Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий
Уильям Дерезевиц
Злободневный интеллектуальный нон-фикшн, в котором рассматривается вопрос: как людям творческих профессий зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий.
Основываясь на интервью с писателями, музыкантами, художниками, артистами, автор книги утверждает, что если в эпоху Возрождения художники были ремесленниками, в XIX веке – богемой, в XX веке – профессионалами, то в цифровую эпоху возникает новая парадигма, которая меняет наши представления о природе искусства и роли художника в обществе.
Уильям Дерезевиц – американский писатель, эссеист и литературный критик. Номинант и лауреат национальных премий.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Уильям Дерезевиц
Экономика творчества в XXI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий
Посвящается Джилл
William Deresiewicz
The Death of the Artist
How Creators Are Struggling to Survive in the Age of Billionaires and Big Tech
Публикуется по соглашению с Henry Holt and Company, New York
Оформление обложки Юлии Маноцковой
В оформлении обложки использовано фото Shutterstock
Copyright © 2020 by William Deresiewicz
© Дарья Ивановская, перевод на русский язык, 2021
© ООО «Издательство «Лайвбук», 2021
Часть 1
Основные положения
1
Введение
Эта книга об искусстве, деньгах и об отношениях между ними, а также о том, как эти отношения меняются и, в свою очередь, меняют искусство. Эта книга о том, как люди творчества – музыканты, писатели, художники, кинематографисты – зарабатывают на жизнь или пытаются выжить в экономических условиях XXI века.
Вот вам несколько зарисовок.
МЭТТЬЮ РОТ, хасидский мемуарист, автор книг для детей и подростков, малой прозы, слэм-поэт, дизайнер видеоигр, блогер, создатель зинов[1 - В оригинале zinester – художник, создающий зины. Зин (от слова zine, сокращение от англ. magazine) – малотиражное любительское художественное издание. Фэнзин (англ. fanzine, fan magazine – фанатский журнал) – малотиражное любительское художественное издание, опубликованное силами или на средства авторов. – Здесь и далее примеч. пер.], сценарист. В свое время встречался с секс-работницей нееврейского происхождения, выступал на Бродвее с Def Poetry Jam и стал единственным мужчиной в составе Sister Spit, феминистического коллектива из Сан-Франциско, работающего в разговорном жанре: он готовил этим бунтарррркам еду на шаббат. Мэттью стал автором таких книг, как «Йом-кипур нон-стоп» (Yom Kippur a Go-Go), «Не обращай внимания на Голдбергов» (Never Mind the Goldbergs) и детской истории «Мой первый Кафка» (My First Kafka). Рот, милый, похожий на ребенка, пишет и рисует в маленьких блокнотиках во время своих долгих поездок между Бруклином и Манхэттеном, где он живет с супругой и четырьмя детьми. Если вдохновение приходит к нему в шаббат (а оно к нему приходит постоянно), то приходится ждать заката, чтобы записать мысль.
Почти все, что делает Рот, приносит ему мало денег или не приносит вовсе. Когда в 2004 году он продал свою первую повесть за 10 тысяч долларов, эта сумма была чуть ли не вдвое больше того, что он заработал за весь предыдущий год. В 2016 году, после работы с видеоконтентом для иудейского веб-сайта, создания видеоигр в EdTech-компании, а затем – сценарной работы для научно-популярных скетчей в Sesame Workshop, Рот ответил на анонимный рекрутерский пост в нью-йоркской группе для сценаристов игр в Facebook. Оказалось, что это была вакансия от Google. Креативный писатель. Сперва он занял должность в «команде по вопросам личности» для Google Assistant, занимаясь написанием реплик и придумыванием пасхалок – неожиданных бонусов и шуток.
«Когда я попал в Google, все мои друзья сразу начали: “О, нашел себе тепленькое местечко!” – рассказывал Рот. – И примерно неделю или полторы я тоже так думал». Но оказалось, что устроился он по договору, без каких-либо выгод: для одиноких и молодых сотрудников деньги были неплохими, но недостаточными для человека, чья семья тратит 30 тысяч в год только на медицинские страховки. Договор подлежал продлению на срок от трех до шести месяцев, но согласно закону штата – не более чем на двухлетний период в целом. На момент нашей беседы он работал на этой должности уже полтора года. Также Рот приближался к новому рубежу. «Почти тридцать девять с половиной, – ответил он, когда я спросил, сколько ему лет. – Я не молодею».
