Глубоко поражённая словами девочки Катя потеряла дар речи и не смогла ничего ответить, в то время как Вика угрожающе добавила: – Если не сделаешь этого, смоешь маркер с лица или настучишь на нас воспитательнице, мы вернёмся за тобой, когда ты будешь меньше всего этого ждать, и задушим тебя во сне. Поняла?!
Испуганно закивав, Катя была готова согласиться в этот момент на что угодно, лишь бы девочки жестоко не расправились с ней прямо сейчас.
– Вот и отлично, – снисходительно похлопала Катю по гладкой лысине черноокая. – Когда воспитательница спросит тебя, зачем ты это сделала с собой, ты ответишь, что сама обрила себе голову, разрисовала лицо и вылила на голову кашу, решив, что так ты будешь выглядеть гораздо красивее.
Пока подруги Вики едва сдерживались от распирающего их смеха, черноокая напоследок заметила: – Сделаешь, как я сказала, и мы тебя больше не побеспокоим. А начнёшь чудить, лучше тебе тогда самой удавиться, не дожидаясь нашего возвращения.
С этими словами троица с победным видом покинула Катину комнату и закрыла за собой дверь. Оставшись одна, Катя взглянула на свои лежащие на полу волосы, коснулась пальцами обритой головы и испуганно одёрнула ладонь. Затем девочка аккуратно собрала с пола все пряди, спрятала их под свою подушку и легла на кровать, отвернувшись лицом к стене. В эту секунду Кате казалось, что её жизнь окончена. Она прекрасно понимала, что если расскажет воспитательнице о случившемся, и та накажет Вику, черноокая станет ещё злее и наверняка приведёт свою угрозу в исполнение.
«Я одна, а их трое», – с горечью думала девочка, не желая следующие восемь лет своего пребывания в «Кукушонке» постоянно вздрагивать от каждого звука в ожидании расправы.
Закрыв глаза, Катя тихонько заплакала и испуганно вздрогнула, когда дверь комнаты открылась и в неё вернулась соседка. Девочка положила в шкаф свою зубную щетку с пастой, легла на кровать и, распаковав бумажную обёртку, звучно зачавкала. Как только насыщенный запах какао бобов ударил Кате в нос, она тут же открыла глаза и с подступившей к горлу тошнотой внезапно осознала, что соседка по комнате продала её черноокой и её подругам за плитку молочного шоколада.
Следующим утром невыспавшаяся от переживаний Катя последней вышла из своей комнаты к завтраку, когда все дети её группы уже сидели за столами в столовой. Полтора десятка сирот встретили бритоголовую девочку с разрисованным чёрным маркером лицом и написанным на лбу словом «красотка» удивлёнными взглядами, полными недоумения. Оглушённая всецело заполнившей столовую тишиной, Катя села на свободное место за свой стол, подняла тарелку с овсянкой и вылила её себе на голову. Дети ахнули от неожиданности и оживлённо зашептались между собой, в то время как, чувствуя стекающие по ушам, лицу и затылку комья тёплой слизкой каши, Катя сглотнула застрявший в горле комок и с выпрыгивающим из груди сердцем трижды громко назвала себя красоткой.
На какое-то время детская столовая вновь погрузилась в непроницаемую тишину, после чего полтора десятка сирот во главе с Викой и её подругами разразились оглушительным смехом. Единственным, кто не смеялся над лысой девочкой с кашей на голове, был Артём. Сидя за своим столом, он обескураженно смотрел на Катю, пытаясь понять, что сподвигло её на столь безрассудный шаг. Сгорающая от стыда девочка взглянула на мальчика одним глазом, по которому не стекала липкая овсянка, и на мгновение Кате даже показалось, что Артём вот-вот встанет из-за стола и велит остальным детям закрыть свои рты. Однако едва родившаяся надежда девочки мгновенно умерла, когда Артём опустил глаза и вернулся к молчаливому поеданию своей каши, сделав вид, что случившееся его совершенно не касается.
