Собрание птиц

Глава вторая

Мы вывалились из тесного чулана в длинный коридор Панпитликума Бентама, устланный красным ковром. Бронвин поднялась на ноги и поправляла одежду, когда появились мы с Нур. Хью ждал нас с нетерпением.

– Я уже решил, что вы передумали! – воскликнул он, когда Бронвин без малейшего труда подняла нас с Нур на ноги.

– Как вы думаете, они придут за нами? – спросил я, нервно оглядываясь на дверь.

– Насчет этого можешь не волноваться, – успокоила меня Бронвин. – Неприкасаемые сделают все, чтобы получить обещанные деньги.

Я повернулся к Нур.

– Как ты? – негромко спросил я, наклонившись к ее уху.

– Нормально, – быстро ответила она. Мне показалось, что она чем-то смущена. – Прошу прощения за истерику. – Она обращалась к нам троим, одновременно разглядывая шикарный коридор. – Это место определенно выглядит лучше, чем психбольница.

Хью сказал, что нам пора, но Нур перебила его.

– Прежде чем мы пойдем дальше и познакомимся с кем-то еще, я должна кое-что сказать. – Она обвела нас взглядом. – Спасибо вам всем за то, что помогли мне. Я вам очень благодарна.

– Не стоит благодарности, – ответил Хью слишком беспечным голосом.

Она нахмурилась.

– Я серьезно говорю.

– Мы тоже серьезно, – заметила Бронвин.

– Поблагодаришь, когда вернемся в дом, – сказал Хью. – Пошли быстрее отсюда, не то нас заметят прихвостни Харона и начнут задавать вопросы, на которые мне не хотелось бы отвечать.

– Точно, – подтвердила Бронвин.

Стараясь держаться как можно ближе друг к другу, мы быстро зашагали по коридору. Эта часть Панпитликума была относительно безлюдной, но когда мы преодолели несколько поворотов, навстречу все чаще стали попадаться путешественники. Странные, одетые в костюмы разных эпох и стилей, входили и выходили из дверей, ведущих в различные петли. У порога одной из дверей собралась кучка песка, нанесенного ветром; за другой дверью, у которой лежал кирпич, не позволявший ей захлопнуться, бушевала буря, и в коридор летели струи дождя. Люди выстроились в очереди вдоль стен и ждали, пока проверят их билеты и документы; чиновники за небольшими конторками ставили штампы в бумаги. Шум голосов, шаги, бесконечное шуршание бумаг делало это место похожим на вокзал в вечерний час пик.

Нур озиралась по сторонам, широко распахнув глаза; я услышал, как Бронвин, положив руку на плечо нашей гостье, негромким голосом пытается объяснить ей, что происходит вокруг.

– Каждая такая дверь ведет в одну из петель… Все это вместе называется Панпитликум, его изобрел брат мисс Сапсан, очень одаренный человек… а потом его забрал себе другой брат, очень коварный, наш злейший враг, Каул…

– На самом деле эта штука оказалась очень полезной, – вмешался Хью. – Петля, в которой мы сейчас находимся, Дьявольский Акр, раньше служила тюрьмой для странных преступников… потом эта деревня стала местом жительства всяких изгоев, объявленных вне закона, и наши враги, твари, устроили здесь свою штаб-квартиру…

– А потом Джейкоб помог разогнать их и убил их лидера, – с гордостью закончила Бронвин.

При упоминании имени Каула у меня по коже побежали мурашки.

– На самом деле он не мертв в полном смысле этого слова, – возразил я.

– Ну, допустим, – согласился Хью, – зато он сидит в ловушке в схлопнувшейся петле, из которой ему ни за что, никогда в жизни не выбраться, а это почти то же самое, что смерть.

– Твари тоже почти все убиты, а те, кто остался в живых, сидят под замком, – продолжала Бронвин. – И поскольку они уничтожили или сильно повредили много наших петель, целой толпе странных некуда было деваться, и они вынуждены были переехать сюда.

– Мы надеемся, что это временно, – сказал Хью. – Имбрины сейчас пытаются заново воссоздать утраченные петли.

