Власть меча

В течение дня он сидел в землянке один. Темный Хендрик брал Манфреда и уводил лошадей в пустыню, якобы ради охоты, но на самом деле чтобы обучать и закалять и мальчика, и животных, готовить их к ожидавшему их пути, и еще – чтобы их не заметили из проезжавших по дороге машин.

Для Лотара эти долгие однообразные дни полнились сомнениями и предчувствиями. Многое могло пойти не так, большое количество деталей могло испортить идеально задуманную операцию… В цепи имелись слабые звенья, и самым слабым из них был Герхард Фурье. Весь план держался на этом водителе, а он был трусом, человеком, легко отвлекавшимся и терявшим силу духа.

«Ожидание – всегда наихудшее время, – думал Лотар, вспоминая страхи, нападавшие на него накануне сражений, и отчаянные попытки справиться с собой. – Если бы можно было просто сделать это и покончить со всем, вместо того чтобы сидеть здесь бесконечные дни…»

Вдруг в его наушниках запищал сигнал вызова, и он тут же потянулся к блокноту. Оператор на руднике Ха’ани начал передачу, и карандаш Лотара забегал по листу, едва успевая за ним. Потом со стороны Виндхука пришло короткое подтверждение о приеме сообщения, и Лотар, повесив наушники на шею, перевел точки и тире в слова:

Для Петтифоггера. Готовьте частный вагон Юноны к включению в воскресный ночной экспресс на Кейптаун. Точка. Юнона прибывает к полудню воскресенья. Точка. Вэнт.

Петтифоггером был Абрахам Абрахамс. Сантэн, должно быть, называла его так, когда сердилась на него, а «Вэнт», «двадцать одно», представлял собой каламбур на имя Твентимен-Джонса; французский подтекст снова выдавал влияние Сантэн, но Лотар гадал, кто придумал называть Юноной Сантэн Кортни, и поморщился, решив, что ей это очень подходит.

Значит, Сантэн отправлялась в Кейптаун в своем личном вагоне. И почему-то Лотар ощутил виноватое облегчение из-за того, что ее не будет рядом, когда это произойдет, как будто расстояние могло смягчить для нее удар. Чтобы спокойно добраться до Виндхука к середине воскресного дня, Сантэн нужно выехать с рудника утром в пятницу, быстро подсчитал Лотар; значит, здесь, на сухой реке, она окажется днем в субботу. Потом он убавил из своих расчетов несколько часов: она ведь гоняла на своем «даймлере» как демон.

Он сидел в душной, жаркой маленькой землянке, и вдруг его охватило огромное желание увидеть ее снова, хотя бы мельком увидеть, как она проезжает мимо. «Это станет чем-то вроде репетиции столкновения с грузовиком», – уговаривал он себя.

«Даймлер» выскочил из мерцающей дали – как один из стремительных пыльных смерчей жаркого пустынного полудня. Лотар увидел столб пыли за десять миль или более того и подал знак Манфреду и Темному Хендрику занять места в верхней части спуска.

Они заранее выкопали неглубокие траншеи в стратегических точках, рассыпав вынутую землю и позволив сухому ветру разнести ее вокруг. Потом они замаскировали позиции ветками колючих кустов, пока Лотар не решил, что их возможно заметить только с расстояния в несколько шагов.

Камни, которыми они собирались перекрыть оба конца переправы, были тщательно собраны с речного дна и уложены на краях спусков. Лотар старательно придал им естественный вид, и все же даже легкий удар по веревке, удерживающей нижние камни, заставил бы их рухнуть на узкую дорогу.

Это была репетиция, так что масок они не надевали.

Лотар наконец еще раз проверил все, а потом снова повернулся, чтобы взглянуть на быстро приближавшийся столб пыли. Тот уже был достаточно близко, и Лотар мог рассмотреть очертания автомобиля под ним и услышать далекий гул мотора.

«Не следует ей так ездить, – сердито подумал Лотар. – Она же разобьется!»

