«Ой какой», – подумала она, глядя на прекрасного воина.
– Сегодня он разделит со мной ложе, – доложила Уатах матери.
Кухулина, как водится, никто не спросил. Так и повелось. Уатах досталась ему в нагрузку, зато Скатах обучила его всем приемам боя плюс коварному удару рогатиной, которая зажималась между пальцев ноги и металась под водой. Тут же Кухулин побратался с Фердиадом, и часто они возвращались в дом за полночь с веселой попойки.
И не знали они, и не ведали,
Что придется им вскоре мечи скрестить.
Однажды Кухулину пришла депеша: «Война. Медб. Ждем. Дядя». Кухулин не спеша доел вишни, попрощался со Скатах и пошел седлать верного коня, Серого из Махи.
Действительно снова началась война, а улады каждый раз при начале боевых действий мучились родовыми схватками, и схватки у них продолжались четыре дня и пять ночей. Такое вот неприятное на них наложили проклятье-заклятье. Следовательно, сражаться они никак не могли.
Вот и отправился умудренный Кухулин в родное королевство Улад.
Глава последняя. Бой с Фердиадом
Первым человеком, который встретил его у ворот, сгибаясь и постанывая, был Конал.
– Приветствую тебя, о Победоносный, да разродишься ты сыном великим, героем отечества.
– Типун тебе на твой кривой язык, – прошипел Конал. – Кстати, ты завтра дерешься с Фердиадом, ты знал?
Кухулин разразился громкими воплями.
– Это все Медб. И история про бычка из Куалнге. На тебя вся надежда, – и Конал уполз в дом. Кухулин, в отличие от других, проклятью был не подвержен, может, потому что был полубогом (как некоторые утверждали), а может, просто в момент проклятья где-то куролесил.
И вот теперь ему предстояло сражаться с лучшим другом, которого угораздило выступать стороне противника.
Кухулин и Фердиад встретились на рассвете.
– Ты подлый воин, хоть был мне названным братом.
У Скатах мы вместе с тобою служили,
Но позабыл ты дружбы законы.
Против меня ты, дерзкий, воюешь.
– Не лайся, пес Кулана. – Фердиад был грустен и трезв. – Сразимся по-быстрому – и по домам.
Сперва сшибались их колесницы, а Кухулин превратился в некое подобие циклопа (глаз выкатился на щеку) и пугал Фердиала. Тот же знал законы мифа, и о том, что ему предстоит умереть, догадывался, но не горевал. В эпосе как – умер, а о тебе песни сложили, твое имя прославили, слава вечная, считай, гарантирована.
Потом рубились на мечах. Потом дрались на шпагах. Потом стрелялись на пистолетах. Потом играли в теннис. Мячик ударил Фердиада в лоб, и тот тяжело осел на зеленое покрытие корта.
Кухулин жалобно завопил и обнял друга.
– Я умираю, – сказал Фердиад.
Раннее мартовское солнце камень священный разогрело. Кхулин проснулся. Конал стоял над ним и пускал зеркальцем в лицо солнечных зайчиков. Мальчик захныкал:
– Снилось мне, что я убил друга прекрасного, и у Скатах во тьме служил.
– Это был сон. – Победоносный потянулся. – Еще не нарезаны руны твоей судьбы, Кухулин, так что как еще повернется, неизвестно.
И они пошли обедать.
Только хорошее питание поможет дракону пережить зиму
Чисто с эстетической точки зрения жилетка была просто ужасна.
– Сам сшил, – гордо сказал Принц.
– Большое спасибо, – ответил Дракон, наступив на горло своему чувству прекрасного.
– Я тут это… подумал… может, ты на зиму ко двору переберешься? Тут в горах холодно, а скоро зима.
– Представляю, как обрадуется твой папа-король.
Дракон посмотрел на Принца. Принц отвел взгляд. Дракон решил, что надо примерить жилетку, раз уж так получилось. Тем более, скоро зима. Чешуя – это хорошо, но, когда холодно, лучше, когда шерсть.
– Ты что делать будешь?
Оба мрачно посмотрели на тропинку, по которой пришел Принц. Снежинки падали на землю и таяли. Скоро земля замерзнет, и Принц может поскользнуться и упасть.
– Может быть, впаду в спячку. Я раньше так и делал. Заползу в глубь пещеры, свернусь на золоте… и до весны. Ты в марте приходи.
Принц потер щеку. Наверное, по дороге на нее упали снежинки, и сейчас они таяли.
Принц порылся в рюкзаке.
– Я тут это… тебе пирог с мясом принес. Он почти целый.
Пирог был вкусный.
– Тебе надо хорошо питаться, – сказал Принц. – Только хорошее питание поможет пережить зиму.
«И любовь», – подумал Дракон.
Кукольный домик
Я еду в метро. Столько людей, самых разных, высоких и тех, кто не дотягивается до верхних поручней, слегка нетрезвых и откровенно пьяных, злых и тех, у кого до посадки в поезд было хорошее настроение. Людей, стиснутых вместе в ненависти, пока кольцевая не разлучит их. Каждый из них в теории может мне пригодиться. Остается выбрать.
Например, вот тот парень в двубортном сером пальто с красивыми рыжими волосами и усиками? У него нежная розовая кожа и голубые глаза. Или старушка в синей рабочей жилетке, с надписью «Мосгорчто-то». У бабушки внезапно звонит телефон, и на рингтоне стоит ужасная песня, просто блатняк. На словах «Да пошли все…» она берет трубку. Интересная личность. Похожа на сову, была бы заурядна, если бы не эта жилетка и этот безумный орущий голос на телефоне. Нет, сегодня мне нужен кто-нибудь яркий и привлекательный. Вот эти две блондинки, у одной прямые волосы, у другой – слегка вьются. Я пробираюсь через толпу, чтобы встать поближе, ничего не упустить: эта молния на красной куртке из кожзаменителя, этот коричневатый шарф, красные длинные серьги в ушах. У одной – помада подобрана в тон одежде. На другой коричневое пончо. Они могли бы быть сестрами, но они явно подруги. Крутят свои модные телефоны в руках, одновременно поддерживая разговор друг с другом и общаясь с миллионами невидимых мне людей. Они именно то, что нужно.
Украдкой достаю телефон и тихонько делаю снимок. Девушки переговариваются. Теперь я еще знаю их имена. Отлично-отлично. Такие простые милые повседневные имена. Симпатичные лица. Они не замечают меня. В толпе это трудно сделать, меня многие не замечают, даже когда в комнате, кроме меня, никого нет.
Прихожу домой и первым делом включаю компьютер. Быстро открываю нужный файл. Ничего бы не забыть. Детали, самое главное – это детали. Первоначальный вариант книги надо переслать уже завтра, осталась буквально ночь, но ее мне хватит. Стоит найти подходящую натуру, как все встает на свои места. Вспоминаю историю одного из прерафаэлитов Джона Эверетта Милле и его «Офелии». Вода в ванной, стоящей на ножках в виде львиных лап, остывала. Остывало, холодело и тело его натурщицы Элизабет Сиддал. Постепенно оттенок ее кожи приобрел мертвенную бледность, так красящую картину. И вот она – уже мертвая Офелия. Она уже никогда и никого не сможет помянуть в своих молитвах. Элизабет простудилась и через какое-то время умерла. Но картина осталась, она прекрасна. Она одухотворена. А смерть, в конце концов, такая небольшая плата за Вечность.
