Гибель «Харькова». Роковой день Черноморского флота

Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «06.10.1943 г. 02 ч. 10 мин. (еще одно расхождение во времени!) «Харьков» обнаружил ВР (воздушной разведкой. – В.Ш.) противника и освещен САБами (светящимися авиабомбами. – В.Ш.)». В графе «Примечание» значится: «Донесение командира «Харькова».

Чуть ниже в том же журнале БД ОД следующая запись: «02 ч. 00 мин. – 04 ч. 00 мин. Самолеты противника сбросили по кораблям бомбы и освещали их САБами». В графе «Примечание» написано: «Донесение к. 1 р. Романова получено штабом ЧФ в 06 ч. 15 мин.»

Согласно всем документам следует, что, обнаружив корабли, самолеты сбросили на них осветительные бомбы САБ, а затем и фугасные. Эсминцы, следуя в кильватерном строю, выполнили маневр уклонения.

С 2 часов 30 минут до 3 часов 00 минут самолеты противника сбросили на корабли отряда еще одну САБ с правого борта и одну по корме. Эсминцы еще раз уклонились и продолжили следовать на выполнение боевой задачи.

С 3 часов 00 минут до 4 часов 00 минут вновь над кораблями появился самолет противника. Он сбросил фугасную бомбу по корме на расстоянии 5–10 кабельтовых. Корабли снова удачно уклонились.

Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля командира БЧ-1 эсминца «Беспощадный» Глазунова Николая Яристовича, 1915 года рождения, уроженца г. Новороссийска, члена ВКП(б) с 1940 года. Образование высшее – штурман дальнего плавания. В ВМФ с 1936 года. Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя». Допрос проводил начальник отдела контрразведки СМЕРШ эскадры Черноморского флота капитан 2-го ранга В. Савельев: «Вопрос: Как проходил обстрел побережья Крыма?

Ответ: От момента выхода из Туапсе, т. е. с 19–20 до 00 часов 6 октября, от данного курса отклонений не было. Примерно в 00 часов «Харьков» от нас оторвался. В это время «Беспощадный» и «Способный» подверглись налетам вражеской авиации, которая наряду с бомбометанием производила освещение СААБами. Корабли были вынуждены крутиться, меняя курсы, не только отклоняясь от генерального курса, но и ложась даже на обратный, потеряв на это время. Независимо от последнего, корабли настойчиво пробивались к заданной точке, куда прибыли с опозданием».

Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» старшего лейтенанта Л.Л. Костржевского: «Вопрос: Во сколько времени корабли вышли из базы Туапсе?

Ответ: 5 октября примерно в 19 часов 30 минут.

Вопрос: Во время движения кораблей к данным точкам отклонения от курса были?

Ответ: Отклонение от курса имело место примерно в 2 часа 15 минут, в 3 часа и в 4 часа 6 октября. Уклонения от курса были вызваны тем, что корабли были обнаружены авиацией противника, подвергались бомбометанию. Изменение курса преследовало отрыв от авиации противника, что практической цели не достигало.

Вопрос: Изменение курса какое-либо влияние имело на время подхода в заданную точку по обстрелу?

Ответ: Нет. Никакого влияния на время не оказывало, увеличением хода компенсировалось время. Корабли «Способный» и «Беспощадный» в точку обстрела пришли в данном случае к порту Феодосия вовремя».

Из протокола допроса начальника оперативного отдела ЗБРО старшего лейтенанта Рохненко Владимира Трофимовича, 1914 года рождения, уроженца Полтавской области, украинца, члена ВЛКСМ, награжденного орденом Красной Звезды. В ВМФ с 1936 года. Допрашивал 22 декабря 1943 года начальник следственной части охраны водного района Черноморского флота инженер-подполковник Гончаров: «Вопрос: Наблюдались ли 4–5 октября работа рации вражеской подводной лодки в районе ЗБРО?

Ответ: В 5 часов 30 минут 3 октября 1943 года вахтенным радистом краснофлотцем Зверевым была обнаружена работа немецкой подводной лодки. В 5 часов 36 минут был взят пеленг, о чем доложено по команде».

Несмотря на то что пока налеты авиации противника были безрезультатными, сам факт обнаружения отряда немецкой авиацией не мог оставить Негоду спокойным. Это был весьма тревожный симптом – ведь при планировании операции весь расчет строился именно на ее внезапности. Теперь никакой внезапности уже не было.

Из протокола допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова: «Вопрос: Корабли на переходе были обнаружены?