Но тут же он горестно покачал головой.

«Я себя веду как влюбленный супруг, – сообразил он. – Да пусть себе сломает свою чертову шею, если ей того хочется!»

Однако мысль о ее возможной смерти болезненно уколола его, и он тут же скрестил пальцы, чтобы отогнать такую возможность. А потом он затаился в своем окопе и наблюдал за ней сквозь завесу колючих ветвей.

Величавый автомобиль раскачивался и подпрыгивал в колеях, поворачивая на петлю дороги. Гул мотора усилился, когда Сантэн прибавила скорость, используя всю его мощь, чтобы удержать машину от заноса, и белая пыль фонтаном вырвалась из-под передних колес. «Весьма искусно», – ворчливо подумал Лотар. Она снова прибавила скорость и ринулась к началу склона.

«Милостивый Боже, она что, хочет проскочить на другой берег вот так, на полном ходу?» – изумился Лотар.

Но в последний момент она внезапно сбросила скорость и остановилась перед спуском.

Когда Сантэн открыла дверцу машины и встала на подножку в клубах пыли, она оказалась всего в двадцати шагах от того места, где лежал Лотар, и он почувствовал, как его сердце колотится о землю. «Неужели она до сих пор так на меня действует? – удивлялся он сам себе. – Мне следует ее ненавидеть. Она насмеялась надо мной и унизила меня, отвергла моего сына и лишила его материнской любви, и все же, все же…»

Он не позволил даже мысленно прозвучать этому слову, и он намеренно пытался ожесточиться.

– И вовсе она не прекрасна, – сообщил он себе, всматриваясь в ее лицо.

Но в ней было нечто большее. Она была полной жизни и энергии, вокруг нее словно сияла некая аура. «Юнона, – вспомнил Лотар ее кодовое имя. – Богиня. Могучая и опасная, стремительная и непредсказуемая, но бесконечно чарующая и невообразимо желанная».

Она мгновение-другое смотрела прямо в его сторону, и Лотар почувствовал, как сила и решительность покидают его под взглядом этих темных глаз, но она не увидела его и отвернулась.

– Мы спустимся пешком, chéri, – окликнула она молодого человека, вышедшего с другой стороны «даймлера». – Посмотрим, безопасна ли переправа.

Шаса как будто подрос на несколько дюймов за то короткое время, пока Лотар его не видел. Сантэн и Шаса направились рядом вниз по дороге.

Манфред прятался в своем окопе на нижнем конце спуска. Он тоже наблюдал за парой, шедшей по узкой дороге. Женщина ничего для него не значила. Да, она была его матерью, но он этого не знал, и никакой инстинкт не подсказал ему этого. Она не кормила его грудью, не держала его на руках. Она была посторонней, и Манфред посмотрел на нее без каких-либо эмоций, а потом перевел внимание на юношу, шедшего рядом с ней.

Приятная внешность Шасы оскорбила его. «Хорошенький, как девчонка», – подумал Манфред, пытаясь отнестись к нему презрительно. Но он видел, как широки плечи его противника, как крепки мышцы его загорелых рук.

«Я бы с удовольствием еще раз с тобой схватился, дружок…»

Он почти забыл боль и унижение, когда левый кулак Шасы снова и снова бил по свежей ране, но теперь коснулся своего лица кончиками пальцев, нахмурившись при этом воспоминании. «В следующий раз я не позволю тебе устроить танцульки». И он подумал о том, как трудно было дотянуться до этого хорошенького личика, о том, как Шаса постоянно уходил от его удара, и снова ощутил разочарование.

Мать и сын добрались до нижней части спуска, где залег Манфред, и какое-то время стояли на месте, тихо переговариваясь, а потом Шаса вышел в широкое русло сухой реки. Дорога по песку была укреплена ветками акации, но колеса тяжелых грузовиков разломали их. Шаса уложил их заново, ногами вдавливая в песок.

