– Говорите мой господин и мы придём к нему вместе. -поддержал его Садамицу.
– Возможно мне стоит отдать Торачиё какому-нибудь из своих вассалов на усыновление. -продолжил Тамэкагэ неуверенно. -В связи с тем, что будет твориться в Касугаяме после моего отъезда, я подумывал уберечь Торачиё от возможных бед. Но, если я его отдам, тогда он перестанет быть моим сыном, и тот сон, что ты истолковал как пророчество не сбудется. -Тамэкагэ замолчал. Его всегда волновала жизнь провинции, в которой он правил и что станет с ней, когда он отправится в круг перерождений. Он не сомневался, что если наследником будет Кагэфуса, то из-за его своевольного нрава Этиго погрязнет в смуте, которая творится сейчас по всей стране. А Харукагэ и подавно. Посеет хаос или отдаст всё, что создал Тамэкагэ Тэрута или кому-нибудь из своих врагов.
– Есть другой вариант мой князь. -после этих слов, произнесённых Садамицу, у Нагао появилась надежда, что Усами всегда найдёт выход из самых запутанных положений. -Я предлагаю не отдавать Торачиё в другую семью, но и оставлять в замке его тоже опасно. -Садамицу снова начал гладить свою бороду, что входило уже в привычку.
– Хватит теребить свою козлиную бороду старый злодей! -нервно выругался Тамэкагэ. -Выкладывай, что надумал!
– Я думаю, -не, сколько не обидевшись на князя начал Усами. -нужно отправить мальчика обучаться к монахам в Ринсэндзи. Пусть постигает дзэн до совершеннолетия, заодно его там научат и боевой стратегии, и боевому искусству. Если во время нашего отсутствия произойдёт непредвиденное, в монастыре его никто не тронет. А вот Чикаро стоит поручить заботам Иробэ Кацунаги. Он то, научит мальца, что в этой жизни науку стоит сочетать с военным искусством.
– Возможно это хорошая идея, -согласился Тамэкагэ. -Но я всё равно подумаю над этим. А сейчас прошу оставить меня Усами, в додзё я пойду один.
– Прошу меня извинить мой господин, я ухожу. – Садамицу учтиво поклонился и ушёл в противоположную сторону от князя.
Додзё располагалось чуть ниже, к западу от замка, на территории второго двора. Оно не было столь примечательным и отличалось от школ боевых искусств, в столице. Стенами сего заведения служили аккуратно выложенные камни в форме прямоугольника, не превышающие рост человека. По краям, возле этих камней обычно сидели ученики и внимали своему сэнсэю. В центре каменного прямоугольника находился грубый дощатый помост той же формы что и расположение "стен". Нередко ученики при падении цепляли себе занозы на тело, что вызывало возмущение у взрослых самураев, а у молодёжи слёзы. Но Корисин всегда говорил на это одну и туже фразу, -"Чем хуже условия, тем крепче становится дух!". На дальнем конце додзё находился дом Корисина, с виду не примечательная лачужка, где жили два человека, сам мастер и его племянница, которая прислуживала подопечным дядюшки. Но вот, что нравилось Тамэкагэ в простом жилище Корисина, так это сад за домом. Там находился лишь навес, под которым сэнсэй любил пить чай и несколько деревьев сакуры. Незатейливая обстановка, скорее подходящая для обнищавшего крестьянина, весьма способствовала забыть все мирские дела и отдаться созерцанию вишни во время её цветения, не думая о грядущем.
Тамэкагэ любил приходить сюда, хотя ему это удавалось очень редко, порой на него снисходил здесь здравый смысл, и он мог находить ответы на мучающие его вопросы.
Подойдя к додзё, Тамэкагэ застал тренирующихся, двух мальчиков, на помосте. Они сошлись в ожесточённой схватке, словно находились на поле брани и были врагами. Один из них был тучный мальчишка, с пухлыми губами и озверевшими круглыми глазами. Он наступал вперёд на, гораздо меньшего, но длинноногого противника, который что и делал как пропускал удары и получал от пухлого деревянным мечом то по голове, то в грудь, то по рукам и ногам. Тамэкагеэ не стал подходить близко, а устроился вдалеке под тенью сосны, что стояла в нескольких кэн от "стены" и стал наблюдать.
