Дневники: 1920–1924
Вирджиния Вулф
Дневники
Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.
Вирджиния Вулф
Дневники: 1920–1924
Предисловие переводчика
Этот второй том дневников Вирджинии Вулф охватывает пять лет, с января 1920-го по декабрь 1924 года, – ключевой период в ее становлении как художественной писательницы. «День и ночь», роман в традиционном стиле, знаменующий конец ее ученичества, вышел в конце 1919 года, однако чуть ранее в своем «Королевском саду» Вирджиния уже нащупала метод, который ей предстояло испробовать в ближайшие годы после публикации рассказа. Ее новый подход к художественной прозе был отчасти использован в романе «Комната Джейкоба» (1922) и получил дальнейшее развитие в «Миссис Дэллоуэй» (1924). Важнейшим фактором, повлиявшим на способность и решимость Вирджинии следовать своим собственным путем, несомненно, стало открытие издательства «Hogarth Press». То, что в 1917 году началось как хобби, быстро развивалось, превращаясь в серьезный бизнес, который, хотя и требовал (и получал) много ее внимания, также давал Вирджинии исключительное преимущество – возможность публиковать что хочется без вмешательства посторонних издательств и учета мнения читателей. «Королевский сад» и сборник рассказов «Понедельник ли, вторник» были в первой дюжине небольших книг, выпущенных Леонардом и Вирджинией в их собственной типографии на Парадайс-роуд в Ричмонде. «Комната Джейкоба» – первый полноразмерный роман, который им предстояло опубликовать.
Параллельно с «Миссис Дэллоуэй» Вирджиния Вулф писала серию критических эссе, объединенных в сборник «Обыкновенный читатель»; кроме того, в течение 1920–1924 годов она опубликовала более сотни статей и рецензией в периодических изданиях. Растущее признание талантов Вирджинии, похоже, придало ей уверенности в себе, и она решилась на публичную полемику. Конечно, в ранних работах есть свидетельства феминизма писательницы, но в 1920 году она была уязвлена конкретными примерами мужского самодовольства и выразила свои чувства в нескольких чисто полемических статьях. Эти ранние попытки, неизвестные широкой публике, представлены в Приложениях 2 и 3.
Вирджиния и Леонард жили в лондонском боро Ричмонд-апон-Темза с 1914 года, а также имели загородный дом в Сассексе. Однако по мере стабилизации психического и физического здоровья Вирджиния все больше возмущалась ограничениями и неудобствами жизни в глуши. В конце 1923 года ей наконец-то удалось преодолеть сопротивление мужа и добиться неохотного согласия на их возвращение в центр Лондона. В марте 1924 года Вулфы переехали на Тависток-сквер 52 в Блумсбери.
За эти годы Вирджиния смирились со своим дневником: она больше не чувствует себя обязанной вести его регулярно и, несмотря на пробелы и перерывы, всегда возвращается к нему, как с старому другу. В этом Вирджиния Вулф, ведущая дневники, существенно отличается от Вирджинии, пишущей письма. Как автор писем и, следовательно, собеседник, она по большей части стремится развлечь адресата и, так сказать, оживить события; она отбирает и приукрашивает факты, по мере возможности улучшая историю и бездумно жертвуя достоверностью. Однако ее дневник – это наспех сделанные и неотредактированные записи встреч и событий: увиденного, услышанного и прочувствованного – того, о чем она думала, когда садилась писать. Как и любой автор, берущийся за перо, Вирджиния довольно часто задается вопросом, что из этого выйдет. Но если бы она, как ей иногда приходило в голову, использовала свои дневники в качестве основы для мемуаров, которые так и остались ненаписанными, можно не сомневаться, что записи были бы совершенно другими.
