История одного Рода
Наполненные энергией от купания и восстановив утраченные силы, люди снова были готовы к новым испытаниям.
– Любомир, смотри, смотри! – неожиданно вскрикнул Микула. – Это что там за движущиеся точки?
– Где?! – недоуменно спросил вожак.
– Не видишь, что ль? Во-о-он там! – И глазастый мальчишка, всматриваясь вдаль, махнул рукой в сторону горизонта.
Любомир, закрыв глаза от ярких солнечных лучей, приложил ладонь ко лбу. А тем временем точки, всё увеличиваясь, стали принимать очертания скачущих всадников. И вот уже послышался топот копыт.
– Этого нам только не хватало! – отрывисто и с нескрываемой тревогой бросил Первуша.
– И всего-то с дюжину всадников. … И откуда они здесь появились, чертовы басурмане?! – сверкнув глазищами, моментом среагировал Любомир. И, крутнувшись на одном месте, крикнул: – Повозки в круг! А всем мужикам с вилами, копьями и луками встать впереди своих телег!
События развивались с быстротою молнии. Едва беженцы успели приготовиться к встрече непрошенных гостей, как половцы, подскакав, стали, как коршуны, кружить вокруг каравана. Описывая круги, они какое-то время держались на расстоянии, что не позволяло лучникам вести прицельный обстрел. Но со временем всадники, не заметив какой-то явно выраженной агрессии со стороны русичей, осмелели и, размахивая для устрашения саблями, приблизились почти вплотную, мечась вдоль лагеря. Этого только и ждали притаившиеся за телегами мужики. Выждав удачный момент, они выскочили из своих засад. И засвистели стрелы с крупными плоскими наконечниками, и полетели копья, поражая ворогов. Одним залпом были поражены полдюжины воинов-кипчаков. И, заржав, врассыпную кинулись лошади, теряя своих хозяев. А оставшиеся наездники, не ожидавшие такого отпора, рванули наутек. От радости одержанной победы люди стали выскакивать из укрытий. Ликуя, они и не заметили, как от убегающих половцев отделились двое всадников. Свесившись почти до самой земли, они на полном ходу подхватывают двух крайних женщин и, развернувшись, стремительно поскакали в степь.
– Это же Даринка и Смеяна! – сверкнув глазами, неистово заорал Первуша.
– По коням! – призывно гаркнул Любомир, резво вскакивая в седло. И специально обученные молодцы, бросаются в погоню вслед за своим предводителем. – А ты, Ядрило, из оставшихся ребят на всякий случай организуй охрану, – уже на ходу успевает крикнуть он.
Хорошо отдохнувшие комони, сразу же взяв с места в карьер, понеслись во весь опор. И вот уже замаячили спины кипчаков. Видимо, желая налегке уйти от преследования, в последний момент они со всей силой сталкивают на землю теперь уже лишнюю для них ношу.
– Первуша, заходи слева, – кричит Любомир. И отряд, разделившись на две части, окружает похитителей. Загнанные в западню, совсем еще юные половецкие всадники, затравленно озираясь, в бессильной ярости бросаются в неравный поединок.
– Берегись! – кричит Первуша, видя, как безусый кипчак намеревается метнуть копье в спину Любомира, схватившего мертвой хваткой второго ворога.
– Ах ты, гад эдакий! – с перекошенным от ярости лицом, орет Ждан и на полном скаку пронзает копьем супротивника. В тот самый момент, когда казалось, что схватка выиграна, из-за пригорка показались еще четыре всадника.
– Как же им, иродам, бабы наши нравятся! – в сердцах выругался Первуша и первым рванул наперерез стремительно приближающимся всадникам. А навстречу ему уже бежали Смеяна и Дарина. И когда оставалось не более ста шагов, засвистели стрелы.
