Курорт Нилова Пустынь и окрестности – целебное и сакральное сокровище Бурятии

Культ обо

Обо (обоо) в переводе с монгольского языка означает «куча, груда, сопка, где совершаются религиозные обряды». Обо, являясь святилищем и местом обитания божества-хозяина местности, воздвигалось в её самой характерной точке: на высокой горе, на берегу озера, в степи. В каменную груду втыкали шест с навешанными лоскутками ткани и конским волосом. Хозяева обо охраняли свою местность, покровительствовали ей. Они обеспечивали счастье живущих там людей, отводили от них злых духов и болезни, увеличивали поголовье стада, обеспечивали богатство.

Обряды, проводимые в честь обо, были индивидуальными и коллективными. «Обо делали большей частью при дорогах, для того, чтобы всякий проезжающий мог положить на него какую-нибудь вещь; например: волос из гривы коня, как жертву богу, пребывающему в обо, чтобы снискать его покровительство в предстоящем путешествии», – описывал Д. Банзаров индивидуальное жертвоприношение божеству-хозяину обо. [17, с. 18]

Коллективные обряды представляли собой торжественные благодарственные молебны в честь хозяев обо, проводимые старейшинами. Люди вместе молились, пели торжественные гимны в честь хозяина местности, совершались жертвоприношения. Затем устраивалось народное гуляние, в котором принимали участие и женщины. Оно включало соревнования по борьбе, стрельбе из лука, скачкам и исполнение кругового танца ёхор. Ёхор – это огромный хоровод, движущийся в определённом ритме по ходу солнца под обрядовые песни. У песен множество куплетов, где перечисляются священные места Бурятии, её божества и природные силы, прародина и первопредки бурятского народа. Танец начинают почтенные люди из стариков и старух. Затем к ним присоединяются люди среднего возраста и молодёжь. Исполнение ёхора продолжается в течение восьми ночей и создаёт мощную защиту месту, где он проводится, танцорам и всем участникам торжественного молебна.

Ухат-Хан – цари морей, озёр и рек. Почитание воды

В систему мировоззрения бурят входило поклонение божествам водного пантеона Ухат-Хан. Жители улусов вблизи реки Ихэ-Ухгунь совершали жертвоприношения хозяину порожистых рек Улан-Зала (Красная Кисть). Жертвы хату реки приносили рыбой и тарасуном, молочным спиртным напитком, в течение всего года. Перед переходом в летники ему возливали или брызгали тарасун, ожидая за это большой милости. По легенде, водные божества спустились с северо-западной части неба по синим и красным лучам. Они живут в глубоких водах и не относятся ни к западным, ни к восточным хатам. Во главе Ухат-Хат стоит супружеская пара, хат Уха-Лобсон и его жена Уха-Дабан. Божественные супруги властвуют над водной стихией и защищают людей от злобных водных духов ухани-бохолдой и ухани—эжин. (В славянской мифологии им соответствуют водяные и русалки).

Минеральные источники-аршаны буряты называют особым даром Божьим, целительным нектаром. Их хозяева «юноши гибкие и стройные, как тростник, и девы с волосами, как лошадиные гривы, с 9 нитками, сделанными из травы, из болотных кочек бичами». [1, с. 14] Горячий источник, вытекавший из скалы в реку Ихэ-Ухгунь, тоже имел своего хозяина. Дух-хозяин охранял его и поддерживал целительную силу воды. Возле источника стояло обо, и буряты обязательно перед приёмом ванн, проходя или проезжая мимо, брызгали на него молоком.

