Царь Горохова

Ноги вдруг стали будто ватными. Я попыталась опереться на меч, чтобы не упасть. Но гномы выхватили его у меня из рук. И тогда, лишившись опоры, я рухнула на землю. Перед тем, как потерять сознание, я услышала свист. Кто это свистел – Мерлин? А может, паровоз? Или, наверное, цапля! У нее же нос не зря такой длинный – вот она и свистит, как в дудочку. Тюр-лю-лю, лью-лю-лю…

5

– Повесить его надо бы!

– Ы-о!

– Почему это?

– По законам. Лазутчиков вражьих вешают!

– Лазутчики – это те, кто лазиют тайком. А этот в нашем лесу средь бела дня гулял!

– Он не гулял! Он нашего Мерлина убить хотел. А за убийство гольштанца полагается голову рубить.

– А-о-а!

– Но он же не убил…

– Тогда повесить…

– Ы-о! Ы-о!

– Так я и говорю – сжигать-то его ни к чему. Дрова самим пригодятся.

– Но раз он викинг – то его сжечь положено. Они и сами своих сжигают.

– Это они после смерти, дурила.

– Что же нам, дожидаться, пока он умрет, что ли?

Я приоткрыла глаза. Солнце светило вовсю. Я прищурилась – голова была тяжелой, будто после основательной попойки. Кожу над верхней губой щекотала приклеенная полоска. Шлема на голове не было. А панцирь сдавливал тело. Потому что тело было в неудобном положении. И пошевелиться не получалось. Я сидела на земле и была крепко привязана к столбу за моей спиной. Я задрала голову – боль ударила в затылок, а солнечный свет в глаза – столб был деревянный, фигурно вырезанный, цветно разукрашенный и уходил куда-то в небо, а на самом верху столба трепыхали на ветру цветные ленты.

Вокруг меня были кучей навалены дрова и хворост. И из-за них толком не было видно людей, что стояли кругом. Но было видно, что людей много, и в руках у них есть вилы и лопаты.

– Вот я и говорю, – продолжал кто-то из толпы, – правильнее будет голову отсечь. Красиво и просто – топориком – раз, и готово.

– Доспех у него дорогой, будто у благородного. А благородным головы не топориком, а мечом секут – понимать надо.

– Ну так вон его же мечом и отсечь – и далеко ходить не надо.

– И столб праздничный цел останется. Никого никогда не жгли – и вдруг решили…

– Это потому что он викинг. А викингов мы никогда не ловили.

Я собралась с силами и крикнула им как можно громче:

– Я не викинг!

Голос прозвучал хрипло и глухо. Но все же они меня услышали.

– У-у-о! – Рев издавали, похоже, гномы – видно их отсюда совсем не было. Но звук шел с нижнего уровня.

– О, очухался, – сказал кто-то. – Можно и начинать.

– Рубить или вешать?

– А-а! Ы-ы!

– Можно и поспрашивать сначала, – предложил кто-то и крикнул: – Если ты не викинг, то кто?

– Разумеется, это не викинг, олухи! – прогремел тут басовитый голос.

Отпинывая ногами охапки хвороста, ко мне подошел высокий молодой мужчина в синем камзоле и синем плаще, и их цвет очень шел к цвету его глаз, которые были голубыми. При это он был брюнетом. Мне вспомнилось, что в одном романе Дюма советовал любить голубоглазых брюнетов, потому что они – редкость.

В руках этот редкостный экземпляр держал мой королевский меч из камня и мой же ведрошлем.

– Доспехи у него гольштанские, старинные, – договорил он. И обратился ко мне: – Откуда ты их взял?

– Подарили, – буркнула я и попросила: – Не могли бы вы меня отвязать?

– Возможно, и мог бы, – сказал брюнет. – Но прежде ответтье на мой вопрос.

Как он грубо с девушками обходится. А такой красавец! Обертка, значит, завлекательная, а внутри не конфета, а зуболомный сухарь.