– Ложись, – лишь успевает крикнуть Первуша, как, просвистев, вражеская стрела вонзается ему в горло. Захрипев, он медленно начал сначала опрокидываться на круп лошади, а затем, еще какое-то время удерживаемый стременами, и вовсе повис вдоль ее тела. Увидев, что им не одолеть превосходящих их русичей, половцы, развернув своих скакунов, бросились наутек.
– Неужто упустим, – прохрипел Добрыня, бросая враз потяжелевший взгляд в сторону удаляющихся кипчаков.
– Ни за что! – пришпорив своего голубого бахмута, отрывисто рявкнул Любомир. И отряд, не дожидаясь дополнительной команды, ринулся за своим предводителем. Уже за балкой они догнали их, и с ходу набросившись на беглецов, обрушили весь накопившийся гнев на заклятых врагов, рубя саблями, добытыми в предыдущем бою, головы ненавистных супостатов.
А в это самое время, истекая кровью, на руках Смеяны умирал Первуша.
– Свет очей моих, – твердя одно и то ж, безутешно причитала обезумевшая девица, – сокол ты мой ясный, на кого ж ты покидаешь меня.
– Отходит, – остекленело уставившись на брата, отрешенно, как будто сама с собой, через силу выдавила Дарина. Громкий последний вдох, а затем еле слышный хрипящий выдох, и, вытянувшись, он замирает. Закрыв ладонью его глаза, в исступлении сестра падает брату на грудь. И заголосили бабы, и протяжно заржали комони, разнося по степи скорбные звуки о постигшем горе.
А поодаль, сверкая черными раскосыми глазищами, лежал связанный по рукам и ногам совсем еще молоденький, единственный взятый в полон кипчак.
– А с этим что будем делать? – враждебно прошипел Добрыня, метая из-под светлых бровей злобные молнии на поверженного противника.
– С собой возьмем, пусть почувствует, как быть рабом, – убежденно и твердо произнес вожак, – а сейчас пускай могилу руками копает.
Глава 3. Тенгиз
К середине лета обоз беженцев подошел к пойме неизвестной реки. Пологие холмы по берегам рек да дубовые леса с ландышевыми дубравами, дышащие легкой прохладой, постепенно сменили знойную степь с ее палящим солнцем и обжигающим летним суховеем. Свежий аромат леса, трав и листвы в одночасье погрузил людей в состояние покоя.
– Это, кажется, река Яик, – охватывая взглядом буйную зелень лесов и высокотравных лугов и долго всматриваясь в незнакомые места, рассуждал Любомир, – а если это так, то мы следуем в правильном направлении, указанном моим отцом. – И, привстав в стременах, он еще раз окинул взором пойму реки. – Ну что, Ядрило? Надо бы оповестить люд о привале. Отдохнем в тени дубрав, помоем комоней, поохотимся. А завтра на свежую голову и подумаем, каким путем двигаться дальше. И вот что еще, скажи Путиле, чтобы привел он ко мне плененного басурманина, говорить с ним буду.
Расположились неподалеку от реки на солнечной луговой поляне в окружении черемуховых кустов. А уже немного погодя затрещали костры, и забурлила вода в котлах, и повеяло запахом вареного вкусного мяса. И дым, расстилаясь по ложбинам, повис над рекой.
– Тенгиз, как тебе у нас? – с ходу спросил Любомир у только что приведенного кипчака.
– Как может быть в плену? – не опуская пронзительного взгляда, буркнул пленник.
– Чой-то ты чересчур осмелел, как я погляжу, – грозно сверкнув глазами, вспыхнул вожак.
– Давай-ка мы ему врежем для острастки, чтобы неповадно было, – подскочив, прогремел Путила.
– Не мешало бы, – поддержал друга рядом стоящий Калина.
– Чуток погодь, успеется еще, – враз урезонил друзей Любомир. И, укоризненно посмотрев на них, уже более миролюбиво прибавил, – вы лучше развяжите его.
– Вот это другое дело, – растирая запястье, процедил сквозь зубы Тенгиз, – теперя и поговорить можно.
