– Тебе, и пятнадцать?! – с удивлением присвистнула зечка. – Ты, наверное, серийный маньяк, отрезающий мужикам причиндалы, или сестра милосердия, отправляющая на тот свет безнадёжно больных стариков.
– Ни то ни другое. Я случайно убила мужа при самообороне.
– И только?! Так это с каждой бывает! Мой вот любитель выпить напоролся на нож целых двадцать семь раз, но судья не поверил в несчастный случай и влепил мне двадцатку за предумышленное с особой жестокостью. Можешь себе представить? Пятёрку я уже отмотала, поэтому, получается, выйдем с тобой в один год, если тебя, конечно, не отпустят раньше за примерное поведение. Мне-то УДО, как особо опасному для общества элементу, не светит.
– И как ты держишься? – впервые осмелилась заглянуть сурового вида женщине в глаза Марьяна, словно пытаясь отыскать в них спасительную соломинку.
– Не забываю о детях, которые остались с моей матерью, и грею себя ночами мыслью о том, что их папаша не сможет причинить им вреда.
С этими словами зечка вытащила из своей робы фотографию и показала её Марьяне:
– Разве я имею право сдаться, когда на воле меня ждут такие славные дети, которых я люблю больше жизни?
Марьяна с интересом взглянула на цветной снимок заключённой с мальчиком и девочкой лет пяти и тяжело вздохнула.
– Опять она за своё! – поморщилась зечка, сделав вид, словно проглотила лимон. – В худшем случае ты снова будешь с дочерью, когда ей стукнет восемнадцать, и у тебя ещё останется целая жизнь на то, чтобы увидеть, как она найдёт себя в этом мире и подарит тебе внуков. Уверена, ты станешь чудесной бабушкой.
– Моей Соне три года, и я ещё долго не собираюсь становиться бабушкой, – ответила Марьяна.
– Ну, знаешь, в наши дни молодёжь быстро взрослеет, поэтому не успеешь оглянуться и вот ты уже счастливая бабуля в полном расцвете лет.
Марьяна слегка улыбнулась женщине с навернувшимися на глазах слезами.
– Плакать будешь, нянча внуков, а здесь ты должна быть крепкой, как мошонка слона, так что ешь свой обед и не забудь про яблоко. Зря я что ли его для тебя отвоевала?
– Спасибо, – благодарно кивнула Марьяна и зачерпнула ложкой овощного супа.
– Меня, кстати, Жека зовут.
– Марьяна.
– Мария и Анна, значит. Целых два имени в одном.
– Никогда об этом прежде не задумывалась.
– Ты давай не отвлекайся от своего Минестроне, – шутливо заметила на правах старшей Жека.
Марьяна нехотя ела свой тюремный обед и поглядывала украдкой на татуированные чёрными чернилами пальцы рук матери двоих детей напротив, отправившей на тот свет с особой жестокостью своего нерадивого мужа.
*****************************************************************
– Доброе утро, Соня! – поздоровалась с девочкой одетая в белую униформу кухарка, зайдя в комнату ребёнка с пластиковым подносом. – Сегодня у меня для тебя вкусные сырники с черносливом, политые вишнёвым сиропом.
– Спасибо, я не голодна, – ответила сидящая на полу в окружении своих игрушек Соня.
– Если ты позавтракаешь, я дам тебе ванильный десерт, – заискивающе улыбнулась кухарка.
Средних лет ухоженная женщина стала поваром в доме Виктора Георгиевича после смерти его жены и работала у мужчины вместе с его водителем и горничной. Дедушка Сони поначалу хотел продать прибрежный коттедж погибшего сына и перевести внучку в свой дом. Однако суд передал Виктору Георгиевичу опеку над Соней с обязательным условием, что девочка продолжит жить в родном доме, в привычных для неё условиях, находясь под наблюдением работников социальной службы. Мужчина вынужденно принял решение суда и перебрался вместе со своим обслуживающим персоналом на постоянное место жительства в двухэтажный коттедж, купленный Вадимом в Вецаки на деньги своего отца.
Водитель каждый будний день отвозил Виктора Георгиевича на работу, горничная занималась поддержанием в доме порядка, а кухарка готовила на всех еду, будучи обязана следить за тем, чтобы Соня исправно питалась. После недавнего визита социальной работницы, отметившей некоторую бледность и худобу девочки, Виктор Георгиевич дал поварихе ясно понять, что в следующий раз его внучка должна предстать перед соцработницей в надлежащем виде. Поэтому ради сохранения работы кухарке пришлось идти на разного рода ухищрения, чтобы Соня ела приготовленную для неё еду. Обычным подкупом ребёнка служили пользующиеся у Сони хорошим спросом конфеты и печенья в форме зверей, а также жевательный мармелад в виде гусениц и десерты из растительного молока.
– Три ванильных и два шоколадных, – не поднимая глаз, сказала Соня, продолжая играть со своими куклами на полу. – Мой медвежонок любит сладкое.
– Два ванильных и один шоколадный, и то из уважения к твоему плюшевому другу, – ответила кухарка.
– Ладно. Где там ваши сырники?