Пока он работал, Сантэн вернулась к «даймлеру». На держателе запасного колеса висел брезентовый мешок с водой, и Сантэн сняла его, поднесла к губам и сделала глоток. Негромко прополоскав горло, она сплюнула воду в пыль. Потом сняла длинный белый плащ-пыльник, защищавший ее одежду, и расстегнула блузку. Намочив желтый шарф, она обтерла влажной тканью шею и верхнюю часть груди, наслаждаясь ощущением прохлады на коже.

Лотар хотел бы отвернуться, но не мог; вместо этого он смотрел на нее во все глаза. Под светло-голубой хлопковой блузкой на Сантэн ничего не было. Кожи на ее груди солнце не коснулось, она была светлой, гладкой и жемчужной, как наилучший костяной фарфор. Груди у нее были маленькими, они не сморщились и не обвисли, соски оставались нежно-розовыми, как у девушки, а не как у женщины, родившей двух сыновей. Они эластично выпрямлялись, когда Сантэн отирала их влажным шарфом, и она смотрела на них, стирая пот. Лотар тихо застонал от поднявшегося в нем желания этой свежей плоти.

– Все готово, мама! – крикнул Шаса, поднимаясь по склону, и Сантэн быстро застегнула на себе блузку.

– Да, времени мы потратили достаточно, – заметила она и скользнула на водительское сиденье «даймлера».

Как только Шаса захлопнул дверцу, она повела большую машину вниз по дороге, разбрасывая задними колесами песок и щепки акации, когда пересекла речное дно и взлетела на противоположный берег. Грохот мотора быстро затих в молчании пустыни, а Лотар вдруг заметил, что дрожит.

Никто из них долго не двигался. Первым поднялся на ноги Темный Хендрик. Он открыл рот, чтобы заговорить, но увидел выражение лица Лотара и промолчал. Спустившись вниз, он направился к их лагерю.

Лотар подошел к тому месту, где остановился «даймлер». Он долго стоял, глядя на влажное пятно на земле, где Сантэн выплюнула воду. Отпечатки ее ног в пыли были узкими и аккуратными, и Лотару отчаянно захотелось наклониться и коснуться их, но тут внезапно за его спиной заговорил Манфред.

– Он боксер, – сказал он, и Лотар не сразу сообразил, что сын говорит о Шасе. – Он похож на девчонку, но он умеет драться. Его не ударить.

Манфред поднял кулаки и принялся боксировать с воображаемым противником, пританцовывая в пыли в подражание Шасе.

– Давай вернемся в лагерь, подальше от дороги, – сказал Лотар.

Манфред оставил защитную стойку и сунул руки в карманы. Они не разговаривали, пока не добрались до землянки.

– А ты умеешь боксировать, па? – спросил Манфред. – Можешь меня научить боксу?

Лотар улыбнулся и покачал головой.

– Я всегда находил, что куда легче врезать мужчине между ног, – сказал он. – А потом ударить его бутылкой или прикладом.

– Мне бы хотелось научиться боксу, – заявил Манфред. – И когда-нибудь я научусь.

Похоже, эта идея зрела у него давно, но внезапно она превратилась в твердое решение. Его отец снисходительно улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Лучше принеси мешок с мукой, – сказал он. – И я вместо того научу тебя печь содовый хлеб.

– О, Эйб, вы же знаете, как я ненавижу такие званые вечера, – раздраженно воскликнула Сантэн. – Комнаты набиты людьми, переполнены табачным дымом, пустая болтовня с незнакомцами!

– С этим человеком было бы очень полезно познакомиться, Сантэн. Я бы даже больше сказал: он может стать самым ценным вашим другом в этих краях.

Сантэн скорчила гримасу. Конечно, Эйб был прав. Администратор фактически являлся губернатором территории с огромными полномочиями. Его назначило правительство Южно-Африканского Союза, дав ему мандат в соответствии с Версальским договором.

– Полагаю, это очередной напыщенный старый зануда, как и его предшественник.

