Гамблер

Я помню этот взрыв. Помню, как кровать подо мной затрещала, стены задрожали. Все произошло так быстро, от чего наутро, проснувшись с опухшими глазами и зарытой в цветной мишуре, я и не поняла, что это был не сон.

– Я не пробью тебе этот энергетик без паспорта.

– Простите?

Парень грубо ставит жестяную банку на кассу.

– Либо паспорт, либо я вызываю охрану.

– Охрана из-за энергетика? Это как минимум не справедливо. Мы что, в России?

Он тянется к красной кнопке.

– Хорошо, хорошо! – развожу руками. – Тогда пачку аскорбинок, пожалуйста.

– Осталась только с замороженной вишней.

Обречено вздыхаю. Даже здесь он со мной…

Протягиваю купюру, закидываю три аскорбинки в рот и гордо выхожу из продуктового магазина.

Я слишком наивна. И иногда мне кажется, что наивнее меня в этом мире не существует.

– Изви… Извините!

Вижу Джек со стороны. Все словно не замечают ее.

– А, ой! Прошу прощ… Ай!

Кто-то наступает ей на ногу. Девушка подскакивает, учебники вылетают из ее рук и рассыпаются по кафельному полу.

– В следующий раз, я буду твоим гидом прямо до класса, – опускаюсь к рыжеволосой. Голубые глаза засветились. Возвращаю девушке ее вещи, и та заталкивает их в шкафчик. – Зачем ты просишь у всех них прощения?

– Когда я была маленькая, с «добротой» меня познакомили слишком рано. Это была моя прапрабабушка. Она познакомила меня с ней.

Доброта…

Сорвут с шеи, посмотрев с отвращением, и выкинут в урну как ненужную побрякушку. Именно так теперь принято формировать чужие миры.

Глаза Джек погасли. Хорошо это или плохо, но за все свои годы жизни я отлично научилась распознавать подобный взгляд от расстройства. Именно… Потеря близкого человека и печаль не одно и то же. Безусловно, они очень близки друг к другу. Однако печаль проходит, а осколок в душе после утраты остается навсегда.

Также взбираюсь к воспоминаниям…

Волнительный голос соседки, который просил его послушаться и не паниковать. Мой ступор. Несдержанность моей бабушки, что открыла мне саму правду.

После ее крика позади провода, вперемешку со слезами, все впадает в искусственную кому. А дальше, в памяти затуманенный разум и бешеный ритм сердца.

Я бежала так, словно от этого зависела жизнь всего мира, будто от этого зависела моя жизнь. Так, будто в самом конце, это могло бы спасти его.

Я помню тишину в своей голове. Как все вокруг затмевалось прозрачной пеленой слез и то, как ноги несли меня через дорогу. Однако не помню, пеклась ли тогда о собственном сохранении.

Дом.

Лестница наверх.

Дверь…

Мой дедушка умер, когда мне было всего тринадцать лет. Тогда я и подумать не могла, что так рано пойму, что на самом деле значит смерть.

Беру Джекилайн за руку. Еще немного и она не выдержит.

– Бабушка говорила, что только добротой я смогу уберечь мир, так может… Может быть, показав им себя настоящую, я смогу убедить их, что им ничего не угрожает?

– Чаще всего, люди убивают ради собственного спасения. Это не судьба решила за них. Они сами сделали такой выбор.

– А что, если они делают это против своей воли? Никто ведь не рождается сразу плохим. Что-то мне подсказывает, но где-то глубоко внутри у них ещё осталась доброта. Люди не должны прогнить до конца, ведь так?

Два голубых огонька, меж пушистыми рыжими ресницами, на самом деле светились искренностью и надеждой. Словно мечтающий ребёнок, чьи глаза загораются вновь и вновь, с новой прочитанной ему сказки…

– Продолжай спасать этот мир… – я выдерживаю паузу, сильнее сжав ладони подруги. – Только не смей погубить себя. Не все люди способны на искренность и не все они так чисты, как ты думаешь.