Рот решил сравнить себя с Океаном Познаний, сказочником из детской повести Салмана Рушди «Гарун и Море историй» (Haroun and the Sea of Stories), чей «фонтан идей иссякнет» в один злополучный день. «Я до чертиков боюсь, что однажды мой мозг просто отключится, или что мне станет страшно постоянно подавать новые волнующие идеи», – признался он, понимая, что таким образом останется на пороге среднего возраста без творческой работы.
ЛИЛИ КОЛОДНИ (псевдоним), согласно всем возможным стандартам, может считаться успешным молодым иллюстратором. Ее очаровательный детский стиль принес ей неплохие гонорары от Penguin Random House, HarperCollins, New York Times, New Yorker и многих других известных издателей. «Друзья говорят мне: “Ты везучая, ты нашла занятие, которое идеально тебе подходит”, – рассказывает она. – А когда я сама ощущаю себя талантливой, когда ловлю волну, я просто знаю, что и как нужно делать. Что я на своем месте». В то же время Колодни беспокоится за финансовую сторону вопроса. «Я всегда просто сводила концы с концами, – признается она. – У меня нет сбережений». Когда я спросил, каковы ее «запросы» – то есть цифра, сумма в долларах, которая устроила бы ее как ежегодная прибыль, она ответила: «Такой цифры нет, но только потому, что я откладывала саму мысль о ней на потом. Мне тяжело представлять будущее».
Однако после нашей встречи дела у нее немного пошли вверх. Она несколько раз «сходила в кафе, не думая о тратах» и «кое-что купила», не проверяя при этом свой банковский счет, опасаясь, что израсходует лимит. Также с помощью агента Лили работала над проектом, который должен был, как она планировала, вывести ее карьеру на новый уровень. Она описала это как «импрессионистские полухудожественные мемуары».
«Я думала, что это такой способ быстро разбогатеть, – признается она. – Но он никакой не быстрый, – смеется она. – Все очень медленно. Это мое золотое яйцо, – объяснила Колодни. – Если оно разобьется и сгорит, придется все пересмотреть». Но что ей пересматривать? Что еще она может сделать? План Б – преподавать, в идеале – историю искусств, но при необходимости – что угодно. План В – любая работа вообще. «Все мои знакомые, – говорит она, – если не вкалывают с девяти до пяти и не сидят праздно на шее у родителей, то работают или йога-тренерами, или водителями такси, или няньками». После стольких лет ей было бы трудно «заниматься чем-то подобным, столь далеким от призвания». Но Колодни, которой на момент нашей встречи было уже тридцать четыре, также понимала, что приближается к решающему моменту. «Никакой стабильности, – говорила она о своем положении. – Особенно если я задумаюсь о ребенке. На самом деле, если я задумалась о ребенке – значит, я действительно его хочу».
МАРТИН БРЭДСТРИТ решил следовать за своими музыкальными мечтами в возрасте двадцати девяти лет. Он вырос в Австралии, сейчас живет в Монреале и является основателем группы Alexei Martov (лучше всего для описания их музыки подходит слово «громкая»). Коллектив собрал множество поклонников с помощью своих концертов, продвигая их через Facebook. В 2015 году Брэдстрит решил организовать турне. По его словам, для музыкантов подобного рода именно так и выглядит успех: «разъезжать в фургоне, играть песни, над которыми работал вместе с друзьями», делиться чем-то значимым с совершенно незнакомыми людьми.
Так что Брэдстрит прошерстил интернет в поисках похожих бэндов и просмотрел сотни афиш, чтобы выяснить, в каких местах они выступают. Потом он связался с Indie on the Move, базой данных для музыкантов, чтобы найти контактную информацию. Как он объяснял, площадка скорее возьмет тебя в график, если у тебя уже есть готовая программа и ее описание – подразумевается, что выступаешь ты и еще пара местных групп, – так что он просмотрел примерно 80 бэндов из Луисвилла и послушал их записи, чтобы выбрать наиболее похожих, с кем можно было бы сыграться. И потом, говорит Брэдстрит, «приходится думать, как продвигать выступление в городе, где ты никогда не бывал, на площадке, на которой ты никогда не выступал, с музыкантами, с которыми ты никогда не играл», что ему, кстати, удалось, поскольку он попросил у концертных площадок контакты СМИ для связи.
