– Ярослава! – безумно вскрикнул Василий. – В чащу, живей в чащу!
Растрепанная, в одной рубашке женщина, на миг повернувшись, буквально на какую-то долю секунды успевает поймать молящий взгляд мужа. И вот кажется, что за тем огромным дубом нежданное спасение, как вдруг откуда ни возьмись перед ней, будто из-под земли, вырос вражеский воин. Прищелкивая, он с вожделением смотрит на разгоряченную русскую женщину. Поспешно пятясь назад, она упирается спиной в ствол векового дерева. До боли вжавшись в жесткую кору дуба, с ужасом наблюдает, как, слащаво щерясь и вытянув вперед руки, кипчак, ломая своей тяжелой поступью сухие хрустящие ветки, медленно приближается к ней. И подойдя, рывком срывает с нее длинную холщовую рубашку. Она видит, как, возбужденно дыша, он, не отрываясь, рассматривает ее.
– Ах ты, негодник, охальник вонючий, чего вздумал-то! – угрожающе нахмурившись, прошипела она сквозь плотно сжатые губы. И резко отскочив в сторону, хватает толстую сучковатую ветвь и со всего размаху что есть силы вонзает расщепленным концом в горло насильника. Как-то неестественно замычав, кипчак медленно валится набок, но в последний момент, выхватив саблю, успевает полоснуть по животу женщины. Когда Василий подбежал, она была еще жива.
– Василько, как я рада, что ты жив, – корчась, прохрипела она, – я была счастлива с тобой.
И, сверкнув глазами, замерла. Взревев, как медведь, он выхватил из рук умирающего половца саблю и бросился назад к пожарищу. Врезавшись в толпу врагов, стал крошить налево и направо, словно лебеду, головы завоевателей, яростно выкрикивая:
– Это вам за Ярославу, это вам за Мирославу, это вам за Миколу! А это вам за!.. – только и успел выкрикнуть он. Да и не мог он уже ничего видеть, так как острое копье, пущенное в спину, пронзило его горячее сердце.
Глава 2. Комони
И содрогнулась от ужаса степь, и вздрогнули люди, и задрожали от испуга жеребята, дружно трусившие за обозом, и встрепенулись комони6, заслышав ржание своих сородичей за Каялой-рекой. Еще мгновение, и ярко-голубое небо затягивается зловеще нависшими над землей тяжелыми мрачными тучами. И яркая молния, устрашающе извиваясь, пронзает небосвод, неся за собой оглушительный грохот грома.
– Что-то там произошло! – как от боли взревел Любомир, устремив свой встревоженный взор в сторону недавно покинутой родины.
– Ты тоже это чуешь? – взволнованно спросила Дарина, напряженно вглядываясь во мглу.
– Да, голубка моя, – с трепетным надрывом ответил он, помогая ей соскочить с лошади. Соскользнув прямо к нему в руки, она долго и с какой-то надеждой смотрит на него. И вдруг стон срывается с девичьих губ. Блеснувшие от отчаяния слезы в ее распахнутых глазах, превращаясь в крупные горошины, медленно скатывались по пухленьким щекам. Так и стояли они, прижавшись, друг к другу, не обращая внимания на внезапно обрушившийся ливень.
В течение нескольких дней беспрестанно лил дождь, смывая кровь и позор с земли русской.
А когда дождь прекратился и яркое солнце, играя в блестящих капельках-дождинках, вновь озарило землю, степные жители причерноморских степей, вылезая из-под своих временных укрытий, снова начали собираться в неизведанный путь.
Начались пойменные леса. Встречающиеся сосны и березово-ольховые колки плавно переходили в заливные луга и разнотравно-ковыльные степи с привлекающими к себе внимание ярко-красными тюльпанами.
– Лепота! – широко раскинув руки в стороны, шумно выдохнул всей грудью сын Мирославы и Миколы Первуша.