– Милые бошмачки, – послышался противный высокий голос позади. – Прямо как миниатюрная куколка.

– Без обид, Итан, мы наслушались твоих "комплименты" на прошлой неделе. Лимит исчерпан. Увидимся в следующем месяце.

Только хочу уводить Джекилайн, как парень продолжает:

– Мне всегда было интересно, почему твой брат не вступил в «Хайд», – останавливает нас тот, но скорее – Джек.

– Твоя шайка такая же жалкая, как и ты сам, – привлекаю внимание, переманив взгляд Итана с тела подруги на себя. Джекилайн зажалась сильнее. – Ты самодовольный придурок, который даже до десяти считать не научился. Неудивительно, почему с каждым днём «Хайд» становится все меньше. От тебя уходят люди. Так как ты можешь называть себя лидером после этого?

Светлые глаза гневно въелись в мое лицо. Беру Джекилайн под руку и снова пытаюсь увести подругу от разгорающегося пламени.

– Твоя старуха ещё пожалеет о том, что когда-то отправила тебя в эту школу! – продолжаю идти, крепче вжимаюсь в предплечье Джек. – Как и твой брат, не послушав меня, жалкие Вудовцы! Ты такая же наивная как шлюшка Бетани! Удивительно, и почему ты все ещё здесь, а не подо мной, как это любит делать та девка!

Теперь я остановилась. Отпускаю Джек, резко разворачиваюсь и чуть ли не сношу Итана взглядом.

– Слушай сюда, ты, жертва неудачной пластики, – подхожу в притык. – Ни один подонок, как ты, не смеет задевать меня и уж тем более – моих родных. Кем ты себя возомнил? Думаешь, раз твой брат "легенда" школы, то ты какой же? Ничего подобного!

– Надо же.. Наша телочка так и кипит, остор… – с силой прижимаю того к шкафчикам. Сжимаю зубы.

– Я тебе не телочка. Как и ни любая другая девушка. Они не заслужили того, чтобы их называли телками лишь потому, что они родились с отличительной чертой между ног. Это как тебя назвать отходом. Хотя, если ты позволил себе эти слова, ты такой и есть.

– Портишь все удовольствие… Эгоистка. А ведь твоей подружке только так и нравилось, когда она была на мне.

– Сьюзан, нам лучше уйти…

Слишком поздно.

Author.

Высокие стены сдавливают виски, а от идеальной чистоты мерзко слепит глаза.

– Я его не трогал.

– Так может, ты тогда объяснишь почему у Никла обнаружили сотрясение из-за того, что кто-то разбил об его голову пробирку, и почему весь класс утверждает что этот «кто-то» – ты?

Уши неприятно прорезает низкий голос директора. Кончики грубых пальцев покалывает лезвие.

Зеленоглазый слегка нахмурил брови.

– Не понимаю о чем Вы.

– И сломал ему челюсть об парту.

– Какая неудача… – парень изобразил жалостливый вид, но быстро смахнул его. – Впредь буду осторожнее.

– Значит это, ты помнишь? Пробирка была для тебя слишком простой находкой?

О, нет… Он помнит все. Рывок со стула, пальцы хватают пробирку, замах… Кровь брызнула на парту, листы с плохими надписями окрасились красным. Крики. Темнота… Снова боль. Никл Ривенсон склоняется перед ним, но уже не кричит.

Конечно, он помнит все… Даже сейчас, будто кровь по-прежнему стекает по рукам.

– Снова улыбаешься… Как и тогда, ровно семь лет назад. Ты снова был здесь. Тебя привели ко мне, сказать почему?

– Вы про того ботаника? Адама, кажется.

– Ты вылил на него жидкость, а затем бросил в мальчика спичку.

– Я хотел показать ему, как на самом деле выглядит огонь в чужих руках. Она выскользнула у меня случайно.

– Твои одноклассники сказали, что видели, как ты улыбался.

– Я вспомнил момент из фильма.

– Ты не жалеешь о том, что сделал тогда.

