Петля анаконды
То, что бушует на площади – это всего лишь движимая сила революции…
Да-да, не движущая, а именно движимая! Движимая кем-то. Это толпа. Это массовка. Есть устоявшийся революционный алгоритм. Если вы хотите совершить революцию, толпу нужно вывести на улицу под любым предлогом. А дальше своё слово скажут хорошо натасканные ораторы. Их задача – зажечь толпу. При знании дела, сотворить это совсем нетрудно, ведь толпа – это легковоспламеняющийся материал. Вот для этого и нужна «сакральная жертва». А далее в действие вступают специально натренированные боевики, фанатичные борцы за идею, не имеющие гроша за душой маргиналы и ещё не окрепшая в понимании жизни молодёжь.
Работая в России, я как-то задался таким вопросом: за счёт чего «фанатам» футбольных команд удалось набрать здесь такую немалую, граничащую с политической, силу? Болельщицкие движения других стран о столь ощутимом влиянии на общественные процессы не могли даже и мечтать. Я изучил историю их развития и пришёл к следующему выводу: футбольную «фанатскую» мощь в России взрастил, главным образом, постперестроечный дикий капитализм. Сопровождавшийся мошенническим, а иногда и откровенно бандитским, присвоением являвшейся некогда государственной собственности процесс формирования частных капиталов вобрал в себя не только экономические круги, но и правоохранительную среду. Полиции, – тогда она, правда, называлась милицией, – было интереснее крышевать стремительно набиравший обороты бизнес, нежели образумливать беснующийся на трибунах стадионов «молодняк».
Последний почувствовал, что за вытворяемые художества ему ничего не грозит, и стал использовать дарованную ему посредством безразличия свободу всё шире и шире. У «фанатов» появились свои законы – эдакая смесь негласных правил казармы и тюрьмы; обозначились свои лидеры – ораторы с мощными голосовыми связками, неумеренной склонностью к крику и примитивным слогом; сформировались настоящие иерархические структуры. И когда их «подвиги» полились, что называется, через край, с ними было уже так просто не совладать. Это была уже не кучка трудных подростков. Это была хорошо организованная, дисциплинированная, обученная армия, к высокой боеготовности которой причастна некоторым образом и наша «Фирма».
Да, мы их готовили. Готовили под самым носом у целиком погрязших в распродаже богатств государства властей. Мы организовывали для них тренировочные лагеря, мы учили их драться, мы прививали им циничный прагматизм, и всё это для того, чтобы в нужный момент они «выстрелили».
Любой пожар начинается с искры. В России для высечения этой искры было решено использовать социальные противоречия. Это выражаясь по-научному. Ну а говоря по-простому, взаимную неприязнь между богатыми и бедными, между приближёнными к власти и простыми людьми.
Подобной неприязни хватало всегда и везде. «Верхи» и «низы» гармонично никогда не уживались. Но конфликты между ними могут проявляться с разной степенью силы. Там, где уровень политической… да и не только политической, но и чисто человеческой культуры высок, где соблюдается необходимый уровень интересов простого человека, они практически незаметны. А вот там, где «элита» низводит народ до «быдла» по принципу «нам можно всё» – вот там-то они как раз и показывают себя во всю свою ширь. А для постсоветской России подобное было характерно.
Наши аналитики долго приглядывались к Пригодину. Перед тем, как взять его в оборот, у нас буквально по спектрам разложили всю его персону. ЦРУ всегда пристально изучало каждого человека, которого собиралось задействовать в своих делах, ибо механизм подрывной операции должен быть полностью отлажен, и каждая его деталь, от самой мелкой до самой крупной, должна была идеально к нему подходить.
Что бы там ни говорили всякие скептики, отрицающие право физиономистики называться наукой, а основной характеристикой человека всё же является его лицо. Нет, не в плане привлекательности, – привлекательность здесь абсолютно ни при чём, – а в плане особенностей его черт. По лицу человека можно узнать всё. Ну, или почти всё. Его слабости, его устремления, его наклонности. Лицо характеризует человека гораздо точнее, чем его поведение. Ведь в поведении всегда может присутствовать элемент актёрства, а черты лица не замаскирует никакой макияж.
Выводы, которые сделали наши физиономисты по Пригодину, позволили заключить, что этот человек – наш. Жаден, склонен к агрессии и самолюбованию, мстителен, упрям, с непомерным личным «Эго», без интеллектуальных запросов. Ну, полная профпригодность!