Никогда прежде опозорившая себя на глазах сверстников Катя не чувствовала себя такой бесконечно одинокой и никому ненужной. Когда, услышав многоголосный хохот, отлучившаяся ненадолго воспитательница группы вошла в столовую и увидела Катю, то немедленно вывела её в ванную комнату под не стихающий смех детей. Лавину обрушившихся на неё вопросов воспитательницы Катя встретила стойким молчанием, чем вынудила молодую женщину отвести её на первый этаж здания детского дома в кабинет директора после того, как смысла с девочки всю кашу и чернила.
Оказавшись в кабинете директора, Катя рассказала женщине, что сделала «всё это» сама и никто её не заставлял. Зная из личного дела девочки, что её мать уже девять лет содержится на принудительном лечении в психиатрической лечебнице, обеспокоенная душевным состоянием Кати директор отправила её к психологу детского дома. Девочка помнила грозное предупреждение черноокой, поэтому, опасаясь за свою жизнь, сказала психологу, что ей было очень тяжело после смерти отца и бабушки, из-за чего она решилась на столь отчаянный шаг с целью привлечь к себе внимание других сирот и попытаться избавиться от гнетущего её одиночества.
После дружных насмешек сверстников над её нелепой выходкой Катя заверила психолога в том, что понимает, насколько глупо поступила, и пообещала больше никогда так не делать. Выслушав девочку, психолог доложил директору, что Катя переживает тяжёлый посттравматический стресс после утраты родных и переезда в детский дом, поэтому рекомендует предоставить девочке больше времени на адаптацию в новых для неё условиях, с тщательным наблюдением за Катиным дальнейшим поведением.
Хотя чернила маркера и каша были благополучно смыты с лица и головы Кати, сверстники по группе более не воспринимали девочку, просто как замкнутую тихоню, а стали относиться к ней, как к отверженному изгою. Молча снося все насмешки и презирая обзывающих её сирот, Катя полностью ушла в себя. Не один год в дальнейшем, лёжа в своей постели, девочка представляла, как лихо разделывается со своими обидчиками, отводя самые жестокие издевательства черноокой и её подругам. Будучи глубоко подавленной отношением к себе других детей, Катя ни разу не позволила себе ответить на их оскорбления, незримо копя в себе жгучую обиду и злобу. Каждое грубое слово и усмешка больно ранили девочку в самое сердце, заставляя её одиноко плакать по ночам и мечтать о смерти.
Вика сдержала своё обещание и оставила Катю в покое, поскольку та более не представляла для неё угрозы в борьбе за внимание Артёма. Впрочем, и черноокой мальчик в итоге не достался, потому как был вскоре усыновлён и навсегда покинул стены детского дома. Пережитый Катей страх после совершённого над ней Викой и её подругами издевательского унижения глубоко проник в сознание девочки, из-за чего ей стали часто сниться кошмары, в которых её кто-то душил. Задыхаясь, Катя не видела своего душителя из-за приставленной к её лицу подушки, однако отчётливо слышала чей-то напевающий ей колыбельную голос. Девочка не знала, принадлежал этот голос черноокой или одной из её подруг, из-за чего Кате становилось ещё страшнее, ведь любой из обижающих её сверстников мог представлять для неё угрозу.
За последующие пять лет жизни в «Кукушонке» затравленным всеми зверьком девочка превратилась в неврастеничного подростка и не утратила рассудок лишь потому, что помнила, что по достижению совершеннолетия покинет ненавистное ею учреждение и сможет навестить в лечебнице свою мать. Катя ежедневно обращалась к той в своих мыслях, делясь с мамой всеми тяготами своей жизни. Повзрослевшая девушка скучала по матери и жалела её, зная по рассказам отца лишь то, что мама потеряла первенца и, не выдержав груза утраты, оказалась в доме для умалишённых, в то время как сама Катя после смерти отца и бабушки отбывала своё заключение в доме для сирот. Девушка постоянно думала о невыносимой боли и одиночестве матери, неся при этом тяжёлый груз собственных переживаний.