– Я с ним пока не встречался, – признался Эйб. – Он только что приехал в Виндхук, чтобы принять назначение, и будет приведен к присяге только первого числа следующего месяца, но наша новая концессия в окрестностях Цумеба уже лежит на его столе, ожидая подписи.

Он заметил, как изменился ее взгляд, и воспользовался моментом.

– Две тысячи квадратных миль в эксклюзивном пользовании – разве это не стоит нескольких часов скуки?

Но она не собиралась уступать так легко и перешла в контратаку:

– Мы должны присоединиться к экспрессу, что отправляется этим вечером. Шасе нужно вернуться в Бишоп-колледж утром в среду.

Сантэн встала и принялась расхаживать по салону своего вагона, остановившись для того, чтобы поправить розы в вазе на своем столе, так что ей незачем было смотреть на Абрахама, когда он отбил ее удар:

– Следующий экспресс уходит вечером во вторник. Я уже договорился, чтобы ваш вагон прицепили к нему. А мастер Шаса может уехать на этом экспрессе, я забронировал для него купе. Сэр Гарри и его жена все еще в Вельтевредене, и они могут встретить его на вокзале в Кейптауне. Нужно лишь дать им телеграмму.

Абрахам через салон улыбнулся Шасе:

– Уверен, молодой человек, вы сможете доехать без того, чтобы кто-то держал вас за ручку, не так ли?

Эйб просто хитрый мелкий дьявол, подумала Сантэн, когда Шаса с негодованием принял вызов:

– Конечно могу, мама. А ты оставайся. Важно ведь познакомиться с новым администратором. Я и сам доберусь до дома. А Анна поможет мне собраться в школу.

Сантэн всплеснула руками:

– Если я умру от скуки, Эйб, пусть это лежит на вашей совести всю оставшуюся жизнь!

Сначала она предполагала надеть бриллиантовый комплект украшений, но в последний момент передумала.

– В конце концов, это же просто небольшой провинциальный прием с толстыми фермерскими женами и мелкими гражданскими служащими. Кроме того, мне не хочется ослепить бедного старика.

Поэтому она выбрала желтое шелковое вечернее платье от Коко Шанель. Она уже надевала его, но в Кейптауне, так что здесь его едва ли кто-то видел.

– Оно достаточно дорогое, чтобы выдержать два выхода, – успокоила она себя. – Да и в любом случае для них оно слишком хорошо.

Она надела скромные серьги-гвоздики с бриллиантами, не слишком большими, чтобы выглядеть броско, но на шею надела огромный желтый бриллиант цвета шампанского на платиновой цепочке. Он привлечет внимание к ее маленькой высокой груди; Сантэн нравился этот эффект.

А вот волосы, как всегда, были сплошным мучением. Они переполнились электричеством от сухого воздуха пустыни. Сантэн хотелось, чтобы здесь была Анна, потому что только она умела справиться с этой роскошной гривой. В отчаянии Сантэн попыталась использовать их беспорядок, намеренно распушив их в некое гало и повязав на лоб бархатную ленту.

– Хватит суетиться.

Она вообще не чувствовала себя готовящейся к приему. Шаса уехал на почтовом поезде, как и задумал Эйб, и Сантэн уже отчаянно скучала по сыну. Кроме того, ей самой не терпелось вернуться в Вельтевреден, и она негодовала из-за того, что придется провести ночь вне дома.

Эйб заехал за ней через час после времени, указанного на пригласительном билете, на котором красовался герб администратора. Во время поездки Рэйчел, жена Эйба, потчевала их перечислением своих домашних побед и трагедий, включая подробный рассказ о том, как работает кишечник ее младшего отпрыска.

Административное здание, Инк-палас, было выстроено немецкой колониальной администрацией в тяжелом имперско-готическом стиле; когда Сантэн окинула взглядом бальный зал, она увидела, что компания собралась не лучше, чем она предполагала. Общество состояло в основном из мелких чиновников, начальников и заместителей начальников разных ведомств с женами, офицеров местного гарнизона и полицейских чинов, а также крупных городских предпринимателей и землевладельцев, живших достаточно близко от Виндхука, чтобы откликнуться на приглашение.

