Книга Нагуаль - читать онлайн бесплатно, автор Вергилия Коулл. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Нагуаль
Нагуаль
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Нагуаль

– Это не Джейми, папа, – протянула я, – это я.

– А, это ты, Фэй, – возможно, мне под действием обиды лишь почудилось, но пыл в голосе отца поостыл.

– Это я, Кристина! – уже не сдерживая эмоций, возмутилась я. И папа туда же! Зачем он называет меня дурацкой кличкой, которую никто не применял в нашей семье прежде?!

– Да-да, я узнал. Джейми рядом? Передай ему трубочку?

И это тоже было странно, как шипастые туфли и четырехгодичная тьма вместо прожитых дней. Папа предпочитал пообщаться не со мной, а с моим мужем? Неужели и он почему-то решил, что во внимании я не нуждаюсь?!

– Папа, – позвала я, все еще надеясь перетянуть одеяло на себя, – как ты себя чувствуешь? Как мама?

– Все в порядке. Дай мне поговорить с Джейми? Почему ты взяла его телефон?

«Потому что у меня отобрали собственный! – хотелось орать мне. – Потому что я не узнаю этот новый мир и новых людей в нем, а они не узнают меня! И потому что первым делом, как только смогла, я пыталась до вас достучаться! До тебя и мамы! Но, похоже, вы и не собирались ждать вестей от меня…»

Я послушно передала трубку мужу, и тот поднес аппарат к уху, оставив одну руку на руле и поглядывая то на меня, то на дорогу.

– Да, забрал. Да, в порядке, – он засмеялся, обнажая ровные белые зубы, – как обычно, само собой. Я справлюсь. Я позвоню. Обязательно. Всего хорошего, Николай.

– Что хотел от тебя папа? – уныло спросила я, когда беседа закончилась.

Джеймс небрежно сунул телефон в карман.

– Удивлялся, что ты позвонила.

– Чему удивляться? – я шмыгнула носом. – Мне кажется, он знал, что я попала в больницу.

– Знал, – не стал спорить муж, – все знали. Твою аварию широко освещали в прессе.

Широко освещали в прессе, отец знал – и даже не спросил меня о самочувствии перед тем, как попросить передать телефон. Я его спросила, а он меня – нет, словно и не волновался вовсе. Да что же это с ними со всеми происходит? Почему? Почему? Почему?!

Я снова отвернулась к окну, чтобы Джеймс не увидел слезы обиды на моих глазах. И, пожалуй, слезы страха от ощущения, что лечу вниз с огромной высоты, кувыркаясь в воздухе без надежды на спасение или какую-нибудь опору. У каждого есть якоря, которые держат в привычной гавани и дают ощущение безопасности существования. Это родители, друзья, да даже знакомая девчонка за стойкой в ресторане быстрого обслуживания, уже наизусть выучившая, какой сорт кофе наливать вам по утрам, когда вы забегаете к ней перед работой. Это любимые джинсы, прослужившие уже года три, на которые хочется молиться, чтобы не порвались, – ведь они приносят удачу во всех начинаниях. Это еженедельное вечернее пятничное шоу по телику. Примелькавшиеся лица, придуманные для себя приметы, продолжения историй, за которыми надо регулярно следить, звонки от родных и близких с одними и теми же «как дела?» и «когда увидимся?». Крохотные штрихи, едва заметные глазу детали, но вкупе они и составляют огромное полотно под названием простая человеческая жизнь, а у меня их теперь не было, все вокруг казалось непривычным, незнакомым, чужим. И боялась я, что вернуть их обратно не смогу.

– Папа сердится на меня, – высказала я догадку, потому что проговорить мысли вслух означало их упорядочить и это здорово успокаивало. – Те люди у больницы… журналисты… они не придумали, да? Папа сердится на меня за то, что я сделала что-то плохое, вот и не хочет общаться. Я сидела на наркотиках?! Я на самом деле кого-то сбила?! Насмерть? Да?!

