– Анна, останови электрокар, – попросила сестра. – Там аптека. Кажется, это важно.
В тот самый миг, когда я притормозила на расстоянии от здания без боковой стены, внутри меня что-то обрадовалось, словно какой-то огонек зажегся. У меня отчего-то захватило дух и замерло сердце. Эти симптомы прошли, но трепет послевкусия остался.
Близко к входу в здание я подъехать не смогла, так как на этом пятачке земля была выжжена дотла, будто пламя полыхало тут всю ночь; и к нашему появлению почва уже искрилась огоньками и медленно тлела. Чтобы не повредить резину на колесах, я объехала выжженный участок земли и оставила наш электромобиль метрах в пятнадцати от аптеки. Ведь электромобиль служил нам единственным щитом от внешнего воздействия, поэтому нужно сберечь транспортное средство любым доступным способом, покуда потребность в нем не иссякнет окончательно. Раскаленная земля обжигала ступни даже через обувь, а запах гари внутри здания немного дезориентировал в пространстве. Помещения аптеки наводнял дым, затруднял дыхание, напитывал легкие углекислым газом. При отсутствии возможности дышать нам приходилось несколько раз выбегать на улицу, чтобы вдохнуть кислород, и вновь браться за дело. Мы с Лили собирали в сумку лекарства, антибиотики, ампулы, не вчитываясь даже в их названия. Времени у нас было очень мало, запаса кислорода хватало на несколько минут, потом начинались одышки и сильный кашель. Около самого выхода меня опять застигло врасплох чувство, будто я что-то оставляю тут. Я на миг засомневалась, но Лили вдруг остановилась, словно налетела на невидимую стену, и потянула меня за руку назад.
– Там кто-то есть. Живой, – говорила она шепотом, прислушиваясь к звукам.
Притаившись, я действительно услышала чье-то тяжелое сопенье, смешанное со стонами или скрипами.
– Лили, мы не можем спасать незнакомых людей, – жалобно застонала я, вглядываясь в расстроенные глаза сестры, а у самой засосало под ложечкой.
– Но тому, кто издает звуки, очень больно, – заверещала Лили и бросилась по направлению к помещению, откуда исходили прерывистые всхлипывания и едва слышные стоны.
Я последовала за сестрой, чувствуя, что запас воздуха в легких заканчивается. В соседнем помещении еле разглядела сквозь дым мужчину, нога которого была придавлена металлическим стеллажом. Человек издавал нечленораздельные звуки, странно извивался, глаза его были широко раскрыты. Чем дольше мы стояли над человеком, тем яснее слышали, как мужчину беспокоил не прекращавшийся удушающий кашель, и тем быстрее он начинал непрерывно дышать, словно задыхающаяся рыба.
Я повернулась было обратно, но грудь опять что-то сковало, и внезапно оказавшаяся ладошка сестры в моей руке заставила меня последовать зову сердца. Неужели этот человек и есть тот, кому я должна помочь? Ответ где-то витал, но я пока не понимала, в чем суть спасения парня. Лили посмотрела на меня мучительным тяжелым взглядом, полным сочувствия и сожаления. Времени на раздумье у нас не оставалось, поэтому мы подошли к мужчине и попытались приподнять металлический стеллаж.
– Я принесу ему респиратор, – оповестила Лили, кашляя и задыхаясь.
– Нет, – запретила я строго, метая искры из глаз. – Не выходи без меня на улицу. – И слегка успокоила свои натянутые как струна нервы. Кислород заканчивался и у меня. Дышать стало почти невозможно.
Лили выполнила мою волю беспрекословно. Девочка старалась мне помочь поднять парня, но сама держалась еле-еле на ногах. Грузное тело было слишком тяжелым для нас с сестрой. Не менее тяжелым оказался и стеллаж. Обеим пришлось приложить немалые усилия. Когда же все-таки у нас получилось освободить ногу мужчины, волосы которого были покрыты слоем пыли, а лицо было измазано, как у профессиональных шахтеров, мы с сестрой рывками и с передышками вытянули парня из здания. Я стянула респиратор, как только мы оказались на крыльце. Лили тут же вырвало. Голова кружилась до тех пор, пока не восстановилось дыхание, а легкие вновь не наполнились кислородом. Не менее сложной задачей для хрупкой девушки и ребенка оказалось протащить мужчину по раскаленной земле, поднять и положить человека на заднее сиденье электромобиля.