Ответ: Да. Корабли были обнаружены противником примерно 6 октября в 3.000 в 50–60 милях от Феодосии. Противник их осветил САБами и подвергнул бомбовому удару, но безуспешно. Несмотря на то, что корабли были обнаружены авиацией противника и подверглись бомбовому удару, движение их к намеченным объектам обстрела продолжалось. Лидер «Харьков» шел курсом на Ялту, а эсминцы курсом на Феодосию. Операция отменена не была. Мне неизвестно имел ли командир дивизиона капитан 2-го ранга Негода изменить самостоятельно, но о том, что корабли были обнаружены противником и атакованы с воздуха, он знал, т. к. находился на «Беспощадном». Эсминец «Беспощадный» шел по носу «Способного» на 1,5–2 кабельтовых. Когда самолеты противника осветили корабли САБами, мы ушли из поля освещения и, таким образом, оторвались от наблюдения противника, продолжая курс на Феодосию, уже без «Харькова», т. к. он ушел курсом на Ялту. Был ли в это время обнаружен лидер «Харьков» мне неизвестно, т. к. в момент освещения он уже от нас оторвался».

Из протокола допроса 25 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко: «Вопрос: Как проходил переход отряда до берегов Крыма?

Ответ: На выходе головным шел «Беспощадный», за ним «Способный» и последним «Харьков». Корабли были обнаружены приблизительно в 01.40 6 октября и освещены «САБами». Кроме этого три или четыре раза сбрасывались бомбы, но без вреда. Обнаруживались ли корабли разведкой противника 4–5 октября, когда стояли в Туапсе, я сейчас не помню. Несмотря на обнаружение «САБами», Негода не мог отказаться от выполнения задачи. Приказание командующего действовать по обстановке относилось только к решению задач самой операции. Отменить операцию мог только командующий флотом, командующий этой операцией капитан 1-го ранга Романов и Военный Совет ЧФ. Об обнаружении кораблей САБами было доложено Романову и Военному Совету, но с большим опозданием примерно после 4.00.

Вопрос: Почему было доложено с опозданием?

Ответ: Доложить своевременно должен был командир дивизиона Негода. Почему он затянул доклад об изменении обстановке, т. е. о нашем обнаружении, я не знаю. Я у него спрашивал, доложил ли он командованию. Он мне ответил, что доложит потом. Докладывал непосредственно Романову командир лидера «Харьков» Шевченко. В это время «Харьков» уже отделился от эсминцев и шел курсом на Ялту. Шевченко доложил Военному Совету и Романову после 2.00».

Ранее во время допроса 21 декабря 1943 года капитан 2-го ранга В.А. Пархоменко сложившуюся ситуацию описал следующим образом: «После освещения кораблей САБами, стоя на мостике рядом с командиром дивизиона капитаном 2-го ранга Негодой, я спросил его, доложил ли он об обстановке, т. к. считал, что в ней произошли изменения. Негода ответил мне, что докладывать он никуда не будет. После его ответа для меня стало ясным, что он отказываться от продолжения операции не намерен, и потому я не считал нужным продолжать разговор на эту тему и предполагать что-либо.

Лично я считал тогда, что поскольку основной принцип набеговой операции нарушен, я имею в виду скрытность, успеха она не даст, риск же (мы рисковали тремя кораблями) во много раз возрастал. Учитывая, что скрытность была нарушена, и понимая, что противник окажет нам серьезное сопротивление, я принял все необходимые меры к возможной встрече с торпедными катерами противника».

Отметим, что, несмотря даже на явно запоздалое донесение Г.П. Негоды об обнаружении кораблей, факт обнаружения самолетами противника кораблей особой тревоги у вышестоящего начальства не вызвал.

Из протокола допроса 29 декабря 1943 года с 17.00 до 19.00 начальника оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 1-го ранга Мельникова Пантелеймона Александровича, уроженца г. Севастополя, русского, отец являлся служителем культа, члена ВКП(б) с 1941 года, образование высшее. В РККФ с 1921 года, награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя»: «Вопрос: Что Вам известно о ходе операции?

Ответ: Около 3–4 часов в ночь с 5 на 6 октября я звонил к оперативному дежурному штаба флота, где была получена радиограмма от командира «Харькова» об обнаружении корабля во время движения к берегам Крыма и освещения его САБами. Эта радиограмма была доложена оперативным дежурным командующему флотом. Утром около 6–8 часов была получена радиограмма командира отряда об обнаружении кораблей авиацией противника и освещении их САБами и бомбежке. Эта радиограмма была доложена.

Вопрос: Какие были указания по первой радиограмме Найды?

