А тут еще моя подруга детства Ритка стала чудить: хочет ребенка – и все тут. Почему-то она за шесть лет общения со своей большой любовью ни замуж за него не вышла, ни ребенком не обзавелась. И пошли все эти разговоры, мол, как ужасно не выполнить свой материнский долг. По детским домам куча всяких детей. Ах-ах! Если б каждый взял по ребенку, то мир стал бы намного лучше!
– Пусть мир становится лучше без меня, – сказала я ей. А когда она принялась бросать на меня тяжкие, как картины Гойи, взгляды и скорбно нудеть, что вот, как можно быть такой недоброй, я не выдержала и сказала:
– Я не добрая. А я и не говорю, что добрая. Но с каждой выставки, с каждой продажи этим твоим детям перечисляю хоть пару тыщ.
– А я с тобой согласна, – сказала рыжая Машка. Они с мужем порой заскакивали к Рите. Если честно, это были не самые лучшие знакомые Риты, и я старалась за ними приглядывать. – Эти дети… Они такие несносные. Да, Петенька? – ее Петенька что-то невразумительно пробубнил, пытаясь проглотить кусочек третьего бифштекса. Это была бездетная пара, причем жена была одержима идиотскими идеями насчет здорового образа жизни, а Петенька, здоровенный, откормленный красивый парень, почему-то загнавший себя преподавать историю в обычную школу, полностью был подчинен своей женушке. – Особенно из всяких приютов.
– Гм-гм… – Петю, как всегда, больше интересовало содержимое тарелки.
– Маша! – глаза у Риты стали круглыми от негодования.
– Из… откуда ты сказала? – мягко спросила я. – А чем плохи такие дети?
– Ой, ну, это всегда потомство всяких маргиналов, личностей неполноценных… – Маша размахивала бокалом, как флагом, и мило улыбалась, гадина. Я не стала отвечать, повернулась, подхватила дубленку и вышла.
Уже на улице я услышала возмущенное Риткино:
– Маша, как ты могла? Ларису усыновили.
– Удочерили, – тихо заметил Петя.
– Какая разница?.. Уже в большом таком возрасте, лет в пять… Это моя лучшая подруга.
У меня потеплело на сердце. Ритка – дура, но добрая дура.
– Она знаешь какая талантливая? У нее знаешь картины какие дорогие?..
– Ой, ну я не знала, – разочарованно протянула Маша. – Это вот и есть твоя подруга-художница?
И тут раздался торжествующий смешок обычно безгласного Пети:
– Ну, теперь твоя мечта о портрете, дорогая моя, развеялась прахом могильным, ха-ха-ха.
Дальше мне было неинтересно, и я пошла быстрее. Обычно на расстоянии ста метров я тоже все слышу, но при желании – хуже.
Прошло еще немного времени. Я готовилась к одному интересному международному проекту, который сулил в случае удачи и приятную щекотку для творческого самолюбия, и достаточную финансовую стимуляцию. Незаметно промелькнуло полгода, и когда вдруг раздался звонок от Ритки, совесть слегка меня куснула – не вспомнить ни разу о подруге! Боюсь, я действительно не самое эмоциональное существо на Земле. Все мои чувства остаются в моих картинах.
– Привет, Рит, прости, я пропала, но рада тебя слышать…
– Я тоже! Я тоже рада! Не извиняйся, ты же была так занята! Но теперь ты должна заскочить ко мне в гости! Я такая счастливая!
Голос у нее действительно звенел и искрился, как маленькая радуга, которая словно бы выскакивала из трубки и окрашивала все вокруг в цвета счастья. Ну, что ж – я поехала к ней. От «Октябрьской» до «Калужской» было недалеко, в принципе. Купила по дороге большую коробку любимых Ритиных конфет, ликер и симпатичного игрушечного зверя, похожего на енота. Я решила что-нибудь такое сказать, мол, от мужчин ничего нежного никогда не дождешься, вот тебе пушистый зверек, а когда-нибудь он пригодиться по назначению. Ну, будут же у нее дети? Может, и усыновит кого-нибудь. Мама говорила, что Ритка ей всю душу вымотала зимой, мол, как к этому вопросу подступиться.
Дура Ритка! Вот нет у меня детей – и не надо, хотя маме я благодарна на всю жизнь. Но все равно она для меня вроде любимой, заботливой, но тети. Я так всегда и фантазировала, что это какая-нибудь сестра мамы, хотя не представляю свою маму… и была ли она у меня?
Итак, я доехала до Ритки: охи-ахи, поцелуи. Вручаю ей конфеты и ликер.
– Ой, Ларочка, зачем? И праздника-то нет.
– Ну, как это? Давно не виделись, вот и праздник нашей встречи. – Я принюхалась и поняла, что Ритка пахнет по-иному, но в чем дело, не разобралась.
– У тебя духи новые?
– Нет. Я вообще теперь духами не пользуюсь, – засмеялась подруга. – Идем.
Мы прошли в комнату. На ходу я пыталась достать из сумки енотика.
– Что ты там копаешься? Садись давай, сейчас пообедаем нормально. Я даже язык отварила.
– Сейчас-сейчас, сей… час… Я тут еще принесла тебе… Ой, – я удивленно посмотрела на кухню.
У Риты большая комната плавно перетекает в кухню, которая поэтому прекрасно просматривается из коридора. Под барной стойкой сидела девочка и увлеченно что-то громоздила из кубиков.
– Да. Это мы! – радостно воскликнула подруга.
– Рита, это… Это то, про что я думаю?
– Это Леночка! Леночка, иди сюда. Это тетя Лариса.
Я переварила свое превращение в тетю и достала треклятого зверя, который растопырил лапки и никак до этого не хотел вылезать из сумки.
– Хм. Ну, тогда, Леночка… Ты любишь енотов? Кажется, это все-таки тебе. – Леночка вцепилась в енота, царапнув меня взглядом из-под светлой челки.
– Леночка, – тихо и мягко намекнула Рита.
– Спсиб, – пробормотала девочка. Было ей года три, как мне показалось.
– Лар! Ты – гений! Ты такая тонкая, такая чувствительная! Как ты догадалась?
– Да не догадалась я! Тебе зверика везла… думала подбодрить, мол, будут же детки когда-нибудь.
– Ну, я и говорю, что только ты могла предчувствовать… как творческая личность…
– Рита, я сейчас зарычу! Давай чай пить. Ненавижу все эти разговоры о тонко чувствующих личностях.
Мы сидели уютно и спокойно, как могут сидеть женщины, когда остаются одни. Правда, рядом присутствовала девочка – загадочное и непонятное существо. Но, кажется, Леночка обладала спокойным и удобным нравом. Она мне понравилась. Девочка смирно возилась с игрушками, уложила енота спать на диванную думку, накрыла его пледом, как нормальный домашний ребенок. Меня, помнится, мама учила играть в игрушки.
– А ты… когда?
– Да летом еще… Просто мы из Москвы уезжали. Да и новости о тебе доходили. Зачем дергать-то? Ругаться будешь? – она вытянула губки хоботком, и я улыбнулась.
– Да нет. Молодец! Я не говорю, что это плохо. Просто я никогда не рожу и чужого ребенка не приемлю.
– Это тебе так кажется, – промурлыкала Ритка.
– Нет. Не кажется. Ну, давай за Леночку, за то, чтобы мечты сбывались. Каждому – свое. – Мы чокнулись и выпили.
– А с духами что не сложилось?