– Я… мне… я… спа-си-бо, – задыхаясь, выкашливал слова мужчина. Мне вдруг показалось, что я смотрю на отца. Он не был похож на папу внешне – скорее телосложением, ростом, прической на голове и цветом волос, которые можно было едва рассмотреть из-за слоя пыли. Непонятно, зачем этот парень понадобился вселенной, ведь сама судьба меня сюда направила. Может, гений какой-то.
Чужды мне были дела помощника сверху, особенно когда родители в опасности, а все дороги вели к незнакомому мне человеку. Не удивительно, что душа моя стала переполняться злостью. Поэтому я пропустила слова благодарности мимо ушей, сделала большой глоток воды из бутылки и без единой эмоции закрыла заднюю дверь электрокара. В электромобиль я не садилась до тех пор, пока не убедилась, что сестра забралась на переднее сиденье и наконец активировала ремень безопасности. С помощью чипа, штрихкода и отпечатка пальца я идентифицировала свою личность, завела двигатель электрокара и начала движение.
Почти сразу после того, как мы отъехали от аптеки, Лили перепрыгнула на заднее сиденье и попыталась очистить лицо человека влажными салфетками, вытащив пачку из кармана двери электромобиля. Девочка тщательно стирала грязь с лица мужчины, прочистила ему нос, затем мило улыбнусь мне. Наблюдая за действиями сестры в зеркало заднего вида, я слегка растянула уголки рта и покачала добродушно головой ей в ответ, сморщив нос. Наивный ребенок не мог не восхищать своей искренней заботой о людях. Радостные эмоции были роскошью в сложившейся ситуации, поэтому на моем лице вновь отразились глубокая задумчивость и устремленный взгляд в лобовое стекло. Дорога требовала быть сосредоточенной и максимально внимательной. От основной магистрали мы удалились на какое-то расстояние и еще больше углубились в лесопарк. Это богом забытое место – то, что осталось от некогда ухоженных парков Москвы, – не давало время на передышки и требовало всегда быть начеку. Поваленные деревья иногда преграждали дорогу, словно специально создавали нам дополнительные препятствия, чтобы мы не двигались в сторону центра. По крайней мере, среди растительности воздух не казался таким тяжелым и бесполезным, чем в открытых районах чудеснейшего мегаполиса на Земле, где, будто из гранатомета, обстреляли шоссе, выжгли целые лужайки с озеленением, погрузили в облако пыли и металлической техники.
В самой гуще Лосиноостровского лесного массива, спрятавшись среди могущественных деревьев, я наконец позволила себе остановить электрокар. С минуту я сидела в немом молчании, пытаясь еще раз все проанализировать, уловить движение снаружи или узреть чье-то присутствие, как вдруг увидела глазами и услышала грохот ушами, полыхнул на юге Москвы еще один фонтан из воздуха, пара и огня.
Лили так и сидела как мышка, даже не позволяя себе дернуться или пошевелиться. Девочка натерпелась страха за эти несколько часов.
В задумчивом состоянии наблюдала и я за фонтаном, бьющимся из-под земли. Я четко слышала скрежет металла, удары о поверхность и непрекращающийся вопль. Ожидание кончины еще одной части Москвы было похоже на бесконечность. Мучительную бесконечность.
– Алиса, что происходит в космосе? – задала я вопрос системе, заранее не ожидая услышать разумный ответ.
– Информация отсутствует. Все серверы отключены. Резервные генераторы также не подключаются. Такой сбой может означать только одно: спутники больше не работают. Связь нарушена. Причины не известны.
Я отключила искусственный интеллект. Никакой помощи от системы сейчас не было, как и толка.
