Лейтенант запаса

– Почему… – чуть заметно усмехнулся капитан. – Да потому, что мне очень не понравились ваши слова тогда, на тренировке.

– Какие слова? О чем?

– О том, что десантные войска не для вас… А, для кого же тогда? Для сержантов и рядовых? Но они отслужат и уйдут в запас, и на смену им придут зеленый новобранцы. А если война? Кто поведет их в бой? Кто научит их стрелять, взрывать мосты и туннели, прыгать с парашютом, бесшумно снимать вражеских часовых? Я? Старшина Гусаров? Майор Кузьменко? Генерал Самойлов? Вы, наверное, думаете, что я сразу стал и парашютистом, и разведчиком? Как бы не так! Изрядно попотеть пришлось, пока брошенный штык-нож стал достигать мишени, пока секунды затяжного прыжка перестали казаться падением в преисподнюю… На все это ушли годы тренировок и не одна пара сапог была истоптана! Но сейчас я хочу не об этом говорить… Налейте-ка еще чайку, Игорь.

– А может, закурите, Сергей Николаевич? – тот кивнул на пачку сигарет «Кэмел».

– Не курю, да и вам не советую. В разведке, как, собственно, и в жизни курево – враг! Давайте чай.

Никитин пригубил чашку, поставил ее на стол.

– Итак, почему я стал военным? Я им стал потому, что еще в раннем детстве понял, чтобы уметь защищать справедливость, надо быть сильным и смелым. А еще потому, что в двенадцатилетнем возрасте был свидетелем казни…

– Казни… Какой казни?! – опешил Игорь.

– Страшной… Расстрела…

– Расстрела кого?

– Моей матери.

– Как это… За что? – почему-то шепотом спросил Игорь, не сводя глаз с вдруг закаменевшего лица замполита.

– После войны, в Карпатах, бандеровцы не спрашивали, за что, просто стреляли, если тот или иной человек был из семьи советского военнослужащего… А мой отец был пограничником.

– Вот оно что-о-о… – медленно протянул Игорь, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к лицу… – Как же это случилось, Сергей Николаевич?

– Очень просто… Перехватили они нас в горах, когда мы ехали на «студебеккере» к новому месту службы… Ударили из автоматов, убили шофера и майора-пограничника, сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности – беги в лес!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.

– А отец, что с ним? – Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.

– Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…

– Кто такой Стахур?

– Командир боёвки, атаман, что ли… До конца жизни не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!

– Какие слова? – Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.

– Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя все жилы шомполом повыкручиваю!»

– И как же вы, Сергей Николаевич? – спросил Игорь и не узнал своего голоса.

– А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…

– Что было потом, Сергей Николаевич? – Игорь сидел с бледным лицом, он был потрясен.

– Потом подошел отставший бронетранспортер и начался бой. – Никитин судорожно вздохнул. – А я так и лежал под шинелью, ноги-руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, – капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. – Вот так, Игорь, на войне я не был, а ранение получил в настоящем бою, – он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на правом предплечье.

– А отец, что с ним?

– Его нашли позже, когда прочесывали леса на Верховине. Обрубками ног он упирался в развороченный муравейник, руки были прикручены к дереву, на груди – кровавая звезда… – Никитин стиснул пальцы в замок, трудно выговорил. – Никогда не прощу себе, что не бросился к отцу на выручку. Видел же, как бандиты взваливают его, связанного, на коня. Может, удалось бы задержать их до подхода наших…

– Так они бы и вас…

– Несомненно! Но все равно душа не на месте, хотя уже столько лет прошло.

– Да, такое вовек не забудется, – Игорь поднялся. – Я чай подогрею, Сергей Николаевич, вы не возражаете?

– Давайте, а то знобит что-то, – кивнул капитан, отрешенно глядя в окно. На улице темнело.

Какое-то время офицеры молчали, потом Никитин спросил негромко:

– Ну что, Игорь, не зря я вам рассказал свою невеселую историю?

– Это в каком смысле?

– Да все в том же: чтобы бороться со злом, надо быть сильным и смелым, а наши войска как нельзя лучше воспитывают эти качества.

– Я, наверное, не подпадаю под эту категорию, – мрачно промолвил лейтенант. – Не получается ничего.

– Бросьте! – голос Никитина стал жестким, он нахмурился. – Просто вы сами не стремитесь, чтобы получалось, вот и все.

– Но меня готовили к иной работе, понимаете? Кроме этого, я не кадровый офицер, а «пиджак». Пройдет два года, снова буду штатским человеком.

– «Пиджак»… Штатский человек… Два года… – саркастически изрек капитан. – Но сейчас-то вы на военной службе и знаете, что надвигаются крупные маневры, в которых будут участвовать несколько военных округов. А вы заладили свое: не могу, не создан, устал… Знаете, Игорь, мужчина не должен произносить слово «устал».

– Это почему же?

– Да потому, что не из мужского лексикона оно!