Некоторые сплетни, которыми она делится, вполне могут оказаться неправдой, но точность ее памяти в отношении увиденного, услышанного и прочитанного впечатляет. Например, наброски бесед с Бертраном Расселом содержат подробности, которые подтверждены биографическими и автобиографическими работами, опубликованными спустя много лет после смерти Вирджинии. Ее воспоминания о чаепитии у Августина Биррелла также могут быть полностью верифицированы вплоть до содержания письма с автографом Чарльза Лэмба, которое она видела висящим в рамке на стене.
Изучая точность описания собственных чувств, мы сталкиваемся с правдой иного рода. В своем дневнике Вирджиния не стремится раскрыть душу или внутреннюю жизнь, но в честности ее слов об этом сомневаться не приходится. Временами она явно ошибалась в суждениях, когда, например, уверяла себя, что не будет обращать внимания на отзывы о ее книгах, или когда в один день она считала учтивость Дезмонда Маккарти раздражающей, а в другой писала, что у него, как у друга, нет недостатков. Несомненно, в дневнике она, по словам Клайва Белла, «слишком вольно говорит о слабостях и нелепости» друзей. Конечно, Вирджиния анализирует, комментирует их и, вследствие своего ума, проницательности, а также блестящего стиля письма, по-особенному окрашивает словами образы людей – даже самые суровые ее портреты врезаются в память. Несмотря на острый язык, однако, она отнюдь не всегда резка в суждениях, и порой видишь, как, отбросив первоначальную неприязнь или критику, Вирджиния восстанавливает баланс, сразу или чуть позже отмечая в людях качества, достойные восхищения и восхваления.
Аббревиатуры и сокращения
БР-I – Бертран Рассел «Автобиография: 1872–1914»
БР-II – Бертран Рассел «Автобиография: 1914–1944»
В. или ВВ – Вирджиния Вулф:
ВВ-Д-I – «Дневники: 1915–1919»
ВВ-П-I – «Письма: 1888–1912»
ВВ-П-II – «Письма: 1912–1922»
ВВ-П-III – «Письма: 1923–1928»
КБ-I – Квентин Белл «Биография Вирджинии Вулф. Том I:
Вирджиния Стивен, 1882–1912»
КБ-II – Квентин Белл «Биография Вирджинии Вулф. Том II:
Миссис Вулф, 1912–1941»
КМ – Кэтрин Мэнсфилд
Л. или ЛВ – Леонард Вулф:
ЛВ-I – «Посев. Автобиография: 1880–1904»
ЛВ-III – «Новое начало. Автобиография: 1911–1918»
ЛВ-IV – «Вниз по склону. Автобиография: 1919–1939»
ЛПТ – Литературное приложение «Times»
НЛП – Независимая лейбористская партия
РФ-П-II – Роджер Фрай «Письма: 1913–1934»
ЧП – Член парламента
1920
В декабре 1919 года сначала Леонард, а затем и Вирджиния заболели и поехали в Монкс-хаус только 29-го числа. Они вернулись в Хогарт-хаус 8 января 1920 года. Запись от 7 января, как указывает сама Вирджиния, сделана в конце дневника за 1919 год (Дневник VIII), но четыре страницы, которые занимает текст, были вырваны и вставлены в начало ее новой книги за 1920 год (Дневник IX). Титульный лист подписан:
Монкс-хаус
Родмелл
7 января, среда.
Начинать год на последних страницах моей старой тетради, на тех немногих листах, которые я не вырвала под письма, значит, конечно, перевернуть все с ног на голову, но это отчасти соответствует характеру дела.
