И все, кто слышал, засмеялись, но Ярислейв-конунг поглядел на варягов сурово.
Другой же из варягов, Рагнар, сидевший слева от Харальда, нагнулся к нему и шепнул:
– Услышал бы старик твою песню о гордой деве – ему стало бы стыдно за свое нытье.
– Не время этой песне, – отвечает Харальд.
– Самое время, – шепчет Рагнар.
Теперь надо сказать, что Харальд, сын Сигурда, брат конунга Олава, был на самом деле скальдом и этим славился дома. И как только кончил петь русский скальд, все варяги закричали:
– Хотим услышать тебя, Харальд!
Тогда Ярислейв-конунг услышал, чего хотят варяги, и сказал:
– Если так, спой и ты, Харальд, мы тоже послушаем.
И Ингигерд, жена конунга, сказала:
– Спой, милый Харальд, я давно слышала от сородичей о твоих песнях.
Рядом с Ингигерд сидела старшая дочь конунга Эллисив, или Елизавета, как называли ее русские. Она ничего не сказала, даже не поглядела на Харальда. Мы же скажем, что Эллисив была прекрасна лицом и походкой и от роду имела двадцать лет.
Тогда Харальд встает, выпивает рог вина, ему приносят арфу, и он начинает:
– В бранных пирах я обучен
Натягивать струны луков,
Смело корабль я правлю
В пасть кабана океана.
Не в тишине, на соломе —
Смерть суждена мне другая…
И тут он смотрит на прекрасную Эллисив – и заканчивает:
– Отчего же русская дева,
Гордая дева в Гардах, —
Меня замечать не хочет?..
Никто не ожидал, что Харальд так закончит свою песню, и все замолчали. А Харальд стоял и глядел на Эллисив, и та не отводила глаз, как делают пугливые косули.
Илларион, духовник конунга, говорит ему:
– Истинно скажу тебе, князь, дерзки слова этой песни.
Конунг нахмурился.
Эллисив вдруг говорит:
– Позволь мне, отец, ответить храброму Харальду?
Ярислейв говорит:
– Ну что ж, ответь.
– Харальд, – говорит Эллисив, – с чего бы мне замечать тебя? Я знаю, что ты славно натягиваешь лук, да что в том проку, если стрелы твои летят мимо Свейна? Верю, что хорошо правишь кораблем, да что в том проку, если правишь его прочь от врагов – искать спасенья у отца моего?
И еще Эллисив говорит:
– А как умереть тебе суждено, не знаю, но не хотелось бы, чтобы от вина.
Страшный шум поднялся в гриднице от таких обидных слов, многие русские открыто смеялись, варяги схватились за мечи, кровь бросилась Харальду в лицо. Тогда одноглазый Ульв говорит:
– Тебе ведомо, конунг, что слова ее ложь. Наш Харальд сражался при Стикластадире как лев.
Ингигерд сердито смотрит на дочь и говорит:
– Да, Ульв, нам ведомо это!
Ярислейв говорит:
– И мне сие ведомо, иначе не принял бы Харальда у себя и не поставил начальником над вами. А что до ее слов, что не скажет дитя неразумное? Да и негоже воину спорить с женщиной.
Тут он поднимается и, ласково всем улыбнувшись, вместе с семьей, святыми отцами и приезжим греком покидает гридницу и велит продолжать веселье.
И вот, едва конунг ушел, знатные люди и дружинники снова наполнили кубки вином и все заговорили разом, только на одном конце стола говорили не то же самое, что на другом.
Русские говорили:
– Ай да Ярославна! Языкаста девка!
– Как бы со своим языком, – говорили другие, – Ярославне в девках не засидеться.
А начальник стражи конунга Чудин-воин так сказал:
– Это нам позор, братие, что сами не сбили спеси варягу.
Варяги же, подливая себе меду и вина, упрекали Харальда, говоря:
– Не стоило тебе, Харальд, вязаться с Эллисив. От нее никогда не знаешь, чего ожидать.
Харальд, выпив еще рог вина, сказал:
– Я хорошо знаю, чего ожидаю от Эллисив.
– Чего же? – спрашивает Рагнар.
– Чего ожидают от женщины, когда берут ее в жены? – говорит Харальд.