Среди них оказались и служащие самой Сантэн, все менеджеры «Компании Кортни по разработкам месторождений и финансированию». Эйб предоставил ей нужные сведения, так что, когда к ней робко подходил очередной гость, чтобы представить супругу, Сантэн могла сказать каждому какую-то личную любезность, отчего они сияли и улыбались от удовольствия. Эйб стоял рядом – на случай, если кто-то вздумает слишком навязываться, и после приличного интервала дал ей повод сбежать.

– Полагаю, мы должны засвидетельствовать свое почтение новому администратору, миссис Кортни.

Он взял ее под руку и повел вперед.

– Я разузнал кое-что о нем. Это подполковник Блэйн Малкомс, командовал батальоном конных стрелков. Он хорошо воевал и награжден Военным крестом. В частной жизни он адвокат и…

Полицейский оркестр старательно и с удовольствием исполнял вальс Штрауса, и танцевальная площадка уже была заполнена. Когда они подошли к хвосту очереди на представление администратору, Сантэн с удовлетворением отметила, что они будут представлены последними.

Сантэн не слишком обращала внимание на хозяина приема, пока двигалась вперед, держа под руку Эйба. Она наклонялась мимо него, слушая Рэйчел, шедшую по другую сторону Абрахама, – та делилась с ней семейным секретом куриного супа – и в то же время пыталась сообразить, как скоро она сможет сбежать.

Внезапно она сообразила, что они уже подходят к хозяину и адъютант администратора произносит их имена.

– Мистер и миссис Абрахамс и миссис Сантэн де Тири-Кортни.

Она посмотрела на человека, стоявшего перед ней, и невольно впилась ногтями в локоть Абрахама Абрахамса с такой силой, что тот поморщился. Сантэн этого не заметила, потому что во все глаза смотрела на подполковника Блэйна Малкомса.

Он был высоким и худощавым, его рост заметно превышал шесть футов. Держался он свободно, без военной скованности, и в то же время слегка покачивался на пятках, словно готов был в любое мгновение начать действовать.

– Миссис Кортни. – Он протянул ей руку. – Я рад, что вы смогли прийти. Вы были единственной, с кем я в особенности хотел познакомиться.

Говорил он тенором, с легкой напевностью, похожей на уэльский говор. Это был голос образованного и культурного человека, с модуляциями, вызвавшими мурашки удовольствия на предплечьях и затылке Сантэн.

Она взяла его руку. Кожа у него была сухой и теплой, и Сантэн ощутила сдерживаемую силу в его пальцах, когда они мягко сжали ее ладонь. «Да он мог бы раздавить мою руку, как яичную скорлупу», – подумала она, и эта мысль вызвала в ней легкий восторженный холодок. Сантэн всмотрелась в его лицо.

Черты были крупными, челюсть, скулы и лоб казались тяжелыми и массивными, как камень. Крупный нос с римской горбинкой, нависшие брови, большой подвижный рот… Он напомнил Сантэн молодого и красивого Авраама Линкольна. Она прикинула, что Малкомсу еще нет сорока – весьма молод для такого звания и должности.

Потом она вздрогнула, осознав, что продолжает держать его руку и не ответила на его приветствие. Он нависал над ней, рассматривая ее открыто и пристально, как и она его, а Эйб и Рэйчел переглядывались весело и заинтересованно. Сантэн слегка тряхнула рукой, чтобы высвободиться из его пальцев, и, к собственному ужасу, почувствовала, что заливается краской.

«Я краснею!..»

Такого с ней не случалось много лет.

– Мне посчастливилось прежде иметь отношения с вашей семьей, – сказал Блэйн Малкомс.