Забегая вперёд, скажу, что наша ставка на футбольных «фанатов» в России оказалась правильной. Не обременённые высоким IQ, стремящиеся почесать обо что-нибудь зудящие кулаки, живущие исключительно удовлетворением своих примитивных амбиций и абсолютно не задумывающиеся над тем, каков будет завтрашний день, они для наших задач подходили как нельзя кстати – запустить и вывести на «проектную мощность» разрушающий российскую государственность протестный процесс…
Два следующих после моего приезда в Россию месяца я, как заведённый, мотался по Москве. Нужно было убедиться, что я не привлёк внимания российских спецслужб. Поэтому я по-настоящему вёл прикрывавшую меня коммерческую работу. Каждое утро являлся в офис «Сагмал Фармасьютикал», – он располагался в самом центре города, на Тверской, – брал у начальника отдела маркетинга список торговых точек, которые требовалось «промониторить», и садился за руль. Ну а вечером, по возвращении, писал отчёты: там-то такие лекарства, там такие, там мы есть, там нас нет, и так далее, и тому подобное.
Вспоминая первые дни своего пребывания в Москве, не могу обойти вниманием свои первые впечатления от известного всему миру здания на Лубянке. Нет, я конечно знал, как оно выглядит. Но одно дело – лицезреть его на фотографиях, а другое – видеть вживую, непосредственно перед собой.
Вот он, символ коммунизма, квитэсенция всех опасностей, исходивших от СССР – бывший КГБ!
По моему телу точно пробежала зловещая судорога. Но я недолго испытывал дискомфорт. Ведь это был поверженный зверь. И когда я это вспомнил, мне как-то сразу стало легче.
Во время обучения на «Ферме» мне довелось присутствовать на лекции, где выступал какой-то перебежчик из КГБ. Он переметнулся к нам в начале 90-х годов. И этот перебежчик рассказывал нам очень интересные вещи. По его словам, тенденции к деградации этого некогда всесильного ведомства стали улавливаться сразу же, как только к власти пришёл Горбачёв.
«Мы диву давались, что вытворял наш новый генсек! – восклицал он. – Довести органы госбезопасности до нищеты, и это в то время, когда открываются наши границы! Штат разведчиков наружного наблюдения за иностранными дипломатами сократился в несколько раз. Нечего, мол, в эпоху „нового мышления“ поддаваться атавизму шпиономании. Не было даже денег, чтобы взять на службу достаточное количество переводчиков, которые бы занимались расшифровкой телефонных переговоров, ведущихся американцами из Москвы. С техническим вооружением был полный „трандец“. Вы не поверите, но нашим агентам не хватало даже диктофонов! Зато себя Михаил Сергеевич не обижал. За пять лет правления выезжал за границу с несравненной Раисой Максимовной аж сорок два раза! Это на треть больше, чем ещё один известный наш путешественник – Никита Сергеевич Хрущёв. А ведь деньги на эти визиты улетали немалые! И это в испытывающей практически во всём недостаток стране! Ну взять, к примеру, его двухдневный визит в Индию. Свита в 50 человек, авиаперелёт туда и обратно, дорогие отели, первоклассное питание, командировочные, экипировка, подарки принимающей стороне. На всё это удовольствие ушло порядка миллиона! А нам при этом не могли выделить даже пятнадцать долларов, чтобы купить элементарный диктофон! А ведь индийский вояж был одним из самых экономных среди всех его визитов. Вы представляете, какие суммы фигурировали при поездках в более дорогие страны – в Италию, Францию, ФРГ, Великобританию, США! Среди нас ещё тогда стали ходить разговоры, а не является ли лидером нашего государства хорошо законспирированный иностранный агент?…»
Помнится, позже я задавал такой вопрос одному из наших преподавателей, – он читал у нас курс по истории спецслужб, – но прямого ответа на него так и не получил.
«Информация о нашей агентуре последних лет существования СССР пока засекречена, – хитро сощурив глаза, вымолвил он. – Могу сказать только одно: агентов влияния у нас тогда там было немало»…
Да, этот зверь на Лубянке был повержен. Но он не был мёртв. Поэтому, передвигаясь по городу, я неустанно фиксировал, какие за мной следуют машины, придирчиво всматривался в лица окружающих: не повторяются ли они? – но никакого постоянства при этом не замечал.