Наш последний вечер. Мы сидим у камина в ожидании почты – лучшая часть дня, на мой взгляд. Тем не менее любое время суток имеет здесь свои достоинства, даже утро с завтраком без тостов. Как бы ни начался день, он заканчивается Пепином [сорт яблок]; почти каждое утро выглядывает солнце; мы завтракаем в хорошем настроении, и я иду в свою романтическую комнату[1 - Один из многочисленных сараев в саду Монкс-хауса, приспособленный под кабинет Вирджинии Вулф [далее В. или ВВ]. Позже для нее построили специальный «домик» у стены, примыкающей к церковному двору.] по траве, покрытой инеем, по твердой как кирпич земле. Потом появляется миссис Дедман[2 - Жена Уильяма Дедмана – церковного сторожа, соседа Вулфов в Родмелле, помогавшего им с садом. ВВ описала миссис Дедман (см. ВВ-П-II, № 1109) как «старуху, родившую 11 детей и обладавшую мудростью всего мира со времен Потопа».] и берет заказ, вернее, отдает прошлый, поскольку она спланировала наш рацион так, чтобы еды хватало на несколько дней до следующего прихода. Мы пользуемся ее духовкой. Результат всегда аппетитный: тушеное мясо, пюре и объемные цветастые блюда с густым соусом, морковью и луком. Всегда можно поговорить с 18-летней Элси[3 - Деревенская девушка, ежедневно приходившая убирать дом.], у которой, кажется, есть голова на плечах. Дом пустеет к половине одиннадцатого – пустой он и сейчас, в пять часов вечера; мы растапливаем камин, варим кофе и читаем, как по мне, с наслаждением, умиротворенно, подолгу.
Но я не хочу тратить время на бытовую хронику, если только не устану описывать зимние холмы и луга – то, от чего у меня постоянно захватывает дух. Вот, например, выглянуло солнце и кроны деревьев словно полыхают огнем; стволы изумрудно-зеленые; даже кора здесь ярко окрашенная и изменчивая, будто кожа ящерицы. Эшемский холм в дымке тумана; окна длинного поезда сверкают на солнце; дым ложится на вагоны, словно кроличьи вислые уши[4 - Похожий образ есть в романе ВВ «Волны»: «… там, вдалеке, через поле пробирается поезд, лопоухий от дыма» (в пер. Е. Суриц).]. Каменоломня светится розовым, а мои заливные луга пышные как в июне, пока не обнаруживаешь, что трава короткая и жесткая, точно рыбья чешуя. Все это я могу описывать еще много страниц подряд. Каждый или почти каждый день я гуляла по разным местам и возвращалась с целой охапкой подобных сравнений и чудесных образов. Одно из таких мест – открытое пространство с прекрасным видом на Эшем – всего в пяти минутах ходьбы от дома, и, повторюсь, каждое направление, куда ни глянь, по-своему удивительно. Однажды мы прошли через пшеничное поле и поднялись на холм; пасмурным воскресным днем на дороге была грязь, но наверху сухо. Высокая трава на холме побледнела, и, когда мы пробирались через нее, у наших ног пролетел ястреб, который, казалось, волочился у самой земли, будто притянутый тяжелым грузом. Он отпустил ношу и высоко взлетел, стоило нам подойти. Мы нашли крылья куропатки, прикрепленные к небольшому кровоточащему обрубку, – ястреб уже почти закончил трапезу. Мы видели, как он потом вернулся, чтобы доесть. Дальше по склону холма большая белая сова, «волнистая» (ибо это описывает ее способ петлять между деревьями, а мягкий и пушистый вид в сумерках добавляет точности слову), «волнистая в сумерках»[5 - Отсылка к строкам поэмы Джорджа Мередита «Любовь в долине».], пролетела за живой изгородью, когда мы проходили мимо. Деревенские девушки возвращались и окликали друзей в дверях. Так мы пересекли поле и церковный двор, обнаружили красные головешки угля в камине, поджарили хлеб. Наступает вечер.