– Наркотики? – тут же фыркнул Джеймс. – Фэй, ты слишком любишь себя, чтобы портить наркотиками внешность.

Я могла бы привести ему примеры, когда лучшие девушки из модельного бизнеса заканчивали карьеру в различных клиниках по борьбе с анорексией и наркозависимостью, но в этот момент он весь как-то подобрался, внимательно изучая что-то в зеркале заднего вида.

– Кто-то из твоей свиты не хочет оставлять тебя так просто, да? – процедил Джеймс и резко выкрутил руль, сворачивая в узкий переулок с односторонним движением.

Я уже поняла, что «моей свитой» он называет журналистов, и, приглядевшись в боковое зеркало, заметила, как за нами повернул голубой кадиллак с тонированными стеклами. Человека или людей внутри машины разглядеть не получалось. Все мои непролитые слезы мгновенно высохли.

– Твои знакомые, да? – поинтересовался муж каким-то недобрым голосом, ловко петляя в лабиринтах периферийных улиц. – Знаешь, кто это?

– Нет, – ответила я, так как ничего другого ответить и не могла. Я и себя-то толком теперь не знала.

– Он же был на стоянке перед больницей. Не заметила? – допытывался муж, а затем коварно ухмыльнулся. – Ничего. Сейчас оторвемся.

На миг я почувствовала, что мне и не хочется «отрываться». Возможно, люди в голубом кадиллаке сумели бы пролить свет на недостающие эпизоды моей биографии? Мне же надо знать, из-за чего так сердиты на меня родители! Да, слышать правду будет больно, но она стала бы моим первым якорем среди бушующего моря неизвестности, и, зная о своих ошибках, я могла бы постараться их исправить. Но Джеймс владел рулем ловко и уверенно, он прекрасно ориентировался даже в самых путаных закоулках, где мне и бывать-то прежде не приходилось, и каким-то образом вдруг оказалось, что мы вновь едем по главной улице, а преследователей за нами больше нет.

– Ты как Джеймс Бонд, – сухо заметила я, наблюдая, как муж сияет торжеством, добившись успеха.

Джеймс улыбнулся мне мимоходом и расслабленно теперь уже закурил. Он откинулся на сиденье, держа одну руку на руле, а другую, с сигаретой, опустив за окно, а я смотрела, как дым плавно вытекает между его приоткрытых губ, а легкий ветерок треплет расстегнутый воротник рубашки, и внезапно поняла, что сейчас узнала о нем немного больше.

– Ты любишь, чтобы всегда было по-твоему?

Он бросил на меня короткий взгляд и пожал плечом, но мне и этого хватило. Конечно, чертов ослепительный мистер Уорнот пришел в бешенство от того, что за ним едет кто-то, кому он не давал разрешения на преследование, и поэтому сделал все, чтобы отбросить «хвост». Не потому, что беспокоился о том, что журналисты меня атакуют, хотя мне приходила в голову и такая мысль, а просто потому, что предпочитал сохранять при себе все свои свободы, в том числе и свободу личного передвижения.

Наконец, мы подъехали и припарковались у шестнадцатиэтажного кондоминиума, расположенного в одном из жилых кварталов, и мое сердце снова запрыгало от волнения в груди. Что ждет меня там? Каким окажется мое знакомство с жилищем, привычным, наверное, для двадцатилетней меня и таким чужим для нынешней? Вместе с Джеймсом я поднялась в скоростном лифте с зеркальными стенами на двенадцатый этаж и оказалась перед дверью, которую мой супруг открыл своим ключом. Я с трудом заставила себя перешагнуть порог – колени стали ватными, пришлось сделать вид, что во всем виноваты «Джимми Чу-у-у», а никак не их хозяйка.