* * *Торачиё упал, уже в который раз, получив от Сангомару удар деревянным мечом по голове. Сколько он не пытался одолеть своего более сильного соперника, у него это не выходило. Мальчик пытался уворачиваться, придумывал обходные манёвры, просто слепо шёл в атаку, но всё было тщетно, все его атаки разбивались, словно о железную стену. Торачиё снова и снова получал удар за ударом, что вызывало смех у других учеников и раздражение сэнсэя. Корисин изо дня в день пытался вбить мальцу в голову искусство поединка, но тот словно пропускал его наставления мимо ушей.
– Сдавайся "Стройняшка", тебе не победить! -выкрикнул озлобленно Сангомару.
"Стройняшка" – так называли Торачиё злые языки его сверстников. Такое прозвище было ему дано из-за длинных и стройных ног, которые отличали его от всех остальных детей. Это обижало Торачиё, но он, будучи очень спокойным и замкнутым, сдерживал обиду в себе, тем более что сэнсэй поучал – не поддаваться гневу.
– Ну что Стройняшка, не получается меня одолеть! -продолжал подначивать Сангомару. – Вставай и сражайся, или сдавайся и беги с позором…Княжеский сынок! -подчёркнуто добавил пухлый мальчишка. Эти слова не понравились не только побитому Торачиё, но и Корисину, который стоял с краю у помоста.
Всё это злоязычие происходило потому, что мастер установил у себя в додзё небольшой свод правил, которые ограничивали некоторых детей в их поведении, а некоторым давали волю по злорадствовать. В эти правила входило следующее: в додзё нет места детям самураев, князей или крестьян, – все здесь равны и относятся друг к другу, как к равным и почитают лишь учителя; выполнять все требования сэнсэя и беспрекословно подчиняться ему словно своему господину; не сражаться в неустановленных учителем поединках; нельзя есть, пить и спать в не отведённое для этого время, и ещё немногое другое. И только лишь благодаря этим правилам Сангомару безнаказанно, как ему казалось, оскорблял своего соперника.
Сам он был сыном бедного самурая-пехотинца, который несколько лет назад отличился в сражении и вместо награды для себя, упросил князя устроить в додзё своего сына, дабы тот добился больших успехов на военном поприще, нежели его бедный отец. Князь согласился. И вот что вышло.
– Какой ты жалкий Стройняшка, совсем не умеешь драться! А ещё сын князя, хотя… ты даже не наследник, а так, никому ненужная обуза! -не мог угомониться Сангомару, думая, что ему это сойдёт с рук.
Торачиё покраснел от обиды, не кто не знал сколько сил ему стоило сдерживать себя. Он прекрасно понимал о чём говорит его пухлый соперник и в какой-то степени он был прав.
Так уж случилось, что Торачиё был четвёртым сыном в семье князя и довольно нелюбимым в своём клане. Все относились к нему с явной недоброжелательностью, что крайне расстраивало мальчика. Старший брат Кагэфуса постоянно делал вид, что не замечает его, даже когда тот обращался к нему с каким-нибудь вопросом. Харукагэ порой, подначивал Торачиё и говорил обидные слова, наподобие тех, что потоком лились из Сангомару. Третий сын князя, Чикаро ежедневно занимался самопознанием в литературе вместе со своей матерью госпожой Судзумэ и говорил, что общение с глупым неумехой Торачиё ему претит. Отца он практически не видел, так как тот занимался лишь войной и политикой, а в свободное время встречался со своими вассалами. Лишь изредка, когда Тамэкагэ посещал Тору, мать Торачиё, он удостаивал сына парой фраз, типа: "Учись усердно" или" Не унывай". Единственным его другом в семье была Айя, родная сестра Торачиё. С ней он мог поговорить и излить свою душу. Вместе они любили полюбоваться закатом солнца на самой вершине Касугаямы. Но даже это вредило Торачиё. Общение с любимой сестрой вызывало смех у сверстников, мол – " девчонки общаются только с девчонками" или " две подружки пошли любоваться закатом". Несмотря на это он продолжал дружить с сестрой, не обращая внимание на обиды. Торачиё говорил себе, что, во что бы то ни стало, добьётся уважения к себе и научится драться. Он с младенчества не плакал, не позволял матери или служанкам одевать на него одежду, так как справлялся с этим сам, проявляя непозволительную самостоятельность для ребенка князя, был почтителен к родителям и старшим братьям, несмотря на их неприязнь к нему. И усердие Торачиё было вознаграждено, хотя и самую малость. Вот уже как целый год он дружит с новоиспечённым учеником Корисина, Тароноскэ. Он, вместе с отцом, переехал в Касугаяму из Масугата, что на севере Этиго, чтобы помочь Тамэкаге в его строительстве и привезли несколько рабочих. Сына, Амакасу отдал в додзё, так как тот любил упражняться с мечом ещё в своих владениях. В отличии от Торачиё, который постоянно получал от Сангомару, Тораноскэ успешно справлялся со своими соперниками, в том числе и с пухлым забиякой. Тароноскэ был на год старше Торачиё, которому в этом году исполнилось семь лет18, только Торачиё был немного выше Тароноскэ из-за своих длинных ног.
