– Давайте я приготовлю чай! – предложил Карсак.
– Это в чём же, интересно? – спросил Шу.
– А вот в чём! – и сивар достал из сумки небольшой котелок.
– Экий же ты продуманный, – присвистнул Юрген. Оташ только молча посмотрел на котелок и еле заметно улыбнулся.
– Господин шоно, – заговорил Рейн, когда Карсак принялся готовить чай, а Юрген протянул Оташу кусок вяленого мяса, – я всё-таки хочу снова вас спросить.
– Спрашивайте, – кивнул сарби.
– Почему вы сами едете за моим секретарём?
– Потому что хочу сам разобраться в произошедшем. То, что сивары перехватили посыльного, говорит о возможном начале бунта.
– Но вы могли послать со мной любого из своих воинов. Приказали бы ему, и он бы доставил Найтли в шоносар. Так что это не ответ, господин шоно.
– Хорошо, – Оташ вздохнул. – Юрген считает Олафа своим другом. Более того, Олаф пострадал из-за меня. Ведь сивары думали, что у него моё письмо. Я должен был поехать. Такой ответ вас устраивает?
– Мясо будете? – осторожно спросил Юрген, протягивая кусок Рейну. Арчибальд на мгновение замер. В его глазах читалось непонимание, смешанное с удивлением. Затем он взял мясо из рук Шу и тихо ответил:
– Благодарю.
Чай, приготовленный Карсаком, пах очень ароматно, и Юрген уже не сильно удивился, когда увидел, как сивар достаёт из сумки сложенные одна в другую чашечки. Карсак начал разливать чай и по традиции протянул первую чашку шоно.
– Сам сначала выпей, – проговорил Оташ.
– Но… – Карсак не то обиделся, не то смутился.
– Ты же тактик, должен понимать, – ответил шоно. – Слышал, как погиб отец Тендзина?
– Великого Тендзина? – переспросил сивар. Оташ кивнул. – Нет, не слышал.
– Он вот также пил чай на привале. Домой после этого он уже не вернулся. Так что пей, тактик.
Карсак молча сделал несколько глотков из чашки.
– Теперь нам наливай, – кивнул Оташ.
– Всё равно это неразумно, – проговорил Карсак.
– Неразумно? – шоно даже показалось, что он ослышался. Даже Сагдай не позволял себе говорить такое.
– Конечно, неразумно, – повторил сивар. – Яд может быть и медленным. А я могу и принять смерть ради высшей цели.
– Надоел ты мне! – раздражённо проговорил Оташ. – Давай сюда свой чай!
– Мне тоже давай, – сказал с интересом наблюдавший за разговором Юрген.
– Не думаю, что сивары рискнуть отравить посла Нэжвилля, – произнёс Рейн. – Мне тоже налейте, будьте так любезны.
– Теперь давайте спать, – распорядился Оташ, выпив чай. – Я вас разбужу ещё до рассвета, будьте готовы.
– Изверг ты, – проговорил Юрген.
– Изверг и тиран, – согласился шоно. – Спи давай и не вздумай замёрзнуть.
– А ты смотри не проспи.
Когда Оташ потряс Юргена за плечо, чтобы разбудить, Шу показалось, что он даже не успел уснуть – так быстро пролетело время. Карсак сонно убирал свою посуду в сумку, а Рейн выглядел вполне бодрым. Потушив костёр, они двинулись в путь.
– Смотрите! – вдруг закричал Карсак. – Это же кровь на ветке!
Подъехав ближе, Оташ убедился, что сивар был прав. Набухшие зелёные почки на ветке были испачканы кровью.
– Это Олафа? – догадался Юрген.
– Скорее всего, – кивнул шоно. – Едем.
Шу посмотрел на Рейна, ожидая увидеть на его лице беспокойство, и действительно увидел его. Пусть Арчибальд промолчал, но он волновался за своего секретаря, и это было очевидно.
– Вы переживаете, – проговорил Юрген.
– А не должен? – отозвался Рейн.