Брэдстрит признает, что ему пришлось проделать уйму работы, но благодаря интернету – это все, что требуется для организации турне. Он объяснил, что на первых порах деньги только уходят, но финансовый вопрос для него не важен (музыкант живет на сбережения от выигрышей в онлайн-покере и, как он выразился, «за счет прочих вложений»). Конечно, он с удовольствием перешел бы на следующий уровень – завел себе рекламного агента, антрепренера, заключил контракт со студией звукозаписи, – но, как он сам выразился, «там таких талантливых и без меня хватает». На момент нашей встречи Брэдстрит уже придумал себе новые занятия. «Можно считать, что зарабатывать на жизнь музыкой – прекрасное решение, – сказал он с легкой грустью. – Но в современных реалиях очень трудно быть эффективным во всем и сразу, особенно с возрастом». Однако он ни о чем не жалеет. Как он говорит, из пятидесяти концертов, что они дали, «половину можно занести в список ста лучших вечеров в моей жизни».
МИКА ВАН ХОУВ – независимый режиссер-самоучка из Охая, Калифорния. У него нет ни высшего, ни хотя бы среднего кинематографического образования. Как он сам говорит, его работа «стала возможна только благодаря интернету» и всему, чему он смог научиться в Сети. Если для него телевидение – это проза, то кинематограф – поэзия. «Смысл в том, чтобы выразить как можно больше за ограниченный промежуток времени, – говорит он. – Иногда бывают мгновения, в которых будто бы сосредоточено вообще все, или же в мелочах появляются намеки на то, как далеко простирается возможный человеческий опыт. И я всегда тяготел к таким моментам, поскольку они случаются в самые странные, самые неожиданные времена». Он рассказал, что учился, практикуя, «падая в процесс с головой». В первый день съемок своей дебютной короткометражки он взял с собой камеру, но забыл объектив. Съемки первого художественного фильма, средства на который были собраны на краудфандинговой платформе Kickstarter, при «микробюджете» примерно в сорок тысяч долларов заняли пять лет. Ван Хоув, выросший в бедности, предыдущие десять лет почти постоянно ночевал у друзей, да и сейчас регулярно спал у кого-нибудь на полу. Он был бы и рад жить с матерью, но у нее дела шли еще хуже, чем у него. «Зависит от того, чем ты готов пожертвовать, – говорит он. – Я готов отказаться от крыши над головой. Большинство людей так не могут, это их и ломает». Во время нашей встречи Ван Хоув как раз заканчивал работу над своим вторым фильмом, накануне до пяти утра внося правки. Он собирался показать картину на всех возможных фестивалях, от десяти до двадцати – лишь бы вступительный взнос был ему по карману. «Я пытаюсь понять: работает ли все, чему я выучился, – признавался Ван Хоув. Он был готов сделать следующий шаг – написать полноценный сценарий, найти нормальное финансирование, примерно 500 тысяч долларов. – Люди ведь чувствуют, когда ты готов». Я спросил, какая сила им движет. «Мне скоро тридцать, – ответил он. – Девять лет назад я решил, что буду заниматься этим до конца жизни. Я вложил все свои деньги и всего себя». Теперь осталось понять, какой след он оставит. «Я воспринимаю все как преемник других мастеров, – говорит он. – Мы смотрим на произведения искусства, появившиеся до нас, и создаем свои собственные как способ говорить с этим миром и видоизменять его».
* * *
В цифровой век в ходу два сценария того, как быть человеком творчества и зарабатывать себе на жизнь, и их истории диаметрально противоположны. Одна начинается в Кремниевой долине и продавливается ее пиарщиками в медиа. Суть такова: сейчас – наилучшее время, чтобы творить. У тебя есть ноутбук – а значит, и студия звукозаписи. У тебя есть айфон – а значит, и кинокамера. GarageBand, Final Cut Pro[2 - GarageBand – программное обеспечение для Mac OS X и устройств системы iOS, используемое для создания музыки. Позволяет записывать звук, использовать виртуальные инструменты, работать с midi-файлами. Final Cut Pro – профессиональный видеоредактор для Mac OS; используется для обработки и монтажа видео.] – все инструменты под рукой. Дешевое производство, бесплатное распространение. Весь интернет на ладони: YouTube, Spotify, Instagram, Kindle Direct Publishing. Творят все кому не лень – вдохновился, постучал по клавиатуре, выложил свой креатив в Сеть. Вскоре ты уже зарабатываешь, делая то, что тебе нравится, – как все эти звезды видео, о которых болтают на каждом углу.