– Ну так вставай же недоносок! -продолжал орать Сангомару.
– Сангомару! -прогремел голос Корисина. -Ты проявляешь недобросовестность по отношению к Торачиё и нарушаешь наше равноправие. Поэтому иди к Юри и помоги ей вымыть пол, у нас скоро будут гости.
– Но сэнсэй! -обиженно воскликнул пухлый мальчишка. -Разве это не работа для слуги или крестьянина. Это позорит честь самурая!
– А ты ещё не самурай и вряд ли им станешь из-за того, что не уважаешь своих соперников. Даже к врагу нужно относиться с должным уважением. Впрочем, за пререкания со мной ты ещё и принесёшь хвороста, из леса. Исполняй!
Сангомару поклонился учителю и под дружный хохот учеников, нехотя направился к дому, где в одиночку управлялась Юри-племянница Корисина. Сэнсэй, в свою очередь, подошёл к сидящему на пятой точке Торачиё, и протянул ему руку, тот принял её и легко встал на ноги.
– Скажи мне, мой любезный ученик, -язвительно начал Корисин. -до каких пор ты собираешься проигрывать этому невежде. Я вижу в тебе способности, но не вижу их проявления. Ты не должен обращать внимание на подначки Сангомару, но должен очистить свой разум от скверных мыслей, они не дают тебе сосредоточиться и нанести один лишь удар.
– Но как мне удастся избавиться от обиды, если всё, что он говорит, правда, -опустив голову ответил Торачиё. -Я действительно никому не нужный ребёнок и ноги мои длинные что отличает меня от остальных. Посмотрите на них, -мальчик оглядел всех учеников. -они все смеются надо мной.
– Именно потому, что ты отличаешься ото всех, ты являешь собой уникальность. -продолжал наставлять мальчика Корисин. -Ты можешь использовать свои ноги в бою, двигаясь быстрей любого своего соперника, чего от тебя не ожидает никто. Ты легко и стремительно можешь двигаться вокруг противника, выматывая его. Их подначки и смешки – это их слабость, они делают так для того чтобы отвлечь тебя от атаки, не иди у них на поводу, постарайся не слушать их, не думай ни о чём. Твои душевные раны делают тебя слабым, но все в этом мире лишь мимолётность, и твоё сегодняшнее положение может завтра измениться в лучшую сторону, так что не надо отчаиваться, отчаяние приводит к трусости или бесславному поражению. Если ты хочешь победить, тогда заставь себя принять всю реальность такой, какая она есть, прошлого не воротишь, будущее незримо, есть только мгновение и оно должно стать твоим. Забудь о том, что ты сын даймё, забудь о презирающих тебя братьях, ты один. Не думай об окружающих, обо мне или о своём сопернике. Закрой глаза, поддайся мгновению, шагни вперёд и ударь. Когда откроешь глаза, стена, которую ты не мог преодолеть будет сломана, и ты продолжишь свой путь. Достаточно набраться решимости, тогда ты сможешь победить своего соперника. Но главное Торачиё, запомни, не победив себя, не преодолев свои страхи, ты не победишь своего врага, будь то Сангомару или кто-нибудь другой. Ты должен нанести удар не по живой плоти, а по его духу.
– Что это значит? -переспросил, завороженный речью учителя, Торачиё.
– Это значит, что ты не просто должен покалечить врага, а сломить его волю, чтобы у него не осталось сомнений что он проиграл, чтоб у него не было шансов на дальнейшее противостояние, он должен признать полное поражение. -Корисин похлопал Торачиё по плечу. -Твой дух как видишь не сломлен, и ты продолжаешь сопротивляться. У тебя получится победить, я знаю это. А пока я не буду больше выставлять против тебя Сангомару. Сразишься с ним, когда будешь готов. Но не забывай моих слов. -напутственно произнёс Корисин.
– Да учитель! -Торачиё почтительно поклонился. -Я запомнил всё что вы сказали, слово в слово!