– Не знаю, я думал, что вас кроме благополучия Нэжвилля и вашей службы ничего не волнует. И что люди для вас только пешки.
Арчибальд промолчал.
Рассветное солнце скрывала густая пелена облаков. Холодно не было, но в воздухе чувствовалось приближения дождя. Юрген не любил дождь. Вернее, не так. Раньше он, сидя на подоконнике, мог подолгу наблюдать за тем, как капли дождя бьют по оконному стеклу в его комнате. Юрген знал, что не нужно было никуда идти, он брал с постели подушку и тёплый плед и устраивался на подоконнике с книгами или учебниками. Дождь успокаивал. Под его серую монотонность легче учились новые слова, спрягались глаголы и склонялись существительные. Перевод стихов наполнялся эпитетами, а философские изыскания учёных мужей не казались скучными.
С тех пор как Юрген покинул Нэжвилль, ему везло с погодой, если, конечно, не считать холодов. Дождь шёл пару раз, но Юрген пережидал его в гере. Сейчас Шу очень не хотел промокнуть, даже не столько из-за неприятных ощущений, сколько из-за боязни снова простудиться. Ему не хотелось выглядеть слабаком перед Оташем. Сам шоно купался в холодной реке, как и его приятели, а у Юргена от одной мысли об этом по коже бежали мурашки.
Дождь всё-таки начался. Он был мелкий, моросящий, а до Яссы было ещё около часа езды. Ни Оташа, ни Арчибальда дождь, похоже, не смущал. Обернувшись на Карсака, Шу увидел, что сивар достал из своей безразмерной сумки компактно сложенный плащ с капюшоном и надел его.
– Вот же продуманный, – пробормотал Юрген, вспоминая, как выехал из Нэжвилля без тёплой одежды.
– Вам бы поучиться у него, господин Шу, – проговорил Рейн.
– Вы сами тоже без плаща.
– Я закалённый человек, в отличие от вас.
«Ты и не болел нервной горячкой!» – хотел воскликнуть Юрген, но не стал. Он был уверен, что если бы не эта эпидемия, унесшая жизни его родителей и так подкосившая его здоровье, всё было бы иначе.
У Шу уже намокли волосы и капли стекали по лбу, попадая на ресницы. Юргену вспомнилось, как когда-то точно также по лбу стекали капли пота. Его лихорадило, бросало в жар, и пожилая сестра милосердия протирала его лоб шершавым полотенцем, ласково убирая намокшую чёлку. Потом она смачивала полотенце в каком-то дурно пахнущем отваре, клала ему на лоб, и Юрген проваливался в сон.
Врачи уже говорили, что ему лучше, да Шу и сам это чувствовал. Больше не тянуло в туалет по поводу и без, и лихорадка почти прошла. Тогда в госпитале появился Витольд. Сестра говорила, что он заходил и раньше, только Юрген в это время спал. Шу очень обрадовался, увидев родное лицо, но оказалось, что Витольд пришёл сообщить о смерти его родителей. Юрген долго плакал, уткнувшись в плечо Никсона, а тот гладил его по голове и говорил что-то успокаивающее. Обещал, что всегда будет рядом.
Юрген помотал головой, смахнув наваждение дурных воспоминаний. Вытер рукавом мокрое от дождя лицо. Впереди показалась речушка и аккуратные глинобитные домики с соломенными крышами. Путники подъезжали к Яссе.
II
Старейшина деревни Драго встретил шоно вместе со своей супругой Нуцей. Оба были уже на ногах, Нуца готовила на завтрак кукурузную кашу, а Драго тут же пригласил дорогих гостей в дом. Юрген сразу же услышал, что между собой пожилая пара общалась на местном диалекте, который можно было встретить в Валахии. Нуца начала искать в сундуке одежду для промокших гостей.
– А ты знаешь их язык? – спросил Шу Оташа.
– Нет, – покачал головой тот.
– А я знаю, – довольно проговорил Юрген.
– Тогда слушай на всякий случай.
– И сам понимаю.
– Юноша ведь норт? – показывая на Юргена, поинтересовался Драго.