– А где Мерлин? – спросила я и оглянулась: – Эти люди говорили, кто-то хотел его убить?

– Да ведь ты сам и хотел, – сказал красавец.

«Хотел»? Они продолжают все меня за мужчину принимать. Даже не знаю, в данной ситуации это плюс или минус.

– Я? – возмутилась я. – Это гномы хотели его укокошить. Камнем по голове.

– Ы! – раздалось из-за колен голубоглазого.

С фырканьем отбрасывая хворост, к столбу протиснулся гном. Тот самый, который камнем швырялся. Гном снова сказал:

– Ы! – и показал на меня.

– Он говорит, что укокошить они хотели тебя, а не Мерлина, – сказал брюнет.

– И меня тоже, – подтвердила я. – Но камнем-то они в него запустили.

Гном ударил себя в грудь в раскаянии.

– Промахнулись, я так понимаю, – сказал брюнет.

– А! А-о! – кивнул гном с горчайшим выражением лица.

– Ваша светлость, – с другой стороны брюнета показался толстый мужчина в крестьянских коричневых штанах и подпоясанной веревкой рубахе навыпуск. – Разве за убийство гольштанца не следует срубать голову? А то они все, – он обвел рукой полувидимых за валежником зрителей, – жечь его хотят. А этот столб в мае для праздника пригодится.

– Да, – сказал светлость и посмотрел на меня, сощурив глаз: – Следует срубать.

«Светлость» – это кто? Вот не помню – принц? Граф? Барон какой-нибудь? Имеет ли барон право срубать головы самолично?

Я нервно сглотнула и просипела едва слышно аргумент, уже произнесенный в мою пользу кем-то из толпы:

– Но ведь Мерлин жив.

Брюнет ничего не ответил, усмехнулся, откинул ведрошлем прочь и перехватил меч двумя руками. А потом поднял его. Я зажмурила глаза…

6

Меч просвистел в воздухе. И стукнул по столбу. С обратной стороны. В каком-то полуобмороке я почувствовала, что мои руки свободны. И голова на месте. Так он просто веревки перерубил! Вот гад! Мерзавец! Я в гневе вытаращилась на брюнета, хотела завопить, что он последняя сволочь, если так пугает девушку! Но речевой аппарат не хотел мне повиноваться, губы дрожали, а язык и не ворочался.

Брюнет поймал мой взгляд и странное выражение появилось на его лице – что-то вроде удивления, смешанного с недоверием. Но он быстро наклонился сдернуть веревки с железной панцирной груди, и я не успела уловить, что же отразилось на его лице, потому что инстинктивно поспешила отодвинуть его руку и снять веревки сама.

– Да, Мерлин жив, – повторил он за мной, – и когда он очнется, мы его спросим, хотел ли ты его убить. А пока назови свое имя и скажи, откуда пришел.

Он подал мне руку и помог подняться. Я с трудом встала на ноги – от долгой неподвижности они онемели. Невольно пощупала усы над губой – на месте.

– Я, кхм… – Придется, кажется, назваться самым дурацким вариантом моего имени. – Лёва. Горохов-в. – Разогнавшись, я чуть по привычке не сказала «-ва», но в конце фамилии резко остановилась, встав на дыбы.

– Одежда у тебя странная, – с подозрением сказал светлость. – В наших краях такую не носят.

– Приезжий он потому что! – раздался голос Мерлина.

Отшвырнув кучу сухих веток – которые опасно заискрили, к столбу вышел старик Мерлин. Колпак его был набекрень, плащ сполз куда-то насторону, а от посоха остались две половинки, которые он держал в двух руках и которыми расчищал себе дорогу к столбу.

Завидев Мерлина, гном, что стоял рядом, в раскаянии ударил себе в грудь.

– Уйди, мазила, – сердито сказал Мерлин ему. – Посох зачем сломали?