– А если мужчина действительно устал? – с каким-то даже вызовом поинтересовался Игорь. – Вот вы, например, что, никогда не устаете?

– Увы! – обезоруживающе усмехнулся капитан. – Устаю, да еще как, но предпочитаю об этом помалкивать. Это и без моих объяснений всем видно.

– А вот я не привык помалкивать, всегда говорю, как есть. И не стыдно мне…

– Зато мне стыдно за вас, Игорь! Вы взрослый мужчина, за вашими плечами инженерный институт, а ведете себя как инфантильный недоросль, уж простите за солдатскую прямоту… – посуровев, Никитин сделал продолжительную паузу, потом продолжил. – Я – политработник, мое оружие – слово. Но поверьте, не стану уговаривать вас остаться в разведке. Хотите уйти, уходите, но я всегда буду с горечью думать о том, что не сумел внушить, как вы нужны здесь.

– Я все прекрасно понимаю, товарищ капитан, но мне кажется, что каждый нужнее там, где может принести максимум пользы. Ну какой из меня разведчик, если вчера на кроссе я отстал от замыкающего почти на километр? Солдаты открыто смеются… Я-то думал: привезут в часть, организуют какие-нибудь курсы, научат кое-чему, потренируют, а уж потом командовать поставят… А тут – с корабля на бал.

– Да нет у нас такой возможности – создавать для вас, нескольких человек, специальные курсы, не до этого сейчас, сами же видите… Разведрота будет выполнять на учениях сложные специальные задачи: удерживать плацдарм до приземления главных сил, захватывать переправы и мосты, рвать туннели, нарушать коммуникации условного противника…

– То есть, «размягчать» его тылы? – добавил Игорь. – Ведь так это говорится на языке ВДВ?

– Вот именно – размягчать! Видите, вы начинаете привыкать к нашей терминологии… – как-то даже обрадовался Никитин и продолжил. – И все силы брошены на подготовку к этим действиям. А вы толкуете: курсы, научить… Учитесь сейчас, в ходе тренировочных занятий, это ли не школа для молодого офицера? – замполит отодвинул чашку, продолжил. – Вот вы говорите, что солдаты над вами смеются. Плохо это, конечно, но и расписываться в собственной слабости не стоит.

– Да я не то, чтобы расписался, просто нет у меня такой, извините, дыха'лки, как у моих бойцов… Вот если бы нужно было сработать на автотехнике, тогда бы я…

– А вы умрите там, где вас поставили, а не где вам больше нравится! – твердо выговорил капитан. – Такой девиз был во время войны. Никогда не поверю, что в вашем институте все такие, как вы, неподходящие к службе в десантных войсках.

– Почему же, были у нас ребята, которые хотели попасть именно в ВДВ, а попал я. Многие хотели стать морскими пехотинцами, танкистами…

– А вот вы станьте разведчиком, честь вам будет и хвала! Чего молодому офицеру по тылам отсиживаться? – Никитин замолчал, а Игорю вдруг припомнился недавний ночной разговор со Светланой: «Не хочу, чтобы ты был изгоем, тащился в тыловом обозе…».

Игорь помолчал, потом искоса глянул на замполита:

– Вы не досказали, Сергей Николаевич, чем все закончилось там, в Карпатах?

– Закончилось тем, чем и должно было закончится: боёвку в конце концов выловили и почти всю уничтожили. А меня усыновил друг отца, тоже пограничник. Потом суворовское училище, после него Рязанское воздушно-десантное… Армия стала моим домом, моей семьей…

– Вы сказали, что банду уничтожили почти всю… Что, кому-то удалось уйти?

– Да, удрало несколько главарей во главе с самим Стахуром. Но позже нашли и их…

– Где?

– На одном заброшенном гуцульском хуторе. Долго отстреливались, ни один живым не сдался, знали, сволочи, – пощады не будет. А Стахур ушел все-таки.

– Как ушел?! – поразился Игорь.

– Сумел вот… Хитрый был – Митрий. Троих оставил прикрывать, а сам – как в воду канул. Видно, удалось ему через кордон перейти, а жаль…

– Да, жаль, – Игорь сжал кулаки, потом медленно развел побелевшие на сгибах пальцы. – А почему вы избрали ВДВ, Сергей Николаевич? Отец ведь был пограничником. Наследственность-то никто не отменял…

– Нравится мне этот род войск, – тепло улыбнулся Никитин. – По душе данная профессия: рискованная, отчаянная… А я человек азартный, увижу голубые береты – сердце ликует. Перед прыжком обернешься внутрь самолета, а там ряды здоровенных парней в пестрых костюмах. Десятки людей за твоей спиной, готовых идти с любых высот, в любое пекло. Силища ощущается, и сам становишься значительнее и сильнее. Вот вы еще не слышали, как поют десантники в строю, на инспекторских смотрах, а они поют то, что надо…

– И что же они поют?

– В той песне есть слова, прекрасно характеризующие нашу службу: «Но есть десантные войска – и нет задач невыполнимых!» Улавливаете смысл, лейтенант?