– Норт, – кивнул Шу.
– Тогда тебе будет интересно пообщаться с нашим зятем Витольдом, он тоже родом из Нэжвилля. – Он в соседнем доме с Илинкой. Может, ты захочешь погостить у них?
Юргена словно окатили ведром холодной воды.
– Витольд? Никсон? – переспросил он.
– Верно, – оживился Драго. – Знаешь его?
– Лучше бы не знал, – пробормотал Шу.
– Юрген останется здесь, – вмешался в разговор Оташ. – У меня к тебе вопрос, Драго. Не приезжал ли к вам в деревню на днях раненый норт? Мы собственно его ищем.
Драго замялся.
– Скажи, великий шоно, он что-то сделал? – спросил старейшина.
– Нет, ничего.
– Ты накажешь его?
– Вовсе нет.
– Он у нашей старшей дочери Виорики.
– Это где? – спросил молчавший до этого Рейн.
– Проводи нас, – попросил Оташ Драго.
– Хорошо, – кивнул старейшина. – Это рядом.
Соседний дом мало чем отличался от жилища старейшины и его супруги. Хозяева тоже уже не спали, на втором этаже шумели дети, Виорика готовила у печи, а её муж плотничал в своей мастерской. Увидев отца вместе с шоно, Виорика выронила из рук поварёшку.
– Он говорит, что не станет его наказывать, дочка, – на местном диалекте проговорил Драго. – Надо поверить.
Оташ вопросительно взглянул на Юргена. Тот перевёл ему слова старейшины. Тем временем Виорика подняла поварёшку, положила её на стол и отдёрнула занавеску справа от печи, за которой обнаружились сдвинутые лавки, застеленные одеялами, на которых лежал Олаф. Его глаза были закрыты, кажется, он спал. Юрген бросился к нему, но Рейн остановил его, схватив за руку.
– Не видите, он спит, – проговорил Арчибальд.
– Что с ним? – спросил Оташ.
– Он был ранен стрелой в левое плечо, – ответила Виорика. – И ещё у него были синяки и ссадины. Я немного понимаю в знахарском деле, поэтому мы решили оставить его у нас.
– Почему вы решили, что я должен его наказать?
– Он был очень напуган. Будто за ним гнались. Он пытался что-то объяснить, мы позвали Витольда, чтобы он объяснил. Витольд сказал, что… ну что вроде бы он бежит от сарби. Витольд узнал этого юношу.
– Нашли, кого слушать! – возмутился Юрген.
– Господин Шу, будьте так любезны, объясните мне, о чём речь, – попросил Рейн.
– Да Витольд им наговорил, что Олаф бежит от сарби. Да он трус просто.
– Полагаю, здесь есть и моя вина, – сказал Рейн.
– Вина? Вы признаёте свою вину?
– Я имел разговор с господином Никсоном перед отъездом из Нэжвилля.
– То есть вы его запугали? – усмехнулся Юрген.
– Вероятно, это могло так выглядеть.
– Я понял, – проговорил Оташ на языке нортов. – Витольд думает, что я раскрыл вашу шпионскую сеть. Ну, он в чём-то прав.
– Вы позволите мне остаться с господином Найтли здесь? – спросил Арчибальд.
– Оставайтесь, – пожал плечами шоно. – Виорика, Олаф служит помощником вот этого норта, – Оташ показал на Рейна. – Его зовут Арчибальд. Он хочет помочь тебе ухаживать за Олафом. Только он языка нашего не знает.
– Ничего, мы справимся, – заулыбалась женщина. – Я уже выучила несколько слов.
– Несколько и он выучил, – усмехнулся Оташ. – Позовите нас, когда Олаф проснётся. Идём, эне.
– А Рейн в курсе, что он должен ухаживать за Олафом? – спросил Юрген, когда они покинули дом Виорики.
– Он сам захотел. Его секретарь, пусть и выхаживает его.
– С Олафом ведь всё будет в порядке?
– Если не будет заражения крови, то да.
– Умеешь ты успокаивать.
