Муся с ужасом смотрела на девушек в русских нарядах. Шальная мысль, как испортить праздничный концерт, быстро пришла к ней в голову. Она вскочила с нар, откинув одеяло, и подбежала к остовкам.
– Девчонки, а давайте «Бродягу» споем!
– Песню «Бродягу»? Слова подскажешь?
– Да, конечно!
Еще через час комендант с немецким патрулем заходят в барак и застают удивительную картину: девушки в сарафанах и кокошниках, сидя за столом, дружно поют русскую песню «Бродяга».
Муся написала всем слова на остатках бумаги из Тониного «записника», раздала их в руки остовок и начала дирижировать хором. В руках ее был простой химический карандаш.
По диким степям Забайкалья,
где золото роют в горах.
Бродяга судьбу проклиная,
тащился с сумой на плечах.
(дружно)
Тащился с сумой на плечах
– Повыше здесь! Здесь можно уйти в терцию. (машет рукой) Повторяем…
Комендант с интересом смотрит на поющих девушек.
– Интересно, что за песню они поют? Спроси у нее.
Он показывает на Мусю.
– Что за песни? (Мусе) Отвечай!
Муся краснеет, откашливается и по-немецки отвечает коменданту.
– По диким степям около озера Байкал шел человек в разорванной одежде, взял лодку и переправился на другую сторону.
Валентина хмыкает, она немного понимает по-немецки и понимает, что Наташин перевод не совсем точный. Комендант обращает внимание на Валентину, откашливается.
– (Вале) Что-то смешное? (Мусе) А что еще будет в концерте?
– Это смешная песня! А еще будет стихотворение «Ласточка» и русский танец!
– Хорошо, продолжайте.
Комендант в сопровождении солдат выходит из барака. Муся коротко смотрит на Валентину, быстро жестом показывает: «Молчи!»
– Так, давайте еще раз. Неля, подыграй нам. На гармошке. Губной.
Неля улыбается, вынимает немецкую губную гармошку из кармана, дует в нее. Из гармошки вырывается звук.
– Да не буду я на ней играть. У нее звук как из сортира. Была бы балалаечка, а то! (кладет ее на стол) Одно слово: фашистская!
– Из сортира, ах! Где же они тебе балалайку возьмут?
Неля положила ее на стол, хмыкнув. К гармошке подошла рыжая и кудрявая Валентина, взяла ее в руку, дунула, звук был и в правду не очень.
– Тьфу ты!
Валентина вздохнула, положила на стол гармошку и быстро сказала:
– Муся, а что ты еще наврала коменданту? Я вообще по-немецки не все понимаю, но понимаю.
– Сказала, что стихи буду читать.
– А какие стихи?
– Те самые. Тонины. Которые она под дождем читала вместе со всеми.
Неля даже крякает от злости. Подходит поближе, смотрит Мусе в глаза.
– Ты их читать не будешь.
– Муся, правда! Это же самоубийство!
Валентина смотрит на Мусю сочувственно. Ей непонятно, для чего Муся хочет испортить концерт. Однако Муся показывает на блокнот умершей Мальцевой.
– А что? Значит, она зря умерла? Девчонки, неужели вы не понимаете, что этот «записник» с ее стихами – единственное, что от нее осталось.
– Дура! Не только тебя накажут, всех накажут!
– Хорошо, если вы боитесь, я не буду читать. Знаете, а вот мой отец говорил: «Я живу так, как мыслю. Если я думаю так, а поступаю иначе, значит меня нет. Я не существую». Он был историком и философом. И, значит, мы все здесь не существуем. И что получается? Что они правы? Фашисты? И мы что, никто? Мы согласны с этим?
Муся говорила, воодушевляясь от собственной смелости. Тонино лицо, бледное и несчастное, запавшие глаза стояли перед ее глазами. Образовалась неловкая пауза. Тишина, которую нарушила Валентина.
– Девчонки, пусть читает! Пусть делает что хочет!
На самом же концерте, посвященном дню рождения Гитлера, Муся сама аккомпанирует на пианино, кивая в такт песне «Бродяга». На ней клетчатое платье с нашивкой OST, которое ей подарила Вера Михайлович. На фоне простоватых остовок в сарафанах и кокошниках ее фигурка выделялась тонкостью. Она играла на пианино и тихо подпевала.
По тихим степям Забайкалья,
Где золото ищут в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Хор выводил четвертую строфу песни, когда в зал вошел герр Хиппке. Он тихо прошел между рядами и сел на стул рядом с комендантом.