Он мог солгать, но не стал. Ощущение чужой боли слишком сладко для него. С каждым разом оно намертво въедается в душу, затуманивает разум и доказывает, что хозяин поступает правильно.

Парень сдержался, чтобы не сказать правду:

– Меня позабавил его крик, когда горели его глаза, – продолжал голос разума, пока бледные губы были намертво прикованы друг к другу. – Ему было больно, мне – все равно. И я сейчас вовсе не про настоящий огонь.

– Почему ты молчишь? Я неприятен тебе?

– Раз Вы думаете, что так хорошо знаете меня, почему продолжаете держать здесь?

– Ты не сумасшедший, Уайт. Я знаю твою историю и помню ее начало.

– Начало истории всегда намного скучнее, чем ее конец, – русоволосый выдерживает паузу и заставляет свой взгляд замереть в мертвой точке. – Вы не знаете ни того, ни другого. Вам только кажется. Зато я знаю, кто Вы, мистер Бениель.

– И кто же?

– Тот самый любитель заветного финала, а не пути к нему.

– Любитель перематывать начало.

– Именно поэтому Вы не расспрашиваете меня, как все началось?

Уайт кратко усмехается.

– Бросьте, мистер Бениель. Я не стану рассказывать целый фильм, а только его начало. Вы ведь не хотите, чтобы все узнали, какой ценой Вы оказались здесь?

– О чем ты? – мужчина напрягся.

– Если я Вам скажу, что все эти документы на Вашем столе – фальшивка? Просто копии с других школ. Бумажки, – парень расслабленно откидывается на спинку стула и довольствуется ожидаемой реакцией директора. – Вы не были выбраны директором этой школы. Таузента Бэттери насильно заставили доверить свой "престол".

Слишком сильный соперник…

Мужчина в замешательстве.

– Снова молчите, мистер Бениель?

– Я не собираюсь докладывать на тебя в полицию, если этого не сделают родители Никла. Однако, мне в любом случае прийдется либо отправить тебя к школьному психологу, либо же сообщить об этом твоим родителям.

– Они не станут Вас слушать.

– Почему ты так уверен в своих словах?

Парень застыл. Эти надоедливые часы, которые никогда не замирают, начинают действовать на нервы не меньше, как этот мутный тип с бакенбардами.

– Хотя, Вы можете попробовать. Приходите на Гандлевский Мивс, желательно после полудня. Утром они ещё будут спать.

– Но там кладбище…

Края молодых губ растянулись в дьявольской улыбке.

– Уверен, им будет интересно послушать Вас.

Susan.

– А что я должна была делать? Просто стоять? Ай!

– Хотя бы пойти дальше со мной! Просто промолчать! – выговорившись, Джек убирает прозрачную жидкость и снова тянется к моей руке только уже с бинтом. – Я видела, как у него пошла кровь прямо с головы.

– Не разбивала я ему голову! По-твоему, я психопатка? – отмахиваю ее руки и отодвигаюсь на кушетке к стене. – Я… Просто слегка оттолкнула его от себя.

– Да что ты? Выходит, он сам рванул к стене и впаялся в неё лицом? – отрезает Тейлор, понюхав какую-то бесцветную жижу. Он сморщился.

– Я не считаю себя виноватой. Кто-то же должен был поставить его на место и дать пинок под зад.

– Я промолчала!

– А я не стала.

Глаза девушки замерли на моем лице. Она больше не решилась прикоснуться ко мне с бинтом.

– Вы дороги мне. Я никому не позволю притронуться к вам, чего бы мне это не стоило.

– Будь осторожна со словами, искорка… Мы также как и ты, готовы пойти на многое. Жаль, только на то, что нам по карману.

Дверь кабинета открывается и внутрь заглядывает медсестра.

– Моя работа сделана, – Джек заулыбалась, отряхнув ладоши. Женщина подходит ближе и рассматривает мое плечо.

– Ты, конечно, молодец, Джекилайн. Только в следующий раз, я не разрешу тебе перебинтовывать людей. Ты расходуешь запас бинта на одного человека как на пятерых. Тейлор, это нельзя есть!

