Лейтенант запаса

– Вот она, служба, товарищ лейтенант, привыкайте и к такому… А с этим певцом кудрявым вам еще придется познакомиться поближе, – старшина усмехнулся, и офицер не уловил, чего в этой усмешке было больше: одобрения или осуждения.

– И чем же он знаменит?

– Прежде всего – прозвищем… Солдаты называют его – Петька в кубе.

– Это почему же? – неожиданная веселость Гусарова стала передаваться Игорю.

– Да здесь целая история, товарищ лейтенант… Не так давно, если слышали, наша армия участвовала в учениях армий стран Варшавского Договора…

– Ну-ну, – заинтересовался Игорь. – Это ведь, помню писали, было на территории Болгарии?

– Точно, – подтвердил Гусаров. – Ну и мы там тоже там побывали, правда не всей дивизией, а только одним полком. Надо сказать, неплохо сработали одно дело, а разведрота даже отдельную благодарность получила от самого командующего учениями.

– А при чем здесь этот Дудкин?

– Сейчас поймете, – Гусаров все не мог согнать с лица усмешку. – После учений был парад, митинг и все такое прочее… А потом организовали встречу с болгарской молодежью в одном большом селе. Мы там больше месяца простояли, отрабатывали взаимодействие и боевое слаживание с болгарскими десантниками. Днем служба, а вечером танцы, музыка и все прочее… Не жизнь, а малина! Ну и вот, сидим как-то раз в палатке со взводным Макаровым, и заходит этот самый Дудкин, он тогда еще рядовым был: «Товарищ гвардии лейтенант, разрешите по личному вопросу?» На меня смотрит косо, стесняется. Ну я и вышел на улицу, мало ли что, думаю, у солдата могло случиться, стою, жду… Слышу, поговорили они о чем-то минут десять, и как захохочет лейтенант, аж палатка затряслась. Он вообще смешливый, наш прежний взводный, уж такая у него натура… Зовет меня. Захожу. Дудкин сидит на топчане, тоже вроде посмеивается. Макаров говорит: «Ну что, воин, расскажем заместителю командира взвода?» Тот кивает: рассказывайте. Оказывается, жениться наш гвардеец задумал. И не много, не мало, а на болгарской девушке, я ее, кстати, потом часто видел, красавица, тут уж ничего не скажешь… И фигура, и лицо, и глаза, и волосы длиннющие – все при ней! – при этих словах Гусаров восторженно и как-то даже завистливо покачал головой. Немного помолчал, как видно вспоминая.

– Ну и ну! – Игорь недоверчиво усмехнулся, еще более заинтересованно спросил. – И что же дальше?

– А что дальше? Сами понимаете: блажь на парня нашла, прицепился к взводному: «Прошу вашего ходатайства перед вышестоящим командованием…» Ну, был бы кто-то другой, тогда и разговор короткий: отставить, кру-у-гом, шагом марш, и – точка! Но этот парнишка взводному очень уж люб: даром что только начал служить, иному «старику» запросто нос утрет, главное – отличный мастер взрывного дела, на «гражданке» поднаторел, на угольном разрезе по этой специальности работал… Упросил он таки лейтенанта, вместе пошли к капитану Никитину. Замполит отнесся к этому серьезно, девушку пригласил. Долго беседовал с обоими, убеждал, что не время сейчас для такого ответственного дела, как женитьба. Дудкину, мол, отслужить надо, как раз за эти годы чувства свои проверите, обдумаете все. На том и порешили. Ох и рыдала же она, когда мы из того села походным порядком двинулись. Ну прямо «Прощание славянки», по-другому и не скажешь…

– И чем все закончилось? – тепло улыбаясь, спросил Игорь.

– Известно, чем. Любовь у них еще больше разгорелась. Иная девчонка из соседнего города солдату реже письма пишет, чем эта из-за границы. Что ни неделя, то письмо с иностранными марками на конверте. Считай, уже почти полгода переписываются.

– Да, интересный случай… – Игорь задумался. – Как думаете, получится из всего этого что-нибудь?