Квартира оказалась студией, достаточно просторной, но не огромной. Слева от входа находилась кухонная зона со всем положенным оборудованием и дверь на балкон, посередине шла зона гостиной, а справа вдали – спальная. Мне хватило опыта, чтобы понять, что над интерьером работал дизайнер: оформление выполнили в серых и бежевых тонах, подобрали соответствующую мебель, все выглядело сдержанно и строго и скорее по-мужски, чем по-женски.

– Значит, мы живем здесь? – вымолвила я и прошлась вперед под перестук чудовищных каблуков собственных туфель.

Джеймс молчал, видимо, опять не желая комментировать очевидное, а я просто побоялась, что если так и останусь на пороге, то трусливо сбегу на улицу, поэтому очертя голову ринулась в бой. Добралась до спальной зоны, отодвинула в сторону дверцу шкафа-купе: похоже, то была половина Джеймса, потому что взгляду предстал ровный ряд из нескольких костюмов и чистых сорочек. Повернулась, изучая аккуратно застеленную кровать, установленный перед ней широкоэкранный телевизор, и застыла, заметив, как смотрит на меня муж: словно я превратилась в заблудившуюся в чаще лань, а он – в тигра, готового к броску. Сглотнула, пошатываясь на высоте неудобных туфель.

– Ничего не узнаешь? – вполголоса поинтересовался Джеймс, и я только помотала головой, не находя слов для ответа. Он резко развернулся, будто с усилием отрывал себя от меня, и пошел в сторону кухни. – Тебе надо выпить.

– Врачи не рекомендовали мне пить, – бросила я вдогонку, слушая грохот крови в ушах.

Вот и наступил тот неудобный момент, о котором я старалась не думать по дороге сюда. Мы с Джеймсом наедине в нашей (или только его?) квартире и считаемся супругами, а супругам положено вести вместе общий быт, разговаривать о чем-то и… тут я посмотрела на широкую, какую-то неуютную и холодную кровать. Или она казалась мне таковой из-за неловкости, которую я испытывала к Джеймсу? Меня не отпускало ощущение, что мы с ним – мимолетные знакомцы, притащившиеся домой из ночного клуба после получаса общения: на этой стадии легко залезть в постель, но очень трудно продолжать вести беседы. И, по крайней мере, заваливаясь с мужчиной на одну ночь любви, ты совершенно точно знаешь, что даже если тебе и будет за свое поведение стыдно, это решится просто – завтра утром ты убежишь отсюда и больше никогда его не увидишь.

А мне бежать было некуда.

Джеймс, тем временем, схожих проблем не испытывал. Он вынул из холодильника бутылку шампанского, умело ее открыл и наполнил два бокала. Удерживая их за тонкие высокие ножки, приблизился ко мне. Пузырьки длинными извилистыми струйками бежали со дна наверх, и я, как загипнотизированная, следила за их танцем. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза мистеру Уорноту, мужу двадцатилетней Кристины, но не моему.

– Очнись, – тихонько рассмеялся он.

Я послушно подняла взгляд, выбрав очень удобную точку на его слегка небритом подбородке, прямо под нижней губой.

– Доктор говорил, что мне пока не следует…

– Выпей, Кристина, – голос Джеймса звучал мягко, и это тоже заставляло меня дрожать. – Ты вся как комок нервов. Отметим твое выздоровление.

– Почему ты не приходил? – стиснула я кулаки.

Что-то подспудное, интуитивное, пусть небольшой, но все же опыт прошлых лет говорили мне, что когда мужчина говорит так тихо и мягко и подходит к женщине с двумя бокалами шампанского в руках, это может закончиться по-разному. Хорошо или плохо – смотря с какой точки зрения поглядеть. И да, черт возьми, мне нравился Джеймс, нравился с самой первой секунды, как я увидела его через проем больничной двери, сотрясаясь от страха в палате – и именно потому, что он мне нравился, я не хотела представлять, что мы сейчас займемся любовью на одну ночь. Я хотела сначала понять его, проникнуть в его душу, убедиться, что мы сможем сосуществовать бок о бок долгое время – и тогда смело отдаться всем диким фантазиям, которые он рождал в моей голове, когда криво ухмылялся, или темнел глазами, или расслабленно курил за рулем.