– Вот и славно! -вечно мрачный Корисин позволил себе улыбнуться. -Иди умойся, урок закончен. А я приму у себя долгожданных гостей! -наигранно громко произнёс сэнсэй последнюю фразу и повернулся ко "входу" в додзё. -Добрый вечер Тамэкагэ-сан!
Князь Нагао, сообразив, что его заметили, вышел из своего укрытия и подошёл к старику. Корисин и вправду был старик, на вид ему было лет семьдесят, но его полные жизнью глаза, говорили обратное, от чего его возраст не мог определить никто. Тамэкагэ поравнялся с мастером и приветливо поклонился, оказалось, что старик не уступал в росте высокому князю.
– Давно я вас не навещал почтенный Корисин! -произнёс Тамэкагэ -Решил вот справиться о вашем здоровье перед отъездом. -слова князя столь явно содержали нотки не уверенности, что Корисин презрительно ухмыльнулся.
– Только не надо лукавить Тамэкагэ-сан, я вижу вас насквозь, словно прозрачную воду. -ответил сэнсэй. -Вы никогда не спрашивали о моём здоровье, а посещали меня лишь тогда, когда вам было что-то нужно. Только вот…-мастер недобро прищурился. -Я не разу не видел вас в столь неуверенном расположении духа. Вы стареете? Или может, задумали неладное?
– Да покарают меня ками если я приду к вам, почтенный, со злым умыслом! -воскликнул князь. -Но вы как всегда правы, я к вам по делу. -Тамэкагэ осмотрелся вокруг и убедившись, что все дети ушли умываться, тихо произнес. -Я хочу поговорить с вами о своём сыне.
– Что ж, тогда, я думаю, нам стоит продолжить нашу беседу в саду. -Корисин подался назад, пропуская гостя вперёд. -Там вы и изложите ваше дело ко мне, а Юри пока приготовит нам чаю.
Через некоторое время мастер и князь восседали, под накрытым соломой, навесом, на циновках друг напротив друга. Находились они в саду, за домом Корисина. Сад не примечательный и практически ничем не обустроенный, как это часто встречалось у любителей чайной церемонии. Кроме прохудившегося навеса здесь росли три сакуры, от которой сегодняшние посетители не могли оторвать глаз. Шли первые дни четвёртого месяца и прекрасные, белые с розовым оттенком, лепестки сакуры уже начали понемногу опадать. В это время, многие в стране отрывались от своих дел и предавались созерцанию прелестного растения. На некоторых находило блаженное вдохновение на написание стихов и песен. Опадающие лепестки нередко сравнивали с уходящей, в круг перерождений, жизнью, ведь цветение сакуры столь быстротечно, словно жизнь человека и порой даже не замечаешь, как она проходит.
Корисин не соблюдал этикета чайной церемонии, он просто любил пить чай и любоваться сакурой. Стихи он тоже не писал. Никто в Касугаяме не знал, где Тамэкагэ подобрал этого старика, откуда он родом и где обучался воинскому искусству. Знали лишь то, что шестнадцать лет назад князь Нагао вернулся из похода в Эттю, вместе с неизвестным стариком, в Касугаяму и устроил учебный бой, между ним и одним из лучших своих воинов, Иробэ Кацунагой. Иробэ проиграл. После этого, Тамэкагэ выделил ему место в своём замке и Корисин стал тренировать самураев князя и их детей.
Корисин оторвался от созерцания сакуры и перевёл взгляд на Тамэкагэ, показательно кашлянул, чтобы князь обратил на него внимание и начал свой разговор. Тот понял намёк и начал из далека:
– Как дела у моего сына? Подаёт ли он успехи в боевом искусстве?
Корисин хитро прищурился, поняв, что разговор пойдёт не об этом, но всё же ответил на вопрос князя.
– Мальчик бес сомнения талантлив и в будущем превзойдёт многих, но у него не хватает сосредоточенности. Жизнь в клане Нагао давит на него. Отношение к нему, остальных членов семьи его угнетает, а незаурядная внешность делает его предметом насмешек сверстников.
–И что можно сделать для того, чтобы мой сын вырос отважным воином и мудрым человеком? -спросил Тамэкагэ.
– Я вижу, что судьба четвёртого сына вам небезразлична. -заинтересованно проговорил мастер. -Или есть что-то, что знаете только вы?
– Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, почтенный Корисин.
– Не извольте гневаться князь Нагао. -сэнсэй чуть склонил голову. Он понял, что у Тамэкагэ есть свои планы на счёт семилетнего Торачиё, который на первый взгляд оставался не удел в своём клане. Но Корисин не стал вдаваться в любопытные подробности и всё же задал ещё один вопрос -Прежде чем ответить могу я ещё кое о чём спросить?