– Абсолютно уверен в этом! – убежденно сказал старшина. – Это он только с виду такой бесшабашный, а на самом деле – серьезного ума парень. Добьется своего и женится на той болгарке… – Гусаров взял паузу, потом добавил. – Да-а-а, редкой красоты девушка… Только и наш Дудкин тоже не из последних будет, сами видели… Вот такая история, товарищ лейтенант.

– Интересная и трогательная история, старшина. Спасибо за рассказ. Только я не услышал, почему его Петькой в кубе прозвали?

– А-а-а, – спохватившись, засмеялся Гусаров и хлопнул себя по лбу. – Главное-то я позабыл рассказать. Когда мы в палатке у взводного сидели, Макаров и спрашивает: «Девушку твою как зовут?» Дудкин и ошарашил: «Петя!» «Как Петя?» – «Да очень просто. Петя, и все… Петя Костадинова». – «Погоди, Дудкин, ты, часом, ничего не путаешь?» – «Никак нет, Петя, лично сам документ смотрел. У них в Болгарии такие имена часто девушкам дают: Петя, Ваня, Саша…» Посмеялись мы, Петя так Петя, пусть будет так. Потом Макаров вдруг вспомнил: «Минутку, так ведь и тебя самого Петром кличут, вот это номер!» Дудкин помялся и добавляет: «Это полбеды, товарищ лейтенант, у меня еще и отчество – Петрович!» Тут и я, и Макаров за животы схватились…

– Погодите, старшина… – Игорь едва перевел дыхание от взрыва неудержимого хохота. – Это что же получается: он Петр Петрович, и она Петя? Вот это да! Теперь понятно, почему Петька в кубе, – Игорь вытер слезы, выступившие на глазах, отдышался.

– Так солдаты же, товарищ гвардии лейтенант… Разве от них что скроешь? А уж если прилепят прозвище, то попадание сразу в яблочко! – Гусаров обезоруживающе развел в стороны свои огромные руки. – Но это еще далеко не все, наш Дудкин – самое настоящее ходячее «ЧП»… – Гусаров все не расставался с улыбкой. – Вы как-нибудь попросите его показать часы, и он с удовольствием похвастается ими.

– И что же такого особенного в тех часах? – живо заинтересовался Игорь.

– О-о-о… – почтительно и одновременно чуть завистливо протянул старшина. – Часики те, дорогого стоят, ведь раньше они принадлежали генерал-полковнику Маргелову, нашему «Бате», то есть!

– Главнокомандующему ВДВ?! – от невероятности услышанного у Игоря отвисла челюсть.

– Так точно! – подтвердил Гусаров. – Самому Василию Филипповичу!

– Вы меня заинтриговали, Гусаров, – лейтенант со все возрастающим нетерпением смотрел на старшину. – И как это произошло, рассказывайте!

– А произошло это так… – сосредотачиваясь, тот немного помолчал, потом заговорил. – В то время Дудкин отслужил буквально каких-то полгода. Но надо отметить, что к службе проявил невероятное радение: в «кроссовой втянутости» среди молодых – первый. В стрельбе – тоже не последний. В «рукопашке» – абсолютно всех салаг обскакал. Прыгать с парашютом, для него наивысшее наслаждение, особенно, если прыжки ночные. Короче говоря, преуспевал пацан во всех видах боевой подготовки… Я как-то спросил его обо всем этом, а он мне в лоб: «Мне, товарищ старшина, служить – самый настоящий кайф! Люблю военное дело…»

– Надо же… – пробормотал Игорь и недоверчиво покачал головой. – Ежедневно ходить на марш-броски, ползать под колючей проволокой, часами висеть на турнике и ломать о собственную голову кирпичи – ему в кайф! Не понимает еще, что жизнь, это явление временное и ее надо ценить и беречь. Не иначе, свихнулся на армейской бытовухе, мальчишка.

– Не скажите, не скажите, товарищ лейтенант… Дудкин, это настоящий десантник, побольше бы таких-то… И случай с генералом Маргеловым, наглядно это доказал.

– Ну, ну, я весь внимание! – Игорь как-то даже весь подобрался, и чуть поближе подсел к Гусарову.