Л.[6 - Здесь и далее Л. или ЛВ – Леонард Вулф (1880–1969) – английский политический теоретик, писатель, издатель и госслужащий, муж ВВ.] большую часть времени подрезал яблони и подвязывал сливы к стене. Для этого он надевает две куртки, две пары носков и перчаток, но даже тогда холод пробирает насквозь. Последние дни были похожи на замерзшую воду, которую ветер бросает в лицо мельчайшими частичками льда, а затем в укрытии она превращается в небольшую лужицу под ногами. Вчера я отправилась к дому с белым дымоходом[7 - Саттон-хаус на окраине деревни Айфорд, примерно в миле от Родмелла вверх по долине Уз.], обнаружив ведущую к нему травянистую дорожку; справа били ручьи – синие, будто с морской водой. С одного ручейка взлетел бекас[8 - Небольшая птица с очень длинным, прямым и острым клювом.], двигаясь зигзагами туда-сюда, резко и молниеносно. По мере того как я продвигалась вперед, вверх взлетали чибисы[9 - Небольшая птица семейства Ржанковые.]; одна из птиц отстала, издав характерный крик. Затем высоко в воздухе над лугом парила (принесли почту – только письмо от Маттай[10 - Луиза Эрнестина Маттай (1880–1969) – выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа, госслужащая и сторонница органического сельского хозяйства. В 1931 году она вышла замуж за своего зятя (вдовца сестры), сэра Альберта Говарда (1873–1947) – английского ботаника. Считается, что именно она послужила прообразом мисс Килман – отвратительной и чрезмерно образованной женщины в романе ВВ «Миссис Дэллоуэй». Мисс Маттай была помощницей редактора газеты «International Review» – Леонарда Вулфа.]) полукругом стая – не знаю, что это были за птицы. Сегодня днем на холмах я увидела перед собой обычную стаю, половина которой пронеслась прямо передо мной. Звон колокольчиков, когда я шла по долине, исходил от стада, пристроившегося на зеленой стороне, и там же, на вершине, были три ломовые лошади[11 - Тяжеловозы – название пород лошадей, предназначенных для перевозки тяжестей. Реже их называют ломовыми или возовыми.], неподвижные, как в летний день, привязанные у амбара для пшеницы. Насколько я вижу, у меня осталась еще одна страница, поэтому придется все же перейти к бытовой хронике. Люди интересовали меня куда меньше, чем красные ягоды, восходы солнца и луны. Как обычно, приходили письма – на этот раз о «Дне и ночи» от Шеппарда[12 - Сэр Джон Трессидер Шеппард (1881–1968) – выдающийся преподаватель классической литературы и первый ректор Кингс-колледжа Кембриджа, не являвшийся выпускником Итона.] и Роджера [Фрая, см. Приложение 1]; оба такие, как мне нравится. А вот старушка Китти Макс[13 - Кэтрин (Китти) Лашингтон (1867–1922). Ее родители были близкими друзьями семьи ВВ. В 1890 году она вышла замуж за Леопольда Макса (1864–1932) – политического писателя, владельца и редактора консервативной газеты «National Review». Позднее ВВ писала, что Китти в какой-то степени послужила прообразом для миссис Дэллоуэй.] обращает внимание лишь на безобидные глупости, но мне стыдно начинать год со сплетен. Читаю «Империю и торговлю[14 - Книга ЛВ «Империя и торговля в Африке: исследование экономического империализма» была написана в феврале 1919 года и опубликована Департаментом трудовых исследований совместно с издательством «Allen & Unwin» 14 января 1920 года.]» с искренним удовольствием, беспристрастным восхищением плотностью, страстью и логикой текста; полезно время от времени читать работы мужа. Помимо этого – «Воспитание Генри Адамса[15 - Генри Брукс Адамс (1838–1918) – американский писатель и историк, наиболее известный своей автобиографической книгой «Воспитание Генри Адамса» (1907).]» и… Я написала статью об «Английской прозе» для Марри[16 - Рецензия ВВ на книгу «Сокровищница английской прозы» под редакцией Логана Пирсолла Смита вышла 30 января 1920 года в журнале «Athenaeum», редактором которого был Джон Миддлтон Марри (см. Приложение 1).], а теперь заканчиваю с Россетти[17 - Кристина Джорджина Россетти (1830–1894) – английская поэтесса. Неизвестно, что именно читала или рецензировала ВВ.], отделываясь от «Times[18 - Имеется в виду Литературное Приложение «Times» (далее ЛПТ) – еженедельный литературно-критический журнал Великобритании.]».