С водой связано происхождение бурятского рода хонгодор, чьей прародительницей и тотемом была женщина-Лебедь. «В древние времена, – рассказывает легенда, – один охотник ходил по тайге. Славные три девушки, дочери Хурмусты-Тэнгэри, превратившись в лебедей, спустились на землю и купались в золотом озере. Охотник, увидевши их, выкопал на берегу озера яму и спрятался в ней. Потом, укравши одежду одной из трёх купавшихся девушек, всех их испугал. Те стремительно выскочили из воды. Две из них, надевши свои одежды, вознеслись, а третья, нагая, не могла подняться. Охотник взял её к себе домой и сделал своей женой. Крылатую одежду жены он спрятал далеко-далеко: над дымовым отверстием в юрте сделал железную решётку. Так жили они много лет, прижили тринадцать детей. Жена всё просила свою одежду, но муж не отдавал. Однажды жена говорит мужу: «Теперь у нас столько детей. Куда я денусь? Для чего ты прячешь мою одежду?» Он согласился и принёс ей одежду. Облачившись в эту одежду, жена залезла на полку в юрте и спрашивает: «Как я хороша?» Муж говорит: «Старуха стала, не охорашивайся». Забравшись на дымовое отверстие, жена опять спрашивает: «Как я хороша?» Муж говорит: «Нечего охорашиваться. Ты уже дряхлая!» Тогда та говорит: «Итак, прощай! Я была небесного происхождения, а ты земного. Я отправляюсь к себе домой. Один из твоих сыновей будет шаманом и одна дочь – шаманкой. Только не корми их селезёнкой». С этими словами она улетела. Потомки их до сих пор не стреляют лебедей и не едят селезёнки. [96, с. 126] Действительно, хонгодоры, считая свой род небесного происхождения, а себя людьми чистыми, до сих пор не едят внутренности животных и птиц.

Эжины

На третьей ступени бурятской дошаманской божественной иерархии стоят эжины – дети и внуки хатов, хозяева отдельных местностей и природных объектов. (Эжин, эджин в монгольских языках означает хозяин, владелец, обладатель). Хозяином всей земли, плодородия и долголетия был эжин Сагаан-Убугэн. Хозяином пёстрой тайги – Зэрлик-Нойон. Зэрлик-Нойон также покровительствовал заали, верёвке из белого конского волоса, в которую на одинаковом расстоянии друг от друга вплетались сначала белые и чёрные, а позже разноцветные тесёмки. Заали отпугивала злых духов и зло, как таковое. Её натягивали между берёзками на тайлаганах, вывешивали перед дверями юрты или у входных ворот во дворе дома с новорождённым. С Зэрлик-ноёном связан обряд «залма», привязывание лоскутков материи во время жертвоприношений.

Большим почётом пользовался эжин тункинской тайги, или северный Хойтинский хангай. [1, с. 20] Хойтинский хангай установил правило бережного и уважительного отношения к деревьям, особенно к лиственницам. Согласно поверью, лиственницы связаны с жизненностью человека. Рубить лиственницу означает укорачивать свою жизнь. Даже на зиму жители долины не заготавливали дрова, а собирали для топки валежник и сухостой. Подобным уважением пользовались «вечные деревья» кедр и ель. [31, с. 30] Жители долины чтили эжина Тунки Китаран-Зарина, эжина реки Иркут Эмнэк-Саган-Нойона, хозяина посёлка Туран Тульма-Сагаан-Нойна. Эжинам брызгали молоко или тарасун, оставляли монетки. О местонахождении эжина сообщало обо.

Различные предметы, изготовленные руками человека, тоже могли иметь своего хозяина-эжина. Чаще всего это были ножи, стрелы, луки, хранившиеся в доме больше трёх поколений. О наличии у предмета духа-хозяина свидетельствовало издаваемое им бренчание, свист и другие звуки. С такими предметами следовало обращаться очень осторожно, не замахиваться ими даже в шутку. Нож с эжином мог сам вонзиться в человека, а лук – сам выстрелить.