– Дело, значит, было так… Как-то раз нагрянул в дивизию «Батя», инкогнито, как говорится… Он вообще любит такие неожиданные налёты устраивать, без предупреждений командования, чтобы никаких подготовок к его визиту не было, и чтобы всю истинную жизнь той или иной войсковой части понаблюдать, что называется, изнутри. А то ведь знаете, как бывает: когда начальство загодя предупреждают о высоких визитах, то оно приказывает траву вокруг казармы зеленой охрой красить, деревья известкой белить, полы паркетной мастикой натирать и заниматься всякой подобной лабудой… А с нашим «Батей» такие номера не проходят, он непредсказуемо сваливается как снег на голову когда угодно и где угодно! И вот прибыл он в расположение двести семнадцатого полка, на территории которого находится дивизионная разведрота, и пошел со своей свитой, а это несколько «полкано'в» и «по'дполов», в наш парк боевых машин… – Гусаров недоуменно пожал плечами. – «Батя» или хотел сократить путь, или задумал проверить несение караульной службы, поэтому двинулся через старую полузаброшенную территорию, там раньше какие-то склады располагались… Ну, вы знаете это место, товарищ лейтенант…

– Знаю, знаю, давайте дальше, старшина! – с еще большим нетерпением подстегнул его Игорь.

– Ну и вот, идет, значит Василий Филиппович, по тропинке, осматривается, и уже собирается выйти из зарослей, но вдруг видит, как откуда-то сбоку, немного впереди, из тех же кушерей, выруливает на аллею рядовой солдатик со штык-ножом на поясе и с котелком в руке. Главкома и его свиту явно не замечает и шагает себе. И что уж там показалось «Бате» подозрительным, неизвестно, но он вдруг подает своим офицерам знак: «Тихо!». И, как оказалось, не зря это сделал потому, что все вдруг увидели, что солдатик, поставил на асфальт котелок метрах в двадцати от стенда… Ну, вы знаете, товарищ лейтенант, таких по городку немало понатыкано, на них всякая агитационная информация размещается.

– Да, да, я видел, – подтвердил Игорь.

– Так вот, на том стенде нарисован бравый солдат во весь рост, а сбоку от него написано: «Советский десантник! Будь бдительным и отважным воином, всегда готовым противостоять сильному и опасному врагу!» За абсолютную точность текста, конечно, не ручаюсь, но что-то очень близкое к тому, что я сказал, – пояснил Гусаров и продолжил. – Ну, выхватывает тот солдатик из ножен штык, разбегается, с размаху бросает его и попадает прямо в грудь нарисованному солдату. А тот стенд сделан из трехмиллиметровой кровельной жести и установлен на двух вертикальных трубах, вкопанных в землю. Представляете, какая сила броска нужна, чтобы пробить такой металл?

– Представляю, – Игорь был поражен услышанным. – Так он что же, в силуэт своего товарища-десантника ножом саданул?

– Десантника – да, а товарища – нет! – твердо и как-то даже зло изрек Гусаров. – Ведь в руках того солдата автоматическая винтовка М-16, а на голове не голубой берет, а зеленый…

– Получается, русский солдат проткнул штыком американского?

– Так точно! – подтвердил старшина. – И сделал это очень даже профессионально.

– Да-а-а… И что же дальше?

– А дальше так было: «Батя» выходит из кустов и как рявкнет: «Стоять!» А потом командует одному из своих подполковников «Дать сюда, этого обормота!»

Подпол и рад стараться, пошел «брать в плен» метателя ножей… А тот стоит как столб, в обстановку вникает… Понятное дело, ведь команду дал не кто-нибудь, а сам «Батя»! Потом вдруг бросился к своему котелку, хотел схватить и дать дёру, но в это время подполковник его за шкирку сгреб и потащил к Маргелову. Солдат стал сопротивляться, ну, подпол его на землю повалил, видно заблокировать хотел, обездвижить… Да не тут-то было: и опомниться не успел, как солдатик ему руку на «болячку» закрутил, вырвался и драть! Даже котелок попытался прихватить, но видно понял, что не успевает, бросил его… А вот про штык-нож не забыл, стрелой пролетел эти двадцать метров, выдернул его из стенда и был таков, только подошвы мелькнули.