10 января, суббота.
Ах! Все прекрасно, вот только судьба настроена против торжественной церемонии начала дневника. Я, конечно, взяла новое перо и взгромоздилась на странный высокий стул, но никак не могу устроиться в нем (неудобно ни читать, ни писать), поэтому сижу и жду, пока Лотти[19 - Лотти Хоуп и ее подруга Нелли Боксолл пришли по рекомендации Роджера Фрая и начали работать у Вулфов в Хогарт-хаусе горничной и кухаркой соответственно 1 февраля 1916 года.] принесет маленькие гвозди, чтобы починить мое старое сломанное ушастое кресло. Его потроха много лет назад прорвали обшивку, и последние шесть месяцев я практически сидела на жесткой деревяшке. Леонард вдруг взялся подлатать кресло мешковиной, но мы все равно ждем Лотти. Пять минут ходьбы у нее превращаются в сорок пять; она у мисс Стэнфорд[20 - Мисс Стэнфорд держала молочную ферму в Ричмонде.].
Вот и наступил новый год, десять дней которого уже прошли. Заслуга клуба «1917»[21 - Клуб «1917», названный в честь февральской революции в России, был основан для периодических встреч людей, поддерживающих идеи мира и демократии. Вскоре в него вошли непопулярные радикальные политики и интеллектуалы. Помещения клуба находились на Джеррард-стрит в лондонском районе Сохо.] в том, что он собирает мой конкретный набор людей в одном месте по будням около 16:30. В четверг я обнаружила там Клайва (услышала его еще на лестнице), Моргана[22 - Клайв Белл и Эдвард Морган Форстер, см. Приложение 1.], Фредегонду[23 - Фредегонда Сесили Шоув (1889–1949) – английская поэтесса, дочь кузины ВВ Флоренс Фишер и историка Ф.У. Мейтланда, биографа Лесли Стивена – отца ВВ. Фредегонда получила образование в Ньюнем-колледже Кембриджа и в 1915 году вышла замуж за Джеральда Фрэнка Шоува.] и несколько размытых фигур второго плана, заслуживающих только кивка, – это были самые разные Оливье[24 - «Самыми разными Оливье» могли быть Марджери, Бринхильда, Дафна и Ноэль – дочери сэра Сидни Оливье, фабианского социалиста, колониального администратора и госслужащего.]. Нынче Клайв как газовая лампа, зажженная в ясный день Моргана – не солнечный и не бурный, а день чистого света, способный подчеркнуть румяна и пудру, пыль и морщины, трещины и изгибы моего бедного старого попугая[25 - Друзья часто называли Клайва Белла «какаду».]. При нем я чувствую себя в свете софитов. Сочетание этих двух людей было неприятным или, вернее, неудачным. На Лестер-сквер[26 - Пешеходная площадь, находящаяся в Вест-Энде Вестминстера и известная своими театрами.] Моргана ждала замужняя дама. Клайв, нашутившись над именем Литтона Стрэйчи, отвез меня на такси на Риджент-сквер[27 - Ванесса Белл жила по адресу Риджент-стрит 36 со своими тремя детьми: Джулианом, Квентином и Анжеликой. О Ванессе (Нессе) Белл, Литтоне Стрэйчи и Мэри Хатчинсон см. в Приложении 1.]. Я забежала первой и обнаружила, что в комнате светло и оживленно; ребенок полз в угол; Несса была в пятнистой шляпе с розовым пером. Думаю, она таким образом избавляется от остатков домотканого сукна, причем весьма успешно. Я также думаю (Лотти все никак не идет, и вечер тратится впустую, а мне еще читать Линдси [неизвестная] – о боже!), что моя привлекательность уже села за горизонт; Мэри [Хатчинсон] все время на виду, а Несса восходит, сияя как полная луна. Зачем иначе Клайву так долго и восторженно рассказывать мне о ее платье на вечеринке, о ее красоте и величии? Бог его знает – возможно, чтобы самому казаться ярче. Длинная желтая прядь свисала под ухом. «Я должна тебя подстричь», – сказала ему Ванесса. После этого он быстро снял шляпу, нащупал длинную прядь и понял: ее предназначение – прикрывать лысину. Но прядь опять повисла сзади (немного отталкивающее зрелище) – явно не хватало воска, чтобы она держалась. Были и комплименты мне, но сказанные так, словно Клайв больше не является моим привилегированным поставщиком их. Домой я ехала с вокзала Виктория[28 - Железнодорожный вокзал в Лондоне, второй по загруженности после Ватерлоо. На Окружной железной дороге в то время проводили эксперимент по сокращению времени остановок поездов на платформах. Станционный смотритель сидел в специальной смотровой будке, руководя работой и подавая сигнал сиреной после 30-секундной остановки.] и заметила там смотрителя в будке.