Гном развел руки как мог далеко, а потом показал на себя и свел близко.

– Слишком длинный для вас? – сказал Мерлин.

Гном грустно поглядел на Мерлина и кивнул.

– Не трогали бы вообще! – проворчал Мерлин. – Балбесы! – И он потряс двумя обломками посоха.

Гном убежал, ломая ветки.

Мерлин поглядел на меня:

– Думаю, они решили, что ты хочешь меня убить – потому что у тебя был меч. Идем. – Он взял меня за руку и потащил вон из дровяного круга.

Оказалось, кострище находилось на вершине небольшого зеленого холма, у подножия которого росли кусты и деревья и шла дорога. Дорога эта приходила от небольшой деревеньки, видневшейся вдали.

Перед нами толпились люди в крестьянской одежде будто из кино про средневековье: серые штаны, рубашки, жилеты, деревянные башмаки, тетки в сборчатых юбках и белых фартуках. Одежда напоминала школьную форму былых времен.

Мерлин поправил свой плащ и торженственно, зычным голосом объявил:

– Гольштанцы! Хочу, чтобы вы поприветствовали нашего будущего короля, – и он указал рукой на меня.

Крестьяне пораскрывали рты. Послышались восклицания.

– Вот это да!

– Мы что же, чуть короля не спалили?

– Будущего! Значит, пока что он не король.

– Ну, почти что короля… И не спалили, а чуть не повесили!

– Чуть не лишили головы!

– Ы-ы-ы-о-о!

– Топориком чуть…

Мерлин сказал:

– Пришлось бы мечом. Потому что он самых благороднейших кровей – перед вами потомок Пипина Первого…

Я – благородных кровей? Почему-то я и не подумала об этом, когда Мерлин мне тогда у озера объявил, что я потомок здешнего короля. Значит, меня, например, могли бы и на венский бал какой-нибудь пригласить, или к королеве английской на прием. И я бы с ней разговаривала на равных. И кто кому кланялся бы? Наверное, никто никому. Или обоюдно. Надо выяснить этот вопрос…

А Мерлин меж тем продолжал меня представлять:

– Он приехал к нам с Канальских островов.

– И как Пипина туда занесло? – раздался скептический мужской голос.

Знали бы они, куда моего предка Пипина вообще занесло – они бы островам не удивлялись.

А Мерлин строго заметил:

– Короли наши много путешествуют.

Толпа глядела недоверчиво.

– Да! – добавил Мерлин. – И он смог вытащить королевский меч из камня в лесу.

Никто не выразил восхищения.

– Про который в легенде говорится, – сказал Мерлин.

Опять ноль реакции. Мерлин прошипел мне:

– Возьми меч, покажи им его!

Я обернулась, и брюнет с усмешкой подал мне украшенный каменьями меч.

Я взяла его, подняла и потрясла.

– Воевать будет? – спросил один из крестьян огорченно.

– Не будет, – сказал Мерлин. – Это просто знак того, что он истинный король.

– А.

Мерлин отчаялся произвести впечатление сказками про меч и объявил устало:

– Коронация будет сегодня вечером.

Раздалось слабое «Ура» из нескольких голосов.

– И не спешите в следующий раз сжигать кого бы то ни было, – довабил он. – Стоило мне потерять сознание на полчаса, а вы уже чуть наследника жизни не лишили… Торопыги.

Крестьяне потупились, бормоча:

– Мы ж не знали…

Мерлин сказал:

– А пока подгоните повозку – мы поедем во дворец… Да заодно нагрузите ее съестным. Хорошим. Для ужина после коронации.

Потом он обернулся ко мне:

– Ну, с герцогом уже познакомился? – и он кивнул на брюнета.

– Кто? Я? – Трудно привыкнуть, что к тебе обращаются как к мужчине. – Нет.

Значит, герцог. Вот кто такое «его светлость».

– Герцог де Гуз, – представился брюнет.