– А какой запах, братец, а как прекрасны тюльпановые степи, насыщенные нежным и ласкающим ароматом, – печально вторила ему Дарина, – а помнишь, как мама радовалась, плетя венки на праздник Ивана Купалы? – И она, понурив голову, всхлипнула.
Впереди показалась широкая полноводная река.
– Эта Волга, а раньше наши предки прозывали ее Итиль, так мне отец рассказывал, – с грустью в голосе поведал Любомир. – Бывали мы тут с ним, а вот теперь мы здесь, а они там.
И он, расправив плечи и вскинув кудлатую голову, долго смотрит вдаль. Все замолкают, потому что знают, что в это самое время их предводитель думает о них, своих собратьях, и о том, как лучше перебраться на другой берег.
– Братья и сёстры, вот и для нас настал час испытаний. И только вместе, действуя дружно и слаженно и не паникуя, мы сможем преодолеть великую реку. – И он, махнув рукой в сторону противоположного берега, громко провозгласил: – Там свобода! Так думали наши отцы и деды, отправляя нас в далекую дорогу. О счастье своих детей мечтали наши матери, благословляя в тяжелый путь. Так выполним же с честью волю родителей! Не посрамим наш род! И на новом месте продолжим дело наших предков! – И, обведя ясным взором своих соплеменников, спокойно и уверенно продолжил: – Видите, сколько хвойных деревьев растет вдоль побережья? Это дает нам возможность соорудить большие и надежные плоты для переправы. Завтра у нас нелегкий день, посему сейчас всем спать.
Все следующие пять дней ушли на строительство плотов. Работали все: мужики валили высокие деревья, женщины и подростки обрубали сучьи, а на крепких бахмутах подвозили сосновые стволы прямо к берегу. Спустив брёвна на воду, связывали их березовыми ветками, укрепляя оба конца длинными поперечными жердями.
– А как же лошадей и скотину переплавлять будем? – приподняв брови, спросил рыжеволосый Добрыня. Любомир, быстро повернув голову в сторону парня, неторопливо и рассудительно начал высказывать свое мнение:
– Я так смекаю, что комони и коровы и сами смогут переплыть реку, им же таковое не впервой, а тем более нашим выносливым бахмутам преодолеть эту водную преграду будет только одно удовольствие, да и коровам оное не составит особого труда.
– А что будем делать с остальной скотиной, не оставлять же ее здесь? – не унимался Добрыня, озабоченно бросая взгляды то на мужиков, то на вожака.
– А для наших самых маленьких жеребят и мелкого скота построим особый плот с настилом из стесанных бревен. Понятно? – подавшись немного вперед, пояснил в этот раз Любомир.
– Вот теперича, кубыть7, всё ясно, – простодушно ощерился в улыбке юноша, а вместе с ним повеселела и вся братия, работающая на плотбище. А Добрыня, показывая пример, как надо исполнять наказ молодого предводителя, первым взял топор и умело, слой за слоем, стал снимать древесину с толстых бревен. Вслед за ним потянулись и остальные. И вновь закипела работа, и в этой звонкой приречной тишине лишь слышны были стук топоров да посапывание молодых мужиков. А уже к вечеру, стесав положенное количество бревен, уложили второй ряд плота.
– Вот видите, какой получился настил, и щели совсем небольшие, – с улыбкой, не сходящей с лица, говорил Любомир, внимательно осматривая работу, – теперь осталось только огородить, чтобы никто из наших питомцев ненароком не смог свалиться за борт.
– Это что ж получается, загон треба сделать, что ли? – прозвучал за спиной Любомира чей-то басовитый голос. Повернувшись, Любомир поймал веселый, вприщур, взгляд совсем юного безусого парня. Стушевавшись, молодец, не отводя глаз от пронзительного взгляда вожака, как-то спешно выпалил: – Так что же тогда стоим, мы враз всё это сробим!