Когда они вернулись в дом старейшины, Нуца уже приготовила для всех чистую одежду и предложила переодеться. Карсак уже успел надеть рубаху, которая была ему немного маловата, и сидел, любовался готовящейся кашей.
– Ты же в плаще был, – сказал Юрген. – Разве ты промок?
– Зачем же я буду отказывать хозяевам в гостеприимстве? – отозвался сивар.
Пока Оташ и Юрген переодевались, Драго сходил в дом к младшей дочери и привёл с собой Витольда. Войдя в дом, Никсон замер на пороге. Затем его лицо расплылось в улыбке, и он раскрыл руки для объятий.
– Юрис! – воскликнул Витольд. – Как же я рад тебя видеть!
– А я тебя нет, – ответил Шу на языке сарби.
Никсон снова замер.
– Оташ знает, что я говорю на его языке, – объяснил Юрген.
– Но как же… – Витольд пребывал в явном замешательстве.
–Лучше скажи, что тебе успел рассказать Олаф? – спросил Оташ.
– А господин Рейн, он…
– Он сейчас с Олафом.
– Он тоже здесь?! – и без того немаленькие глаза Витольда увеличились вдвое.
– Кто-то очень боится тайной канцелярии, – усмехнулся Юрген. – Кто-то просто по жизни трус.
– Я всё ещё жду ответа, – потребовал шоно.
– Мне показалось, что он бредил, – проговорил Витольд. – Всё твердил про какое-то письмо от Рейна. Что его у него похитили. Что за ним погоня.
– И ты сделал вывод, что это я отобрал письмо? – догадался Оташ.
– Ну… я… – Никсон смотрел то на шоно, то на Юргена, то на своих тестя с тёщей.
– Драго, – снова заговорил Оташ, – сивары готовят бунт. Это от них бежал Олаф. Они перехватили его письмо, думая, что оно от меня.
– Ай байпул! – воскликнул старейшина. Нуца покачала головой.
– М? – Оташ посмотрел на Юргена.
– Это я тебе на языке сарби при женщине не скажу, – ответил Шу.
– А на языке нортов?
– Ну… Драго считает, что сивары нехорошие люди, сравнивая их с одним человеческим органом.
– Юрис, откуда ты знаешь такие слова на местном диалекте? – удивился Витольд. – Я тебя им не учил.
– А это не твоё дело, – огрызнулся Шу.
– Великий шоно, – проговорил Драго, – ты знаешь, что в то смутное время старейшиной Яссы был другой человек.
– Знаю, – кивнул Оташ.
– Сейчас никто не посмеет выступить против тебя и шоносара. Ты веришь мне?
– Хочу верить, Драго.
– Илпек поступает глупо. Что он получит?
– Возможно, сивары хотят свободы.
– Можно я скажу? – подал голос Карсак.
– Ты ведь сивар? – спросил Драго.
– Сивар, – кивнул тот, – но я хочу быть в шоносаре.
– Говори, – разрешил Оташ.
– Ты прав, шоно, Илпек хочет свободу. Он не хочет отдавать мужчин в армию шоносара. Не хочет платить дань. Но я согласен с Драго, что это глупо. Илпек забывает о том, что было на этих землях до прихода шоносара. Как одна деревня шла войной на другую. Шоносар объединил эти земли. Илпек забывает, что шоносар не только берёт, но и даёт. Он защищает все свои поселения. В шоносаре налажена торговля между деревнями. Если сивары отсоединятся, то просто сгинут там без развития. Илпек старый и не видит многих вещей. А молодёжь у нас сплошь тупая и не образованная.
– Один ты, как я понимаю, там образованный, – усмехнулся шоно.
– Не один, но таких мало.
– Великий шоно, завтрак готов, – тихо сказала Нуца.
– Спасибо, – ответил Оташ. – Накрывай на стол.
– Тогда я пойду? – осторожно спросил Витольд. – Там Илинка тоже завтрак готовит.
– Иди, – кивнул шоно.
– Юрис, нам нужно будет поговорить.