– Спрашивайте. -Тамэкагэ одобрительно кивнул. В душе он осознал, что его окружают, сплошь и рядом, хитрецы и доверять каждому свои мысли не стоит. Даже если этот человек был давно ему знаком.
– Позвольте узнать, -начал сэнсэй. -есть ли кто-нибудь из вашей семьи или вассалов, кто хорошо относится к Торачиё? Кроме конечно сына Амакасу.
– Их совсем немного. -огорчённо заявил князь. -Его мать и родная сестра.
– Не дурно! -усмехнулся Корисин. -Женщины! Это самое худшее, что может повлиять на мужчину в этом мире! А если сын отдаст предпочтение матери, тогда это будет самой худшей ошибкой отца. Нередко матери настраивают своих сыновей против их отцов! Это очень печальный факт, который история знает не понаслышке. Хвала Будде что вы избежали этой участи, хотя…Ещё не всё потеряно.
– Корисин! -возмутился Тамэкагэ.-Ты забыл с кем разговариваешь?
Мастер немного склонился, будто извиняясь.
– Прошу в сотый раз меня извинить Тамэкагэ-сан, что говорю вам истину. -Корисин, заметив, как после этих слов князь нервно дёрнул щекой, переменил тему. -Так вот. Я считаю, что мальчику не место в вашем замке.
– Тогда где же? В столице? -предположил Тамэкагэ, хотя знал, что это глупый довод.
– Киото только развратит мальчика. -ответил сэнсэй. -Тем более, что сейчас пожары там случаются чаще чем в лесах в летнюю жару.
– Тогда может быть отдать его на усыновление, в другую семью. Мой вассал Наоэ Кагэцуна, по-прежнему, не имеет ни жены, ни детей? -продолжал строить наводящие догадки князь.
– Опять же, новая семья и потеря своего родового имени. -быстро ответил Корисин. -Это всё не годится. -он понял, что князь Нагао не зря докучает ему наводящими вопросами и что он давно принял решение, но что-то не давало ему в нём утвердиться. Возможно, ему было важно мнение мастера фехтования, как человека идущего по пути воина.
Корисин не стал долго раздумывать над ответом, тем более небо начало уж темнеть и день клонился к закату, а старику требуется больше отдыха.
– Отправьте мальчика в монастырь. Там его научат обладать собой и собственными мыслями.
Тамэкагэ замолчал. Второй человек за сегодня кто говорит ему послать Торачиё на обучение к монахам. Возможно, это действительно был единственный выход из сложившейся ситуации. Как не крути, но время на раздумья оставалось мало. Князя выводила из себя та мысль, что нужно так перестраховываться для того, чтобы оставить за собой хоть какую-то надежду, что клан Нагао не придёт в упадок во время его отсутствия. Кампания против икко-икки непременно затянется надолго, а это совсем не на руку князю.
Он распрощался с Корисином и поблагодарил за дельный совет. Выйдя из его дома, князь заметил, что на улице было уже темно. На деревянном помосте додзё, в тусклом свете бумажных фонарей, виднелась фигура мальчика. Он сидел, скрестив перед собой ноги с закрытыми глазами. Создавалось впечатление, будто он медитировал. Тамэкагэ искренне удивился, когда разглядел в нём своего сына Торачиё.
Сидящий, открыл глаза, словно почувствовал, что за ним наблюдают. Завидев отца, он тут же бросился к нему и распростёрся перед ним ниц.
– Отец простите меня! Клянусь, я больше не буду проигрывать Сангомару! -завопил мальчик.
– О чём ты? -спокойно произнёс Тамэкагэ, глядя на сына сверху вниз.
–Как!?-Торачиё поднял взгляд на родителя. Он был в недоумении и считал, что разозлил отца своей бездарностью. -Разве вы и сэнсэй говорили не обо мне?
–О тебе. -князь, жестом руки повелел сыну подняться и приказал следовать за ним.
Вдвоём они направились прочь из додзё Корисина и повернули в сторону замка. Какое-то время они шли молча. Торачиё не пытался завести разговор первым, до сих пор испытывая чувство вины перед отцом, он шел за ним, отставая на два шага, хотя легко мог идти с ним наравне.
–Ты заканчиваешь своё обучение. -внезапно сказал Тамэкагэ. Для мальчика эти слова прозвучали равносильно удару кинжалом в сердце. Он так хотел научиться боевому искусству и победить Сангомару, чтобы доказать отцу и родным, что он не зря родился в этом клане. Теперь его стремлениям пришёл конец. Князь продолжил -Ты отправишься в Ринсэндзи.