– Не торопись, Ждан, – похлопав по плечу, спокойно отреагировал на порыв юнца Любомир, – на сегодня хватит, и так славно поработали, а сейчас будем отдыхать, потому что силушку-то поберечь надобно, она еще нам ой как понадобится в нашем дальнем переходе. А с утречка всё и доделаем.
На следующий день два больших плота – один для людей, а другой для скота – были готовы.
– Осталось лишь кормило8 да гребки на концах наших паромов установить, и завтра уже можно переправляться на противоположный берег Итиля, – радовался вместе со всеми Любомир. И, резво вбежав с пологого берега на бугор, зычным голосом возвестил о начале сбора к завтрашнему дню.
– Ну, прямо совсем как его отец Василько, – как-то уж чересчур сердобольно вздохнула круглолицая розовощекая девка Смеяна.
До позднего вечера бабы собирали свои нехитрые пожитки в узлы, а мужики в который раз проверяли телеги, их загруженность и состояние осей, не забывая и про упряжь для лошадей. С наступлением сумерек Любомир обошел все повозки, тщательно проверяя их готовность к предстоящей переправе. И токмо9 когда солнце своей нижней кромкой поцеловалось с полоской горизонта, уставший люд погрузился в сладкий сон.
Рано утром легкий туман, окутавший землю и водную гладь реки, под натиском солнечных лучей быстро рассеялся. И от искр, брызнувших так искрометно, так ярко, внезапно повеяло какой-то невероятной свежестью и теплом.
Потянувшись и наслаждаясь первыми лучами солнца, Дарина, глядя в глаза мужу, с замиранием сердца прошептала:
– Суженый мой! Как же мне хорошо, что даже душа запела под переливистые трели соловьев. А как легко дышится под кроной нежно-зеленых кудрявых берез. Такое трепетное ощущение, как будто я, сливаясь с природой, лечу навстречу своей мечте.
– И что же это у тебя за мечта такая, люба моя?
– А мечта моя проста, наверное, как и у всех баб: чтоб муж крепко любил, чтоб деток я тебе с дюжину нарожала и чтобы в доме всегда достаток был.
– Любовь между нами уже есть, а остальное всё у нас с тобой будет и очень скоро, только чуть чуточку потерпи, душа моя.
– Да я нисколечко и не ропщу, вот ты сейчас рядом со мной – и мне дюжей10 ничего и не надо. – И она, прижавшись к нему, одарила его чарующим взглядом своих бездонных очей.
Внезапно раздавшийся заливистый смех прерывает их разговор, а через какое-то мгновение из-за деревьев показалась сначала бегущая красавица Смеяна, а за ней настигающий ее Первуша. Девушка, резво крутанувшись вокруг белоствольной березы, замирает. От быстрого бега девичье сердечко готово вот-вот выскочить наружу. Подбежавший юноша останавливается перед ней и, учащенно дыша, робко смотрит на дивчину. А она, ответив ему игривым взглядом, неожиданно выскальзывает из-под его руки и, словно птичка, выпорхнувшая на свободу, заливается переливистым звонким смехом.
– Вот видишь, сколько радости и счастья ждет нас на новом месте. Вот и брат твой скоро женится, а там, глядишь, и другие потянутся. У нас же среди переселенцев почти одни ребята да девчата. И зашумит тогда от стуков топоров и жизнерадостных детских голосов, появившееся, как в сказке, новое поселение, – и Любомир, ласково посмотрев на молодую жену, широко улыбнулся.
«Как же он изменился с тех пор, как мы покинули родной кров. А как возмужал, совсем другим стал. И голос стал немного жестким и даже порою грубоватым, но таким уверенным, убедительным, да и поступь стала какой-то степенной. А какие мысли и действия стали стремительными, но зачастую верными и правильными. Создавалось впечатление, что он заранее знал, как ему поступать в том или ином случае. Да и как-то быстро все безоговорочно приняли его за вожака. Единственное, что осталось у него от прежнего юноши – это справедливое отношение к людям, да неугасающая любовь к ней, Дарине», – так думала она, с нежностью смотря в открытые голубые глаза мужа. А он, поправив назад свои длинные светло-русые волосы, решительно встал.