– Если ты ещё раз так меня назовёшь, то разговаривать со мной больше никогда не будешь. Это тебе ясно?
– Почему ты так зол на него? – спросила Нуца, когда за Витольдом закрылась дверь.
– Он мой дядя, и это наше с ним дело, – ответил Юрген. – Вы извините за это всё.
– Витольд не говорил, что у него есть племянник, – сказала Нуца.
– Совсем не говорил? Не упоминал даже?
– Нет, поэтому я и удивилась. А ты так хорошо знаешь наш язык.
– Витольд учил. Значит, не упоминал…
Юрген почувствовал, как комок подступает к горлу и становится трудно дышать. Извинившись, он вскочил и выбежал из-за стола на улицу. Он злился на себя за свою слабость, злился на Витольда, для которого он ничего не значил. Добежав до изгороди, он опустился на землю и тихо заплакал, уронив голову на руки.
– Ну, что ты, эне? – услышал Юрген рядом голос Оташа.
– Не смотри на меня, – всхлипнув, ответил Шу. – Я слабак, я сам знаю.
– Ты не слабак, – Оташ сел рядом.
– Я разревелся, как девчонка.
– Если ты считаешь, что мужчины не плачут, то это ты зря. Все плачут, когда больно.
– И ты плакал? – Юрген поднял глаза на шоно.
– И я плакал. Но Витольд этого не стоит, эне.
– Знаю, что не стоит. Просто… Он даже не упоминал обо мне, представляешь? Они его новые родственники. А я кто? Никто.
– Он тебе и не родственник. Забудь его. Я теперь твоя семья, ясно тебе?
– Ясно, – Юрген улыбнулся.
– Идём завтракать. Там каша вкусная.
Каша действительно была такая, что пальчики оближешь. После завтрака в дом заглянула девочка, очень похожая на Виорику, и сообщила, что раненый норт проснулся. Оташ и Юрген поспешили к Олафу. Когда они зашли в соседний дом, то увидели Арчибальда, одетого в местную одежду, сидевшего рядом с Найтли и державшего перед тем миску с кашей. Олаф, хоть и выглядел бледным, с аппетитом уплетал завтрак.
– Что же вы его с ложечки не кормите? – с улыбкой проговорил Юрген. Рейн в ответ смерил его крайне выразительным взглядом. – Привет, Олаф!
– Здравствуйте! – отозвался Найтли. – Так рад вас видеть!
– Рассказывай, что с тобой приключилось, – попросил Оташ.
– Я ехал через поселение сиваров, потому что уже знал эту дорогу. Думал, что смогу у них попить и, может, покушать. Старейшина стал расспрашивать, куда я еду и зачем. А я дурак, возьми и ляпни им, что с письмом еду в Нэжвилль. Потом я начал понимать, что что-то не так, и хотел уехать. Но в меня выстрелили, и я упал с лошади. Письмо у меня отобрали. Потом пришёл этот… арамсай. Он меня перевязал, а потом помог бежать. Сказал мне ехать в Яссу. Я и поехал. Вы простите меня, я всех подвёл.
– Вот ты дурак! – воскликнул Юрген.
– Да, я сам знаю, что я дурак, – грустно согласился Олаф.
– Да не потому ты дурак, что письмо это не довёз, а потому что себя винишь в этом. Никого ты не подвёл!
– Для вас это, конечно, удобный вариант, – проговорил Рейн.
– Знаете, вот вы тоже дурак.
Брови Арчибальда взметнулись вверх, и он застыл, словно пытаясь понять, как он смог дожить до такого.
– Вы дурак, потому что думаете, что я буду рад тому, что это дурацкое письмо не попало адресату, несмотря на то, что мой друг ранен.
– Я даже не знал, что было в этом письме, – пробормотал Олаф.
– А в нём господин Рейн обвинял меня в государственной измене, – ответил Юрген.
– Как это? – округлил глаза Найтли.
– Очень просто. Я ведь должен был шпионить для Рейна, а я во всём признался Оташу. Но ничего, господин Рейн напишет ещё одно письмо, а если понадобится, то ещё одно. Бумага же…
– Перекатите, господин Шу! – перебил его Арчибальд. – Вы забываетесь.