На лице Нур появилось ошеломленное выражение. Судя по всему, ее мозг не мог переварить столько сведений сразу, и я вмешался:

– Может быть, урок истории стоит отложить?

Мы миновали длинный ряд окон, и Нур на ходу выглянула наружу. Дьявольский Акр заливал желтый вечерний свет, такой, какой бывает только в местах с очень грязным воздухом. Из окна видны были ветхие здания Акра, извивающаяся болотно-зеленая лента Лихорадочной Канавы, Дымящаяся улица, похожая на запутанный лабиринт, затянутый мглой, а за всем этим вставал старинный Лондон – лес шпилей и угрюмые серые здания, укрытые одеялом вечного смога, порожденного промышленной революцией.

– Боже мой, – едва слышно прошептала Нур.

Я шел рядом с ней.

– Это Лондон. Конец девятнадцатого века. У тебя снова появилось это ощущение, верно?

– Чувство нереальности происходящего, – отозвалась она, остановилась у открытого окна и, протянув руку, провела пальцем по карнизу. Показала палец мне: он был черным от сажи. – Но это все реально, – в изумлении произнесла она.

– Да, реально.

Она приблизилась ко мне и пошла рядом.

– А ты уже привык ко всему этому?

– Еще не совсем, но с каждым днем привыкаю все больше. – Я задумался. Попытался вспомнить, как трудно было мне еще совсем недавно принять реальность странного мира. – До сих пор бывают минуты, когда я задумываюсь о том, что произошло со мной за последние несколько месяцев, и голова идет кругом. Как будто я застрял в каком-то…

– Ночном кошмаре?

– Я хотел сказать – просто во сне.

Нур молча кивнула, и я почувствовал, как между нами промелькнула искра взаимопонимания. Мы оба двигались во тьме, следуя за тонкой золотой нитью любопытства, изумления и надежды, вплетенной в ткань этого нового мира. «Во вселенной существует много такого, чего вы и представить себе не можете», – словно обещала нам эта нить.

А в следующий миг я краем глаза заметил тьму иного рода – и кровь застыла у меня в жилах.

– Значит, ты жив, – послышался коварный шепот у самого моего уха. – Должен заметить, что я доволен.

Повернув голову, я увидел прямо перед собой стену из черной ткани. Это был Харон; подкравшись сзади, он смотрел на нас с высоты своего немалого роста. Нур отшатнулась и прижалась к подоконнику, но на ее лице не было страха. Хью и Бронвин, сообразив, что происходит, незаметно отступили к ближайшему стенду с информацией о костюмах для путешествий по петлям и постарались сделать вид, будто их здесь нет.

– Не хочешь представить меня этой юной барышне? – спросил Харон.

– Харон, это…

– Меня зовут Нур, – вмешалась Нур, протягивая руку. – А вы?

– Всего лишь скромный лодочник. Бесконечно рад с вами познакомиться.

Светящаяся ухмылка возникла в черных недрах его капюшона, длинные белые пальцы обхватили нежное смуглое запястье Нур. Я заметил, что она старается подавить дрожь отвращения. Харон убрал руку и обернулся ко мне:

– Ты не пришел на наше собрание. Я был весьма разочарован.

– Возникли кое-какие дела, – объяснил я. – Мы можем поговорить об этом как-нибудь в следующий раз?

– Ну разумеется, – произнес он, изображая преувеличенную покорность. – Тысяча извинений, не буду вас больше задерживать.

Мы поспешили прочь. Бронвин и Хью ждали нас у лестницы.

– А этому что было нужно? – спросил Хью.

– Понятия не имею, – солгал я. И мы начали поспешно спускаться по ступеням.

Улицы Дьявольского Акра были забиты местными жителями и приезжими. Именно в тот вечер диковинные и подчас пугающие противоречия, которые являлись отличительной чертой городка, были видны особенно четко. Мы прошли мимо группы странных, которых имбрина обучала искусству применения необычных талантов для ремонта зданий. Рыжеволосый парень силой мысли заставил целую кучу бревен парить над землей, а две девушки превращали массивные острые обломки камня в гравий; дело продвигалось очень медленно, потому что они измельчали каменные столбы и плиты зубами. Мимо прошли два родича Харона; распевая песни и размахивая молотами, строители виселиц вели куда-то отряд жалких узников-тварей, скованных, помимо ножных кандалов, еще и общей цепью. За отрядом следовала имбрина и группа из десяти странных охранников.

