Близкое – далёкое
Иван Царицын
Книга, которая выявляет противоречия времени: конфликты поколений, непомерные амбиции, историческая память. Главные герои – студенты, преподаватели, поисковики, мелкие чиновники. Их непростые взаимоотношения и жизненные коллизии близки практически каждому. Автор выстраивает многоплановый роман о любви, дружбе, искренности, о прошлом и настоящем. Острая и правдивая, не лишенная иронии, эта книга пытается ответить на вечные вопросы – кто есть мы и почему мы делаем то, что делаем?
Иван Царицын
Близкое – далёкое
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Валя Трухов приехал на рынок Пятого километра встретиться с преподавателем Александром Бушуевым. Валя недавно перешёл на четвёртый курс. Он был нежным мальчиком. Тепличные условия взросления, отсутствие драм и тяжёлых страданий не придали его лицу какой-либо выразительности. У него были гладкие и мягкие щёки – пользовался всевозможными кремами и лосьонами. Безучастным взглядом смотрел Валя на мир. Кипел рынок вокруг него жизнью громкой, наполненной множеством событий, но он и не видел этой жизни. Он, стоя рядом с закусочной, с нетерпением ждал, когда ему приготовят хот-дог.
Валя по совету Бушуева оделся по-походному. Точнее так, как он представлял походную одежду: кроссовки новенькие, знаменитой фирмы, заказанные по интернету и свежая футболка с принтом: «Montana. The country of the blue sky», – а под надписью горы, но горы ненастоящие, а как треугольники в учебнике геометрии.
Аккуратненько положил тёплый хот-дог в портфель и отправился искать запорожец с жёлтой наклейкой «инвалид» на лобовом стекле. Ждал студента Александр Бушуев – старик крупный и круглый почти как эталонный шар. Хиленький его запорожец, где всё держалось на соплях, во время поездок страдальчески кряхтел от тяжести грузного тела. Бушуев всегда выглядел бледно, но не аристократическая бледность как у Трухова отпечаталась на его лице, а бледность, которая делала ему вид тяжелобольного человека.
У Бушуева были покалечены ноги, и сам он рассказывал, что ноги ему прострелили на разборке в девяностых. «Приезжаю и вижу – там оптика, там оптика, а у меня два автомата под плащом, я и давай по головам шмалить», – рассказывал, а сам глядел по-хитрому, и никто из студентов не верил тучному старику с жиденькими волосиками, будто бы приклеенными на голый череп. Говорили, что у Бушуева в лаборатории есть сейф, где он хранит стопки долларов. А ещё он написал словарь блатного жаргона и являлся владельцем нескольких десятков патентов на изобретённые им усовершенствования для электрических реле.
– Взял фотоаппарат? – спросил Бушуев.
– Да, – Трухов ответил нехотя. Будто и не ответил, а запнулся обо что-то. Неприязнь давила на юношу.
– Сделаешь фотоотчёт с сегодняшних раскопок, потом я тебе практику зачту.
Валя давно бросил фотографировать. На втором курсе разгорелось увлечение, он купил навороченный фотоаппарат, смотрел онлайн курсы, думал зарабатывать фотосессиями, но ему не нравились снимки, которые получались, казались они ничтожными. Усердия не хватило, и увлечение иссякло, но прошло два года, и Валя понял, что нужно было поднажать, и получилось бы что-то толковое. Но и тогда он махнул рукой, а недавно Бушуеву понадобился бесплатный фотограф на раскопки, а у Вали оказались пропуски и незакрытая практика.
Страсть к фотографированию так и не вернулась. От универа Валю тошнило. Тошнило и от Бушуева с его практикой, лабораторными, транзисторами и реле. Валя разделял преподавателей на два вида: семидесятилетних-восьмидесятилетних стариков, которые толком не соображали, бесконечно занудствовали, и молодых аспирантов, которые сами предлагали сделать курсовые за деньги. И тех и других Валя считал непрофессионалами. «Всем на всё плевать», – говорил Валя так, будто выносил смертный приговор российскому образованию. А потом заказывал себе курсовую у молодых аспирантов.
– На прошлой неделе нашли останки. Лопатой один замахнулся, а там косточки в земле, он их царапнул, – проговорил Бушуев.
– Хорошо.
– Громадную бедренную кость вырыли. Гадали, что это может быть, ведь нечеловеческая явно.
– Я надеюсь, нам не придётся трупы выкапывать, – проговорил Валя, упирая на каждое слово. Он как бы прощупывал – придётся ли, в самом деле, выкапывать трупы?
– Я маленьким был, мы с другом лазили в районе «камышей», там тогда ничего ещё не построили, и видим однажды – под кустом немец лежит. А главное – всё при нём. Даже униформа и планшет сохранились. Кости мы трогать не стали, а тот планшет распотрошили и ещё железный крест сняли. Потом крест выбросили, а сейчас такие кресты столько стоят – ого-го!
– Вот прям труп лежит?
– И ППШ находили. Парень из такого милицейскую машину обстрелял.
– Значит, и я могу ППШ найти, и пойти полицейские машины обстреливать?
– Ты если по-чёрному собрался копать, то можно и уголовное дело схлопотать. У нас один на даче патроны хранил выкопанные. Еле выкрутился.