В покрытом глубокими шрамами сердце Кати мама стала её самым близким и единственным человеком, ради встречи с которым девушка вставала по утрам и проживала очередной безрадостный день своего вынужденного заточения. Катя верила, что по её приезду в лечебницу, несмотря на долгие годы разлуки, мама узнает её и заключит в свои объятия, пообещав, что впредь они будут вместе и ничто не сможет их разлучить. Девушке настолько хотелось ощутить исцеляющие душу материнское тепло и любовь, что мечта о встрече с мамой стала для Кати смыслом её существования. Девушка лелеяла надежду на то, что, увидев её, мама быстро пойдёт на поправку, и врачи выпустят её из сумасшедшего дома, чтобы разлучённые некогда мать и дочь снова были вместе, оставив позади постигшие их беды. Ради мамы Катя заключила глубоко в сердце всё лучшее, что в ней было, дабы при гложущей девушку ненависти к сверстникам сберечь свою любовь к матери и подарить её, когда наступит долгожданный день их встречи.
Каждый месяц на протяжении пяти лет Катя видела, как в её группу сирот то и дело приходили в поисках детей разные приёмные родители, забирая понравившегося им мальчика или девочку. Большинство сирот желало оставить детский дом и оказаться в приёмной семье, надеясь хоть немного вкусить свободной жизни, предусматривающей наличие личного пространства, неограниченное передвижение и столь необходимое каждому ребёнку внимание заботливых родителей, пусть и приёмных. Лица усыновлённых и удочерённых детей ярко сияли при уходе из «Кукушонка» от радости, в то время как те, кто продолжал оставаться в детском доме не скрывали ревнивой зависти к своим более удачливым сверстникам.
Катя была единственной, кто запирался в своей комнате, когда потенциальные родители приходили в её группу знакомиться с детьми. Девушка хотела остаться в детском доме до своего совершеннолетия, для чего заимствовала у Вики машинку для стрижки волос и каждый месяц обривала себе голову, чем приводила черноокую в полный восторг. Когда воспитательница приходила за Катей и насильно выводила её из комнаты, увидев нелюдимую бритоголовую девушку, никто из потенциальных мам и пап не мог хоть отдалённо разглядеть в ней своего приёмного ребёнка.
Хитроумная тактика Кати успешно работала вплоть до 2020-го года, когда в один из осенних дней порог «Кукушонка» неожиданно переступили супруги Белозёровы. Девушка находилась на уроке рисования, когда в учебный класс её группы вошла заместитель директора и отыскала глазами сидящего за дальней партой бритоголового подростка: – Воронцова – в кабинет директора!
От этих слов Катя невольно вздрогнула, вспомнив свой предыдущий визит к директору пятилетней давности, и в ответ на нетерпеливый взгляд замдиректора поднялась со стула, взяла с парты свой рисунок и под оживлённые шушуканья сверстников взволнованно направилась к выходу из учебного помещения.
– Покажи там себя, красотка, и без победы не возвращайся! – услышала девушка за спиной ироничное напутствие черноокой, после чего остальные дети дружно рассмеялись, вынудив Катю поспешно покинуть комнату.
– Почему госпожа директор хочет меня видеть? – спросила девушка, тревожно следуя за средних лет женщиной по лестнице здания детского дома на первый этаж.
– Узнаешь, – не оборачиваясь, ответила Кате замдиректора.
В нервозном ожидании девушка зашла в кабинет директора «Кукушонка» и тут же замерла от удивления.
– А вот и наша Катенька! – окинув девушку внимательным взглядом, радостно обратилась директор к стоящим рядом с ней мужчине и женщине.
Катя отступила назад и с опаской посмотрела на незнакомую супружескую пару.
– Сегодня в твоей жизни поистине замечательный день, – улыбнулась девушке директор. – Эти люди пришли за тобой, изъявив желание забрать тебя в свою семью.
– А разве они не желают сперва посмотреть всех сирот нашего детского дома? – робко спросила Катя, всеми силами пытаясь сохранить ускользающее самообладание.
– Эта славная пара пришла именно за тобой, Катенька, выбрав тебя из остальных сирот, и уже несколько месяцев, как подала на рассмотрение в сиротский суд все необходимые документы для твоего удочерения. Сегодня я получила положительное решение суда, и твои приёмные родители нашли возможность незамедлительно за тобой прийти.
