– Смотри-ка! Нам с тобой детство приснилось, а царю-батюшке Валхала какая-то.
– Царской особе царские сны. А Валхала сия – это наш тот свет. Только вот не понятно – ад или рай.
Певун снова стал мечтательным и благодушным. Лежал на спине, подложив руки под голову, и в небо смотрел, на котором уже появились звезды…
Шорох какой-то в лесу раздался.
– Что это? – шепотом спросил Остап.
Певун, на локте приподнявшись, настороженно прислушался, лёг и вяло махнул рукой.
– Почудилось.
Пугачев отозвался:
– Зверь какой-то. Я тоже слышал.
Певун, будто между прочим, поинтересовался:
– Слушай, царь-батюшка, а почему ты после изгнания к казакам на Урал подался, а не за границу, к королям-императорам? Или секрет – нельзя рассказывать?
– Почувствовал свой рок и повиновался ему, – недовольно проговорил Емельян Иванович.
– Так просто?
– Каждый должен пройти свой путь. – Пугачев явно не хотел разговаривать на эту тему.
– Ты прошел?
– Нет. Ещё надеюсь на удачу.
– У тебя нас трое осталось. А если мы уйдем, с кем будешь?
– Ну, и уходите к чертовой матери! – крикнул атаман в сердцах и повернулся спиной к казакам.
– Ты, наверное, к кержакам-раскольникам надумал податься? – спросил Остап.
Самозванец молчал. Ему вдруг обидно стало по-детски – болезненное ощущение собственной ненужности, сиротской неприкаянности настолько, видимо, обострилось, что навернулись горькие слезы. Он боялся сморгнуть, лежал и таращил глаза в темноту, подавляя совсем уже ребячье желание встать и уйти. Куда? А хоть к тем же кержакам. Поликарп звал…
– Тебе не повезло, царь-государь, – подливал масла в огонь Остап. – Не надо было такую стерву в жены брать.
– Ты меня будешь учить! – Пугачев удержал слезы, не сдержав ярости.
Казак казался невозмутимым.
– У меня хорошая жена. Ждет меня…
– Мне плевать, кто тебя дома ждет!
– Не обижайся. У каждого своя судьба. Ну что молчишь? Ты ещё здесь? Я бы на твоем месте подался к кержакам. Они не выдадут тебя Катьке…
Это было последней каплей для разбитого самозванца. Он вдруг словно проснулся, поднялся и решительно зашагал спиной к реке. Впопыхах запнулся о лежащего певуна и всердцах пнул его ноги.
– Ты, батюшка, до ветра пошел? – как ни в чем не бывало, спросил тот.
– Я не обязан тебе докладывать, – огрызнулся Пугачев.
Остап вмешался:
– Конечно же не обязан. Но если срать, иди подальше, чтоб не воняло царским гавном.
– Без советчиков обойдусь.
Казак будто не слышал ничего:
– Вроде бы царь, а по нужде ходит, как простой казак. И Катька твоя на горшок садится, как моя баба. Так чем же вы лучше, цари-императоры, простого народа? Горшки из золота? Задницу парчой подтираете? …
Тут пути наши разошлись – Пугачев ушел в темноту, а я переместился к разведчику.
Чуточку припозднился к его смертному часу, но что произошло, понял сразу. Он удачно добрался до стрелки, на берег выбрался и стал осторожно пробираться к строениям. Одного не учел – огромных, непривязанных псов-людоедов, рыскавших по усадьбе. Они его тут же учуяли, набросились, поняв что не свой, прикончили, пикнуть не дав, и принялись пожирать. В этот момент я появился и увидел отвратительную картину дикой трапезы.
Произошло это внезапно и как-то классически – первая жертва охотников за сокровищами. Умер он для меня безымянным. В какой-то момент я даже растерялся. Но потом осенило – в кержацком селении, видимо, такая охрана была предусмотрена. Раскольники найдут завтра останки, лоб перекрестят и бросят их свиньям. Те, говорят, и кости молотят. Так что, даже могилы не останется от казака, любившего нецензурно браниться. Ни надгробья, ни эпитафии…
Вскоре событие, касавшееся лично меня, затмило печаль кровавой трагедии.
Прямо от места пиршества собак я направился в конюшню к сундуку с драгоценностями. И каково же было мое потрясение, когда обнаружил пустую телегу. Впрочем, седла и сбруи казацких коней ещё лежали в ней, а казны след пропал.
Ох, уж эти мне кержаки!
Шаря по усадьбе в поисках сундука, чувствовал себя почти уверенно – ещё не было ни паники, ни растерянности, ни, тем более, отчаяния. Все обшарил. Всех обитателей досмотрел – нет золотишка. Куда-то успели сундук кержаки спрятать за время моей отлучки. Мне чудилось, что сокровища где-то в покоях слепой Феодоры – все обшарил, не нашел, дальше направился, а мысль свербит: может, заклятье наложила провидица? И я опять к ней…
Если в землю где-нибудь закопали, то кранты – без их участия мне не найти.
И вот тут ощутил толчок отчаяния – всё! Клад Пугачева пропал для меня…
Это был первый миг в двух моих путешествиях во времени, когда окружающий мир восприниматься стал таким, какой он есть на самом деле, а не как интересное кино.
Заполночь вернулась погребальная команда. Поликарп немедленно отправился на доклад к провидице.
– Закопал?
– Их в пещере не оказалось?
– Не понимаю.
– Приехали – нет никого.
– Куда ж они подевались?