Другая история рассказывается самими авторами, чаще всего музыкантами, но также и писателями, кинематографистами, комиками: ты, конечно, можешь выложить свое творение, но кто его купит? Цифровой контент не монетизируется: музыка бесплатна, тексты бесплатны, видео бесплатно, даже фото, которые вы выкладываете в Facebook или Instagram, тоже ничего не стоят, потому что другие могут взять их (и берут) для использования просто так. Искусство – не для всех. Для создания произведений искусства требуются годы упорной подготовки, а также материальная поддержка. И если ничего не изменится, то большая часть мира искусства станет нежизнеспособной.
Я в большей степени склонен верить авторам. Во-первых, я не доверяю Кремниевой долине. У них миллиарды причин продвигать свое видение, но уже сейчас понятно, что они не такие уж образцовые граждане с высокой социальной ответственностью, какими себя позиционируют. Во-вторых, данные свидетельствуют в пользу авторов, которые, в конце концов, изнутри могут оценивать собственный опыт.
При этом люди все же занимаются искусством. На самом деле даже активнее, чем когда-либо, как подчеркивают технари. Как же им это удается? Терпимы ли нынешние условия? Устойчивы ли они? Стали ли они демократичнее – при тех «равных возможностях», которые нам якобы дает интернет? Как авторы научились адаптироваться? А сопротивляться? Как им удается процветать – тем, кто успешен? На уровне сухой терминологии – что значит функционировать как автор в экономике XXI века?
Экономика XXI века: это интернет и все, для чего он работает, во зло и во благо, но также и расходы на аренду жилья, студийных помещений, цены на которые стремительно растут, опережая инфляцию. Это увеличение стоимости обучения в высших и средних школах искусств, а вместе с ним – и объемов студенческих долгов. Это рост экономики свободного заработка вместе с долгосрочной стагнацией заработной платы, особенно в случае низкооплачиваемой дневной работы, к которой давно уже обращаются молодые авторы. Это глобализация, которая касается и конкуренции, и потоков капитала. Многие из нас, не имеющие отношения к искусству, также сталкиваются или вскоре столкнутся с этими факторами. Люди творческие просто стояли в первых рядах и приняли основной удар на себя.
* * *
Можно возразить и сказать, что людям искусства всегда было нелегко. В каком-то смысле да – хотя понятие «всегда» простирается не так далеко, – но кому именно было трудно? Молодым авторам, которые только самоутверждаются; тем, кто недостаточно талантлив, – а таких всегда хватало; или талантливым авторам, которым при этом не удалось найти свою аудиторию и достичь успеха. Теперь проблема еще и в том, что тебе тяжело, даже если ты добился успеха: нашел своего читателя или слушателя, завоевал уважение критиков и старших товарищей, работаешь в выбранной сфере постоянно и стабильно. Я говорил об этом с Иэном Маккеем, фронтменом хардкорных групп Fugazi и Minor Threat и главной фигурой на инди-музыкальной сцене с начала 80-х годов прошлого века. «Я знаю много кинематографистов, – сказал он, – которые вложили все сердце и душу и деньги в проекты задолго до расцвета интернета, а в итоге остались с голой задницей, потому что слишком мало людей захотели посмотреть их кино. Но так и должно быть. Сейчас же проблема в том, что ты можешь остаться с голой задницей, даже если достаточное количество людей захотело посмотреть твое кино, почитать твою книгу и послушать твою музыку».
Да, творческим людям всегда было трудно. Но есть разное «трудно». Важно, насколько. Степень этой сложности определяет, насколько ты вкладываешься в свое искусство, вместо того чтобы прозябать на работе, а от этого зависит, насколько ты будешь хорош и как много сможешь создать. Уровень задач определяет, кто будет первым. Чем меньше ты заработаешь своим творчеством, тем больше тебе придется полагаться на другие источники дохода – например, на маму и папу. Чем меньший капитал вращается в мире искусства в целом, тем чаще оно становится прерогативой богатых детишек. Также достаток коррелирует с расой и полом. Если тебя волнует культурное разнообразие, то придется уделить внимание и экономике. Представление, что «они все равно будут этим заниматься» – то есть настоящий творец ни за что не бросит искусство, – растет либо из наивности, либо из невежества, либо из привилегированности.