– Герцог де Гуз звонарь, а так же состоит в главном королевском совете, – добавил Мерлин.

Звонарь? Забавно. В колокола звонит. Я и не думала, что герцоги… я невольно усмехнулась, представив этого красавца, раскачивающимся на колокольной веревке.

Герцог, слегка нахмурившись, обратился ко мне:

– А вы, если не ослышался, Лева?

– Да, – сказала я. Инка бы сейчас посмеялась.

– Значит, – голубоглазый герцог повернулся к Мерлину, – он будет король Лев?

Будто из Книги Джунглей какой-нибудь. Все смешнее и смешнее.

– Король Лев Первый, – задумчиво проговорил Мерлин. – Звучит.

Да. В Диснеевском мультике. А Мерлин договорил:

– Тем более Львов у нас еще не было.

– Помочь вам снять доспехи, Лёва? – предложил герцог. – Жарко, наверное?

7

– Нет, – сказал Мерлин. – Этот доспех – старинный гольштанский – так что вы угадали, герцог. Я взял его из рыцарской галереи во дворце. И пока на короле нет короны, пусть этот доспех будет знаком королевского отличия. Чтобы его принимали как должно.

– Или как викинга, – сказал герцог насмешливо и протянул мне шлем: – Пожалуйста, если желаете.

– Спасибо, – сказала я. Но шлем я больше надевать не собиралась. И что делать с мечом? Мы же планировали представление у камня устроить. А теперь – меня уже с ним видели и спектакль ни к чему.

– Герцог, вы сейчас во дворец? – спросил Мерлин, спускаясь вниз с холма.

– Нет, – ответил де Гуз, искоса следя за тем, как я ковыляю, неуклюже держа меч и опираясь на него, как на трость. А что еще с ним делать? К нему же какие-нибудь ножны полагаются и сбруя или как там ее – портупея… Куда его подвешивать?

– Надо звонить в большой малый динь, – сказал Мерлин.

– Непременно, – сказал герцог сквозь зубы. – Я направлюсь во дворец сразу же, как освобожусь. И позвоню. Не беспокойтесь, слухи у нас разлетаются быстрее, чем звон колоколов – вот увидите, на коронации будет не протолкнуться.

– Но герцог, – обеспокоенно сказал Мерлин, – ехать через лес… Хорошо бы с повозкой был воин при оружии… А мой посох, как видите, сломан. Чтоб им браги не видать, этим олухам.

– Увидят тебя – и остерегутся. Да и наш будущий король – вооружен до зубов! – заметил герцог. – Думаю, один его вид внушит страх всем лиходеям.

Каким еще лиходеям? Кто там у них в лесу обитается?

Мерлин промолчал. А герцог стал быстро спускаться с холма вправо – там два гнома, бурча, поколачивали друг друга ветками, которые вытащили из кострища.

– А зачем звонить в колокола? – спросила я Мерлина.

– Объявить, что у них будет новый король, – сказал он и пояснил: – Есть особая песня, и исполняется она с участием особого праздничного колокола. – И он загундел тихонько: – Дурень Жапо, дурень Жапо, спишь ли ты, спишь ли ты? Слышишь звон на башне, слышишь звон на башне? Динь-динь-дон, динь-динь-дон.

Симпатичная песенка.

– А кто этот Жапо? – спросила я.

– Первый король Гольштании, – сказал Мерлин.

– Как непочтительно его называют дурнем, – удивилась я.

– Но если он был дурень, – пожал плечами Мерлин.

Мы с Мерлином подошли к повозке, груженой мешками, бутылями и корзинами с овощами. Запряжена в нее была здоровенная, с лохматыми ногами, коричнево-белая лошадь.

– Не карета пока что, уж извини, – сказал мне Мерлин. И спросил у сидящего на облучке крестьянина: – Мешки с соломой взял?

Крестьянин кивнул назад.

