и выдирала волосы клочьями. Казалось, боли она не ощущает, хотя на голове стали видны раны.
– Мамочка… – тихо позвала я.