– Улавливаю.

– А, чтобы задачи были выполнимыми, надо очень многое знать и уметь. Десантник – боец универсальный… – чуть помедлив, как бы давая осмыслить услышанное, Никитин добавил. – Есть еще одна поговорка: «Никто, кроме нас!» Именно она наиболее полно олицетворяет нашу деятельность и дает понимание, что только нам, десантникам, оказывается высокое доверие, что только мы способны выполнить самое сложное задание высшего командования Советской армии.

– Да, да… – задумчиво проронил Игорь, затем поинтересовался. – Скажите, почему из множества десантных специальностей вы отдали предпочтение именно разведке?

– Х-м… Почему я предпочел разведку? – Никитин с минуту размышлял. Спросил, вместо ответа. – А вы знаете, с чего вообще началась эта самая разведка?

– Нет.

– Она началось с древнерусского слова – ве'дати. То есть ведать, познавать. А чтобы ведать – надо разведать! Пробраться в глубокий тыл врага, а врагов у России всегда было великое множество, впрочем, их и сейчас не поубавилось: ведут с нами холодную войну, которая в любой момент может превратиться в горячую… Поэтому нам, войскам специального назначения, надо держать порох сухим, каждодневно и упорно учиться военному делу… – Никитин с суровым прищуром помолчал, потом вернулся к начатой теме. – Так вот, пробраться и выведать всё, до самой мелочи. Чтобы знать, как наступать, как обороняться, каким путем следовать, какие преодолевать препятствия… Главная задача разведки: рискуя и жертвуя собой, максимально уменьшить потери основного личного состава.

– И это предопределило ваш выбор профессии?

– Да. Но есть и нечто более главное: оправдывая огромное доверие командования, в одиночку или совсем маленькой группой идти впереди своего войска! А мне, простите за нескромность, уж очень нравится идти впереди войска, а не тащиться в тыловом обозе.

«Сговорились они что ли со Светкой, про этот чертов тыловой обоз?» – во второй раз за этот вечер подумалось Игорю. А замполит продолжал:

– Я почему-то верю, что и вы таким же станете, есть в вас что-то этакое, чего ни я, ни вы сами еще не знаете… – Никитин неопределенно покрутил ладонью с разведенными пальцами.

– Думаете, Сергей Николаевич?

– Уверен в этом! – твердо произнес тот и спросил. – Ну что, агитировать мне вас еще или хватит?

– Хватит.

– Значит, будем учиться?

– Выходит, так.

– А рапорт ваш – вот он, командир мне отдал, – замполит протянул Игорю сложенный вчетверо лист бумаги.

– Что, подписал? – почти со страхом спросил тот.

– Нет, он просто сказал: «Передайте Березкину, что можно, даже не читая его рапорта, приказать и он будет служить свои два года там, где надо. Да только мало толку от какой службы…»

– Правильно сказал командир, – медленно произнес Игорь.

– Я тоже так думаю: из-под палки службы не получится… Тут важно убедить сомневающегося человека. Как вы считаете, смог я это сделать или грош мне цена, как комиссару?

– Считайте, что смогли, я сделаю все, что надо, – Игорь прямо смотрел в глаза Никитину.

– А вот это уже слово офицера, дайте руку, гвардии лейтенант Березкин! – капитан крепко пожал ему ладонь.

– Спасибо, Сергей Николаевич, – смущенно промолвил тот.

– Спасибо скажете, когда на борцовском ковре меня победите, согласны?

– Разве вас победишь, вы ведь чемпион округа по десантному самбо.

– А я вас буду тренировать по своей системе, индивидуально, хотите?

– Конечно хочу. А самому мне с чего начать?

– С поперечной растяжки ног, это основа борьбы. И побегать бы вам надо, сами видите, что с кроссовой втянутостью у вас не ахти…

– Не ахти, – вынужден был согласиться Игорь.

– Вот и потренируемся утрами, по выходным дням. Я буду за вами заходить, договорились?

– Договорились.

– А теперь, до свидания, – Никитин встал, надел плащ, фуражку. – Да, вот еще что Игорь. О том, что я вам рассказал, пожалуйста, никому. Об этом мало кто знает. Не люблю, когда сочувствуют и жалеют.

– Тогда почему передо мной открылись?

– Вы – особая статья. Хочу, чтобы остались в разведке, а уж тут, все карты на стол, как говорится… – Никитин шагнул за порог, по лестнице простучали его быстрые уверенные шаги. Игорь закрыл дверь.

В этот вечер он долго сидел перед настольной лампой и думал о разговоре с замполитом. Посреди ночи неожиданно проснулся, по укоренившейся привычке нащупал на тумбочке сигареты. «Курево в разведке – враг!» – вдруг вспомнилось сказанное Никитиным, и лейтенант медленно сдавил пачку в ладони. «Ну что ж, попробуем, может быть, действительно из меня что-нибудь получится…» – подумал он и с этой мыслью провалился в глубокий сон.