Почитание Матери-Земли

Буряты называли землю «дэлэхэй дайда», что значит необъятная, обширная и бескрайняя. Сущность Земли воспринималась как Мать, женское начало, дарующее форму. Богиней земли была великая Этуген. Только Небо было выше её. Богиню Этуген буряты воспринимали как кормилицу всех живущих на земле существ, дарительницу всего, что составляет человеческое материальное счастье. «Алтан дэлэхэй», «золотая земля», – говорили они. Богине приносили жертвы кумысом, молоком и чаем. Живущий в Тункинской долине род хонгодор представлял себе Этуген обитающей внутри земли старушкой-бабушкой, дающей людям богатство и плодородие.

С Землёй связан древнейший культ Матери-Умай, означающий женский детородный орган. «Мать-Умай», «мать золотая утроба», – величали её буряты. [61, с. 157] С Матерью-Умай связано поклонение пещерам, которые так и называются: «эхын умай», материнское чрево. Когда женщине не удавалось забеременеть, она шла в пещеру. Там она молились до тех пор, пока в ладони не падал маленький камешек, символизировавший будущего ребёнка. Женщина проглатывала камешек, что означало впитывание в себя «сулдэ», жизненной силы желаемого малыша. Согласно древней вере, «сулдэ», или жизненная сила, всегда приходила извне и «внедрялась» в женщину. Некоторые роды тункинских бурят ездили специально за 180 вёрст в Монголию на поклонение пещере Даян Дэрхи в Хубсугульском аймаке. Перед входом в пещеру лежала каменная плита. На ней жрец-служитель приносил в жертву привезённых паломниками баранов. После жертвоприношения паломники проползали через «эхын умай», узкий вход пещеры. Данный обряд обеспечивал здоровье, богатство, многодетность как женщинам, так и мужчинам.

Культ огня

По легенде огонь зародился при отделении неба от земли, и его божеством была богиня Ут, подательница счастья и богатства. Ей поклонялись все монголоязычные народы. К отличительным свойствам Ут относились чистота, могущество, способность очищать и наделять своей чистотой. Огонь покровительствовал каждой юрте, представляющей собой центр Вселенной. Очаг всегда располагался в её середине. Столб дыма, поднимающийся из очага и уходящий в кольцо-отверстие вверху юрты, символизировал собой Мировое дерево. По твёрдому убеждению бурят, дом без огня не достоин проживания в нём человека. Самая страшная клятва до сих пор звучит так: «Пусть потухнет мой очаг!» Богиню Ут воспринимали, как хозяйку дома. Каждый желавший вступить в семью должен был поклониться ей, попросить позволения и поручить себя её покровительству. [17, 23]

Постепенно вместе с поклонением великой богине Ут сформировался культ эжина огня Гал-Заяши. Гал-Заяши являлась созидательницей огня и попечительницей домашнего очага. Совершали обряды в её честь жрицы-утэгэн. Позже, с появлением шаманизма, слово «утэгэн» начало означать шаманку. Стихия огня олицетворяла женское начало, была источником плодородия, богатства. Очаг, где горел огонь, служил местом обитания, хранения и дарования жизни, жизненной силы детей и животных. В бездетных семьях проводили специальное «угощение огня», после которого, согласно поверьям, обязательно рождался ребёнок. «Угощали огонь» следующим образом. Возле очага устанавливали «иву огня», украшенную лоскутками. Жрица-утэгэн «кормила» огонь маслом и при этом повторяла слова: «Сыновья огня, ешьте, пейте. Великий очаг огня, великая созидательница судьбы, ниспошли от своих детей, множество которых прогибает огонь, выдели от своего богатства, несметность которого прогибает землю». В это время супруги, желавшие иметь ребёнка, красиво одетые, стояли возле очага. Муж имел при себе нож в ножнах, а жена держала свёрток, имитирующий ребёнка. В свёрток клали серебряные монеты. Хорошей приметой считалось, если на одежду супругов во время обряда падали угольки. Сколько угольков упало, столько детей будет в семье. [31, с. 42—43]