Мерлин аккуратно положил на дно телеги обломки посоха – древко на сломе сверкнуло чем-то синим в сердцевине – взбил пару мешков с соломой и забрался наверх.

– Мерлин! – прошептала я обеспокоенно, дернув старика за рукав. – А как же теперь без посоха вы меня домой вернете? Вы же им колдуете?

– Не бойся. Починю. Это пустяки. Только новый кристалл тяпис-ляписа обточить.

Крестьянин обернулся и весело улыбнулся кривозубым ртом:

– Мерлин с нами! Вот это ладно! Тогда и сам дракон не страшен!

– Там что, драконы, в лесу водятся? – ошеломленно спросила я.

– Ну какие драконы, тем более в лесу! – сказал Мерлин. – Нету там драконов.

А кто тогда есть?

– Ну, залазь, чего ты? – сказал Мерлин и протянул мне руку.

Я положила шлем и меч в повозку и запрыгнула сама. Сидеть на соломе было не особенно удобно – ну, дворец наверное не очень далеко.

Когда мы объезжали холм, я увидела, что герцог склонился к присмиревшим гномам и о чем-то допрашивает. О чем, интересно? Не обо мне ли? Выясняет, поди, кто я да что я да откуда взялась. То есть, взялся. Я вытянула шею, надеясь хоть что-то услышать.

Гномы размахивали ручонками, изображая, видимо, всю сценку в лицах, и указывали куда-то в сторону за холм. Герцог кивал. Потом поднял голову – видимо, на звук нашей повозки – и его голубые глаза встретились с моими. Красавец, что тут скажешь… Я смутилась и отвела взгляд. Стала поправлять мешки и будто бы устраиваться поудобнее. Снова посмотрела на холм только когда мы отъехали метров на двадцать. Герцог смотрел вслед повозке. Вот черт.

Я отвернулась и решила больше не оборачиваться. Взгляд мой упал на ведрошлем, валявшийся на дне повозки. На лицевой его части, под прорезями для глаз сияло будто отполированное пятно – неровное, будто кто плеснул туда полирующего средства и так и оставил. Я взяла шлем в руки. Это от той жидкости, что во фляжке гнома была?

– Знаете, – сказала я Мерлину, – этот гном тогда у озера чем-то плеснул мне в лицо, и я сознание потеряла.

– Потерял, – прошипел Мерлин.

– Ну да, – смутилась я. Этак я себя при первом же разговоре выдам. И меня выгонят из королей. А мне очень хочется попробовать побыть на троне. Пусть и в мужской одежде.

Мерлин взял шлем и понюхал, сморщил нос:

– Брага. Подонки.

– И не говорите, настоящие подонки эти гномы – прямо в лицо… Всего лишь брага? – дошло до меня.

– Подонки браги, то есть осадок, – сказал Мерлин. – То, что на дне фляжки осталось. Потому и крепость такая. Хотя брага она и вообще не слабая.

Он положил шлем на солому.

– Брага – это же всего лишь… алкоголь? – спросила я. – Спиртной напиток. Или… из чего она?

– Из огородных и садовых растений, а что там еще трактирщик добавляет – не знаю. Ее трактирщик гонит, в деревне по ту сторону леса, у дворца.

– Как же ее пьют, если она железо полирует? – изумилась я.

Мерлин пожал плечами.

– Хорошо, что они полную фляжку на меня не вылили, – сказала я.

– Полные фляжки у гномов дольше двух секунд не водятся.

– Двух секунд?

– За которые они успевают сделать два глотка.

– А-а… Понятно.

– Хотя, пожалуй, они и за один высасывают.

8

Дорога была неширокой, желтой, песчаной и пустынной: ни других тележек, ни людей видно не было. Вокруг раскинулись луга, справа вдалеке виднелись пологие холмы. Воздух был чистый и даже сладкий – от ароматов трав и цветов. Я пыталась осознать, что нахожусь в параллельном мире. И вдруг до меня дошло кое-что: если это параллельный мир – то почему…

Я склонилась к Мерлину, который дремал, прислонившись к противоположному борту повозки:

– А почему вы говорите на русском?