И, ухмыльнувшись, в ожидании устремил взор своих огромных раскосых глаз на предводителя русичей. Высокий, стройный, атлетически сложенный, с правильными чертами лица и вьющимися белокурыми волосами – он был прекрасен в этот миг.
«Красивый, чертяга, не одну нашу бабу с ума свести сможет», – мелькнуло в голове у Любомира. И, встряхнув головой, как от наваждения, спросил:
– Откуда, басурманин, язык-то наш знаешь?
– Да у меня ж матушка-то русская, – незамедлительно последовал ответ.
– А отец?
– Он из знатного кипчакского рода, – и, потупив взор, задумался. Но через мгновение, вновь устремив свой ясный взгляд на Любомира, заговорил, – во время одного из походов в русском селении он и увидел Елену Прекрасную. Они полюбили друг друга, она и согласилась с ним уйти.
– И ты по примеру отца тоже решил похитить русскую девицу? – стрельнув глазами в сторону иноверца, вопрошал Любомир. Не ожидая такой явной подковырки в свой адрес, юноша, задрожав от возмущения всем телом, горячо выпалил:
– Да не похищал мой отец маму! Как ты понять этого не можешь! – и, помолчав, уже более спокойно продолжил, – она просто влюбилась в него, поэтому и решила бежать вместе с ним.
Тяжело дыша, он снова замолчал. Но вдруг резко встал и, задыхаясь от негодования, прохрипел:
– И я не хотел никого похищать! И русича твоего не убивал. Да ты и сам об этом не хуже меня ведаешь.
– Откуда тебе, басурману, знать, что я ведаю, а что не ведаю?
– Зарядил, как попугай, басурман, басурман! Да никакой я не басурманин! – вновь возмутился Тенгиз. – Ты же не знаешь, что у моего отца мать тоже была из русичей? Так что куда не крути, а выходит, что у меня крови-то больше славянской, нежели кипчакской. Да и матушка мне наказывала: сынок, никогда не смей лишать жизни своих родичей.
– И что, не лишал? – вскинув бровь, удивленно воскликнул Любомир. – Это же невозможно! Ты же воин!
– Не поверишь, но до сих пор как-то удавалось избежать этого смертельного греха. Может потому, что всё больше отправляли в дозоры, а вот поучаствовать в боях как-то не довелось.
– Что-то ты мудришь. Ходить в дозоры тоже опасное дело: могут и выследить, и уничтожить могут. Даже вот мы, крестьяне, смогли же не только защитить себя, но и дать вам отпор. А в живых-то остался лишь ты один.
– Значит, материнское благословение действует, – уже более спокойно и примирительно проговорил Тенгиз.
– Ну да ладно, бог с тобой. Ты лучше поведай, часто ли вам, нехристям, приходится бывать в этих местах.
– Опять заладил. И никакой я ни нехристь, а такой же крещеный, как и ты.
– Это как же? – пробормотал пораженный Любомир.
– Да, матушка моя втихаря меня окрестила. – И Тенгиз, распахнув ворот косоворотки, показал нательный медный крестик на простом черном шнурке. На какое-то время наступила ошеломляющая тишина.
– Ну, что пораскрывали рты? Невидаль какая. Выходит, не все кипчаки безбожники, – прервав молчание, прикрикнул главарь. И, обведя беглым взглядом сородичей, вновь остановил свой взор на пленнике, – а ты что умолк? Продолжай.
– А что рассказывать-то? Все земли, что находятся между реками Итилем и Яиком, контролируются куманами. Так что в этих местах нужно быть поосторожнее, так как здесь часто кочуют волжские и яицкие половцы вплоть до бурной и мутной реки Иртыш, что за Каменным поясом.
– А сам-то ты знаком с оной местностью? – не отрывая острого взгляда от Тенгиза, спросил Любомир.