Постепенно звук стал с эхом исчезать вместе с черным пластом, образовавшимся в том месте, где ударил гейзер. Пережив момент гибели южной части Москвы, я тихонько открыла дверь машины, при этом постоянно оглядывалась, будто ожидала нападения со всех сторон, – и вышла. Лили последовала за мной. Без паники и лишних звуков мы осторожно вытянули мужчину из электромобиля и аккуратно положили его бессознательное тело на землю. Я потрогала пульс человека – он был жив. Лили тем временем отыскала в багажнике бутылку с водой и вылила на лицо парня, затем приоткрыла ему губы и залила немного жидкости в рот. Мужчина начал приходить в себя, резко зашелся кашлем, но продолжал пить воду, которую ему вливали; чуть погодя человек смог пошевелить веками. Несомненно, ему было плохо, его мутило, и у него кружилась голова. Видно это было потому, как он водил по кругу глазными яблоками, не понимая, где он находится и что с ним происходит. Судя по всему, тошнота с новой силой подступала к его горлу. Мы с Лили наклонили тело парня на бок, чтобы он не захлебнулся в собственной рвоте. Еще несколько минут человека трясло, выворачивало и знобило, а потом он обмяк. Нежно и заботливо мы повернули его на спину, заметив, что мужчина едва уловимо вздохнул с облегчением. Лили осторожно подложила под голову полотенце, пока я пыталась еще раз нащупать пульс. С неким чувством успокоения мужчина прикрыл глаза, когда тошнота полностью отступила. Дав ему пару минут передохнуть, Лили надела на мужчину респиратор. Хуже обстояли дела с пострадавшей частью тела – с ногой. Я наспех стянула с него туфлю и разорвала штанину. Человек не сопротивлялся. Лишь изредка открывал глаза, но тут же закрывал их, все еще не понимая, что происходит с ним в этот момент. Невооруженным глазом было заметно распухшую конечность – ведь мы не знали, как долго он оставался под завалом с передавленной ногой. Ведя рукой от пальцев стопы к колену и одновременно надавливая на кость голени, я искала место перелома. Мужчина никак не реагировал на движения. Но как только я коснулась участка чуть выше стопы левой конечности около небольшой раны на лицевой стороне ноги, человек издал глухой страдальческий стон, от которого стало не по себе. Дернулась и Лили, словно эта боль передалась и ей.
– Кость сломана, – оповестила я мужчину вслух, как только нащупала место перелома, и задумалась о том, понял ли он меня.
Лили тут же вытащила из машины сумку с лекарствами, отыскала среди всего прочего флюзол – эквивалент пероксида водорода, и вылила бутылку содержимого на рану. Не знаю, как мужчина справился с болью, что заставила содрогнуться все его тело, но он мужественно закрыл глаза и страдания погасил в себе. Лишь только складка, залегающая между глазами, констатировала о мучениях человека.
Какое-то время мы пристально наблюдали за мужчиной, пока его дыхание вновь не стало ровным. Как только тело парня начало расслабляться, а на лице больше не проявлялись признаки сильной боли, я осторожно поднялась с колен и подошла к электрокару. Без толики сомнений, скорее всего, действия мои были автоматические, я достала из салона электромобиля биобинт с фиксацией жесткости после его увлажнения и несколько бутылок с водой. Оставалось вправить кость, обработать рану и зафиксировать ногу. Никогда прежде я не пробовала себя в качестве спасателя или медицинского работника. Несомненно, не была готова к обстоятельствам, вызывающим некую панику внутри. Внутренняя борьба с самой собой отражалась на моем лице и движениях: я то и дело зажмуривала глаза, потом широко открывала их; руки то тянула к ноге, то убирала.
– Боюсь сделать хуже, чем есть, – объяснила я Лили свою нерешительность.
– У тебя получится. Только ты и способна вправить кость. Надавливай! И ничего не бойся, – подбадривала сестра, явно стараясь вселить ту храбрость, что покидала меня в некоторых ситуациях. Я слушала голос Лили, напитывалась мужеством, справлялась со страхом. Вся моя воля так и пятилась назад, но стыд за слабость и чувство долга направляли мои мысли и действия. Лили посмотрела на меня таким взрослым взглядом, полным сочувствия и понимания, что я невольно отвернула лицо в сторону пострадавшего, и с полной уверенностью, что я смогу вправить кость, надавила на место перелома. Все произошло в считаные секунды: человек широко раскрыл глаза, слегка прогнулся в спине, и я точно знаю, хотел издать вопль, но, почувствовав, что ему крепко зажали рот и не ослабят хватку, отключился.
Потеря сознания – лучше, чем испытать порог боли, сдерживать крики и умереть от шока. Обморок не даст психике мужчины ощущать, как мы с сестрой обрабатываем противовоспалительными и обезболивающими средствами, заклеиваем рану, обкалываем антибиотиками и фиксируем ногу биобинтом. Так что бессознательное состояние человека значительно упростило нам работу.