Когда мы забываем о тяжелом положении художника[3 - Под художниками в этой книге подразумеваются разные представители всех сфер искусства, а не только живописцы и иллюстраторы.] в современной экономике, для этого есть очевидная причина. Произведений искусства не просто много – их намного больше, чем когда-либо, и стоят они при этом дешево. Потребители искусства сейчас находятся в наиболее выгодном положении – по крайней мере, если не приравнивать количество к качеству или не беспокоиться о работниках на другом конце цепочки услуг. Сперва у нас появился фастфуд, потом – быстрая мода (недорогая одноразовая одежда, производимая низкооплачиваемыми рабочими в таких местах, как Вьетнам и Бангладеш), а теперь мы имеем и быстрое искусство: сделанную на скорую руку музыку, такую же литературу, такое же видео, дизайн, иллюстрации, которые мгновенно изготавливаются и в спешке потребляются. Можно наесться этим досыта. Однако нужно задать себе вопрос: насколько питательными будут все эти продукты и устойчива ли производящая их система.
* * *
То, как (и сколько) платят авторам, влияет на их творения: именно их мы включаем в свой опыт, именно они определяют наше время и формируют сознание. В этом суть. Искусство может жить вне времени в том смысле, что оно выходит за пределы хронологических рамок, но, как и любой другой человеческий продукт, создаетсяв какую-то эпоху и подвергается влиянию условий, в которых появляется. Люди предпочитают это отрицать, но каждый автор это понимает. Мы потребляем больше того, что нам нравится, и меньше того, что не нравится. По-настоящему оригинальное искусство – экспериментальное, революционное, новое – всегда было занятием нерентабельным. В благоприятные времена большая часть таких творений поднимается за черту выживаемости, где их существование становится возможным, – там автор может продолжать творить, пока не придет признание. В дурные времена большая часть оказывается по другую сторону. Какое же искусство мы обеспечиваем себе в XXI веке?
Люди, которые платят за произведения, сами определяют (напрямую или нет), что будут создавать авторы: этим занимались покровители эпохи Возрождения, буржуазные театралы XIX века, зрительские массы XX века, публичные или частные меценаты, спонсоры, коллекционеры и т. д. Экономика XXI века не только высосала значительные суммы из мира искусства, но также перенаправила их в неожиданные и не всегда плохие стороны. Появились новые источники финансирования, среди которых особое место занимают краудфандинговые сайты; вернулись старые – вроде прямого покровительства; существующие методы либо набирают силу – такие как брендирование искусства и другие формы корпоративного спонсорства, либо становятся слабее – как научное исследование. И все это влияет на то, что авторы создают.
В своей книге мне в первую очередь хотелось очертить эти перемены. Интернет позволяет мгновенно обратиться к аудитории – как и к автору. Возможно, здесь не хватает профессионалов, зато тут помогают любителям. Сеть тяготеет к скорости, краткости и повторам; все должно быть новым, но при этом узнаваемым. Акцент делается на гибкость, универсальность, экстраверсию. Все это (и не только это) меняет наши представления о прекрасном, влияя на восприятие и качественного продукта, и искусства как такового.
Выживет ли оно само? Я говорю не о креативности или созидании – написании музыки, рисовании картин или сочинении рассказов. Я имею в виду особое понятие – Искусства с заглавной «И», – существующее лишь с XVIII века: искусства как автономного царства созидания смыслов, не подчиняющегося ни старым властям вроде короля и Церкви, ни новым – вроде политики и рынка, не знающего ни авторитетов, ни идеологии, ни хозяина. Я говорю о том понятии, которое предполагает, что задача автора – не развлекать аудиторию или льстить ей, не прославлять Господа, группу или спортивный напиток, но изрекать новую правду. Выживет ли оно?
Я беседовал с исполнительницей Ким Дил, еще одной иконой инди-сцены (среди ее проектов – группы Pixies и The Breeders). Дил выросла в Дейтоне, штат Огайо, где до сих пор живет; сейчас ей уже за пятьдесят. Она, не жалуясь, сравнивает себя с трудягами, среди которых взрослела на индустриальном Среднем Западе, все более превращающемся в постиндустриальный Средний Запад. «Я автосборщик, – рассказывала она. – Своего рода сталевар. Еще один человек в мировой истории, чья профессия устарела и исчезла».