– Да, бывал и не раз. Единожды даже до реки Иртыш пришлось хаживать.
– А ведаешь, как лучше добраться до сей самой реки?
Тенгиз, опустив голову, призадумался.
– Вдоль реки Яик следовало бы держаться, – поразмыслив, через некоторое время уверенно ответил он.
– Хорошо, – немного помолчав в раздумье, согласился Любомир, – думаю, послезавтра и тронемся в путь-дорожку. А вот ты и пособишь нам в этом деле.
И, повернувшись к Калине и Путиле, как бы невзначай обронил:
– А этого больше не связывать. Я тут покумекал и решил, что он больше принесет нам пользы, если свободным будет.
– А если драпанет к своим? – недовольно шмыгнув носом, возмутился Калина.
– Да куда он удерет-то? Что, не видите, как он глаз на Смеяну положил? Да и она неравнодушно постреливает озорными глазками в его сторону. – И Любомир, усмехнувшись, остановил свой лукавый взгляд на мгновенно покрасневшем парне. – Правильно, я говорю, Тенгиз?
– Что верно, то верно. Видать, от судьбы никуда не убежишь. Да и прикипел я к вам всей душой. Так что до конца пойду.
И, встряхнув буйной головой, обвел славян преданным взглядом.
– Ну что, братцы, поверим супостату?! – поднявшись, зычно обратился предводитель к соплеменникам.
– Проверить бы надо, – зашумели со всех сторон.
– Вот в походе и проверим, – решительно и уверенно бросил в толпу вожак. – Половцы, конечно, коварный народец, но все мы знаем, что у них есть и врожденная честность, и верность хозяину.
Услышав последние слова, Тенгиз, с благодарностью глянув на Любомира вмиг просветлевшими глазами, что-то очень тихо прошептал.
– А ты можешь погромче, а то бубнишь себе под нос, что ничего не слышно, – наклонившись, прогремел Путила.
– Да отстань ты от него, – вступился Любомир, – не видишь, человек от радости дар речи потерял. Пусть немного успокоится, а потом, если захочет, всё сам и скажет.
– Он дите малое, что ли? – не унимался Путила. – Мы ему, почитай, жизнь даруем, а он, цаца такая, даже разговаривать с нами толком не хочет.
– Истину глаголет Путила, – вновь завозмущались мужики.
– Что расселся-то?! Давай-ка, живехонько вскакивай! И кланяйся, кланяйся народу, пока не разорвали тебя в клочья, – подталкивая в спину кипчака, полушепотом проговорил Любомир. Тенгиз, признательно посмотрев на вожака, быстро встал и, поклонившись люду в пояс, заговорил:
– Простите меня, люди добрые, коль кого обидел. Никак не желал я этого. Вовек доброты вашей не забуду. И пока жив, верой и правдой служить буду русскому народу. – И он еще раз поклонился до самой матушки-земли.
– Вот это совсем другое дело, – одобрительно загудела толпа.
– А теперь сказывай, чем можно в этих дивных краях поживиться. А то скоро совсем есть нечего будет. Наши-то запасы почти полностью оскудели. Да и оставшуюся скотину пускать на убой, ох как дюжа12 не хочется, да и молодняк для приплоду оставить надобедь, – больше обращаясь к предводителю, чем к кипчаку, рассудительно провещал Ядрило.
– С интересом внимаем тебе, Тенгиз. Видишь, как людям не терпится узнать, на кого же здесь можно поохотиться, – наклонив голову набок, будто нехотя обронил вожак.
Тенгиз, подперев кулаком подбородок, призадумался, не замечая десятки глаз, устремленных на него. И в этой вновь наступившей тишине, лишь изредка нарушаемой голосами птиц, люди, изможденные и обессиленные длинными переходами, жаждали услышать только хорошую весть. Наконец, встав лицом к народу, заговорил:
– Брати, слушайте меня! Это я говорю, ваш брат по духу и по крови. Что вы вот сейчас видите перед собой?