С развитием патриархата роль хозяина огня у западных бурят была отдана Сэхяадай-Убэгэну, младшему сыну великого Эсэгэ-Малана-Тэнгэри. Хозяина огня представляли седовласым стариком-дедушкой, добрым и светлым покровителем семьи, защитником от злых духов. Огонь приносил семье и роду богатство, удачу, счастье. Чтобы всё плохое обходило дом стороной, а богатство вырастало, хозяин дома каждый день угощал огонь первой нетронутой каплей молока и чая, первым кусочком пищи. В честь огня хотя бы раз в год семья проводила большое торжественное моление «гал тахилга». Причём, сам домашний огонь особыми звуками указывал, когда пришло время молебна.

Сохранение огня считалось гарантией продолжения рода. Перекочёвывая с зимника на летник или переезжая на новое местожительство, буряты всегда «кормили» старый очаг, объясняли хозяину огня причину отъезда, просили сопутствовать им, затем забирали из него несколько угольков. На новом месте «угощали» огонь нового очага маслом, поили его чаем. В основе этого обряда лежал древний способ сохранения вечного огня рода брызганьем в него маслом и жиром. [57, с. 38] При отъезде очаг требовалось оставлять горящим. Входить в оставленную прежними жильцами юрту, где ещё горел огонь, строго запрещалось. В огонь возбранялось бросать мусор, плевать, кидать острые предметы. Нельзя было садиться, вытянув к огню ноги. В случае осквернения огня сразу же совершали очистительный «гал тахилга». Под таганом убирали золу и насыпали чистый песок, разводили огонь, клали на него обёрнутую внутренним жиром грудную кость барана и долго ожидали, пока она прогорит. Затем совершали возлияние огню маслом и чаем, читая при этом молитвенный текст, прославляющий огонь.

Огонь имел способность освобождать от вредных мыслей и дел, от злых духов, поэтому буряты постоянно проводили ритуал очищения огнём. Люди и животные проходили между двух огней, а вещи и продукты питания проносили между ними или держали над костром. «Дурные» вещи подвергались сожжению. Вместе с огнём для очищения использовали дым священных растений, пихты и вереса. Проезжая по священным местам, буряты окуривали себя и лошадей дымом пихтовой коры, вереса, можжевельника. В дом с новорождённым гости всегда приходили, взяв с собой несколько маленьких поленьев. Их клали в очаг, тем самым очищаясь от опасностей, которые могут повлиять на здоровье младенца. Если в юрте начинал плакать ребёнок, значит, в неё забрался злой дух. Тогда совершали обряд «таримдаха». Его мог провести любой человек. Брали из очага или печи раскалённый пепел и разбрасывали по кругу, заканчивая разбрасывание возле двери. Пепел падал дождём из огненных искр, и дух, испугавшись их, убегал из жилища.

Культ лошади, «дальта морин» и сэргэ

Буряты не представляли свою жизнь без лошади. Она давала мясо, кожу и волос, молоко для кумыса. Конь был связан с военным делом. Бурят без коня не считался человеком и делался никому не нужным. Бурятским богам тоже требовались лошади: для пищи, для езды и участия в ратных битвах. Поэтому коней приносили им в жертву чаще, чем прочих животных. Считая коней существами небесного происхождения, перед жертвоприношением у них просили прощения и объясняли, что их настоящее место на небе. Бурятское предание рассказывает: «В прежние времена были крылатые кони, „дальта морин“. Они имели крылья, невидимые для человека; они были видны, только когда конь спал. Тогда эти крылья растопыривались, как будто конь хотел летать. Только в это время и мог их видеть человек. Когда человек видел крылья коня, конь пропадал. Крылатый конь на бегу был очень быстрый и мог далеко бежать». [110, с. 17] В легендах «дальта морин» исполняли сокровенные желания людей, защищали и спасали их. Вплоть до середины XX века сохранялись рассказы о лошадях, после смерти которых под шкурой обнаруживались крылья.