Я хотела ощутить себя миссис Джеймс Уорнот в полном смысле этого слова и поэтому решила все-таки отступить от прежнего плана, который составила, еще не понимая нынешнего положения, и заняться любимым делом всех супруг. Я решила выяснить отношения.

– Куда не приходил? – уточнил Джеймс, как показалось моему воспаленному воображению, с легкой издевкой. Наверное, он злился, что я заставляю его стоять в глупой позе с двумя бокалами в руках и не уступаю.

– В больницу. Почему ты не навещал меня? Ни разу за все время!

Я по-прежнему смотрела в точку на его мужественном подбородке, но на секунду все же отвлеклась и заметила, что его брови удивленно ползут вверх.

– Потому что ты бы этого не захотела, Фэй! Ты же не любишь, когда тебя видят больной или усталой! Я был уверен, что ты и сама меня не ждешь.

– Да? – растерянно протянула я. Вот уж никогда бы не подумала! Кристина-Кристина, ты же была нормальной девочкой, которая никогда не отмахивалась близких лишь потому, что тебя, видите ли, узреют больной! – А почему ты забрал все мои вещи?

– Потому что ты любишь все новое. Это же твой пунктик, Фэй! Та одежда была грязной, я выбросил ее, не раздумывая. А ты бы надела ее второй раз?

Я пожала плечами. Новое, значит. Да уж, пакет со свежекупленными вещами как нельзя лучше вписывался в версию.

– А почему не купил белье?!

Нижняя губа Джеймса, которую я прожигала взглядом, дернулась в ухмылке.

– Ты не носишь нижнего белья.

Черт. Черт, черт, черт! Мне совершенно не нравились мои новые пристрастия. Нет, я не возражала против принципа покупать все новое, раз уж супруг так спокойно этому капризу потакал, и вполне обошлась бы без нижнего белья, устраивая любимому сюрприз только для двоих, но при выписке из больницы, а вдобавок и под обстрелом напавших журналистов я чувствовала себя голой! И сейчас тоже себя такой продолжала ощущать, стоя лицом к лицу с Джеймсом, потому и заставляла его оставаться с шампанским по другую сторону придуманных мной же баррикад. Хотя, судя по ответам, он все-таки заботился обо мне, исходя из моих же собственных привычек, а не отвернулся, как бессовестная скотина, которой – так, на секундочку – я тоже приготовилась его представить.

– Почему ты назвал меня дрянью? – выпалила я последний, самый сокровенный вопрос. – В палате… почему ты… за что?

Джеймс молчал, и я чувствовала его прямой, в отличие от моего, взгляд на своем лице, и воздух между нами снова становился горячим, густым и сахарно-сиропным, и сердце мое колотилось, через силу качая бурлящую кровь, но я тоже сохраняла молчание и ждала ответа. И решила, что буду ждать хоть до старости, но заставлю мистера Уорнота ответить.

– Мы поссорились, – наконец разлепил губы он. – Накануне дня, когда ты попала в аварию. Я пришел к тебе, все еще помня об этой ссоре. А ты?

Я покачала головой и робко подняла взгляд чуть выше, на кончик его прямого носа.

– Из-за чего мы поссорились?

– Из-за чего ссорятся все пары, Фэй? – усмехнулся он и в очередной раз протянул мне бокал. – Кто-то что-то сказал, слово за слово, все вспыхнуло и понеслось под горку. Выпей. У тебя дрожат губы. Ты как напуганный котенок.

Когда я взяла бокал, наши пальцы соприкоснулись.

– Ты мог бы больше не называть меня «Фэй»? – попросила я и осмелела вконец: посмотрела Джеймсу прямо в глаза поверх ободка бокала, делая совсем крохотный глоток, едва смочив спиртным кончик языка. – Спасибо.