– Лепота неописуемая! – раздался восторженный голос из толпы.
– Да, верно. Но это не только красивые, но и очень богатые места. Не зря же половцы, вытеснив печенегов из кипчакской степи, устремили свой взор именно сюда – в сторону Каменного пояса и дальше вплоть до Иртыша. Всякий раз, когда нам приходилось бывать здесь, мы никогда отсюда пустыми не уходили. А почему? Да потому, что урочища поймы этой реки облюбовали косули, лоси, кабаны и даже медведи. Здесь нашли свое приволье и норка, и бобр, и выхухоль, тут же гнездятся гуси, утки и многие другие птицы, а дубравы богаты ягодами и грибами. Ижно13 завтра будет, где разгуляться, всем работы хватит. И тогда, пополнив свои съестные запасы, можно будет смело отправляться дальше, а по ходу пути пополнять охотой закрома.
– Так зачем же тогда отсюда куда-то срываться, если здесь так привольно и хорошо? – расширив глаза, неожиданно выкрикнул Путила.
– А затем, что небезопасно здесь. Чем вы слушали-то? – удивленно отрезал вожак. – Вам же ясно было говорено, что все земли от Дуная до Иртыша захватили половцы. А как вы знаете, это кочевой народ, и они будут стремиться заселить свою территорию.
– И эти просторы они уже и назвали по-своему: Дешт-и-Кипчак, – уверенно добавил Тенгиз.
– Днесь-то14 слышите. Вы что, хотите снова терпеть их издевательства, как это было на Дону? Тогда ж зачем надо было бежать от этих извергов? Сейчас-то понимаете, что не дадут они нам покоя!
– Понимаем, понимаем! – послышалось со всех сторон.
– То-то, – кратко изрек предводитель, успокаивая взволновавшуюся толпу поднятием руки.
– Ты уж, Любомир, прости нас за нашу темноту, – тихо промолвил за всех Ядрило.
– Очень вкусно. Первый раз мясо кабана ем – причмокивал от удовольствия Ядрило, вытирая рукавом рубахи жир, медленно стекающий по его окладистой бороде.
– Да уж, знатная была охота, – погрузившись в свои мысли, невпопад поддакнул ему Любомир. И окинув взглядом мужиков, усердно жующих мясо, впервые за последние дни рассмеялся, да так весело, да так громко, что все в недоумении обратили взоры на своего вожака. А Дарина, проходя мимо и услышав смех мужа, исходящий из глубины его широкой души, приостановилась и радостно улыбнулась. Не улавливая происходящего, люди какое-то время непонимающе смотрели на Любомира. Но его заразительный смех, вначале вызвавший такое замешательство, вдруг заставляет всех расплыться в улыбке. И вот уже раскатистый гогот, покатился по дубраве, пугая пернатых птиц.
Глава 4. А за Каменным поясом – Сибэр
И вновь потащился обоз, теперь уже вдоль берега реки, то песчаного, то вдруг крутого, да мимо высокоствольных тополей. Иногда приходилось преодолевать низины, овраги и протоки, заросшие непролазными кустарниковыми чащами, где часто встречались и ландыши, и ежевика, и вязовники. Возникающие плесово-чистоводные озера, раскинувшиеся гирляндами в долине реки, поражали своей неописуемой красотой и великолепием.
Неожиданно Яик, резко повернув направо, уперся в отроги Каменного пояса. Бурля и пенясь, воды пускаются в свой стремительный бег среди высоких зубчатых скал, приобретая вид горной реки.
– Вот здесь бы лучше по мелководью перебраться на противоположный берег, а там уже можно и в сторону восходящего солнца следовать, – потягиваясь навстречу первым солнечным лучам, как-то поутру посоветовал Тенгиз Любомиру.
– Хорошо, – согласился предводитель, сосредоточенно вглядываясь в цепь хребтов, громоздящихся над руслом реки.