14 января, среда.
В воскресенье у нас ужинали Шоувы; в понедельник ничего особенного; во вторник Клуб и практически интимная беседа с Гамбо[29 - Марджори (Гамбо) Стрэйчи (1882–1969) – учительница и писатель, младшая из пяти сестер Литтона.]; Боб Т.[30 - Роберт (Боб) Калверли Тревельян (1872–1951) – английский поэт и переводчик.], Фредегонда и Аликс[31 - Аликс Стрэйчи, урожденная Саргант-Флоренс (1892–1973), – британский психоаналитик американского происхождения и вместе со своим мужем переводчица на английский язык полного собрания сочинений Зигмунда Фрейда. ВВ познакомилась с ней 21 июня 1916 года, когда Джеймс Стрэйчи привел ее на ужин в Хогарт-хаус. К следующему лету Вулфы узнали Аликс достаточно хорошо, чтобы предложить ей работу в качестве подмастерья в типографии «Hogarth Press».] где-то на фоне; в среду, сегодня, я вернулась с короткой прогулки в Кью[32 - Королевские ботанические сады Кью – комплекс ботанических садов и оранжерей в юго-западной части Лондона между Ричмондом и районом Кью.], жду Леонарда и предвкушаю большую вечеринку[33 - Званый ужин, устроенный Д.Т. Шеппардом, был перенесен с 7 января (см. ВВ-П-II, № 1106 и далее в тексте, 17 января 1920 г.).] с Доггартом[34 - Джеймс Гамильтон Доггарт (1900–1989) – известный офтальмолог, лектор, писатель, игрок в крикет. В 1920 году он был студентом Кембриджа, членом общества «Апостолов» и группы «Блумсбери».], мисс Джошуа[35 - Кэтрин Мари Джошуа (1898–?) – выпускница Ньюнем-колледжа Кембриджа, дочь мистера Джошуа (см. 15 сентября 1924 г.).] и другими в 19:30. Поэтому я пишу так, словно жду поезд. Я могла бы заполнить несколько страниц сплетнями Шоувов, но до сих пор не решила, как далеко мне стоит заходить здесь в своей нескромности. Пришлось бы долго и подробно писать, чтобы правильно все объяснить, – убедительная причина не делать этого. Но в целом речь идет о трех днях откровений в Гарсингтоне[36 - Загородный дом Филиппа и Оттолин Моррелл, который стал убежищем для многих отказников от военной службы по соображениям совести после вступления в силу закона о воинской повинности в начале 1916 года.]; похоже, в уши Фредегонды там излился целый поток признаний. Это показывает, как мало человек на самом деле знает о себе подобных. Я и подумать не могла, что долговязый Филипп[37 - Филипп Эдвард Моррелл (1870–1943) – либеральный политик, член парламента с 1906 по 1918 г. В 1902 году он женился на леди Оттолин Виолет Анне Кавендиш-Бентинк (см. 13 февраля 1920 г.). У них была одна дочь. В 1917 году леди Оттолин уличила мужа в неверности, и это привело к серьезному ухудшению ее здоровья, истинная причина которого тогда еще была неизвестна.], глупый в своих кожаных гетрах и двубортном жилете с пуговицами, украшенными драгоценными камнями, решится на такое. По словам Джеральда[38 - Джеральд Фрэнк Шоув (1887–1947) – экономист, выпускник Кингс-колледжа Кембриджа.], все жалели этого очень одинокого и в каком-то смысле несчастного человека. Я не могу не улыбнуться при мысли о том, что эти полугерцогские (в лучшем случае, я бы сказала) недоросли играются в пригородах Илинга[39 - Лондонский боро Илинг во внешнем Лондоне.] или Стретэма[40 - Район в южной части Лондона.] и живут, чтобы стать страховыми агентами или кем-то подобным, тогда как у Гарсингтона нет наследника. Ну вот! Проболталась.