– Что вы собираетесь делать дальше? – спросил Оташ.
– Вы полагаете, что я захочу вернуться в Нэжвилль?
– Я не знаю, поэтому и спрашиваю.
– Таких распоряжений от его величества или его высочества я пока не получал, – ответил Рейн. – Значит, я по-прежнему посол Нэжвилля в шоносаре.
– Хорошо. Тогда оставайтесь в Яссе до выздоровления Олафа, а затем возвращайтесь к нам.
– Вы планируете задержаться рядом с сиварами?
– Ещё какое-то время.
– Я вас понял.
– Мы что же, уезжаем? – спросил Юрген.
– Завтра утром. Сегодня ещё переговорю с Драго. Да и ты же, наверное, захочешь выспаться в мягкой постели, разве не так?
– Это вовсе не обязательно. Если надо ехать, я могу ехать.
– Знаю, что можешь. Утром и поедем.
Юрген ещё немного поболтал с Олафом, пока Арчибальд не выгнал его, сказав, что больному нежен отдых, и тогда Шу отправился гулять по Яссе. Обойдя деревню, он вышел к узкой речушке Мелеше и, сев на берегу, принялся бросать камушки в воду. Вскоре к реке подошла молодая женщина с большой бадьёй, в которой лежало постиранное бельё. Полоскать – догадался Юрген. Женщина была невысокая, слегка полноватая, с бледной кожей, сильно контрастирующей с чёрными волосами и большими тёмными глазами. Как она донесла одна такую большую бадью, Юрген не понимал. Решил, что подождёт, пока она всё прополощет, и предложит свою помощь. Женщина покосилась на норта, а затем принялась за работу, и тут до Шу дошло, что стирала она их с Оташем одежду. Кому Нуца могла отдать их вещи, кроме своих дочерей? Женщина точно была не Виорика, значит…
– Илинка? – Юрген понял, что произнёс это вслух и закрыл рот ладонью. Женщина обернулась.
– Ты племянник Витольда? – догадалась она.
– Да.
Так вот значит, ради кого Витольд бросил всё и сорвался в шоносар. Первым желанием Юргена было встать и уйти, но потом он снова посмотрел на бадью и остался.
– Почему ты его простила? – Шу задал вопрос, который мучил его уже слишком долго.
– Потому что люблю? – ответила Илинка.
– Ты… была больна?
– Да, но я уже вылечилась. Как и Витольд. Родители ничего не знают, не говори им, пожалуйста.
– Не знаю, кем ты меня считаешь. Конечно, я не скажу.
– Прости, – Илинка вернулась к стирке.
Когда все вещи снова заняли своё место в бадье, Юрген подскочил и сам подхватил её. Илинка удивлённо смотрела на него.
– Тяжёлая же, – объяснил Шу.
– Но это женская работа.
– Натаскаешься ещё. К тому же, ты ведь, наверное, рожать будешь. Вредно тебе тяжести поднимать.
Илинка как-то странно посмотрела на него и будто переменилась в лице.
– Что? – не понял Юрген. – Или ты уже того? Беременная?
– Была, – тихо ответила она.
– Как это?
– Я потеряла нашего с Витольдом ребёнка.
– Подожди…это из-за болезни?
– Да.
– Знаешь, кто твой муж? Байпул.
– Он не знал.
– Чего он не знал? Что заразить тебя мог?
– Что я была беременна. Не знал. И про выкидыш я ему ничего не сказала. И ты не говори.
– Он байпул, а ты дура. Ты должна была ему сказать! Он должен был знать, что натворил!
Бадья, которую держал в руках Юрген, с каждым шагом становилась почему-то всё тяжелее, и когда он, наконец, донёс её до дома Илинки и поставил на порог, то дикая усталость, охватившая всё его тело, словно взяла верх над ним, и Юрген потерял сознание.
Очнувшись, Шу не сразу понял, где находится. Всё напоминало дом старейшины, но что-то было не так.