– Даринушка, сегодня нас ждет трудный день.
– У тебя всё выйдет, как ты и задумал, – подбадривающе улыбнулась она, мысленно отметив про себя, что так он давно ее не называл.
– У нас всё получится, – поправил он, сосредоточив свой взор на большой реке.
Целый день переправлялись беженцы. А было их около сотни только взрослых людей, не считая детей разного возраста – от крохотных младенцев до двенадцатилетних девчушек и мальчишек.
Жалобно мычали телята, сопротивляясь и тревожно крутя головами, боязливо передвигались по настилу, ведущему на качающийся паром. И лишь коровы, быки и бесстрашные комони уверенно входили в воду. Тесно сгрудившись и громко храпя и фыркая, они покорно плыли рядом с плотами.
– Вишь, в самую пору управились, – радовались мужики, обступив своего предводителя.
– Самое главное, все живы и здоровы. Да и скотину сберегли. И в этом, братцы, ваша заслуга, потому-то и благодарю всех за слаженную работу, – и Любомир, поклонившись в пояс, продолжил. – А то, что впору управились, это верно. Вона как парит, и птицы вдруг умолкли. И затишье наступило, а это к дождю. А посмотрите, какой закат.
– Какой-то ярко-желтый, я раньше даже такого и не видывал, – присвистнув от удивления, воскликнул вихрастый паренек, стоящий немного поодаль от Любомира.
– Да ты, Микула, просто раньше и не мог обратить на это внимание, потому что через какой-то период он меняет свой цвет.
И действительно, постепенно на глазах у всех небо при закате солнца из ярко-желтого превращалось в красное.
– Вот это да! – крестясь, загудела толпа.
– В том-то и дело, что да! Но не беспокойтесь, очевидно, это явление предупреждает нас о надвигающемся сильном ветре. Конечно, паниковать раньше времени не стоит, но и поторопиться бы надо. А для этого лучше всего укрыться в какой-нибудь низине. Поэтому не до отдыха сейчас.
Взмах руки да свист погонщиков, и комони, одарив своих хозяев умным взглядом огромных глаз, рванули вперед. И вновь заскрипели телеги и заржали малорослые, но крепкие и выносливые бахмуты, которые словно предчувствуя надвигающуюся опасность, одним махом преодолели пологий склон реки. Как и ожидалось, взору причерноморских славян открылись необыкновенные степные просторы.
– Аки11 на ладони, – восторгается Смеяна.
– А вона недалече и овраг! – радостно кричат мальчишки. И перегоняя друг друга, срываются с места, а за ними неторопливо потянулась и вся колонна.
Не успел обоз полностью скрыться в глубокой низине, как внезапно налетевший шквалистый ветер, сбивая с ног, вихрем пронесся над степью, нагоняя грозовые тучи.
– Живей, живей! – подгонял Любомир, тревожно глядя, как по небосводу низко двигались тяжелые облака. В одночасье в небе, обложенном гробовыми темно-синими тучами, засверкали молнии, сопровождаемые оглушительными громовыми раскатами. И затрепетала, и заколыхалась степь, будто живое существо. И казалось, что вот-вот порывы ветра отнесут грозу от наших путников, как с новой силой загрохотало, и на землю обрушился сильный ливень.
– Это косохлест, смотрите, как хлещет! – стараясь перекричать грохочущий треск, орет Любомир. – А порывы ветра – это, скорей всего, к перемене погоды.
И действительно, скоро ветер стал ослабевать, и ливень, перейдя в моросящий дождь, и вовсе прекратился. А через некоторое время на насыщенного синего цвета небе яркими золотистыми лучами заиграло солнце, и на небосклоне появилась разноцветная радуга. Ребятишки, выскочив из-под телег, запрыгали по лужам, поднимая брызги и визжа от восторга. Вместе с ними ликовали и взрослые. Становясь на колени и устремив головы вверх, они кланялись Всевышнему, приговаривая:
– Бог с нами, и он радуется вместе с нами.