– Ничего себе! – почти восторженно воскликнул Игорь. – Удрал, значит?

– Удрал, да не шибко далеко… – усмехнулся Гусаров. – Ловкий оказался, отчаянный, но глупый… Котелок осмотрели, в нем горячая перловка с мясом, обед, значит… «Батя» все вычислил очень просто и быстро: солдат явно шел в направлении парка боевых машин разведроты дивизии, больше-то в этой стороне никаких подразделений нет. У него на поясе штык-нож, следовательно – дневальный суточного караульного наряда. Пообедал в столовой сам и тащил пайку какому-нибудь «деду», начкару, например…

Всей командой начальство двинулось в направлении парка. А дальше дело техники: перебрали весь наряд, опознали беглеца-удальца. Ну, понятное дело, что это наш Дудкин оказался. «Батя» приказывает: «Построить весь личный состав в казарме, вызвать командира части!»

Ну, тут и началось! Всем стало ясно, что дисциплинарный батальон Дудкину корячится, да и ротному начальству беды не миновать – «Батя» на расправу весьма крут! Кузьменко прибежал в расположение, он тогда еще капитаном был, за ним старший лейтенант Никитин, взводные лейтенанты… У всех, я извиняюсь, рожи белее ваты, «ЧП» как-никак на всю дивизию! Шутка ли, рядовой солдат приказ самого Главкома ВДВ не выполнил, и аж с подполковником сцепился…

– Да, это действительно настоящее «ЧП», – согласился Игорь. – И чем же все закончилось, старшина?

– Чем закончилось… – тот озадаченно смотрел перед собой. – Вы уже наверняка слышали, что наш «Батя» большой оригинал, во многом – непредсказуемый, жесткий, но справедливый. К нам у него отношение особенное, еще с войны установил Суворовское правило: «Солдата не надо жалеть, солдата надо беречь!» Мы его за это уважаем, и он нам отвечает тем же.

– Взаимная любовь у вас с Маргеловым, надо понимать… – сам не зная почему, съязвил Игорь.

– Так оно и есть! – косовато глянул на него Гусаров и продолжил. – Ну и вот, рота застыла, как ледяная, а в казарме такая тишина, что полет мухи слышно. Привели Дудкина, поставили перед строем. Стоит бледный, но держится, глаз не прячет, и заметно, что приготовился к самому худшему. Понимает, что дисбат ему светит…

«Это ты, барбос, весь стенд изрешетил?» – спрашивает «Батя», а сам Дудкина глазами насквозь сверлит. – «Мы там десятка три дыр насчитали?»

«Так точно, товарищ генерал-полковник! Сколько раз проходил мимо него, столько раз и метал нож. Все равно тот стенд старый, весь заржавленный, зачем его жалеть».

«Тебе что, ростовых фигур на «тропе разведчика» не хватает для этого?»

«Так ведь там просто деревяшки, а здесь американский зеленый берет… И потом мне больше нравится, когда мой штык железо пробивает – и звук другой, и усилие другое для этого нужно приложить».

«Значит, вот так ты это объясняешь… И всегда тебе удается втыкать нож?»

«Почти всегда. Раза три-четыре только не получилось – рукояткой ударился. Но потом я добавил лишний шаг и все стало получаться. Пол-оборота не хватало ножу».

«Та-а-ак… – видим мы, призадумался «Батя», а потом спрашивает. – А теперь ответь мне, воин, почему ты котелок с кашей бросил, а нож прихватил?»

«А я ваше наставление вспомнил, – отвечает Дудкин. – Ведь вы говорите: «Оружие есть – жратва найдется!»

«Молодчик! Мои слова помнишь, только цитируешь не совсем точно. Я говорю так: «Патроны есть – жратва найдется!»