– А ты, похоже, был прав, российская контрразведка меня действительно проморгала, – констатировал я по истечении проверочного срока Ван Компу. – Так что, думаю, можно вступать в игру.
– Вот видишь, я же тебе говорил! – удовлетворённо заметил он…
Глава третья
1Россия, Москва
Когда фанат столичной футбольной команды «Гладиатор» Денис Токарев (да, опять тот самый парень, который в детстве боялся уколов) утром открыл глаза, его тут же захлестнула головная боль – последствия от удара резиновой полицейской дубинки. Эта боль не была мучительной, но она всё равно причиняла дискомфорт.
За окном было дождливо и мглисто.
«Чёртова погода! – подумал Денис. – Наверное, это всё из-за неё».
Он поглядел на часы – было без пяти минут девять.
Опять проспал! На первую пару в колледж он однозначно опоздал. Но на вторую, если поторопится, ещё успеет.
Денис приподнялся, откинул одеяло, после чего непроизвольно охнул и сжался в комок. Его живот точно проткнули колом.
Да что с ним такое происходит? Да что он вчера такое съел?
Запищал скайп. Денис протянул руку к лежавшему на тумбочке смартфону. На экране появилось знакомое лицо.
– Привет, ты где?
Это звонил его друг, Виталик Сычёв.
– Привет, – выдавил Денис. – Я дома.
– Во, блин! А я уж подумал, что менты тебя тоже сцапали. На занятия придёшь?
– Приду. Слушай, с тобой сегодня всё в порядке?
– В смысле?
– Ну, в смысле, ничего не болит? Там, голова, живот.
– Да нет. Вроде, всё нормально.
– А меня что-то колбасит.
– Я и смотрю, ты какой-то не такой, – хохотнул Сычёв. – Уж больно помятое у тебя «табло». Ладно, давай выдвигайся, пока «класснуха» не засекла.
Денис положил смартфон на тумбочку и откинулся на подушку. В его памяти всплыли картины вчерашнего дня: как они собрались после матча возле метро «Спортивная», как дали шикарный бой ненавистным «звездачам».
Денис поёжился. Да, «шоу» они вчера выдали отменное! Он никогда не думал, что способен так озвереть. Вчера в его душе точно клокотал вулкан. Скомандовали б ему кого-нибудь убить – он бы убил, и сделал бы это без всяких раздумий.
Поглощённый воспоминаниями об имевших накануне место событиях, Денис вдруг почувствовал, что его недомогание прошло. Головная боль отступила, живот больше не ныл. Правда, появилась тошнота. Но тошнота – это уже не так страшно.
Он поднялся с кровати, умылся, перехватил в качестве завтрака наскоро сооружённый бутерброд, – разогревать оставленное ушедшей рано утром на работу матерью жаркое уже не было времени, – быстро собрал рюкзак и вышел из дома.
Добравшись на метро до «Электрозаводской», он сел в маршрутку, проехал несколько остановок и вышел у автомобильно-дорожного колледжа. Но едва он покинул автобус, как в него точно вонзилось копьё.
Денис остановился и крепко сжал голову руками. Боль не ослабевала. Его стремительно тянуло вниз…
На лежащего на дороге без сознания подростка никто не реагировал. Люди равнодушно проходили мимо: пусть себе валяется; наверное, какой-нибудь переборщивший с дозой наркоман. Его забрали лишь спустя час. Проезжавший мимо полицейский патруль вызвал «скорую». Врачи приехали быстро, но помочь Денису было уже ничем нельзя.
2Россия, Москва
Заместитель прокурора Замоскворецкого района Раиса Константиновна Леонова поставила на заднее сиденье машины наполненный только что купленными в супермаркете продуктами пакет и уже собралась было садиться за руль, как сзади неё вдруг раздался мягкий, вкрадчивый голос:
– Здравствуйте, Раиса Константиновна!
– Здравствуйте, – не оборачиваясь, холодно отозвалась она.
– Вы не позволите поговорить с вами об одном деле? Простите, что обращаюсь вот так, на улице, но в прокуратуру с подобными темами не придёшь, и по телефону их обсуждать тоже как-то негоже.
Леонова покосилась на подошедшего. В её глаза бросился строгий, цивильный костюм.