Женщина с облегчением улыбнулась и положила поднос на кровать Сони, после чего вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Вновь оставшись наедине с игрушками, девочка подошла к оранжевому подносу и хотела было выковырять из румяного сырника кусочек финика, как неожиданно услышала донёсшийся до неё с улицы сигнал дедова пикапа. Соня оставила вилку, забралась на свою одноместную кровать и выглянула в окно.
За последний месяц девочка привыкла, что большой автомобиль ежедневно увозил Виктора Георгиевича на работу и привозил его обратно, доставив также в дом личные вещи мужчины. Соня знала, что сегодня была суббота, а значит, дед скоро отправится на охоту, чтобы привезти с неё очередной трофей, который кухарка приготовит и подаст к ужину. Девочка никогда прежде не видела застреленных Виктором Георгиевичем животных, которых тот привозил с охоты под зелёным брезентом в кузове своего пикапа, и не связывала их с фаршем, тайно добавляемым поварихой в еду ребёнка.
Знай Соня, что странные на вкус серые комочки, которые она регулярно ела последнее время, не являются грибами, как уверяла её кухарка, то никогда не стала бы их есть. Каждые выходные после дедовой охоты девочка наблюдала во время ужина за тем, как мужчина наслаждался кусками приготовленного мяса и лукаво поглядывал на её тарелку с посыпанными тёртым сыром макаронами и жареными или тушёными кусочками «грибов».
«Что это там, в кузове?» – заинтересовалась Соня, увидев, как вышедший из дома Виктор Георгиевич открыл своему водителю ворота, и тот припарковал в просторном дворе пикап.
В кузове машины располагалась закреплённая толстыми ремнями собачья будка, и как только водитель опустил задний борт пикапа, навстречу Виктору Георгиевичу выбралось из конуры внушительных размеров белое существо, которое тут же принялось лизать руки своего хозяина.
Сперва Соня решила, что видит перед собой полярного медведя, которого ей как-то показывала в детской энциклопедии мама. Однако, когда «медведь» несколько раз громко гавкнул, поприветствовав Виктора Георгиевича, девочка поняла, что перед ней, вероятнее всего, неизвестная ей порода собаки, если, конечно, мама не забыла рассказать ей о лающих медведях, в чём трёхлетняя Соня была не вполне уверена.
Девочка стояла на своей кровати и пыталась получше разглядеть собаку, которую дед почему-то привёз в дом лишь спустя месяц после того, как перебрался в него сам. Большая горная пиренейская овчарка преданно лизала ладони Виктора Георгиевича и дружелюбно виляла ему хвостом. Спрыгнув из кузова на серую брусчатку, овчарка с интересом обошла территорию своего нового местообитания и вернулась к мужчине, который потрепал лохматого пса по голове.
Затем водитель вытащил массивную будку из кузова автомобиля и разместил её у деревянного забора, напротив ворот. Когда водитель вернулся в кабину пикапа, Соня заметила прикреплённую к конуре металлическую решётку. Виктор Георгиевич дал овчарке какую-то команду, и собака послушно скрылась в будке, после чего мужчина запер её решётку на защёлку.
Соня неожиданно вспомнила о своей запертой в тюрьме маме и тут же почувствовала к ней и «лающему медведю» глубокую жалость. Увидев, что дед вынес из дома ружьё и сел в машину, девочка поняла, что сможет вскоре поприветствовать нового обитателя её приморского дома.
Соня съела свой завтрак, незаметно прошмыгнула мимо убирающейся в соседней комнате горничной и спустилась на кухню с пустой тарелкой в руках.
– Смотрю, мои сырники тебе понравились, – удовлетворённо заметила хлопочущая на кухне повариха. – Сейчас я домою тарелки и дам тебе заслуженные десерты.
– Можно я пока выйду во двор подышать свежим воздухом? – спросила девочка, увидев в окно закрывшиеся за уехавшим пикапом деда ворота.
– Подожди. Неля закончит уборку и погуляет с тобой в лесу.
– Я только на минуточку, тётя Оля, туда и обратно, а потом пойду с Нелей нагуливать в лес аппетит для обеда.
– Ладно, можешь ненадолго выйти на крыльцо, – нехотя поддалась уговорам Сони кухарка.
Поблагодарив женщину, девочка открыла входную дверь дома, спустилась с широкого крыльца и подошла к деревянной будке у забора.
– Эй! – обратилась Соня к лежащей в конуре собаке. – Как тебя зовут?
Ответом на вопрос девочки стало таинственное молчание, заставив любопытного ребёнка подойти к запертой на решётку будке поближе.
– Ты чего молчишь? – спросила Соня, предположив, что пёс её в первый раз не расслышал. – Не бойся, я тебя не обижу.
Девочка осторожно склонилась над решёткой, приложила к ней свои ладошки и приветливо улыбнулась псу в тот самый момент, когда огромная овчарка резко бросилась на неё из глубины конуры и с грозным рыком обнажила свою зубастую пасть. Соня от неожиданности упала на каменную брусчатку, но быстро вскочила на ноги и испуганно убежала в дом, намереваясь больше никогда не тревожить оказавшегося столь недружелюбным пса.
«Понятно теперь, для чего нужна решётка», – подумала девочка, вернувшись в свою комнату, где крепко обняла подаренного ей мамой плюшевого медвежонка.