– Что? – вздрогнул он и уставился на меня.

– Язык – почему русский у вас?

Такого же не может быть – чтобы в параллельной Вселенной – изобрели точно тот же язык, как и у нас – и именно тот, на которым я говорю!

– Какой еще русский, – проворчал Мерлин. – Мы говорим на панталонском.

– То есть… – растерялась я. – Со мной только на русском, что ли?

– И с тобой на панталонском, – сказал Мерлин и добавил: – Вот сейчас и говорим…

– Да?? – я вытаращила на него глаза. Как же это может быть?

Мерлин приглушенным голосом проговорил:

– Когда переходишь грань миров, местный язык становится будто родной.

– Да? Ух ты.

То есть, я, даже не замечая, болтаю на панталонском! Смешное название. Это, наверное, связано с названием страны – Гольштания.

– А у вас тут много языков – они все теперь мне как свой? – поинтересовалась я тихо.

– Язык у нас один, – сказал Мерлин, – потому что материк один.

– Да? Всего один?

Мерлин приложил палец ко рту. Потом заговорил тихо:

– Есть диалекты – ну вот у вас на островах, например, канальский диалект, – он подмигнул. – Сейчас этот всеобщий язык называется панталонский, а раньше, в древности, его назвали кальсонский. Но потом он стал культурнее, поэты-писатели появились…

Вот почему «пан»-талонский – «пан» это же значит, «всеобщий» – по гречески, кажется. Хотя греческого тут нет… Возможно, все языки во Вселенной – то есть в даже в различных Вселенных – имеют общие основы слов… Может, они все вообще произошли от одного всеобщего языка – или, например, люди проваливались в разные миры, как я сегодня, и делились знаниями… А «талонский» что значит?.. Но тут я подумала…

– А когда я вернусь к себе, – прошептала я взбудораженно, – буду все земные языки понимать?

– Земные?

– Ну, которые у нас на планете.

– А, ваши. Нет. Ты же к себе вернешься. Ты сама оттуда.

Как обидно. Так бы все триста или сколько их там… и даже японский или арабский какой-нибудь!

– Вот если я к вам сунусь – я буду понимать, – сказал Мерлин.

Я представила друида на улицах Москвы… За ролевика примут, или за косплеиста. Ничего особенного. Правда, вот если он колдовать начнет… А гномы – со своей дикой брагой? Да у нас и своих бражников хватает. И бормочут они похоже. И тоже не пойми что. Я спросила Мерлина:

– Если я должна все местные языки понимать – почему я ваших гномов понять не могу? Мне слышится только «ы» да «а»…

– Всем слышится, – сказал Мерлин. – Это их речь и есть. А понять – чего сложного? «А» – это согласен. «Ы» – против. Вот и все значения.

Дорога была довольно колдобистая, и сено удары под зад нисколько не смягчало. Думаю, фрукты в корзинах приедут довольно битыми, а если в какой-то из тех крынок мы везем сметану, то привезем во дворец уже масло.

Но я же король. То есть – когда я буду королем, я же могу приказать заасфальтировать… то есть что они тут с ними делают? Булыжник? По булыжнику еще больше трясти будет. Гравий какой-нибудь насыпать? По всем дорогам…

Пока я размышляла и любовалась окрестными зеленющими холмами и лугами и пасущимися на них милыми барашками или овечками на горизонте, Мерлин заснул – улегшись на мешки со снедью.

Тогда я обратилась к вознице:

– Скажите, а Гольштания – большая?

– Большая. Три дня будешь на лошади ехать и никуда не доедешь…

– Никуда?

– Ага. Потому что дороги ни к черту не годятся. А если что ценное везешь, вроде жратвы, так вообще не провезешь.

– Почему?

– Хапуг дофига, потому что.