Нур обернулась вслед плотникам, которые горланили песню:

– Они?..

– Да, – ответил я.

– И все, кто здесь живет…

Наши взгляды встретились.

– Ага. Такие же, как мы.

Она в изумлении покачала головой, а потом глаза у нее стали круглые, как блюдца, и она подняла голову. Я проследил за ее взглядом и увидел необыкновенно высокого человека, который, неуверенно пошатываясь из стороны в сторону, шагал к нам по булыжной мостовой. Рост его составлял не менее пятнадцати футов, а цилиндр, красовавшийся на голове, добавлял еще пару футов. Я бы не смог дотянуться до карманов его штанов в цветочек, больше напоминавших палатку, даже если бы вытянул над головой руки и подпрыгнул.

Хью, проходя мимо, приветствовал высоченного незнакомца:

– Привет, Хавьер, как твоя постановка?

Человек остановился слишком быстро, поэтому ему пришлось махать руками, как ветряная мельница, и опереться о крышу ближайшего дома, чтобы не упасть. Он наклонился и заглянул в лицо Хью.

– Прошу прощения, не заметил тебя там, внизу, – прогремел он. – К сожалению, я столкнулся с кое-какими трудностями. Некоторых членов труппы направили на задания по восстановлению петли, поэтому мы опять ставим «Травяной зверинец». Они сейчас в Сквере, репетируют…

Он махнул рукой сравнительно нормальной длины в сторону грязного затоптанного газона, находившегося через дорогу, – это было единственное место во всем Акре, хотя бы отдаленно напоминавшее парк. Члены труппы начинающих актеров, ученики мисс Скворец, ковыляли туда-сюда в гротескных костюмах животных, вслух повторяя свои реплики.

Необыкновенное зрелище захватило Нур, и она уставилась на актеров, приоткрыв рот. Ее вывел из транса Хью, который поддал ногой камень и вполголоса пробормотал:

– Вот досада! А я так ждал момента, когда мы начнем заниматься с актером, играющим меня.

Нур повернула к нему голову, и на ее губах возникла неуверенная улыбка.

– Они собираются ставить пьесу о вашей компании?

Я ужасно смутился и почувствовал, что краснею.

– Ну, э-э, одна имбрина организовала театральную труппу… ничего особенного…

Я небрежно махнул рукой и повернулся в сторону, тщетно пытаясь найти другую тему разговора и отвлечь Нур.

– О, излишняя скромность ни к чему, – усмехнулся Хью. – Они поставили целую пьесу о том, как Джейкоб помог нам избавиться от тварей и изгнал Каула в адскую дыру в ином измерении.

– Это большая честь! – воскликнула Бронвин, широко улыбаясь. – Джейкоб здесь настоящая знаменитость…

– Стойте! Только посмотрите на это! – завопил я, надеясь, что Нур не расслышала последние слова Бронвин. Я указал на небольшую группу людей, собравшихся рядом на Пироговой площади. Двое странных устроили там какое-то соревнование.

– Это же состязание в подъеме двери! – воскликнула Бронвин, тут же забыв о пьесе. – Я собиралась участвовать, но сначала нужно немного потренироваться…

– Нечего здесь задерживаться, – перебил ее Хью, но Бронвин замедлила шаг и уставилась на диковинное состязание с таким же детским любопытством, как и мы с Нур.

Двенадцать человек стояли на двери, положенной горизонтально на козлы, и здоровенный молодой парень вызывающе смотрел на соперницу – высохшую пожилую даму. У нее было неприятное, зловещее выражение лица; казалось, она может одним взглядом заморозить воду в озере.

– Это Сандина, – объяснила Бронвин. – Она просто потрясающая.

Кучка зрителей начала скандировать ее имя: «Сандина! Сандина!» Женщина опустилась на колени около двери, уперлась в нее широкими плечами, затем медленно, с кряхтением поднялась на ноги. Люди, стоявшие на двери, зашатались и разразились одобрительными возгласами.