– Я стану монахом? -грустно спросил Торачиё, в очередной раз сознавая что он не удел.
– Почему же монахом? Ты едешь туда постигать военное искусство и дзэн. Там тебя научат как обладать собой, боевому искусству, грамоте, ну и конечно же мудрости Будды. До своего совершеннолетия ты будешь обучаться там, а потом, если конечно пожелаешь, вернёшься обратно.
– Но зачем мне ехать в монастырь? -переспросил Торачиё, всё же немного успокоившись. -Ведь не один из моих братьев не обучался у монахов. Разве сэнсэй Корисин не может научить меня тому же? Он ведь тоже монах, только мирской.
– Понимаешь, -Тамэкагэ начал подбирать в уме слова, чтобы получше объяснить всю суть своему сыну. -иногда семье, в клане, случаются такие вещи, которые скажем, дурно влияют на детей вроде тебя. Тебе ведь итак достаётся от наших семейных распрей, из-за которых ты чувствуешь себя неполноценным ребёнком.
Торачиё снова понурил голову, понимая, что отец говорит правду.
– Но даже несмотря на это, -Князь, поняв, что расстроил сына решил его немного приободрить. – вспомни-ка? Герой Ёшицунэ! Он обучался в монастыре с самого детства и стал после этого великим воином! А его друг Мусашибо Бэнкэй! Также обучался у монахов. -напомнил Тамэкагэ о героях древности. -Я знаю ещё много выдающихся людей которые прошли свой путь через священные обители. Князь Нагао взглянул на Торачиё. Мальчик и вправду приободрился.
– Когда я туда отправлюсь? -спросил он и сразу добавил. -Мне нужно завершить кое-какое дело.
–Ха! -вырвалось у князя. -Какое такое дело может быть у семилетнего ребёнка?
– Я должен победить Сангомару!-твердо, совсем по мужски ответил Торачиё.-Это будет позором если я уйду из додзё на долгий срок, побеждённым.-и снова он опустил голову и тихо, неуверенно прошептал.-Но мне нужно время, чтобы подготовиться. Сэнсэй научил меня как это сделать, и я хочу последовать его наставлению.
Тамэкагэ удивился. Сильно удивился, такому повороту событий. Ему невольно вспомнились предсказания Усами на счет Торачиё. Мальчик проявлял рвения к пути воина и князю, как полководцу и как отцу, понравились слова Торачиё. Он почувствовал себя гордым за мальчика, и не важно, было то, что он часто проигрывал, важны его намерения. Как говорится: -"Сначала намерение, потом просветление."
– Я ухожу в поход в конце этого месяца. -сказал Тамэкагэ. -Хочу, чтобы ты отправился в храм до этого. Даю тебе двадцать дней. Тебе хватит такого срока?
– Да отец! -радостно воскликнул Торачиё и благодарно поклонился. -Я не подведу, обещаю!
– Я знаю это. -тихо, с ноткой довольствия, произнёс Тамэкагэ. -А теперь ступай к матери, она, наверное, уже волнуется, ведь ночь как-никак.
Торачиё вновь поклонился отцу и словно молодой длинноногий олень рванул вверх по склону к домам знати. Князь Нагао проследил, как исчезла во тьме фигура мальчика, и направился в сторону замка. Там он договорился о вне гласного совета с Усами и Наоэ.
Глава 3
Холм двух сакур
Весь сад женской усадьбы был наполнен звонким, детским смехом. Хотя зачинщиками сего веселья, были всего два мальчика, которые носились сломя голову то в одну, то в другую сторону, разыгрывая сценку полюбившейся им легенды. Наконец они остановились на деревянном мостике, который соединял разделённый на две части, искусственным прудом, сад. Встав друг против друга, они выставили перед собой деревянное оружие, приняв боевые стойки, словно взрослые воины. У одного в руке был деревянный меч, а у того, что повыше, с головой, закутанной в белый монашеский капюшон, держал длинный бамбуковый шест.
– Сдавайся монах! -Кричал маленький, с деревянным мечом.
– Я не монах Тароноскэ! -обиженно заявил длинноногий мальчик в капюшоне.
– Какой ты скучный Торачиё! -Тароноскэ безнадёжно покачал головой, опустив меч. -Мы же договорились, что я Минамото Ёшицунэ, а ты Бэнкэй.