А когда веселье несколько схлынуло, все вновь стали готовиться к очередному переходу.
– Видно, теплым нынче будет лето, ишь как жарит. Так что земля быстро подсохнет, а там можно и снова в дорогу отправляться. А пока есть время, пойдем-ка половим рыбу. Мы с отцом на Итиль частенько хаживали. Много здесь разной рыбы водится. – И, склонив голову, уткнулся Любомир уставшим взглядом себе под ноги.
– Чой-то ты там нашел? – вдруг услышал он голос как будто издалека. Встрепенувшись, огляделся вожак по сторонам, остановив свой взор на шурине.
– Да чой-то малость задумался, – передразнивая Первушу, ухмыльнулся он.
– Кого на лов-то возьмешь аль отправишь кого-то? А то здеся тоже должен кто-то за старшего остаться.
– Правильно мыслишь, Первуша, – и, немного поразмыслив, добавил, – вот ты тут и останешься заместо меня, а в помощники можешь взять Добрыню. Он парень толковый, как раз и сгодится.
Юноша, услышав похвальбу в свой адрес, разулыбался во весь рот своей открытой улыбкой.
– А я возьму Ждана. Кстати, где он? Что-то я его не вижу.
– Да туточки я, – вылезая из-под телеги, недовольно пробурчал юноша.
– А что ты там делаешь? – вскинув от удивления бровь, сердито обронил Любомир, рассматривая вылезавшего на четвереньках взлохмаченного парня.
– Как что? Ты же сам постоянно талдычишь, что как только выдается свободное времечко, надо обязательно проверять гужевое хозяйство. Вот я и сполняю, – и с каким-то юношеским вызовом посмотрел на улыбающихся сородичей.
– Да ладно тебе, не дуйся. А лучше найди-ка ты мне рослых да удалых молодцов, да еще чтобы разумели в рыбной ловле. – И Любомир на правах старшего как-то по-отечески потрепал вихрастую голову парня, хотя разница в возрасте была совсем небольшая – всего-то несколько годков.
– А сколь нужно-то?
– Думаю, впятером справимся. Выходит, помимо нас двоих треба еще трое.
– Это я мигом. – И он, сорвавшись с места, рванул исполнять распоряжение вожака.
А уже вскоре четыре человека стояли около своего лидера. Выслушав последние указания и прихватив невод, все быстрым шагом поспешили к реке, а следом за ними увязались и пацаны. Выйдя к песчаному мелководью, Любомир огляделся, выбирая участок для лова рыбы.
– А что, братья, вот здесь самое подходящее место, тут и попробуем закинуть нашу сеть. Так что давайте для начала ее разложим, проверим, а затем будем думать, что делать дальше.
Вытянув бредень вдоль кромки берега, стали залатывать обнаруженные дырки, используя игличку – специальное приспособление для завязывания узлов, плетения сетей и их ремонта.
– Ну вот, теперь можно и запускать в реку. А для этого вот ты, Калина, и ты, Путила, беритесь за начало невода таким образом, чтобы его край опустился почти до дна, и сколько будет возможно, заходите в самую глубину, – спокойно объяснил Любомир, удовлетворенно окинув взглядом самых высоких парней. – А ты, Ждан, и твой друг Светлан беритесь за другой конец.
И когда Калина и Путила зашли по грудь в воду, Ждан и Светлан по взмаху руки Любомира, пошли с ними на сближение. Через некоторое время они уже вчетвером потянули вдоль берега образовавшийся ненатянутый полукруг. А Любомир, идя навстречу, со всей силой шлепал по воде. Звук пугает рыбу, и она косяком ринулась в сеть. Пройдя какое-то расстояние, Калина и Путила начинают движение к берегу и, сравнявшись со Жданом и Светланом, уже все вместе вытаскивают волокушу на берег.