Бронвин тоже радостно завопила, и даже Нур крикнула: «Ура!» На ее лице отразились удивление и любопытство. Любопытство. Не ужас. Не отвращение. И я подумал, что она быстро освоится в странном мире.

Я вдруг сообразил, что понятия не имею, куда мы идем. Бронвин и Хью говорили что-то о нашем «доме», но в последний раз, когда я навещал друзей, они жили в огромной общей комнате в цокольном этаже Панпитликума, похожем на проходной двор. Когда мы по хлипкому мостику переходили Лихорадочную Канаву, я, наконец, спросил, куда же мы идем.

– Пока ты лежал у костоправа, мисс Эс устроила так, что мы переехали из дома Бентама, – объяснил Хью. – Подальше от любопытных, которые так и норовят подслушивать чужие разговоры. Осторожно, эта доска шатается!

Он перепрыгнул через доску, она отвалилась и с плеском шлепнулась в черную воду. Нур осторожно перешагнула дыру, но у меня закружилась голова, и лишь огромным усилием воли я заставил себя поставить ногу на другую сторону.

Мы перешли на противоположный берег, двинулись вдоль Канавы и некоторое время спустя приблизились к древнему покосившемуся дому. Его вид противоречил всем законам физики и архитектуры. Казалось, здание стоит вверх ногами: его основание было в два раза уже, чем верхний этаж; второй и третий этажи, нависавшие над пустотой, поддерживал целый лес хлипких подпорок и жердей. Первый этаж был похож на жалкий сарай, на втором виднелись большие окна и вырезанные в стене декоративные колонны; над третьим этажом возвышался внушительных размеров купол. И все это было наклонено под опасными углами, покрыто пятнами от непогоды, давно облупилось и выцвело.

– Дом не сказать чтобы шикарный, – признала Бронвин, – зато наш собственный!

Знакомый тонкий голосок окликнул меня по имени, и я, запрокинув голову, увидел Оливию, выплывающую из-за купола. В руках она держала ведро и тряпку, а веревка, обвязанная вокруг ее талии, туго натянулась.

– Джейкоб! – воскликнула она. – Это Джейкоб!

Она возбужденно помахала мне, я помахал ей в ответ; я был очень рад видеть ее и испытал огромное облегчение от того, что она так приветлива со мной.

От радости Оливия уронила ведро. Оно упало на участок крыши, который мне снизу было не видно; раздался возмущенный возглас, но по голосу я не смог определить, кто это был. Парадная дверь распахнулась с такой силой, что одна петля отлетела с громким звяканьем.

Из дома выбежала Эмма.

– Смотри, кого мы нашли! – объявила Бронвин.

Эмма остановилась в нескольких футах от нас и оглядела меня с ног до головы. На ней была рабочая одежда из грубой синей ткани и тяжелые черные сапоги. Щеки пылали румянцем под слоем пыли и сажи, она тяжело дышала, словно только что пробежала несколько лестничных пролетов. Выглядела она взъерошенной, и на ее лице отражался целый спектр противоречивых эмоций: гнев, радость, обида, облегчение.

– Даже не знаю, что мне делать – то ли дать тебе пощечину, то ли обнять!

Я невольно усмехнулся.

– Может, начнем с объятий?

– Ты полный придурок! Ты всех нас до смерти перепугал!

Она бросилась ко мне и обвила мою шею руками.

– Правда? – с невинным видом переспросил я.

– Ты же лежал на больничной койке, едва оправился от тяжелых ранений, и вдруг сбежал, не сказав никому из нас ни слова! Конечно, ты нас перепугал!

Я вздохнул и сказал, что мне очень жаль.

– Мне тоже, – прошептала она, уткнувшись лицом мне в шею, но в следующий миг резко отстранилась, словно вспомнила о том, что ей больше нельзя так делать.

Прежде чем я успел спросить, что она имеет в виду, меня тряхнуло – кто-то еще налетел на нас с разбегу. Я увидел обхватившие меня рукава пурпурной бархатной домашней куртки.

– Как чудесно, просто чудесно, что ты вернулся целым и невредимым, – повторял Миллард, – но, может быть, сцену воссоединения друзей лучше перенести с улицы в дом?