Задача казалась не такой простой, как мы с Лили ранее воображали в уме. Бросив все силы на спасение человека, я подумать не могла, что когда-либо отважусь на операционное вмешательство на костных тканях и буду оттачивать мастерство склеивания глубоких ран. Наш пациент, по крайней мере, не видел всех погрешностей моей работы и не ощущал недостачу опыта во врачевании. Лишь на мгновение я позволила себе затормозить взгляд на парне, пока он находился в бессознательном состоянии, отряхнула ему волосы от пыли, чтобы рассмотреть его внимательнее, и, подозвав сестру помочь мне, мы обе постарались погрузить тело мужчины обратно в электрокар. Мы уложили человека на заднее сиденье, сняли с него пиджак, подстелили под голову декоративную маленькую подушечку, до этого момента служившую украшением интерьера машины. Напоследок Лили накрыла парня простыней и села на переднее сиденье, затем украдкой взглянула на меня и активировала ремень безопасности.
С минуту я смотрела на карту, пытаясь отыскать наше примерное местонахождение. Вокруг нас были лишь деревья, а за ними все было выжжено, разбито, разрушено или разломано. Мы находились между двух радиан шоссе. Сколько бы мое внутреннее чутье ни говорило мне ехать на аэродром, я уперто хотела посмотреть на все своими глазами. Мне нужно было знать, что я сделала все, что от меня зависело, чтобы угрызения совести меня не снедали всю оставшуюся жизнь. Несмотря ни на что, я поехала вперед, выехала на другую магистраль, так же разрушенную и уничтоженную целиком. Лишь маленький отрезок дороги с одной полосой остался нетронутым. Картина перед глазами вызывала все те же негативные чувства и желание покинуть местность. Отсутствие деревьев вновь напомнило, что воздух стал тяжелее и грязнее. Где-то над нами пролетел вертолет, но мы не видели его очертание из-за серого облака, нависшего над открытыми участками мегаполиса, только слышали гул его двигателей. Я пыталась осмотреться, хотя в водовороте пыли мало что можно было рассмотреть. Полоса неожиданно закончилась, поэтому дальше мы ехали почти вслепую. Нас трясло, подбрасывало на кусках торчащего разорванного асфальта или, наоборот, клонило в сторону, когда колесо проваливалось в очередную яму, похожую на пропасть. Именно в тот момент, когда надежда, казалось, угасла, я заметила вывеску на части здания переднего фасада торгового центра; подогнала «Лендровер» к углу постройки, схватила какой-то кусок ткани, вылезла из электрокара и с большим трудом, благодаря юбке, залезла на крышу своего электромобиля, предварительно сняв туфли на высоком каблуке. Быстро смахивая тряпкой слой пыли с таблички, я увидела наконец кадастровый номер: «Нижегородская улица 74/2». Спрыгнув с крыши на капот, затем на землю, я влезла в свою обувь обратно. Одежда стесняла движения. Эх, не помешали бы мне кроссовки и шорты.
– Хорошие новости! – объявила я, немного воспрянув духом. – Мы выехали на другое шоссе. Если мы поедем прямо, то уткнемся в Марксистскую площадь.
– Как ты думаешь, мама еще жива? – осторожно тихим голосом спросила Лили. В глазах ее показались слезы, но стойкая девчушка посмотрела на мое лицо, сомневаясь, что она хочет услышать мой ответ.
Я не видела смысла обнадеживать сестру, поэтому предпочла промолчать, опустить глаза и двигаться вперед.
– Ты не заметила, что кроме нас тут никого нет? – посмотрев в окно, вдруг произнесла Лили.
– Из-за тумана и пыли ничего не видно, солнышко. Не думаешь же ты, что в Москве больше не осталось живых людей?
– Мы уже едем десять минут, но ни одного живого существа не увидели. Город-призрак! – скрипучим голосом с бескрайним удивлением и страхом произнесла Лили.
Под неким впечатлением от тишины мы тихонько подъехали к краю разваленной дороги. Не спеша и даже будто бы пятясь назад, я вышла из электрокара и устремила взгляд в бездонную пустоту. Мысли подсказывали мне, что эта необъятная пропасть погребла под себя весь центр Москвы, забрав у нас с Лили навсегда родителей. Мои худшие опасения подтвердились, но я должна была знать наверняка. Я посмотрела вниз, жадно хватая воздух от вдруг подступающей внутри паники, и с некой злостью бросила первый попавшийся под руку камень в пустошь, чтобы убедиться, насколько глубокое образовалось отверстие в земле, и возможно, смириться с неизбежностью, поймавшей меня в тиски своими огромными лапами. Звуков никаких не доносилось снизу. Мертвая тишина. Не было видно ни конца, ни края. Я начала дрожать, хотя на улице было жарко, когда мне показалось, что я проваливаюсь в тартарары.