– Ничего вы не понимаете. Я вложила целую душу, пока мотала это.

– Он тебя ждёт, – обращается медсестра уже ко мне, на что я покорно киваю и выхожу из кабинета.

Страшно ли мне смотреть в глаза директору? Скорее, стыдно. Хотя, чего можно было ожидать от Аддамсона?

– Уверен, им будет интересно послушать Вас.

Послышался противный скрип ножек по деревянному полу, и после приближающиеся шаги. Дверь открывается. Зелёные глаза осмотрели мой синяк под глазом, а затем пали на перебинтованное плечо. Уайт все понял.

– Даже не смей сказать, что ты проиграла.

И он ушёл.

Всю суть происходящего я осознала позже, а именно, когда ощутила неловкость от взгляда директора. Озадаченный и вышедший из колеи. Даже знать не хочу, о чем они разговаривали с Кэммероном.

Усаживаюсь напротив, на хрупкий стул.

– Вы хотели меня видеть, мистер Бениель?

– Не только тебя, – раздался строгий, сдерживающийся голос. – Но поскольку Итан сейчас не в состоянии быть здесь, и в целом, говорить, мне все расскажешь ты.

– Почему Вы так в этом уверены?

– Не в твоём резоне врать тому, кто ни разу не солгал тебе.

Мои глаза постепенно спали с васильковых глаз на морщинистые щеки и аккуратные, закрученные усы. Директор сложил руки в замок.

Пожалуй, этот мужчина был одним из немногих в этой школе, кого уважали не потому что "надо". А потому, что он был действительно мудрым и решительным во многих ситуациях. Может быть, поэтому его выбрали на роль директора. С другой стороны, не мог же он попасть сюда нелегально? Мистер Бениель не такой. С виду, он хороший человек.

– Я первая его ударила, – тихо вырвалось из моего рта.

– Это произошло на эмоциях, но я не жалею о том, что сделала. Все мои действия были не ради себя. Я защищала близкого человека.

– Ты про Джекилайн Вуд?

Мои губы намертво прилипли друг к другу. Продолжаю рассеянно смотреть на директора. Чувствую, как щеки постепенно заливаются кровью.

– Думаешь, она побоялась бы постоять за себя?

– А Вы думаете, что нет?

Тишина повисла и без того в тесной комнатке, вместе с молекулами пыли. Замок из его рук распался. Мужчина снимает округлённые маленькие очки, складывает и, завернув в тряпочку, откладывает на стол.

– Я думаю, она не сделала это не из-за страха проигрыша.

– Тогда из-за чего?

– Страх чужой боли – путь ее отступления. Так какого ей было смотреть на то, как этот страх воплотился наяву?

Внезапно замерла уже я.

Осознание.

Что же я наделала?..

– Если бы я не остановилась, я причинила ей куда больше боли, чем слова Итана.

Директор подошёл к окну и спустя несколько минут размышлений снова посмотрел на меня.

– Выбор каждого из нас зарождается не только с мыслью, но и от самого исхода. Что-то ведь заставило тебя остановиться. Так что же?

Я помню это странное, омерзительное ощущение… Стоило мне во второй раз припечатать тело Итана к шкафчикам, я сразу же остолбенела. Когда в тот момент, дверца рядом распахнулась от сильного удара, в отражении маленького зеркальца я увидела не себя. Его… Монстра с горящими зелёными глазами в тени. Парня, что пронзающим взглядом смотрел на представление со стороны и довольствовался успехами своей игрушки. А затем я посмотрела на собственное отражение. Бешеный взгляд, стиснутые зубы и сжатые от злости губы.

Тогда то, я и отпустила Итана.

Тогда, когда испугалась себя.

– Ты молодец, что заступилась за подругу, – продолжил директор, когда понял, что я не в силах ответить. – Как и в том, что не позволила гневу полностью овладеть твоим разумом.

Я не хотела… Я не хотела!

Мужчина вновь отвернулся от меня, в окно. Синие глаза застыли в мертвой точке.