И он начал подталкивать нас к крыльцу. Переступая порог странного дома, я оглянулся, чтобы взглянуть на Нур, но увидел только сияющие лица Бронвин и Хью. А потом меня провели в уютную комнату с низким потолком, служившую одновременно гостиной, кухней и птичником: в углу кудахтали куры, повсюду было разбросано сено. В комнату один за другим ворвались мои друзья. Меня начали тискать и едва не разорвали на части. В кухне стало очень шумно, потому что все заговорили разом.

– Джейкоб, Джейкоб, ты вернулся! – восклицала Оливия, спускаясь по скрипучей лестнице так быстро, как только могла в туфлях со свинцовыми подошвами.

– И ты жив! – кричал Гораций, прыгая и размахивая высоким шелковым цилиндром.

– Ну разумеется, я жив! – отвечал я. – В моем путешествии не было ничего смертельно опасного.

– Ты не мог знать это наверняка! – возразил Гораций. – И я тоже, к сожалению… В последнее время мне вообще не снятся сны.

– Америка – это ужасное, опасное место, – возразил Миллард, по-прежнему цеплявшийся за мой локоть. – О чем ты думал, как ты мог уйти вот так, никому ничего не сказав!

– Он думал, нам все равно! – сказала Бронвин с таким видом, словно поверить не могла в подобную чушь.

Эмма воздела руки к потолку.

– О, клянусь птицей, Джейкоб, неужели ты так плохо нас знаешь?

– Из-за меня у вас уже столько неприятностей с имбринами, – попытался оправдаться я, – а потом, после того, что мы наговорили друг другу…

– Честно говоря, я ничего не помню.

Задумавшись, я понял, что тоже не помню ни слова из нашего разговора. Помню только свои чувства: обиду, боль и злость оттого, что они встали на сторону мисс Сапсан, отвернулись от меня.

– Люди говорят всякую чушь, когда сердятся, – быстро вставил Хью. – Это вовсе не значит, что нам все равно, жив ты или нет.

– Мы одна семья, – сурово заявила Оливия, уперев руки в бока и глядя на меня снизу вверх. – Неужели ты этого не понимаешь?

Что-то в ее сердито нахмуренном детском личике заставило мое сердце немного оттаять.

– Ах-ах-ах, мои друзья меня обидели! Несправедливо обошлись со мной! – завыл Енох, тяжело ступая по ступеням. В руке он тащил ведро, из которого выплескивалась вода. – Я один буду изображать героя и попаду в такую переделку, что меня понадобится срочно спасать! Вот тогда они поймут, что натворили!

– Я тоже очень рад тебя видеть.

– А я не рад. Из-за тебя нам пришлось ковыряться в смердящем навозе и целых два дня чистить сточные канавы. – Он протиснулся мимо меня и выплеснул прямо на улицу содержимое ведра, в котором плавали какие-то бурые куски. Затем вытер грязное лицо тыльной стороной еще более грязной ладони. – Может, они и готовы тебя простить, но мне ты теперь обязан, Портман.

– Что ж, справедливо, – заметил я.

Он протянул мне руку. С нее капала грязная вода.

– Добро пожаловать домой.

Я притворился, будто не замечаю грязи, и пожал протянутую руку.

– Спасибо.

– Кстати, как прошло спасение прекрасной девицы? Могу предположить, что подвиг закончился полным провалом – спасенной нигде не видно…

Я начал в тревоге озираться по сторонам.

– Нур?

– Она только что была здесь! – ответила Бронвин.

Меня охватила паника, но вдруг услышал ее голос: «Я здесь!» и увидел, как Нур появляется из облака тьмы, которого не было в комнате, когда я вошел. Ее шея слегка светилась изнутри. Я вдруг понял, что перестал дышать, и тяжело перевел дух.

– Впечатляет, – заметил Миллард.

– Не нужно прятаться, – сказала Оливия. – Мы не кусаемся.

– А я и не пряталась, – объяснила Нур. – Мне показалось, что вам, ребята, нужно поговорить без посторонних, вот и все.

Я подошел к ней, чувствуя себя виноватым, оттого что до сих пор не представил ее.