Чувствуя, как к пересохшему от волнения горлу подступает нервный приступ тошноты, девушка вдруг вспомнила сказанные ей Викой пару лет назад слова: «Если тебя кто и удочерит, красотка, то лишь для того, чтобы продать тебя на органы или для сексуальных утех скучающим богачам».
Катя бросила испуганный взгляд на стоящего перед ней мужчину лет сорока и его чуть более молодую спутницу, лицо которой озаряла приветливая улыбка, едва не вызвав у оцепеневшей девушки неконтролируемую панику.
«Хотя ты вполне можешь приглянуться и каким-нибудь сектантам, забирающим сирот для тяжёлых работ в своих трудовых лагерях. Уверена, ты просто создана для рабского труда на картофельных грядках с перерывами на неустанную молитву», – вспомнилась Кате очередная порция язвительных слов черноокой.
«Органы, извращения или грядки», – в ужасе пыталась разглядеть смутные очертания своей дальнейшей судьбы девушка в глазах смотрящей на неё пары.
– Рита, – представилась женщина и, сделав шаг вперёд, протянула Кате свою ладонь.
Девушка от неожиданности выронила из рук свой рисунок, о существовании которого успела позабыть, и безучастно наблюдала за тем, как женщина подняла с пола исчерченный простым карандашом листок бумаги.
– Это яркий свет в окошке башни замка? – поинтересовалась Рита, вернув Кате её рисунок, на котором был изображён мрачный средневековый дворец с высокими стенами и массивной башней, под которой роились голодные орды злобных чудовищ.
Застигнутая врасплох неожиданным вопросом женщины девушка машинально кивнула.
– Но если в башне горит свет, значит, должен быть и тот, для кого он зажжён? – высказала своё предположение Рита.
– В этой башне от монстров прячется девушка-воин, – взяв наконец себя в руки, ответила Катя.
– А найдётся ли в башне место для доброй девочки, которой нужна защита отважной девушки-воина от монстров? – с надеждой спросила женщина.
Будучи несколько сбита с толку, Катя одновременно ощущала исходящие от Риты ласку и тепло и ещё нечто едва уловимое, чему не могла пока найти разумное объяснение. Девушка смотрела в добрые глаза женщины и чувствовала, что, несмотря на бритую голову, Рита видит в ней не отверженного всеми изгоя, как другие сироты, а надежду на спасение своей дочери от угрожающих её благополучию монстров.
«Эта женщина не может быть плохим человеком», – подумала Катя, испытав доселе неведомое ей чувство воодушевления от того, что кто-то нуждался в её помощи, думая при этом, что она способна её оказать.
Впервые после смерти отца и бабушки Катя увидела себя в глазах Риты не как полоумную красотку для бесконечных насмешек сверстников, а как бесстрашного героя из сказок, каковым девушка никогда не была, но коим ей вдруг захотелось хоть на мгновение стать, приоткрыв незнакомой женщине запертую дверь своей башни.
«Ответив ей – да, я смогу выбраться отсюда и повидать маму, не дожидаясь совершеннолетия», – взволнованно подумала Катя, мысленно вдыхая манящий аромат столь близкой свободы, ведущей к исполнению её заветного желания.
– Если сердце девочки и правда доброе, то в башне для неё найдётся место, а девушка-воин защитит её от любых монстров, – сказала женщине Катя, впервые за долгое время почувствовав некое подобие уверенности в своих силах.
– У этой девочки самое доброе сердце на свете, – ответила Рита с выступившими на глазах слезами и заключила девушку в свои благодарные объятия.
– Как же отрадно, когда осиротевший ребёнок обретает шанс на счастливую жизнь в приёмной семье! – расплылась в лучезарной улыбке директор детского дома.
Катя неподвижно стояла в объятиях незнакомой женщины и поймала себя на мысли, что впервые за время пребывания в «Кукушонке» её кто-то держал не для того, чтобы обрить голову, разрисовать лицо или задушить во сне, а потому что перед ней был хороший человек, какого девушка надеялась вскоре увидеть и в своей родной маме.
Глава 5. Разноцветные огоньки
Лето 2007-го года