Ответ: Указаний по существу этой телеграммы Найды о СААБах и начале бомбежки не было, т. к. она была получена с опозданием. После этого мной была произведена проверка через штаб ВВС о наличии прикрытия истребительной авиации. Оперативный дежурный штаба ВВС ответил, что прикрытие имеется, при этом показал цифру в 4 самолета».

Из протокола допроса начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И.Д. Елисеева: «В 03.13 радиограмма Негоды о САБах. Учитывая, что в прошлых операциях корабли часто освещались САБАми и, имея в виду, что Негода об этом ничего не доложил, комфлот и я считали возможным продолжение операции и никаких указаний комдиву не дали.

В 6.15 на ФКП (флагманский командный пункт. – В.Ш.) получена шифровка Романова. Он сообщил, что по донесению Негоды с 2-х до 4-х часов корабли освещались САБами и бомбились и что на прикрытие кораблей высланы «киттихауки».

Обнаружение немецкой авиационной разведкой наших эсминцев еще в Туапсе, сразу же после их прибытия, дало основание германскому адмиралу Черного моря вице-адмиралу Кизерицки предположить организацию очередного рейда советских кораблей к берегам Крыма. При этом он не отменил спланированный ранее выход конвоя из Керчи в Феодосию после полудня 5 октября, что зафиксировала наша воздушная разведка. Около 22 часов 5 октября немецкая радиопеленгаторная станция в Евпатории доложила, что по крайней мере один эсминец вышел из Туапсе. В 02.37 начальник морской комендатуры «Крым» контр-адмирал Шульц объявил боевую тревогу районам морских комендатур портов Ялта и Феодосия.

О том, что противник имел на Черном море развитую радиолокационную службу (главная радиолокационная станция находилась в Евпатории), позволявшую следить за продвижением наших кораблей, стало известно многим позднее. Поэтому с обнаружением отряда немецкими самолетами слежение за маршрутом следования наших кораблей было лишь делом техники.

Непонятно, что ни в одном издании о событиях 6 октября нет ни одной ремарки относительно столь «ювелирного» и раннего обнаружения немцами наших кораблей. А ведь это довольно странно. Представьте себе, что в темноте южной ночи, с соблюдением всех правил светомаскировки, идут наши корабли. И вдруг прямо над ними оказывается самолет-разведчик, да еще со специальными осветительными бомбами. Разумеется, элемент случайности здесь существует. Не могли же немцы держать по ночам в небе целые эскадрильи разведчиков, перекрывавших все подходы к Крыму! Значит, конкретные самолеты наводились на конкретные корабли. Отметим, что немцы отслеживали отряд Негоды практически непрерывно, начиная с 2 часов 30 минут 6 октября. Скорее всего, около 2 часов ночи корабли были обнаружены радиолокационной станцией противника. После этого в расчетную точку нахождения нашего отряда был немедленно выслан разведчик, который и установил визуальный контакт. Затем был послан второй самолет, который тоже точно вышел в темноте на наши корабли. С момента обнаружения кораблей, для немцев уже не составляло труда предположить, для чего объявились ночью у их берегов три советских эсминца. Вся береговая оборона была немедленно приведена в полную боеготовность, и подхода отряда Негоды к портам уже ждали.

В своем итоговом рапорте Г.П. Негода пишет, что первым донесение об обнаружении отряда немецкой авиацией отправил на КП флота он. Это произошло, согласно итоговому рапорту Г.П. Негоды, после третьей атаки эсминцев самолетами, т. е. в районе 4 часов утра.

Однако во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», посвященном боевым действиям Черноморского флота, значится, что первое донесение об обнаружении кораблей вражеской воздушной разведкой поступило в штаб флота от командира лидера «Харьков» капитана 2-го ранга П.И. Шевченко в 2 час. 30 минут 6 октября. Донесение же об обнаружении самолетами противника эскадренных миноносцев от командира отряда капитана 2-го ранга Г.П. Негоды поступило только в 5 часов 30 минут.

По-видимому, в военно-историческом очерке «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» были использованы журналы приема и регистрации радиограмм штаба ЧФ. Но какая именно радиограмма была взята при этом за основную, мы не знаем: может, первая, а может, и вторая.