Лили появилась неожиданно. Почти не слышно и не дыша, сестра взяла меня за руку и посмотрела вниз на кратер, диаметр которого, как и глубину, нельзя было измерить глазами без специального оборудования.
– Мама! – прокричала Лили в пустоту.
Я заслонила собой сестренку и присела на одно колено, чтобы обнять ее. Не время было давать волю чувствам, но ребенок этого не понимал. От суровой действительности я сжалась и с болью в сердце прикрыла глаза, а когда вновь распахнула веки, то уже четко знала: началась не жизнь – началась борьба за выживание.
Вырвавшись из моих объятий, Лили быстро наклонилась, зачерпнула своей маленькой ладошкой горстку земли и, подойдя к краю пропасти, кинула «прах города» в бездну, пронизанная ненавистью к целой планете.
– Это нечестно! – выкрикнула Лили, сгибая колени и потихоньку наклоняя вниз голову, пока не облокотилась лбом о поверхность земли. Ребенок вдруг резко подскочил на ноги, вырисовывая неподдельный страх на лице.
– Земля такая горячая, – увеличивала тон голоса сестра на каждом последующем слове.
– Словно раскаляется ядро, – прокомментировала я, касаясь рукой поверхности земли. – Рушится кора и убивает все живое.
– Планета, что же, исчезнет скоро? – испуганно задала вопрос Лили, отражая ее внутренние страхи на милом детском лице.
«Паниковать запрещено, – приказала я самой себе. – Мы живем в 2057 году. Ученые всех стран мира заседали последние полгода на симпозиумах, форумах, семинарах при закрытых дверях. По видеопанели постоянно показывали передачи о глобальных открытиях в области жизни на Земле или за ее пределами. На каждом углу вещали о межгалактических космических станциях с развитой на них инфраструктурой. Онлайн-трансляции демонстрировали, как отправляли шаттлы для исследований на Марс и Юпитер. И основной довод – мы живем в эре цифровых технологий, роботов и искусственного интеллекта. Весь мир роботизирован или же использует прототипы на энергетических усовершенствованных платформах. Не верю, что дождь из космоса вдруг оказался не зафиксированным сканерами или спутниками с орбиты и ученые нового времени не нашли способ спасти человечество. Еще мой дедушка рассказывал, что больше шестидесяти лет назад начались исследования планет на их жизненную пригодность. Не может быть, чтобы у нас не было шанса выжить. Не исключено, что он маленький. И все же есть. Игорь часто говорил о том, что мне необходимо сделать, если настанет такой день, когда планете будет угрожать опасность и приблизится конец света».
Посмотрев еще раз в глаза бездонной пустоте сверху вниз, мы с Лили с горьким вкусом душевного отчаяния вернулись в электрокар. В сердце словно сделали огромную дыру, саднящую и пылающую болью. Невозможно, чтобы на душе было так плохо, как в эту минуту. С закрытыми глазами я питалась несколько минут той неизбежностью, что обрушилась на нас так внезапно. А глубоко вдохнув, я открыла глаза и ожесточила себя в той мере, которая мне была необходима, чтобы спасти сестру в этих диких условиях и выжить самой.
Я повернула голову назад, где все еще на заднем сиденье лежал мужчина без сознания, одарила его инквизиторским недобрым взглядом, хмыкнула себе под нос со всей жестокостью внутри и вернула взгляд на лобовое стекло. Никто сейчас не был способен унять боль. Лишь каменное сердце придавало смелости и позволяло смотреть в лицо страхам.