И вот уже позади скалистые горы, которые постепенно стали сменять невероятные по своей красоте холмы, плавно переходящие в лесостепные просторы.
– А здесь-то, за Камнем, совсем другая земля! – воскликнул Любомир, с интересом разглядывая с головокружительной возвышенности раскинувшиеся как на ладони незнакомые бескрайние просторы.
– Да это другая земля, но очень красивая земля, – подтвердил Тенгиз, неотступно следовавший за предводителем, – и наши предки-тюрки прозвали ее Сибэр. И немного помолчав, интригующе дополнил, – но это совсем другой мир – божий мир! Здесь много лесов, озер, больших рек и непроходимых болот. А зимой бывает такая стужа, аж жуть! Зато лето шибко жаркое, но дюже короткое. Так что, Любомир, поспешать бы надо, чтобы успеть до наступления заморозков.
– Да я и сам об этом подумахиваю, – и он, как-то сразу резко выпрямившись, озабоченно прибавил, – землянки бы успеть вырыть, чтоб за зиму-то не сгинуть в этих краях!
Пройдя живописное холмогорье, русичи вступили на ранее неведомую для них территорию. Всё здесь было для них ново, непохоже на то, что они привыкли видеть раньше. На смену донским и волжским черноземным степям, пересеченными глубокими оврагами, пришла равнина со своими лесами и луговыми разнотравными степями.
– Какая-то она, земля эта тутошняя, уж чересчур плоская, не то что наша степь-матушка, – негромко заметил Ядрило, пристально оглядывая представшую перед ними местность. Глянув на своего помощника, Любомир хотел что-то сказать, но, видимо, передумав в самый последний момент, одобрительно махнул рукой.
Не углубляясь на север, они выбрали более удобный южный безлесный маршрут, лишь иногда встречая на своем пути дивные островки березовых перелесков.
– Глянь, глянь, сколько зайцев-то! – вдруг азартно вскрикнул Микула, привлекая внимание взрослых.
– Невидаль-то какая, – бурчит Путила. Но сам всё-таки с нескрываемым любопытством поворачивается в сторону околка.
– Это, видимо, зайчиха, услышав какой-то шум, уводит своих зайчат подальше от опасности, – развернувшись в седле, спокойно и рассудительно поясняет Ядрило. И действительно, через некоторое время на опушке появляется огромный лось в сопровождении двух лосят. Затаив дыхание, люди устремляют взгляды на прекрасных диких животных. Горделиво глянув на людей, лоси, как ни в чем не бывало, потрусили в своем направлении. А обоз, минуя березовый околок, под пение жаворонков продолжил движение.
Стояло сухое и жаркое лето. На ровной степной поверхности колыхались травянистые сизые волны. Солнце палило так, что от знойного ветерка и невыносимой жары спасали только часто встречающиеся небольшие речушки и старицы. Похожие на блюдца, стали появляться и низины, заполненные водой, образуя многочисленные озера. Березовые колки стали чередоваться с осиновыми и тополевыми рощами. А вокруг, куда ни глянь, трава да ковыль.
– Чуешь, как свежестью повеяло, – как бы невзначай замечает Любомир, озирая прозорливым взглядом до сих пор неведанное ему пространство.
– Видно, скоро большая река, – вторит ему Тенгиз, вдыхая полной грудью воздух, насыщенный неповторимым запахом разнотравья.
Во второй половине дня неожиданно поднимается порывистый северный ветер, и в мгновение ока всё небо заволакивает тучами. И на землю как из ведра обрушивается ливень. Но в скором времени облака понемногу рассеялись, и снова выглянуло солнце. А где-то далеко-далеко над горизонтом сквозь грозовые тучи начинает пробиваться едва заметная радуга.
Русичи вышли к реке как раз в тот момент, когда разноцветная радуга, это диво дивное, пронзив весь небосклон и украсив небо дельты большой реки, предстала их взору.