Моя близость с Гамбо случилась на волне ее высокой оценки «Дня и ночи»: «Такое солидное, большое, величественное, крепкое построение… Оно принадлежит литературе, оно часть жизни». Подобные сантименты греют душу. К тому же, полагаю, в моем дневнике найдутся записи о том, что я стала теплее относиться к Гамбо в последние годы, догадываясь о ее сильном унынии и полагая, что прежний свет в ней больше не вспыхнет. Сейчас он начал мерцать, и это является источником для ее романа. (Интересно, так же ли очевидно я выдаю автобиографию за вымысел?!) Сюжет книги – это история М.С. и Д.В., а финал таков: она вновь обретает счастье, хотя и теряет заветный объект[41 - Историю Марджори Стрэйчи (М.С.) и Джозайя Веджвуда (Д.С.) см. в книге ВВ-Д-I, 17 января 1915 г. Роман Марджори «Подделки» на эту тему был опубликован только в 1927 году.]. Мои шестеренки в голове немедленно закрутились, пытаясь облечь в слова эту историю за нее и придумывая, как именно счастье можно было бы отобразить зеленым в одном месте, желтым в другом и так далее. (Романистка я или нет, но инстинкт сочинительства срабатывает очень быстро.) Она пришлет мне несколько глав.
Сегодня выходит книга Леонарда. Он настолько спокоен, что вы бы ни за что не догадались. Погода принесла сильные штормы; французское судно затонуло в Бискайском заливе[42 - Ранним утром 12 января французский лайнер «Afrique» затонул в Бискайском заливе, недалеко от портового города Ла-Рошель. Из 609 человек выжили только 34.] через два дня после того, как Белла[43 - Белла Сидни Вулф (1877–1960) – старшая сестра ЛВ, вдова после смерти в июне 1916 года своего первого мужа – ботаника и генетика Р.Х. Лока. Она участвовала в издании детского журнала «Little Folks» и была автором нескольких книг. В 1921 году Белла вышла замуж за сэра Томаса Сауторна, британского колониального служащего, с которым ЛВ жил в одном бунгало во время своей первой поездки на Цейлон в 1905 году. В январе 1920 года Белла, вероятно, возвращалась на Цейлон.] проплыла там; корнуоллский пароход потерпел крушение у Свонеджа[44 - 10 января корнуоллское судно «Treveal», перевозившее джут из Калькутты в Данди, потерпело крушение у прибрежного города Свонедж графства Дорсет. 36 из 43 членов экипажа погибли.]; ночью наши окна тряслись так, что мы дважды просыпались. Неистовые порывы ветра, вдруг нарушающие спокойствие, наводят на мысли о животной дикости, о человеческом безумии. Но за стеклом и кирпичом мы, люди, в относительной безопасности. Иногда я с удивлением думаю, что скоро огромная прочность и устойчивость Хогарт-хауса[45 - Хогарт-хаус и прилегающий к нему Саффилд-хаус, построенные как единое здание около 1720 года, были куплены в январе 1920 года на имя ВВ у миссис Брюэр за ?1950.] будут моими, и я смогу увековечить их перочинным ножом, если захочу. И вот, к счастью, пришел Л.
17 января, суббота.