Ей уже неоднократно доводилось встречаться с подобными притирками. Их главной целью, как правило, было одно – скостить срок какому-нибудь попавшему на скамью подсудимых бедолаге.
По-человечески она, конечно, понимала всех этих отцов и матерей, братьев и сестёр: ни дай бог, если близкий тебе человек очутится за решёткой. Но в данном случае она была прежде всего представителем своей службы. А в прокуратуре не поощрялись неформальные контакты с родственниками тех, кого ждал суд.
– Мне некогда, – сурово отрезала она, захлопывая дверцу машины. Но прозвучавшая далее фраза заставила её замереть.
– Раиса Константиновна, есть возможность вылечить вашего сына.
Это был её тяжкий крест. Её сын был серьёзно болен. Диагноз – пиелонефрит. Хроническая почечная недостаточность. Врачи уже опустили руки: «Готовьтесь к худшему».
Леонова подняла голову. Стоявший перед ней человек к себе располагал. В нём не просматривалось той нахрапистости и цинизма, которые бывают свойственны тем, кто мнит себя «крутым» – самой отвратительной, с её точки зрения, прослойке. Черты его лица смутно наличествовали в её памяти. Она его определённо где-то видела. Но где?
Мужчина галантно шаркнул ногой.
– Адвокат Мурад Эльмурзаев, – представился он, словно прочтя её мысли.
– А-а-а, – протянула она. – Да-да, припоминаю.
– Надеюсь, вы не в обиде, что мне тогда удалось выиграть у вас процесс.
Леонова усмехнулась и опустила стекло.
– Я вас слушаю.
– Раиса Константиновна, – дружелюбно улыбнулся Эльмурзаев, – как бы вы отнеслись к предложению госпитализировать вашего сына в немецкую клинику в Берлине? Все расходы на лечение мы берём на себя.
– Положительно бы отнеслась, – глядя ему в глаза, ответила Леонова. – Но такие предложения просто так не делаются. Что вы хотите взамен?
Эльмурзаев деликатно объяснил, что в обмен на это она должна обеспечить максимально мягкий приговор Мансуру Идигову.
– Меру наказания определяет не прокурор, а судья, – парировала Леонова. – Вы обратились немножко не по адресу.
– Но судья не может дать преступнику больше того, чем требует прокурор, – улыбнулся адвокат. – Раиса Константиновна, а почему бы нам не продолжить этот разговор в каком-нибудь приличном заведении? Что вы предпочитаете: кафе, ресторан, клуб?
– Садитесь в машину, – указала она. – Разговаривать будем здесь. Я в кафе и ресторанах с малознакомыми людьми не появляюсь.
Говорили они недолго. Эльмурзаев рассказал ей о клинике: мол, ставили на ноги тех, кого у нас признавали безнадёжно больными, – о немецкой медицине: мол, нашей не чета.
– Конечно, – фыркнула Леонова, – натренировались во время войны на наших пленных. Сколько народу извели в концлагерях!
– Ну, я не стал бы списывать их прогресс в медицине только на войну, – возразил, не выходя за рамки миролюбия, адвокат. – У нас тоже были концлагеря, и тоже были военнопленные. Что, собственно, мешало? Однако, это моё личное мнение. Я вам его не навязываю. Каждый волен думать по-своему. Если вы считаете так – считайте так.
– Ладно, оставим этот исторический экскурс, – закрыла тему она. – Кем вы приходитесь Идигову? Если это, конечно, не секрет.
– Никем, – ответил Эльмурзаев. – Я его просто защищаю. Меня уполномочили выйти на вас весьма влиятельные люди, которые, в силу своего положения, не могут себя раскрывать. Дело, сами понимаете, щекотливое.
– Понимаю, понимаю. Значит, давайте так. Я соберу информацию по этой вашей немецкой клинике, а затем, если найду здесь резон, подумаю, что смогу сделать для вашего чемпиона…
Та ночь оказалась для Раисы Константиновны бессонной.
«Есть ли в предложении Эльмурзаева смысл?» – думала она. Действительно ли в этой немецкой клинике смогут помочь её Толику?
Ради своего сына она была готова на всё. В том числе и на то, чтобы пойти на служебное преступление.