Мы продолжали стоять, глядя друг другу в глаза, и по закону жанра теперь, когда некоторые недопонимания развеялись, мне следовало его поцеловать или обнять хотя бы. Но первой вешаться на шею Джеймсу я не желала, а он активных шагов не предпринимал, наслаждаясь лишь тем, что разглядывал меня в упор, словно сверлил взглядом самую душу, и поэтому решать что-то пришлось самой.

– Можно я посмотрю, какой здесь вид? – сжимая во вспотевших пальцах бокал, я обогнула Джеймса и пошла к балкону.

За стеклянной дверью вовсю жарило майское солнце, лучи падали из-под защитного козырька на белоснежный борт балкона и на большую часть выложенного кремовой плиткой пола. Места здесь хватило, чтобы уместился шезлонг, и еще осталось для свободного передвижения от одной до другой боковой стенки. Я отодвинула створку двери, но выходить на солнце не стала, лишь прислонилась спиной к косяку, вдыхая свежий воздух полной грудью. Шезлонг выглядел, как явно «женская» вещь на фоне общего «мужского» декора, и я подумала, что во всей этой квартире он был именно моим. Наверное, именно здесь я любила проводить свободное время, наверняка загорала на солнышке с книжкой в руках каждые выходные. Читать я обожала, глотала книги, почти не прожевывая, как смеялась мама, поэтому уголок для чтения показался мне уютным и привычным местечком из прошлого. Якорем, которого я так ждала.

Здание, стоящее напротив, тоже было жилым, ряд его ровных панорамных окон выглядел одним сплошным зеркалом, отражающим все вокруг. Интересно, не смущало ли меня чувство, что где-то там, за этими зеркалами, за мной наблюдают? Кто-то же наверняка подходит к окну, поглядывает на балконы соседей, а они в кондоминиуме все одинаково не застеклены. Обычно, в минуты отдыха прежняя я все-таки предпочитала уединение, запираясь с книжкой в ванной, например, или удобно устраиваясь в постели, хотя могла читать и в парке на скамье и в кафе, пока ждала подругу. И все-таки нет – в парке или в кафе я обычно зачитывалась конспектами лекций. Учитывая то, как весело мы, студенты, проводили вечера, готовиться к урокам приходилось днем каждую свободную минуту, чтобы не вылететь в конце года.

Задумавшись, я совершенно не слышала, как подошел Джеймс, и опомнилась, только когда он коснулся моего лица. Обе его руки уже были свободны, и я вцепилась в свой бокал с утроенной лихорадочностью, когда Джеймс повернул мое лицо к себе, наклонился и чуть помедлил, будто бы размышляя, стоит ли целовать в губы. На этот раз я приоткрыла рот заранее, не уверенная, что не опозорюсь, как в прошлый. Джеймс мягко ухмыльнулся, вынул уже теплый бокал из моих стиснутых пальцев и отбросил в сторону – только со звоном разлетелось по кремовой плитке стекло и разлилась прозрачная жидкость.

– Помнишь, как я имел тебя двумя пальцами в туалете ночного клуба?

Он говорил это так, будто воспоминание выходило приятным для нас обоих, но я не стала скрывать изумление.

– Нет.

Джеймс помолчал, изучая мое лицо, словно искал там какие-то ответы. Неужели по-прежнему не верит?!

– Положи мне руки на шею.

Впрочем, он сделал это сам. Взял меня за запястье, заставил обвить его руками, прижался всем телом, вдавливая мою спину в жесткий косяк балконной двери. Я запрокинула голову, отдаваясь его губам безраздельно. Не то чтобы вдруг осмелела и передумала, просто поняла, что поздно бежать. Джеймс меня не отпустит. Да у него и есть все права меня не отпускать, он носит на руке кольцо, которое доказывает, что мы принадлежим друг другу, и где-то у меня должно быть второе, парное. Для него это обычный и привычный акт супружеской любви, а для меня – интрижка с мимолетным знакомцем, и как же далеко мы на временных параллелях оказались!