– Любомир, глянь какой чудный лес стоит на том берегу, я такого еще отродясь не видывал, – с придыханием вырвалось у Микулки.
Кто-то разинув рот, а кто-то застыв в изумлении, не отрывая глаз, созерцал это сказочное чудо природы, вдруг возникшее перед ними. Сосновый бор, возвышаясь сплошной стеной над рекой, тянулся вдоль берега крутого песчаного яра, скрываясь за поворотом. А напротив березовые и ивовые рощи, соседствуя со стройными соснами, украшали пойму реки. В русле извилистой реки приютился живописный островок, омываемый протоками.
– Хорошее место! – прищелкнув языком, воскликнул Ядрило. – Ты только посмотри, какие здесь заливные луга! Будет где нашим комоням разгуляться.
– Да уж, знатные выкосы, как будто назад на Дон вернулись, – просияв, радостно откликнулся Любомир. И долго еще просветленная улыбка не сходила с его лица.
Три дня обследовали русичи пойму Иртыша, выбирая место для будущего селища.
– Весной вся эта пойма была затоплена и все ивы стояли в воде, – как бы случайно заметил Тенгиз, – но зато трава-то какая сочная вымахала.
– Верно говоришь. Одолевати вода оное место. Вот поэтому-то и строиться будем во-о-н там. – И Любомир взмахом руки указал на взгорье, окруженное белоствольными березами и речкой, впадающей в Иртыш.
– Пригодно, пригодно для жизни оное урочище! – дружно прокричали русичи.
– В таком разе здесь и остановимся, – после некоторого раздумья предложил предводитель.
Долго не стихали возбужденные голоса над Прииртышьем. И только после продолжительного и обстоятельного обсуждения сход в конечном итоге порешил: быть на этом месте новому поселению. Когда же начали опускаться вечерние сумерки, все стали потихоньку расходиться. А в это же самое время на водной глади, как в зеркале, точно по волшебству появились первые отражения северных звезд ночного неба.
А уже на следующий день застучали топоры на облюбованном солнечном склоне у берега реки. И как же здесь пригодился этот главный инструмент, с которым мужик не расставался почти никогда! Расчищая ровную песчаную площадку от мелколесья, угрюмые на вид люди, видно соскучившись по обыденному труду, как-то враз повесели. А вечером из собранного в огромные кучи хвороста развели костры. И усевшись вокруг них, тихо вели неторопливую беседу про будущее житье-бытье и пели заунывные песни.
День с каждым новым днем становился всё короче и короче, а ночи всё длиннее и длиннее.
– Ишь, как прохладно становится. Не за горами и первые заморозки. Поспешать бы надо, – озабоченно приговаривал Любомир, беспрестанно поглядывая на вечернее осеннее небо, по которому медленно плыли тяжелые облака.
– Не переживай ты уж так. Вовремя справимся. Вишь, сколько землянок ужо выкопали, – поглаживая бороду, подбадривающе успокаивал Ядрило.
– Так-то оно так. Но меня совсем другое волнует: как мы в этих-то самых землянках перезимуем. Ведь совсем неведомо нам, какая зима нас ожидает.
– Но уж точно не как на Дону, – понурив голову, вступил в разговор Тенгиз, – лютая будет зимушка-то.
– Да слыхивал я ране про это, вот поэтому-то и думаю, как бы получше утеплить наши временные жилища.
– Обижаешь. Куда уж лучше утеплять-то? – напыжившись, с обидой буркнул Добрыня. И, словно ища поддержки, зыркнул по лицам товарищей.
– По мне и в землянках жить можно. Самое главное, что в них тепло постоянно сохраняется и в трескучие морозы, и в невыносимую жару. Да и убежище хорошее от ворогов, от голодных зверей, от пожаров и сильных ветров, – благосклонно улыбнувшись, поддержал молодого соплеменника более опытный Ядрило.