А Эльмурзаев дипломат! С большой буквы дипломат. Не ставил ультиматумов, не строил из себя делающего одолжение спасителя. Больше просил, чем предлагал. Он сумел высказать свои условия так, что это не причинило её самолюбию ни малейшего урона…
На следующий день у неё раздался звонок. В трубке зазвучал знакомый голос:
– Раиса Константиновна? Здравствуйте. Это Мурад. Можно узнать, вы не определились с нашим предложением?
– Определилась, – стряхнув тревогу, точно градусник, проговорила она.
– И каков ваш ответ?
– Положительный.
– Мы очень рады, Раиса Константиновна. Когда мы можем с вами встретиться?
– Сегодня вечером после семи часов…
3Россия, Москва
Начальник лаборатории судебно-медицинской экспертизы Василий Павлович Селенский неторопливо возвращался после работы домой. Скорость передвижения соответствовала настроению. На душе было уныло.
«Недотёпа! Никчемность! Скудоум!»
В последнее время ни один вечер не обходился без того, чтобы жена не награждала его этими оскорбительными эпитетами. И, положа руку на сердце, в какой-то степени была, конечно, права. Ему шёл уже пятый десяток, а что он имел? Собственного жилья до сих пор не было – семье приходилось ютиться на съёмных квартирах. Машины тоже – ездил в общественном транспорте. Одевался абы как. И с чего ему уготована такая горькая судьба?
Может не надо было поступать в медицинский институт и выбрать себе другую, более денежную профессию?
А может дело вовсе не в институте, а в работе?
Год проходил за годом, а в его жизни ничего не менялось. Та же должность, тот же мизерный оклад, та же постоянная нужда.
Волны повседневности точно сомкнулись над пучиной, поглотившей его жизненный путь и, не считаясь с его чувствами, заставляли его покоряться своей воле.
Селенский тяжело вздохнул. Когда же, наконец, закончатся эти денежные проблемы? Вот, опять дают о себе знать. Хозяйке квартиры нужно отдавать очередную квартплату. Дочери на выпускной нужно хорошее платье. Не в школьной же форме ей туда идти! На всё нужны деньги! Деньги… Деньги… Чёртовы деньги! Да будьте вы все трижды прокляты!..
– Хм, простите, Василий Павлович?
Раздавшийся прямо над ухом голос заставил его вздрогнуть. Он повернул голову. Обратившийся к нему человек был ему не знаком.
– Да.
– Меня зовут Мурад. У меня есть к вам разговор. Вы не позволите ненадолго занять ваше внимание? Нам очень нужна ваша помощь.
Селенский оглядел незнакомца: дорогой цивильный костюм, кавказские черты лица.
– На предмет чего? – осторожно осведомился он.
– На предмет заключения.
– Какого заключения?
– О причинах смерти.
Когда незнакомец объяснил ему суть дела, Селенский поначалу встретил его предложение в штыки.
– Как я могу определить, умер ли ваш потерпевший от удара кулаком в голову или в результате падения на асфальт? Этого не установишь.
– Василий Павлович, мне бы хотелось попросить вас не торопиться с окончательным ответом. Если этого нельзя установить – значит, нельзя доказать и подлог. Чем вы рискуете? Чего вы боитесь? Ведь мы не просим вас изменить суть. «Умер от кровоизлияния в мозг» – это остаётся. Мы только просим вас добавить нюанс, что произошло это в результате неудачного падения, ну и как-нибудь грамотно это обосновать. При вашем богатом опыте грамотное обоснование наверняка найдётся.
Селенский помотал головой.
– Нет, уважаемый, нет. Отстаньте от меня.
– Василий Павлович, а я вам разве навязываюсь? – прищурил глаза незнакомец. – Если ваше «нет» окончательное – воля ваша, я отстану. Вопрос с экспертным заключением мы, поверьте, решим и без вас. Но, может быть, вы всё-таки подумаете? Я же не прошу вас сделать это за так. Я уполномочен предложить вам очень даже неплохое вознаграждение.
Незнакомец назвал сумму. У Селенского перехватило дыхание. Квартплата, платье дочери на выпускной, долгожданная поездка на юг…
Его мысли заметались, как встревоженные выстрелом птицы.
А ведь, действительно, практически никакого риска. Подлог – это когда, скажем, смерть наступила от отравления, а в заключении пишут: «инфаркт»…
А гори они все в огне, все эти «общечеловеческие ценности»! Будешь их соблюдать – останешься гол, как сокол…
Кто у нас живёт в достатке? Тот, кто способен находить выгоду, кто умеет её не упустить…
В жизни есть давно устоявшиеся правила, и сложившийся порядок вещей не изменить. А коли так, то чего стесняться? Чем он, в конце концов, хуже остальных?…
– Так каков ваш ответ, Василий Павлович? – поинтересовался незнакомец.