Джеймс уверенно раздвинул мои губы, тронул язык своим языком. У него был божественный вкус. Мне некстати вспомнилось, как врач наставлял моего супруга в правилах домашней адаптации: воздержание от спиртного и резких эмоциональных потрясений шли в том списке не на самых последних ролях. И что же сделал мой муж? Доставив домой, он первым делом откупорил шампанское, а потом начал целовать, зная, наверняка зная, от чего у меня так трясутся колени.

Я вцепилась в плечи Джеймса, задыхаясь. Не прекращая поцелуя, он поднял руку, безошибочно нашел бант у моего горла, потянул за ленту. Шелковая полоска с едва слышным шорохом поехала в петле, как длинная змея, медленно разворачивающая кольца. Казалось, я схожу с ума от головокружения. Развязав бант, Джеймс просунул указательный палец в петлю – я ощущала его прикосновение в ямочке между ключиц – а затем резко дернул на себя и вниз, окончательно освободив от ленты.

– Постой. Подожди, – я с трудом оторвалась от него, облизывая распухшие горячие губы, хватая ртом воздух и снова избегая смотреть куда-нибудь выше его подбородка. – Я не могу так сразу.

– Почему? – одной рукой Джеймс пригладил волосы мне за ухо, его пальцы нежно ласкали пряди, трогали чувствительную кожу так, что уже этим причиняли невыносимое удовольствие, но, скосив глаза, я увидела, как сильно сжалась в кулак другая его рука, с лентой от моей блузки. Костяшки побелели и на тыльной стороне кисти вздулись багровые веревки жил.

– Потому что… – я едва могла собрать мысли в голове, – я тебя не знаю… я тебя не помню…

– Зато я тебя помню.

– Я не могу так сразу!

– А я могу.

В мгновение ока он обмотал ленту вокруг моей шеи в два оборота, оставив концы свободно свисать на груди, и я сглотнула в тугом ошейнике, замирая от ужаса и трепета одновременно. Такого со мной еще не делали раньше. С другой стороны, никого, похожего на Джеймса, со мной рядом тоже раньше не появлялось.

Глядя мне в глаза, он неторопливо расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке. Я приготовилась к заманчивому зрелищу, но к тому, что увидела, оказалась совершенно не готова. Когда Джеймс вынул все пуговицы из петель и чуть развел в стороны полы рубашки, мой ошеломленный взгляд натолкнулся на грубые, уродливые рубцы на его твердой груди, и все тело прошиб холодный пот. От спиртного я могла отказаться, сделав вид, что пью. К тому же, мой почти полный бокал валялся уже в осколках в углу балкона. Но от эмоциональных потрясений защититься не получалось.

Шрамы шли прямо над крохотным тугим левым соском Джеймса и складывались в причудливый узор. Один из рубцов краем даже заходил на ареолу, и я поморщилась, представив, как больно, наверное, такое терпеть. Нет, это даже не узор, а буквы. Очень символично написанные, прямо над сердцем. «ФЭЙ» – как будто кто-то криво нацарапал мелом на неровной доске. Имя, которое преследовало меня с самого пробуждения, как кошмар наяву.

– Этого ты тоже не помнишь? – прошептал Джеймс, продолжая гладить мое лицо, волосы, плечо, шею и ключицы. Пальцы его подрагивали, глаза снова потемнели, губы кривились: полуулыбка-полуоскал. – Как взяла стекло от разбитой бутылки? Как резала меня по живому? Как слизывала мою кровь? Хотела, чтобы я никогда тебя не забывал, всегда носил вот здесь. Я не забываю.

Шокированная, едва ли я могла даже покачать головой. Я никогда так не делала! Я никогда не резала людей стеклом от разбитой бутылки! Я просто не могла так сделать! Это шло вразрез с моим характером, моими привычками, да самим моим пониманием добра и зла!