– Каких еще хапуг?

– А ты откуда вообще?

– С островов, Канальских.

– Неужто там про хапуг Гольштании не слышали?

– Нет.

– О! Наши хапуги – всем хапугам хапуги. Хапают все подряд. А ты работай, как последний кретин. А они только хапают.

– Да кто они-то? – Это те, из-за которых Мерлин через лес без оружия ехать боялся? И я уточнила: – Чудища какие-нибудь?

– Точно, – веско кивнул крестьянин, поднял руку и стал загибать пальцы, перечисляя: – Братва. И гранкоты. И гномы – те пуще всего чудят. И у них что ни вечер – попойка. Сами увидите. До нас, они, слава богу, редко добредают. А уж около дворца – навидаетесь.

– Да? – Еще возле дворца этих пьянчуг только не хватало!

– Ну! – заверил меня крестьянин. – Главное, колени берегите.

– Колени??

– Ну! – снова сказал он.

– А до дворца ехать далеко? – спросила я.

– Нет, – сказал крестьянин. – Через лес только проедем…

Мы въезжали под сень густого темного леса. Громадные дубы и вязы обступали дорогу.

– А там уж близко, – продолжал он, вглядываясь в чащу. – Если ничто нас туточки не задержит, то не пройдет и часа, будем во дворце.

– Что задержит?

– А может, и не задержит, – сказал крестьянин, оглянувшись на Мерлина, который мирно спал, обняв корзину с яблоками.

Мне же доспех не давал устроиться поудобнее, да еще и давил на шею и плечи. Скорее бы уж приехать во дворец да и снять его.

Яблоки в корзине были крупные и красные. Под ложечкой засосало – я не ела с утра. А прошло уже даже не знаю сколько часов… Я взяла красивое наливное яблоко, вытерла рукой и надкусила. Сладкое, сочное, душистое.

Лес сгущался, пока ветви деревьев не стали такими густыми, что сквозь них едва просвечивало небо. Было так тихо. Даже колеса телеги перестали громыхать – дорога была усыпана листьями. В этой тишине мне отчего-то почудилась тревожность.

Что-то вшухнуло в воздухе, и в яблоко, которое я кусала, вонзилась стрела. Я отставила его от лица – алая яблочная кожурка была разорвана, легкая стрела покачивалась, потому что моя рука дрожала. Стрела была тонкой, деревянной, с металлическим наконечником и оперением, собственно, из перьев. Из оцарапанного большого пальца показалась кровь. Яблоко выпало из моей руки на землю.

9

А потом с веток испуганно вспорхнули лесные птички, и с дерева на дорогу спрыгнул плечистый парень с копной каштановых волос. За плечами его был лук. Парень схватил и так замедлившую шаг лошадь под уздцы. Телега остановилась.

Он вразвалку подошел ко мне и сказал, добродушно ухмыляясь:

– Рыцарь? На телеге? А почему не верхом на этом вашем… лисапете?

На чем??

– Ну, в любом случае, я рад вашему проезду. Добро пожаловать в Шнырвудский лес, рыцарь… Пожалуйте плату за его посещение. Скажем… пять золотых.

И никакие не чудовища. Рэкетиры обычные. Рядом был Мерлин и колдовской его посох – хоть и сломанный, но и таким превратить этого качка в камень наверняка ничего не стоит.

Поэтому я сказала, надменно сведя брови и как можно более басовито – голос дал хрипотцу (Да я на королевской службе себе голос сорву. У них за вредность молоко не полагается – или что там для связок полезно? Яйцо сырое?) – в общем, я сказала:

– Иди-ка ты своей дорогой. – И толкнула рукой храпящего Мерлина, чтобы он уже проснулся и надавал этому нахалу клюкой по его кучерявой башке.

– О, Мерлин! – оробел кучерявый детина – хотя Мерлин все еще не проснулся. Потом глаза разбойника весело сверкнули: – Без посоха?