Зубы у него тоже были крупными и очень белыми. А широкий рот становился еще шире, когда он улыбался. Сантэн нервно улыбнулась в ответ:

– Вот как?

Она понимала, что это не слишком блестящее начало беседы, но разум словно покинул ее. Она стояла, как школьница, краснея и таращась на него. Глаза у него были потрясающего зеленого цвета. Они отвлекали ее.

– Я служил во Франции под командованием генерала Шона Кортни, – пояснил администратор, все так же улыбаясь.

Кто-то слишком коротко подстриг волосы на его висках, из-за чего торчали его большие уши. Это раздражало Сантэн – и в то же время эти выставленные напоказ уши делали его милым и привлекательным.

– Он был исключительным джентльменом, – продолжил Блэйн Малкомс.

– Да, он был таким, – ответила Сантэн и тут же мысленно выругала себя: «Скажи наконец что-нибудь остроумное, что-нибудь интеллигентное… он же примет тебя за бестолочь…»

Малкомс был в мундире, темно-синем с золотом, с двойным рядом орденских ленточек. А Сантэн еще с девических лет зачаровывали мундиры.

– Я слышал, вы в семнадцатом году несколько недель находились в штаб-квартире генерала Кортни. Но я был на фронте до конца того года.

Сантэн глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и наконец ей это удалось.

– Это были безумные дни, когда вся вселенная рушилась вокруг, – сказала она, и ее голос прозвучал низко и хрипловато, а французский акцент слегка усилился.

«Что это такое? – подумала она. – Что с тобой происходит, Сантэн? Так не должно быть. Помни о Майкле и Шасе. Дружески кивни этому человеку и проходи дальше».

– Похоже, я на данный момент покончил со своими обязанностями.

Блэйн Малкомс посмотрел на своего адъютанта в ожидании подтверждения, потом снова повернулся к Сантэн.

– Не окажете ли мне честь, миссис Кортни? Позволите пригласить вас на вальс?

Он предложил ей руку, и Сантэн, ни на мгновение не заколебавшись, решительно положила пальцы на его локоть.

Другие танцующие расступились, освобождая для них место, когда они вышли на танцевальную площадку. Сантэн повернулась лицом к Блэйну и шагнула в кольцо его рук.

Уже то, как он обнял ее, явно говорило, что он будет отличным танцором. Сантэн мгновенно почувствовала себя легкой и грациозной, она взлетала над полом, выгибала спину и опиралась на его руки, а нижняя часть его тела как будто сливалась с ней.

Он провел ее стремительным кругом, и когда она откликнулась на каждое его движение и поворот, он начал более сложную серию поворотов. Сантэн следовала за ним без сознательных усилий, она скользила по полу, но оставалась полностью в его власти, откликаясь на каждое па.

Когда музыка наконец завершилась оглушительным аккордом и музыканты откинулись на спинки стульев, потея и задыхаясь, Сантэн весьма неразумно вознегодовала на них. Они играли недостаточно долго. Блэйн Малкомс все еще держал ее в объятиях посреди танцпола, они оба восторженно смеялись, а гости встали в круг и аплодировали.

– К сожалению, на данный момент, похоже, это все, – сказал Блэйн, все еще не делая попытки отпустить ее.

Его слова заставили Сантэн очнуться. Причин продолжать физический контакт уже не было, и она неохотно отступила от него и ответила на аплодисменты коротким реверансом.

– Думаю, мы заслужили бокал шампанского.

Блэйн подал знак одному из официантов в белых куртках, и они с Сантэн встали на краю танцевальной площадки, попивая вино и жадно глядя друг другу в глаза во время разговора. Напряжение танца вызвало легкую испарину на широком лбу Блэйна, и Сантэн чуяла запах пота от его тела.

Они были одни в центре переполненного зала. Легким движением плеч и головы Сантэн отогнала одну-две дерзкие персоны, подошедшие к ним, словно намереваясь присоединиться к разговору, и после того остальные держались в сторонке.

Notes