– Очень интересно, – все эти трупы, какие-то кости, раскопки, уголовные дела, всё это ужасно напрягало.
«Ладно, я не буду заводиться», – подумал Валя, словно бы сделал одолжение Бушуеву. И ещё подумал: «А если найти череп и забрать себе, из него потом можно будет вино пить, как в фильмах?». Но вслух не спросил.
Поместился Валя на заднем сиденье запорожца, поперёк которого, упираясь одним концом в заднее стекло, а другим в ручку переключения передач, лежали костыли. Бушуев лихачил на дороге. С трассы свернули, пересекли железнодорожный переезд. Запорожец поехал по кочкам и ямам среди строгих сосен. Выехал на поляну, где громоздились навалы выкопанной густо-коричневой земли. Вокруг сновали три поисковика с лопатами и кирками. Бушуев полез из запорожца, от натуги лицо его раздулось, он выкарабкался, пыхтя ноздрями.
– Где этот чёртов инвалид? – подскочил мужик с огромным вывалившимся животом. С седых его волос обильно тёк пот и блестел в густой щетине. Оторвался мужик от раскопок, и летний тугой ветер сушил сальное тело и пропитанную потом одежду.
Бушуев и мужик обнялись, похлопали друг друга по плечам. Обнимались тепло и хлопали по-дружески.
– Андрюша Вознесенский, – представил Бушуев своего друга. – Руководит всеми поисковиками в Севастополе. – И кивнул в сторону Вали. – А это наш фотограф на сегодня.
– Здравствуй, – Вознесенский протянул для приветствия руку. – Это хорошо, фотограф нам нужен.
Руководитель поисковиков Вале понравился. Голос у руководителя – убаюкивающий, ласковый. И Бушуев на Вознесенского глядел с нежностью, и неожиданно было видеть нежность в глазах Бушуева. На мгновение Валя и забыл о своём негодовании. Вознесенский помог встать Бушуеву на костыли. Один из поисковиков взбежал на кучу выкопанного грунта и как человек, считавший себя вправе быть здесь хозяином, принялся рассматривать прибывшего фотографа.
– Витя Кочубей, наш товарищ, – указал на поисковика Вознесенский.
В армейских штанах и тяжёлых берцах, голый по пояс, со слипшимся от пота пучком чёрных волос на груди – в облике Витьки Кочубея было что-то бунтарско-махновское. Рядом взобрался другой поисковик. Этот – кожа да кости. Убогий и тщедушный, он походил на переростка.
– Юра, другой наш товарищ.
– Чей молодец? – спросил Юра.
Валя уловил неприветливые нотки в его тоне и почувствовал внутреннюю отчуждённость от этих людей. В мужицких лицах поисковиков чудились варварские черты.
– Чьи, чьи, все свои, – отозвался Бушуев и подмигнул Вале. – Мы зовём его между собой Юра Бухенвальд.
Валя оглядел костлявую фигуру поисковика Юры и поморщился. Слово «Бухенвальд» тронуло в сердце Трухова что-то неприятное, брезгливое и, главное, запретное. Ну не скажет так цивилизованный человек, не скажет.
– Это 851-я зенитная батарея, – проговорил Вознесенский. – Здесь 17 июля 1942 года произошёл последний бой Второй обороны Севастополя. Вот два оружейных дворика, в один угодила авиабомба. Отсюда, отсюда и вот так идут траншеи. Место не изучено, может попасться всё что угодно.
– Если найдём немецкую каску, тут же экспроприируем ко мне в музей, – разрезал речь Вознесенского звонкий голос Кочубея.
– Про каску ничего уверенно говорить не буду, а вот то, что где-то здесь лежат защитники Севастополя – это скажу. Бои здесь были страшные, немцы потом всю батарею обработали хлорной известью, от того ничего на этом пяточке не растёт.
– Я в Москве на Измайловском чуть было не купил финскую, – рассказывал Кочубей, почти уткнувшись Юре в ухо. – Но вовремя остановился, вроде немецкая, а присмотришься – не то, совсем не то.
– Тут у нас некоторые находки.
Под камнем аккуратной кучкой лежали дырявые, почти рассыпавшиеся чёрные гильзы, массивные осколки, поросшее ржавчиной перекрученное железо и сгнивший фильтр противогаза. Валя сфотографировал находки.
– А там нашли останки, – Вознесенский подвёл Трухова ко второму оружейному дворику, – пока вырыли только кости таза и ещё огромную бедренную кость лошади, видимо обоз накрыло.
Валя заглянул в яму, и земля на дне показалась ему сырой, намешанной и такой, будто в ней можно увязнуть. И где-то там, в глубине лежали человеческие кости, которые будут доставать. От такого могло сделаться дурно.
Кочубей и Юра, схватив лопаты, спрыгнули на дно ямы, и через мгновение наружу полетели клочья земли. Вознесенский рядом долбил киркой суровый крымский грунт. Бушуев строго следил за работой. Валя наводил объектив то на лопату, то на кирку, и снимки у него получались смазанные. Он отошёл подальше от раскопок, сел на корточки, достал из портфеля хот-дог.
– Ты чего? – спросил Бушуев.
– У меня обед, – уверенно ответил Валя и начал жевать.