– Я подумаю, – выдавил Селенский.
– Я могу позвонить вам завтра?
– Да, звоните. У вас есть мой телефон?…
Через несколько дней Селенскому передали бумагу следующего содержания:
«Направление
на повторное судебно-медицинское исследование трупа.
В связи с необходимостью уточнения обстоятельств по уголовному делу, направляю для повторного судебно-медицинского исследования труп гр. Боброва Игоря Петровича,… г.р., проживавшего по адресу: г. Москва,…
При исследовании необходимо ответить на следующий вопрос:
Имеется ли прямая причинно-следственная связь между смертью потерпевшего и ударом в голову, нанесённым ему подозреваемым Идиговым М.А.?
Акт исследования направить в прокуратуру Замоскворецкого района г. Москвы.
Заместитель прокурора Леонова Р.К.»
4Россия, Москва
Мелкий, но густой дождь, начавшийся ещё после полудня, казалось, и не думал затихать. Откуда-то с севера, одна за другой, наползали чёрные тучи. И всё, что находилось под ними, пронизывалось неприятным холодом и сыростью.
Люба Короткевич вбежала в подъезд и энергично отряхнула налипшую на её красный дождевик влагу. Из её рта непроизвольно вырвался тяжёлый вздох. Радоваться было нечему. Предстоял ещё один унылый и гнетущий вечер.
После той истории со смертью Игоря она не могла никуда пойти. Весть, что она стала причиной его убийства, мгновенно распространилась по округе, и даже лучшая подруга Любы – и та предпочитала теперь отводить от неё глаза.
Переложив сумочку в другую руку, Люба стала подниматься по лестнице. За дверью одной из квартир визгливо залаяла собака. И тут на стене перед Любой нарисовалась какая-то тень. Её сбили с ног. Чья-то крепкая, задубевшая рука плотно прижала её к перилам.
– Мало того, что парня погубила, ещё и его убийцу защищаешь!
Люба приподняла голову. На неё смотрели чьи-то злые глаза. Лицо незнакомца покрывала балаклава. На Любу дохнуло впитавшейся в одежду прокуренностью.
– Слушай меня хорошенько, шлюха, – желчно процедил незнакомец. – Если ты своими показаниями «отмажешь» от тюрьмы этого урода, то очутишься там, где по твоей милости находится сейчас Игорёк Бобров.
В голосе незнакомца клокотала ярость. Он ударил Любу головой о перила и, грубо отшвырнув от себя, стал неторопливо спускаться вниз…
5Россия, Москва
– Ну что, поговорил с ребятами? – осведомился Прудиус.
– Поговорил, – кивнул усевшийся подле него Пригодин.
Их разговор происходил в центральном офисе партии «Свободная Россия».
– На сколько человек можно рассчитывать?
– Да все придут.
– Всех пока не надо, – помотал головой Прудиус. – Всех позовёшь потом. А на первую акцию требуется человек пятьдесят, не больше.
– Пятьдесят – так пятьдесят, – пожал плечами Егор. – Значит, будет пятьдесят.
Он сосредоточил внимание на стоявшем в углу кабинета большом аквариуме, в зеленоватой, опалесцирующей воде которого степенно плавали разноцветные петушки. Он старался не смотреть в глаза своего куратора – этого холёного, глянцево выбритого щёголя, к которому он испытывал стойкую неприязнь. Но Степанцов обязал его координировать свои действия именно с ним, и Егору ничего не оставалось, как подчиниться. Права новичка куцые, и диктовать свою волю глупо.
Ничего, пройдёт немного времени, он оперится, и уж тогда-то он этому «фанфарону» задаст!
– Значит, запомни, – наставительно проговорил Прудиус, – на этом пикете никакой бузы. Никаких беспорядков, никаких стычек. На этом пикете вы – хоть и возмущённые, но вполне мирные ребята. Развернули транспаранты, толкнули эмоциональную речь, поработали на телевизионную картинку и разошлись. Не лезте раньше времени в пекло. Ключом к удачной охоте является терпение. Ты меня понял?