Данная небрежность весьма странна, и вот почему. Если время – 5 часов 30 минут – получения первой радиограммы соответствует действительности, то весьма непонятное молчание Негоды в течение трех с половиной часов могло создать у командования флота иллюзию, что два эсминца еще не обнаружены противником и, следовательно, имеют все шансы на успешное выполнение операции. Однако дело в том, что никто и никогда не ставил Негоде в вину это слишком долгое молчание (3,5 часа!) об обнаружении его кораблей самолетами противника! Почему – неизвестно…

Однако самое удивительное состоит в том, что в 5 часов 30 минут Г.П. Негода НЕ МОГ дать радиограмму об обнаружении его самолетами. О невозможности передачи Негодой именно такой радиограммы именно в это время мы поговорим несколько ниже. Пока же отметим, что если даже предположить, что радиограмма Негоды была принята в 5 часов 30 минут утра, то реакция ФКП должна была быть однозначной – уходить на максимальном ходу в море! Да и как иначе: уже наступает рассвет, корабли обнаружены, и нет шансов, что в темноте они могут ускользнуть от воздушной разведки. Однако ФКП на донесение Негоды никак не отреагировал. Почему? Скорее всего, потому, что донесение об обнаружении кораблей самолетами было получено еще ночью, когда оставался шанс оторваться от преследования. О наличии локации у немцев, как мы уже говорили, командование ЧФ ничего не знало.

Итак, с утратой внезапности не только успех операции, но и безопасность кораблей становились весьма сомнительными. Радиограмму о немецких самолетах Негода донес на командный пункт Черноморского флота, а не на КП эскадры в Геленджике, который изначально должен был руководить операцией. Возможно, комдив боялся, что командование, узнав о потере скрытности, отдаст приказ прекратить операцию. О реакции командования флота на свое донесение в своем рапорте командир дивизиона умалчивает. Однако можно с большой долей уверенности предположить, что командный пункт флота на полученное сообщение, если оно действительно было в 4 часа утра, подтвердил приказ выполнять поставленную задачу или же вообще ограничился молчанием. Невозможно предположить, что в случае приказа о прекращении операции Негода мог бы его проигнорировать. В вину командиру дивизиона здесь можно поставить только то, что в своем донесении он не настаивал на прекращении операции. Но здесь Г.П. Негоду вполне можно понять: просьба начать отход в базу была бы немедленно расценена как проявление трусости и паникерства со всеми вытекающими из этого последствиями. Тем более, что на ФКП флота за действиями отряда должен был наблюдать сам нарком! Необходимо отметить, что командиром дивизиона капитан 2-го ранга Г.П. Негода (до этого он успешно командовал «Беспощадным») был назначен совсем недавно, и это был его первый боевой поход в качестве командира отряда. Разумеется, молодой комдив хотел добиться успеха.

Тем временем корабли отряда продолжали свое движение к Крыму. Впоследствии в своем донесении Негода, оправдывая не столько себя, сколько вышестоящее командование, писал: «Подобного рода обнаружения кораблей разведкой противника были систематическими в прошлых операциях, поэтому на выполнении операции, считал, не отразятся». Слово «считал» в данной фразе ключевое. Оно означает, что решение на выполнение задачи в изменившихся условиях комдив взял на себя. А как он мог еще поступить, доложив обо всем на КП флота и не получив оттуда никаких указаний? Только действовать по ранее утвержденному плану!

Военно-исторический очерк «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» тоже не возлагает ответственности за дальнейший ход событий, в связи с обнаружением кораблей самолетами, на Г.П. Негоду. В очерке официальная оценка ситуации подана так, что вина распределяется поровну между Негодой и командующим флотом, то есть в итоге конкретного виноватого вроде как бы и нет: «Поскольку подобные обнаружения кораблей воздушной разведкой имели место неоднократно и в прошлом, и все проходило благополучно, командир отряда решил, что в данном случае ничего особенного не случится. От командования флота также никаких указаний, связанных с изменением обстановки, не последовало. Таким образом, считая, что обстановка существенно не изменилась, командир отряда продолжал действовать по ранее разработанному плану».

В ходе дальнейшего расследования обстоятельств трагедии вопрос о непринятии мер по прекращению операции после обнаружения кораблей самолетами противника ни разу не ставился. Почему? Ответа на этот вопрос сейчас, наверное, уже не знает никто.

Любопытно, что в политическом донесении об итогах операции 6 октября вообще ничего не говорится о ночных атаках кораблей немецкими самолетами в 2 часа 30 минут и в 3 часа 00 минут, но зато говорится о ночной атаке кораблей в 3 часа 30 минут. В то же время Г.П. Негода, указывая в своем донесении первые две атаки, ничего не говорит о третьей…

Как бы то ни было, напряжение находящихся на борту трех эсминцев росло с каждой минутой. Вот-вот должен был открыться крымский берег и начаться артиллерийский бой с врагом, ради которого и была затеяна вся эта операция. Наступал момент истины.