– А для начала неплохо, – деловито переговаривая между собой, приходят к выводу молодые рыбаки во время освобождения из сетей бьющихся окуней, щук и лососей.
– Смотри, даже осетр попался, – по-мальчишески радуется Ждан, выпутывая крупную рыбину.
Очистив сеть от водорослей и прочей растительности, вновь запускают невод. И только тогда, когда солнце, миновав зенит, стало неторопливо клониться к западу, рыбаки закончили лов рыбы.
– Придется кого-то за повозкой посылать, столько рыбы наловили, что самим всё и не унести, – недоуменно оглядывая пойманную рыбу, пробормотал Путила.
– А мы сейчас кого-нибудь из отроков и пошлем. Лучше, конечно, Микулку, он мальчишка шустрый, быстро обернется.
– Их сначала сыскать надо, – пробурчал вечно чем-то недовольный Калина.
– Вот и ищи, а то разглагольствовать-то каждый горазд, – сердито проворчал Любомир, – я думаю, они где-то поблизости, далеко не должны уйти.
Насупившись, длинный, как жердь, молодой человек нехотя приподнялся с земли и, ссутулившись, затрусил по берегу. Пройдя шагов двести за густыми зарослями ивовых кустарников в тихой заводи он и обнаружил юных рыболовов. Видно было сразу, что всем верховодит самый старший – восьмилетний Микула. Вот и в этот раз, дождавшись, когда мальчишки насадят червей на крючки, спешно поплевав на каждую наживку, он взял в правую руку грузило, привязанное к концу нити, скрученной из льняных волокон, и со всей силой запустил самолов в реку. Увлеченные рыбной ловлей, ребятишки не сразу-то и заметили подошедшего человека.
– Ну что, добры молодцы, как улов? – хитровато прищурившись, спросил Калина.
– Смотри сам, – деловито указав на затон, отозвался Микулка.
– Вот это да! Ну, вы мальцы и даете! – присвистнул Калина, рассматривая отгороженный водоем, в котором играючи плескались несколько десятков стерлядей, блестя в лучах заходящего солнца лезвиями спин. Еще долго он так бы и стоял с разинутым ртом, если бы ни звонкий голос Микулы не прервал его оцепенение.
– Ты за нами? – бойко спросил рассудительный не по годам мальчишка.
– Нет, токмо за тобой. Улов ноне большой, самим-то на руках не унести, вот Любомир и велел, чтобы ты сгонял в лагерь за подводой, а мы пока здесь приберемся.
По прибытии на временное пристанище Любомир и его помощники, не затягивая, тут же приступили к раздаче рыбы. Делили по справедливости, исходя из количества человек в каждой семье. А после разжигания костров бабы тотчас приступили к варке ухи. Варили в больших котлах. И вскоре повеял приятный ветерок, заполняя овраг ароматом ухи с запахом костра. Соль экономили, поэтому было решено оставшуюся рыбу завялить на солнце.
– Хоть ушицы вволю поедим, – причмокивал от удовольствия Ядрило, с наслаждением отправляя одну за другой ложку в рот. С большой, как лопата, окладистой бородой и крупными чертами лица он выглядел умудренным старцем, однако на самом деле был ненамного старше своих молодых соплеменников, с которыми ему пришлось отправиться в неблизкий поход. Но этим он не кичился, усердно выполняя все указания молодого предводителя. Особенно ему нравилось заниматься лошадьми, потому что любил Ядрило их и знал в них толк. А комони, чувствуя это, отвечали ему взаимностью.
Рано ложиться и рано вставать – давняя была привычка у славян-тружеников, таков был навык, выработанный столетиями в постоянной борьбе за выживание. Поэтому-то уже к заходу солнца русичи заканчивали трапезничать. Вот и в этот раз надвигающиеся вечерние сумерки торопят насытившихся людей как можно быстрее устроиться на ночлег, чтобы завтра ранехонько встать и с первыми лучами восходящего солнца отправиться в путь.