«Виноват, товарищ генерал-полковник! – толкует Дудкин. И совсем уже обнаглев, добавляет. – Патроны, это хорошо, а нож для разведчика поважнее будет…»

– Я в это время на ротного как раз посмотрел, – взгляд Гусарова посуровел. – А у того желваки на скулах выперли и лицо пятнами… Стоит рядом с «Батей», всю роту глазами испепеляет. И понял я… да и не только я, а все поняли, что с этого дня наша служба пойдет «ко'лом», привычная жизнь закончилась!

А Василий Филиппович продолжает допрос:

«А скажи-ка мне, герой с дырой, почему ты не выполнил мой приказ: «Стоять»? Да еще и подполковнику Еремину руку едва не выломал? Чего тебе на асфальте не лежалось, раз уж попался?

«Виноват, товарищ генерал! – отвечает Дудкин. – Я тогда еще одно ваше правило вспомнил: «Сбили с ног – воюй на коленях! Сбили с колен – лежа наступай!»

«Нет, вы видели, гвардейцы, такого ухаря?! – обращается к нам «Батя» и мы замечаем, что он начинает отмякать… – Гусаров в который уже раз улыбнулся. – Мало того, что мои присказки наизусть знает, так еще и выполняет их неукоснительно. Молодец, настоящий гвардеец! Всё что угодно можно допустить, но только не плен! Сдаваться мы, десантники, не имеем права!»

– Сказал Маргелов это, а вся рота ушам своим не верит: разгильдяя, нарушителя дисциплины, хулигана, «Батя» хвалит… Хвалит, черт бы его побрал, этого Дудкина! А дальше – больше: поворачивается «Батя» к ротному и приказным тоном говорит:

«Этого деятеля наказать самым строгим образом! Пусть десять суток на гарнизонной гауптвахте «отдохнет» за неповиновение и за порчу войскового имущества. Далее: стенд с тем дурацким америкосовским солдафоном демонтировать и установить на «тропе разведчика». Пусть ваши вояки его штыками дырявят, раз уж так эффектно это получается… Только внесите в конструкцию доработку – приварите к стойкам уголки, чтобы изрешеченную жесть можно было вынуть и заменить…»

Гусаров умолк, снял берет и поерошил ладонью свои жесткие темные волосы, на его простое мужественное лицо легла тень задумчивости.

– Значит, вот так всё завершилось… – недоверчиво произнес Игорь. – Довольно банально, я бы сказал…

– Да нет, товарищ гвардии лейтенант, – возразил Гусаров. – Всё завершилось гораздо интереснее, чем мы ожидали. Прошелся «Батя» вдоль строя туда-обратно, на наши рожи смурны'е посмотрел внимательно, на Дудкина глянул. И говорит, показывая на него рукой:

«Вот таким и должен быть настоящий десантник, тем более – разведчик! За все свои нарушения, боец, ты понесешь заслуженное наказание, посидишь на «губе», подумаешь, как жить дальше… А за то, что кашу бросил, а оружие спас, что не позволил взять себя в плен и сумел уйти, что генерала не испугался и перед подполковником не спасовал, прими от меня, гвардеец, этот подарок…»

С этими словами снимает с руки свои часы и подает их Дудкину. Тот сначала обалдел, а потом как заорет: «Служу Советскому Союзу!» А вся разведрота в осадок выпала! Что угодно ожидали, но только не это…3

Игорь с величайшим изумлением уставился на Гусарова, вымолвил потрясенно:

– Вот это – номер! Кто бы мог подумать…

– Да, номер… – в синих глазах старшины тоже проступило изумление, словно эту историю он сам услышал впервые. – Отсидел Дудкин свой назначенный срок, вышел с «губы»… А месяца через два приказом по части ему ефрейтора присвоили.

– А это за что же? – еще больше удивился Игорь.

–За что… А вы подумайте, товарищ гвардии лейтенант… – многозначительно ухмыльнулся Гусаров. – Уж если сам Главком ВДВ лично солдата поощрил, то куда деваться ротному начальству? Вот такая история…

– Да уж, всем историям – история… – покивал Игорь. Какое-то время он переосмысливал услышанное, потом произнес. – Ну, пошли по домам, старшина, на сегодня историй, пожалуй, достаточно.