– Как ты нас напугал! – раздался рядом голос Витольда, и Юргена осенило: он был в его доме!
Шу попытался сесть, но сильное головокружение уложило его обратно на лавку.
– У него жар, – проговорила подошедшая Илинка.
– Они попали под дождь, – сказал Витольд. – Всё понятно, он простудился. Милая, приготовь ему горячего чаю.
– Не надо, спасибо, – заговорил Юрген. – Я пойду.
И он снова попытался подняться. С тем же успехом.
– И как же ты пойдёшь? – немного насмешливо спросил Витольд.
– Сейчас полежу немного и пойду.
– Я позову шоно, – и Никсон направился к двери.
– Не надо!
– Почему же?
– Со мной всё в порядке.
– И поэтому ты теряешь сознание на пороге моего дома?
– Я просто устал.
– Просто устал. Ладно, пока ты не можешь от меня сбежать, давай поговорим, – и Витольд перешёл на родной зык.
– Я не собираюсь с тобой разговаривать.
– Тогда выбирай. Либо я сейчас беру тебя на руки и несу в дом к Драго, либо ты со мной разговариваешь.
Юрген ужаснулся, представив, как Оташ увидит его на руках Витольда.
– Чего тебе надо? – устало спросил он.
– Объясни мне, что произошло у вас там с Рейном и шоно.
– А тебе нельзя этого знать, это государственная тайна.
– Ну, хорошо, – Витольд наклонился, готовясь подхватить Юргена.
– Нет! – Шу замотал руками и ногами.
– Тогда выкладывай.
– Оташ – мой друг, – вздохнув, проговорил Юрген. – А Рейн хотел, чтобы я шпионил. Теперь все всё знают. Оташ знает, зачем меня нанял Рейн, Рейн знает, что я друг Оташа и что я не шпионю. Обвинил меня в измене.
– Рейн?
– Да. Это его письмо вёз Олаф. Про меня.
– Но Рейн по сути прав.
– Нет.
– Сейчас даже не в этом дело. Юрис, я ведь предупреждал тебя. Говорил, что Рейн – опасный человек.
– Рейн спас меня от Присциллы и Летиции. Это главное.
– Но если он всё-таки доложит о тебе королю или принцу, то тебя могут арестовать.
– Нет. Я под защитой шоносара.
– Ты под защитой. А о других людях ты не подумал?
– Это о каких ещё?
– О той же Присцилле. Обо мне наконец!
– Вроде бы жар у меня, а бредишь ты. Вы тут причём?
– Если тебя признают государственным преступником, то ты можешь себе представить, какого будет нам, твоим родственникам? На всей нашей семье будет клеймо.
– Ты не моя семья, – тихо проговорил Юрген, чувствуя, как снова отключается.
Придя в себя, Шу увидел склонившееся над собой обеспокоенное лицо Витольда и пожалел, что очнулся так не вовремя.
– Сейчас Илинка приведёт Виорику, – проговорил Никсон. – Она тебе поможет.
– Мне поможет, если ты от меня куда-нибудь отсядешь, – ответил Юрген. – Лучше в другой дом. А ещё лучше – в Нэжвилль.
– Почему сразу меня не позвали? – раздался в дверях возмущённый голос Оташа. – Как он?
– Со мной всё в порядке, – ответил Шу и помахал рукой.
– Видел бы ты себя сейчас, ты бы этого не утверждал, – шоно подошёл и сел рядом.
– Что? Всё так плохо?
– Хуже, чем тот раз.
– Ничего, я быстро поправлюсь.
Юргену снова хотелось завести эту свою песню про обузу и чтобы Оташ обязательно его разуверил в этом, но он не мог этого сделать при Витольде.
– Быстро ты не поправишься, – сказал Никсон. – Тебе обязательно надо отлежаться.
– Но мы утром уезжаем! – возразил Юрген.
– Тебе нельзя.
– Я могу задержаться, – проговорил Оташ.
– Не можешь ты, – вздохнул Шу. – У тебя там сивары.