– Так бывает, когда нападение, в прямом смысле, становится последним вариантом. Когда причиной становится то, ради чего ты готов на все. Когда именно благодаря этой причине, ты и заставляешь себя жить.

Author.

Тихие шаги.

Тихое дыхание.

Русоволосый парень, о чьем присутствии никто не знает, ставит будильник на кухонный стол. Таймер – 5 минут.

– Здравствуйте, – послышался задорный голос из-за спины. Парень бесшумно вздыхает. – Вы к моему папе? Я могу позвать е…

– Не стоит, – зеленые глаза, залитые полумраком, перевелись на улыбающегося мальчишку.

Такой молодой и наивный… Такой же, как и он, несколько лет назад. Счастливый ребёнок, чьи мечты так отличались от сегодняшних.

– Если Вы… по поводу денег то… – начал робко мальчик. – Извините его, он.. Он сказал, что потратил все деньги к моему дню рождению. Оно будет уже завтра! Отец сказал, что купил мне самый крутой подарок!

Мальчик не смог удержаться от эмоций, как и совершенно не боялся незваного гостя. Друзья отца – его друзья. И кто же знал, что «друзья» слишком вязкое ощущение, постепенно затягивающее тебя в кому. Кто бы мог подумать, что иногда понятие «друзья» не сильно отличается от врагов.

Сбоку послышался хруст, и маленькая искра вылетела из провода люстры. Мальчик дернулся от испуга. Парень сжал ручку ножа в кармане и во второй раз убедился в своей проделанной работе.

На лице появилась полуулыбка.

– Не бойся. Это всего лишь звёзды.

Мальчишка поверил и наивно заулыбался, пытаясь найти погасшую звездочку на полу.

– Как твоё имя?

– Майкл, – поднимает тот большие глаза на высокий силуэт в ночи. – Мое имя Майкл Ривенсон! Мне почти шесть! – почти выкрикнул он и быстро закрыл рот ладошкой, боясь разбудить отца.

– Майкл, значит…

Русоволосый садится на корточки, чтобы быть наравне с мальчишкой. Детские глаза пробежались по незнакомому лицу, пытаясь зацепиться за каждую интересную деталь внешности. Бледная кожа, густые темные брови… И, почему-то, растерянный взгляд.

– Ложись-ка спать, парень. Завтра новый день. Не боишься проспать собственный праздник?

Какая ирония…

– Какой ужас… Вы правы! Но Вы же придете на мое день рождение?

Парень вопросительно хмурит брови.

– Там будете только Вы, я… Отец и… И всё.

– У тебя нет друзей?

– Я позвал многих, только они не смогли прийти. У одних школа, других не отпускают родители. У других, представляете, проблемы с животными! – парень отводит глаза, приняв гнусную ложь. – Ну так что, Вы придете?

– Я постараюсь.

На лице мальчишки вновь блеснула искренняя улыбка. Кивок головой. Ноги срываются с места, и спустя несколько секунд по дому разносится слабый хлопок двери.

Парень медленно поднимается, прощаясь с застывшим призраком. Что-то начало омерзительное въедаться в его голову и пытаться оградить от безумных мыслей. Ошибок.

Однако что может быть опаснее, чем не человек, который отступился более полутора десятка раз и остался в живых?

Зеленоглазый подходит к плите, проворачивает все ручки, и в нос почти сразу же ударяет едкий запах газа. Парень выходит наружу и встает в нескольких метрах от здания, пока яд постепенно заполняет дом изнутри.

Черти в голове вдруг затихли.

Не все люди заслуживают прощенья, и порой, расплачиваться за чужие грехи приходится остальным.

Едкие глаза поднимаются на окно второго этажа, на изливающуюся разными цветами комнату, отгоняющую страх.

Он уже не сможет помочь ему…

Внезапно из открытого окна послышался крик будильника. Черти снова заверещали в голове. Минута.

… Как и тогда, не сумел помочь своей семье.

Свет на кухне включается.

– С днём рождения, Майкл.

Взрыв.