И рвутся вновь отдохнувшие комони, унося неугомонных людей в неведанную даль.
– Если таким удушливым и всё лето будет, ох и тяжко же нам придется, – подскакивая к вожаку, безрадостно заметил Первуша.
– Не хнычь, выдюжим, – резко отрезал Любомир, постоянно посматривая на безоблачное небо, как будто надеясь на появление оттуда какого-то чуда. И, подмигнув ехавшему с ним рядом соотичу, уже более миролюбиво добавил, – не правду ли я говорю, Ядрило?
– Любомир, ты, как всегда, прав. Выдюжить-то мы наверняка выдюжим, тут и разговора быть не может. Да и комони не подведут. Эти ж наши бахмуты уж очень выносливы. Не раз выручали нас во время тяжелых работ, да и холод и жару переносят хорошо. А какие они неприхотливые в еде, об этом и стар и млад знает. – И он, нежно похлопав по шее лошади, потрепал ее гриву. В благодарность конь, задрав голову, ответил громким фырканьем, и понеслось по степи раскатистое ржание лошадей.
Отвлекшись, мужики и не заметили, как к ним на малорослой лошаденке, но с каким-то необыкновенно толстым хвостом молодцевато подскакал Микула. Услышав его звонкий голос, все как по команде повернули головы в его сторону.
– Я тута краем уха уловил, о чем вы гутарите. Про комоней я еще прежде всё узрел. Ну там, дома, – махнув в сторону заходящего солнца, по-взрослому, с важностью бывалого человека пояснил Микулка, – даже сам наблюдал, как они ели листья, ветки и кору деревьев и как копытами выкапывали и вырывали корни трав аж из-под снега.
– Что верно, то верно, – кивнув в знак согласия, вновь заговорил Первуша, – наши-то женщины наравне с нами всё выдержат, да и дети, что постарше, тоже, но на повозках же едут еще и маленькие детки, ну совсем крохи. А о ту пору еще с охотой стало хуже. Дотоле хоть в прибрежных зарослях можно было поохотиться и на серых гусей, и на уток, а в степи на антилоп и сайгаков, да и другая живность водилась. А как жара установилась, будто все куда-то пропали, даже волки и лисы исчезли.
– Думаю, что на первом же привале сход соберем и всё порешаем. У меня даже мыслишка есть, как выйти из этого положения, – и он, опустив голову, горестно вздохнул. – Видно, придется пустить часть скота на забой. Мы же его для этого и гоним с собой, чтобы в крайнем случае забить его и им в дороге питаться, – и Любомир, окинув взглядом окружение, добавил, – я думаю, вы поддержите меня.
– Поддержим, поддержим! – дружно прокричали мужики. И, пришпорив лошадей, пустились рысью, каждый к своей повозке.
К полудню, когда яркое солнце, достигнув зенита, стало нещадно палить, обоз медленно подошел к небольшой речке. Изможденные от невыносимой жары ребятишки, не дожидаясь команды, соскочили с повозок и стремглав бросились в прохладную водную пучину, разметая брызги в разные стороны. И лишь после того, как зычный голос Любомира известил о привале, следом и взрослые, подгоняя скот, устремились к реке. Выскочив на берег, Микулка, визжа от неожиданно нахлынувшего восторга, резво вскочил на свою лошадь, медленно направляя ее к водопою. И вскоре весь берег реки был заполнен и людьми, и домашними животными. Заводя комоней на мелководье, конники приступили к их мытью, тщательно растирая лошадей жгутами из травы. Помыв своих подопечных, затем и сами начали резвиться, плескаясь в прогретой солнечными лучами воде. А потом, держась за гривы бахмутов, вместе с ними пустились вплавь.