Без эмоций и слов я отогнала электромобиль от пропасти и поехала в обратном направлении. Жестокое осознание действительности и самый большой страх рисовали мне мои действия. Я убедилась в том, что и так знала: родителей я больше не увижу. Мой собственный ад внутри горел пламенем и с каждой секундой обжигал душу все сильнее и сильнее, а потом сменился необузданным желанием спасти Лили от смерти. Девочка проливала слезы по матери и отцу, но я смотрела на нее каким-то новым взглядом. И не посмела тронуть ее в эту скорбную для ребенка минуту ни словом дерзости, ни словом ласки. Я знала, что я – единственная ее опора, поэтому не могла разрыдаться, как и не могла позволить проявить хотя бы намек на слабость. Лили всего лишь маленькая восьмилетняя девочка. Ей не уготована судьба просто исчезнуть, словно ее и не было в этом мире. Дерзкие и злые мысли сковывали мой разум. Казалось, что еще чуть-чуть, и мозг закипит, но этого не происходило, как и не унималась жестокая жажда выжить. Я точно знала, что буду сражаться с самим дьяволом и смертью, если потребуется, чтобы только спасти Лили, чтобы дать ей шанс начать все заново, чтобы вновь увидеть искреннюю улыбку сестры.
Глава вторая
– Куда мы направляемся? – перестав плакать, поинтересовалась Лили.
Я посмотрела в боковое стекло «Лендровера», где день уже плавно уступил бразды правления ночи, после чего перевела взгляд на крохотное чумазое личико сестры, наполовину скрытое под респиратором.
– На аэродром, – сухо ответила я. А после обреченно добавила: – Если от него что-то еще осталось.
– Думаешь, мы его отыщем в такой беспроглядной тьме? – с сомнением в голосе выдала свой вопрос Лили.
– Сегодня нет, – сделала я паузу. – Но рано на рассвете мы отправимся на аэродром правительства, – произносила я вслух слова Игоря, будто бы мысленно направлявшего меня в действиях. – Ах, Лили! Давай будем держать пальцы скрещенными в надежде, что хотя бы один самолет окажется пригодным для перелета, – ласково я посмотрела на сестренку и выставила палец вперед. – А пока, солнышко, ты должна поесть и отдохнуть, потому что ночевать нам придется в электрокаре на свой страх и риск.
Я покосилась на мужчину, по-прежнему тихо лежащего на заднем сиденье, потом вернула взгляд на сестру и опустила ее кресло, чтобы девочка смогла поспать в более удобной позе, пока я буду искать место для ночевки.
Со временем мы выбрались из удушающего серого облака пыли и песка, витавшего в воздухе, потому что вновь попали во владения густой растительности и лесов; миновали шоссе Энтузиастов, так как пересекли развалившийся второй уровень хайвея, держа путь чуть левее, чтобы приблизиться к Щелковскому шоссе. И где-то посреди парка я остановила электромобиль, чтобы достать из багажника еду и воду.
– Солнышко, просыпайся, – тихо будила я Лили. – Нам нужно поесть.
Девочка открыла глазки, потянулась и выскочила из электрокара, словно ей сказали, что началась война.
– Кажется, в лесу поверхность земли не такая горячая, – пояснила Лили, касаясь ладошкой грунта чернозема.
– Растительность и влажность. А там, – горько сглотнула я комок в горле, – туда упал осколок или метеорит из космоса. Видела эту пропасть? – Лили кивнула головой в знак согласия. – Все будет хорошо, солнышко! Веру не теряем и двигаемся дальше, – растянула я уголки рта.
– Мне вот очень интересно, – неожиданно сменила тему Лили. – Как ты до сих пор не сломала себе ноги на таких каблуках? – посмотрел ребенок на мои распухшие ступни.
– Годы практики и чрезмерное желание спасти тебя, – заюлила я. – Кроссовки-то никто не предложил.
Лили коснулась моей руки, тем самым говоря, что она рада тому, что мы вместе. Это хороший знак. Ведь даже находясь в условиях гибели всего живого, мы все еще можем шутить и улыбаться. Несомненно, такая беспечность – это мгновение, но все же шансы на выздоровление после пережитой катастрофы у нас неплохие.
– А теперь будем есть, – предложила я сестренке, протягивая ей еду.
Кушали мы в салоне электрокара, уплетая за обе щеки пищу, постепенно привыкая к ощущению сытости. Казалось, я не ела целую вечность. Лили улыбалась, слегка раскраснелась, словно не произошло никакой трагедии. Я смотрела на эту милую девочку и верила в сказку, где мы с Лили обязательно должны стать счастливыми. И когда мои радужные фантазии нарисовали нам безоблачное будущее, я услышала это:
– Что? Что про… про… изо… шло? – От раздавшегося голоса в салоне я выронила из рук яблоко.