Магическая сила приписывалась и обыкновенным лошадям, воплощающим добро и свет. У них из ноздрей пышет невидимое пламя, а из-под копыт вылетает невидимый огонь и устрашает злых духов. Когда злые духи преследовали человека, то его душа пряталась в гриве лошади. Если духу удавалось похитить человеческую душу, то лошадь тут же отправлялась в погоню за похитителем. Место стоянки скотоводы всегда окружали верёвкой, сплетённой из конских волос, дабы обезопасить себя от змей, символизировавших злые силы.

К лошадям буряты относились с огромной любовью, никогда их не били и не ругали. Когда требовалось убить лошадь, то ей завязывали глаза. Наиболее священной считалась голова лошади. Её запрещалось рассекать, поэтому голову варили целиком. Череп коня вешали высоко на жердь, оставляя нетронутыми нос и губы животного. Священной была и моча лошади, уничтожающая всех злых духов. Там где лошадь помочилась, разрешалось ставить юрту или строить дом.

Около каждого бурятского жилища и в местах обитания эжинов традиционно ставится коновязь-сэргэ, столб, символизирующий мировую вертикаль и объединяющий все существующие миры Вселенной. На сэргэ делаются зарубки для привязывания лошадей жителями разных миров. Коновязь сооружают в правой мужской части подворья сразу же после постройки дома (юрты), в южном направлении от входа в него. По сэргэ к людям сходит благодать божественных небесных тэнгэринов, а духи предков из нижнего мира посредничают в её получении. В прошлые времена, если мужчина оставался бездетным, и некому было наследовать его сэргэ, то буряты говорили: «Его сэргэ не существует!», что означало исчезновение рода.

В Тункинском крае человек и конь рассматривались, как одно целое. Причём, это относилось как к мужчинам, так и к женщинам. Поэтому здесь устанавливали двойные сэргэ, два коновязных столба, соединённых двумя перекладинами. К верхней перекладине привязывали своих лошадей гости-мужчины, а к нижней перекладине – гостьи-женщины. [41, с. 51]

Семейные обряды

В течение годового цикла семьи совершали обряды почитания своих предков и ритуалы в честь домашних эжинов. Старшие знатоки традиций, дедушка или бабушка, проводили возлияние богам и очищение огнём, «кормили» эжинов, устанавливали табу. Также они руководили обрядами, связанными с семейными событиями. К ним относился магический обряд ограждения новорождённого от злых духов. Забивали барана для мальчика и козу для девочки. Очищали от нечистот рубец животного, прорезали в нём дыру и через неё трижды пропускали младенца. Потом малыша обмывали водой. Рубец жарили, и семь почтенных старух съедали его кусочки. Следующим действом было символическое «избиение» новорождённого четырьмя копытами жертвенного животного с привязанными к ним ветками шиповника и шёлковыми нитками. После чего читались заклинания, чтобы малыш никогда не плакал, не рыдал, а скорее вырос. В конце обряда подвешивали над дверью юрты копыта жертвенного животного с ветками шиповника для устрашения злых духов. [57, с. 65]

Весной или в начале лета, после отёла коров, каждая семья совершала благодарственное возлияние «первый котёл» божеству молочного стада. Один из почтенных стариков улуса приходил в юрту и окроплял домашний очаг тарасуном первой выгонки. Потом хозяйка вымаливала у местных божеств гор и рек, у божества домашнего очага, у духа-покровителя молочного стада хороший травостой, жирность молока, упитанность телят. В начале зимы семьи проводили жертвоприношение хозяину скотного двора и столбов изгороди Баханайн-Эжину. Обряд совершал уважаемый в улусе старик и три его помощника. Поскольку дух-хозяин скотного двора отличался большой пугливостью, то обряд проводился ночью при свете костра, а молитвы произносились шёпотом. Старик-руководитель обряда шептал молитвы, а его помощники на каждый столб дворовой изгороди укладывали молочные продукты.