– Не помнишь? – продолжал он. – Как мы трахались потом, даже не отмывшись от крови, и так орали, что соседи вызвали полицию. Подумали, что кого-то убивают. Как ты орала, Фэй, – он приблизил лицо к моему почти вплотную, глаза в глаза, – умоляла меня, чтобы я глубже всаживал в тебя член, что тебе все мало. Ты была ненасытной и дикой, такое непросто забыть.

– Кристина, – тихо, но твердо проговорила я, вытянувшись перед ним в струну. – Нет. Не помню.

– Кристина-а-а… – на выдохе повторил Джеймс и провел большим пальцем по моим губам, оттягивая нижнюю, а затем накрыл их своим ртом.

Я закрыла глаза, но под веками продолжало стоять изображение извилистых рубцов. Моя ладонь сама нашла грудь мужа, пальцы скользнули по узловатым шрамам – такие остаются после глубоких ран, плохого лечения, долгого заживления – повторили узор, и Джеймс застонал мне в губы.

– Почему ты не убрал их? – простонала и я, пытаясь оттолкнуть его и отворачиваясь. – Не зашлифовал лазером?

– Зачем? Такое не зашлифуешь. И забыть невозможно.

Я ощутила, как он расстегивает на мне блузку, и прежде чем успела возразить – осталась уже без нее. Джеймс сорвал свою рубашку, прижался ко мне раскаленной кожей, я снова схватилась за его плечи, чувствуя, что тону. Его ладони накрыли мою грудь, пальцы грубо, умело щипали соски, вызывая сладкую боль внизу живота. Он толкался в меня бедрами, больно ударяя поясницей о косяк, а я не могла даже возразить, потребовать свободы. Наверное, потому что не хотела. Шепот Джеймса проник в мое сознание, и перед глазами так и плыли картинки, как он владеет моим телом на широкой кровати под точно такие же стоны и хриплые крики нас двоих.

Под сладкие, лишающие разума поцелуи ладони Джеймса спустились на мою талию, приласкали ее. Я скорее ощутила, чем услышала, как расстегнулась застежка, и юбка упала вниз к моим ногам, оставляя меня полностью обнаженной для мужа. Нижнее белье не носят те, кто готов заняться сексом в любую минуту, всплыло вдруг в памяти. Может, поэтому я перестала носить его? Потому что каждую минуту хотела оказаться в руках Джеймса?

Отбросив последние доводы рассудка, я попыталась избавиться и от каблуков, но муж остановил меня.

– Нет. Пусть будут. Мне нравится, когда ты в них.

Я задохнулась от его взгляда и жесткой ухмылки, сопроводившей приказ. Джеймс взял меня за руку и потянул к шезлонгу. Как во сне я сделала несколько шагов на непослушных ногах, а затем он сам подхватил меня и уложил на тканевое ложе. Солнце ударило мне в лицо, я зажмурилась, ослепленная светом, оглушенная прикосновениями Джеймса. Опустившись рядом на колени, он накрыл влажным жаром рта сосок – я выгнулась, запустив пальцы в его волосы.

– Раздвинь ножки, малыш. Ну же, – пробормотал Джеймс ласково и засмеялся, когда я дернула коленками в стороны быстрее, чем успела сообразить, что делаю.

Его широкая ладонь поползла по моему животу вниз, пока губы терзали сосок, накрыла венерин холм, палец скользнул вверх и вниз по мокрым складкам, дразня, щекоча, раскрывая вход в мое тело, а я заерзала на месте, замотала головой, открыла глаза – и наткнулась взглядом на бесстрастное зеркало соседнего дома.

– Джеймс… не надо здесь… – пожалуй, я пыталась объяснить не очень внятно, но он приподнял голову, оторвавшись от истязания моей груди, и сам все понял. Снова улыбнулся.